Глава 11

Глава: 11

– Надо что-то решать! Причем СРОЧНО! – Канни буквально выл, его лицо было искажено яростью и беспомощностью. Он метался по импровизированному КП в центре лагеря, сжимая автомат так, что костяшки пальцев побелели.

Напротив него, опершись о стол с мерцающими голограммами, стоял Намар. Профессор выглядел изможденным, тень фонаря падала на глубокие морщины придавая ему еще более древний вид.

– Я понимаю ваше беспокойство, Канни, – голос Намара был устало-ровным, но с трудом сдерживаемым напряжением. – Но...

– ЧТО ТВОЮ МАТЬ, "НО"?! – Канни врезал кулаком в металлический ящик с грохотом. – Ты ж умный, блин! ПРОФЕССОР! Придумай что-нибудь!

– Я пытаюсь, – Намар сжал переносицу. – Если бы вы не орали как на пожаре, а дали подумать, шансов придумать хоть что-то у меня было бы больше.

Канни оглянулся. Солф, Псих, Кувалда, и еще пара офицеров – все смотрели на него с немым вопросом и нарастающим раздражением. Он скривил гримасу, сдавленно выдохнул и отступил на шаг, упираясь спиной в опорную стойку генератора. – Говори, старик.

Намар выпрямился, его взгляд скользнул по карте местности, проецируемой на стол. – По существу. Майор Григорий в плену. Это плохо. Но не катастрофично. Пока. Катастрофа в другом.

Он ткнул пальцем в точку на карте – место переговоров и последующей бойни. – Кто-то… или что-то… намеренно стравило нас с королевством Лайонес. Хладнокровно. Расчетливо и профессионально.

Все молча кивнули. Хаотичная бойня началась для каждого полнейшей неожиданностью: сначала снайперский выстрел по Мадроку, потом убийство дипломата, попытка мага спалить пол-леса… и ответный огонь паникующих со всех сторон.

– Кувалда, – Намар повернулся к верзиле. – Повторите еще раз. Ваши люди, стоящие на страховке… что-то вообще видели?

Кувалда, чье лицо пылало от унижения и ярости, ему было плевать на «Касту», но то, что его и его головорезов «вырубили», как по мановению волшебной палочки – бесило до животного скрежета зубов.

Гневно плюнув на пол, он мрачно буркнул: – Я ж вам уже третий раз говорю! Ни хрена! Ни снайперы, ни посты на подступах – никто ни черта не понял! Просто… – он щелкнул пальцами с такой силой, что звук хлопнул, как выстрел, – ...и свет выключили. Бац. Всех. Магия, черт бы ее драл. – Он плюнул на пол еще раз, заканчивая свой спич.

Намар кивнул, тяжело потирая виски. – Значит, помимо потенциального врага – королевства Лайонес – у нас есть скрытый манипулятор. И он силен. Очень.

– Значит, для начала следует во-первых: обезопасить подходы к лагерю, по максимуму. Датчики движения, сейсмические сенсоры, тепловизоры на деревьях. – Солф кивнул, уже доставая планшет для пометок.

– Кстати, как там Брус? – спросил Намар.– Жить будет, – вяло бросил из угла Канни, не отрывая мрачного взгляда от входа. – Множественные колото-резаные. Хирургический дрон копался в нем три часа. Через пару дней, может, оклемается. Если сепсис не сожрет.

Псих, до сих пор молчавший, тенью наблюдавший за всем, резко шагнул вперед. Его глаза горели холодным, расчетливым огнем.– Чего тут долго думать? – его голос был тихим, но резал сталью. – У нас есть преимущество. Гравиплатформы. Разведроны с ночным видением и тепловизорами.

– У них – долбанные ящеры. Магия или нет, но скорость и обзор – на нашей стороне. Мы уже «вчера» должны были лететь за Кастой. На тех «бронебрюхах» далеко его не увезти. Максимум – до гарнизона Черных Гор, это три часа пути максимум.

– Я уже отправил дроны на поиски.

– Поддерживаю! – Канни выпрямился, его ярость нашла выход в действии.

– Найдем и вытащим Гришу!

Все взгляды устремились на Кувалду. Верзила тяжело почесал подбородок, размышляя. Рисковать своими людьми ради «Касты»… душа не лежала.

С другой стороны… приказ босса был четким: «Приглядывай за ним». А «приглядывать» за трупом – как-то не звучит. Да и Гриша… тот еще фрукт, он был чрезвычайно живуч. Мог и вернуться. И тогда вопрос «почему не вытащили?» мог закончиться для Кувалды очень плохо. Испытывать судьбу ему не хотелось.– Черт с вами! – выдохнул он, с силой хлопнув ладонью по столу. – Я с вами! Начистим этим безумным дикарям их золоченые рожи!

Все снова посмотрели на Намара. Профессор видел в их глазах решимость, подогретую яростью и чувством вины. Спорить с этой разъяренной, жаждущей мести толпой было бесполезно и опасно.

От того он медленно кивнул. – Хорошо. В таком случае… предлагаю не лобовой штурм, а точечную, скрытную операцию. Быструю. Жесткую. Вход, поиск, извлечение и выход. Минимум шума, максимум эффекта. Готовьтесь. У нас мало времени.

Гриша открыл глаза. С большим, мучительным трудом. Каждое веко весило тонну. Все тело ныло глубокой, разлитой болью, будто его переехал грузовик. А голова... голова раскалывалась на части, пульсируя в такт ударам сердца. В ушах стоял звон, смешанный с гулом крови.

Темнота. Абсолютная. Хоть глаз выколи. Ни единого лучика света.

«Где я?» – мысль пронеслась туманно, как сквозь вату. Потом хлынули обрывки памяти: бойня, шипение пуль, крики, удар по ноге, кованый сапог... Плен.

Он попробовал пошевелиться. Мгновенно пожалел. Острая, жгучая боль пронзила сломанную голень. А до ушей донесся характерный звяк-звяк. Холодное, неумолимое сопротивление на запястьях и лодыжках. Кандалы причем очень тяжелые.

«Черт...»

Он завертел головой, пытаясь хоть что-то разглядеть. Ничего. Ни окон, ни щелей, ни силуэтов. Только густое, непроглядное черное молоко. И завывание в ушах.

Протяжное, тоскливое завывание ветра где-то очень близко, за тонкой стеной. Или перегородкой? Он перевернулся на бок, превозмогая боль, и что есть силы ляпнул ладонью по поверхности рядом.

БУМ!Звонкий, металлический гул отозвался в маленьком пространстве. Тонкая. Жесть или сплав. «Чертова коробка». – Подытожил он. «Не каменный подвал, больше похожа на контейнер или прицеп фургона?»

Судя по завыванию ветра, тонким стенкам, общей тесноте и... отсутствию тряски. Именно это насторожило больше всего. Средневековые дороги в его представлении были адской тряской на костоломных колесах.

Здесь же – ровный гул, легкая вибрация, едва уловимое чувство движения... но не тряски. «Черт... Я лечу?» – мелькнула дикая догадка. «Но на чем?!»

Его догадка подтвердилась часами позже. Несколько коротких, резких остановок от которых он вжимался в пол, в конце концов – движение прекратилось окончательно.

«Заглушили двигатели?» Через какое-то время скрипнула дверь его металлической тюрьмы-короба. Слепящий дневной свет ворвался внутрь, заставив его зажмуриться. Пара мощных рук в грубых рукавицах выдернула его, как мешок.

На свет божий...

Мельком, сквозь слезящиеся от света глаза, он успел увидеть серые громады башен, высокие зубчатые стены из темного камня. Большой, мрачный замок, нависающий, как утес.

Но он толком и разглядеть его не успел – его тут же «заломали», скрутив руки за спину, и поволокли через двор к невысокой, но прочной каменной пристройке. Темные, сырые коридоры с низкими сводами нагнетали тревогу. Воздух пах сыростью, плесенью и чем-то гнилым и вонючим.

«Ну, тюрьма... Это ещё не конец. Поборемся еще», – пытался он подбодрить себя, но уверенности не было. Долгие подъемы по узким винтовым лестницам и спуски по таким же окончательно запутали его и вымотали.

Под конец гвардейцы его уже просто тащили – идти самостоятельно с раздробленной голенью было немыслимо. Боль затуманивала сознание, настолько, что он пару раз чуть не свалился в «бессознанку».

Наконец, остановились у массивной дубовой двери, окованной железом. С него, на удивление, сняли кандалы. Один из гвардейцев грубо толкнул его внутрь.

«Что за...?»

Небольшая комната, удивительно аккуратная. Каменные стены были побелены. Каменный пол чуть ли не блестел. У стены, стояла простая, но крепкая деревянная кровать с тюфяком и грубым одеялом. Рядом – небольшой шкафчик. Посередине – стол и стул. И – маленькое, высоко расположенное окошко с толстыми железными прутьями. Луч выбегал из него пыльным светом падал на стол, где стоял глиняный котелок, из которого валил легкий пар и глиняный кувшин.

– Отдыхай и ешь, – буркнул гвардеец из-за двери. – За тобой скоро придет лекарь.

– Парни, а что… что будет потом? Да и где я вообще нахожусь? – хрипло спросил Гриша, опираясь о стену.

– Ты предстанешь перед Ее Высочеством, – отчеканил гвардеец. – Она желает тебя видеть. Лично. – Дверь с грохотом захлопнулась, почти одновременно с этим щелкнул тяжелый засов.

Мысли – хаотичные, тревожные – навалились на Гришу потоком: «Королева, даже знать не хочу, что меня ждет? Допрос? Пытки? Показательный суд? Обмен?»

Он бы мог долго размышлять над своим не самым радужным будущем, но все мысли были сметены мощным, настойчивым урчанием его собственного желудка. Боль отступила на второй план перед первобытным чувством голода. Из чугунка пахло... похлебкой?

«Ну что ж... Война войной, а обед по расписанию», – с горькой иронией подумал он, подволакивая сломанную ногу к столу. Котелок был горячим и пах на удивление съедобно.

В этой странной для средневековья, подозрительно чистой камере, запах еды казался единственной нитью, связывающей его с реальностью и теплом жизни. Пусть даже перед визитом к королеве, которая "желает его видеть". Он схватил ложку, стоявшую рядом. Сейчас ему было все равно. Нужны были силы. Чтобы выжить и бороться дальше. «Ну по крайней мере не свалиться в обморок, прямо перед монаршей особой».

Ковыляя на одной ноге (больную он волочил, как чужую, неподъемную колоду), Гриша дополз до стула и плюхнулся на него, как мешок с песком.

Боль в сломанной голени пульсировала тупым, нудным огнем. Перед ним на столе стоял глиняный горшок, доверху наполненный густой, непонятного серо-коричневого цвета кашей с редкими, жилистыми вкраплениями мяса. Рядом – кувшин. Гриша наклонился, втянул носом воздух над горлышком.

Нюх... нюх... Пахло терпко, кисловато. «Вино. Наверняка кисляк какой-нибудь, но и на том спасибо», – подытожил он мысленно. Разумно рассудив, что отравить или прирезать его местные успеют в любой момент, он схватил ложку и, не заморачиваясь приличиями, начал есть. Быстро и жадно, больше механически.

Вкуса он почти не чувствовал – только теплую, солоноватую массу во рту. Голод был сильнее страха, сильнее боли, сильнее унижения. Мозг отключился, остался лишь древний инстинкт: набить желудок. Получить калории. Выжить сейчас.

Он не размышлял, не смаковал – просто загружал в себя топливо, ложка за ложкой, пока горшок не опустел. Только тогда он откинулся на спинку стула, тяжело дыша, осознав, что проглотил все без остатка.

С битком набитым брюхом он едва дополз до кровати и рухнул на тюфяк. «Неплохо... для средневековья», – мелькнула ироничная мысль.

Тюфяк набит соломой или стружкой – навивал воспоминания о молодости, пусть не такой мягкий, как кровать на базе, но куда лучше каменного пола в камере. «С чем я вообще сравниваю?» – мысленно усмехнулся он себе. Усталость накатывала волной.

В памяти всплыли слова Мадрока, сказанные на той роковой поляне: «Ваше участие... в предстоящей битве». «Скорее всего, вытащили не для показательной казни. Пока. Значит, будут пытаться использовать. И выбора, скорее всего, не дадут». Ситуация висела над ним, как обоюдоострый меч.

С одной стороны – умереть он не хотел. Совсем. И прекрасно понимал: отказ от «предложения» королевы будет равнозначен смертному приговору. Эти люди в сияющих доспехах не станут церемониться.

С другой стороны – влезать в местные кровавые разборки? Стать пешкой в чужой войне? За это его по головке точно не погладят.

«Хмм... Интересно, а камеры в галактических тюрьмах просторнее этой?» – с горькой усмешкой подумал он. «Бррр...» По телу пробежала ледяная дрожь от одной мысли о вечном заключении в бетонной коробке где-нибудь на астероиде.

«Нет». Он сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Боль прояснила мысли. «Нет. Нельзя сдаваться. У меня еще есть цель».

В памяти всплыл образ «Икса» - невидимого манипулятора. Того, кто подставил их под удар. Его «приколы» и «недоговорки» его уже достали до скрежета в зубах. Гнев, жгучий и чистый, выжег остатки страха и сомнений.

А потом... как луч света в этой мрачной камере... всплыли другие лица. Жена. Ее смех, теплый, как солнечный луч на щеке. Дочь. Ее маленькие ручки, обнимающие его шею. Пусть он не знал, что с ними стало, но их память... их любовь... была его якорем.

«Ради вас...» – мысль прозвучала как клятва, выжженная в душе. – Ради памяти о вас... Я буду жить. Я буду цепляться за эту жизнь зубами и когтями. Я буду бороться. Чего бы мне это ни стоило. Через боль. Через унижение. Через эту проклятые задания «Икса». Я выживу. Я вернусь. И я найду того, кто за этим стоит. Икс... мыль жопу!

Гриша закрыл глаза, сосредоточившись на образах любимых лиц. Боль в ноге отступила на второй план. На ее месте зажглась новая сила – холодная, стальная, непреклонная решимость выжить и отомстить.

Сон был бездонным и пустым, как космический вакуум. Гриша проснулся не от звука, а от ощущения. Теплого, густого, как медленный поток расплавленного золота. Оно разливалось изнутри, окутывая тело мягкими волнами. Боль в ноге притупилась до далекого фонового шума. Это чувство было почти блаженным – будто он парил в невесомости, окутанный теплой, живой водой. Мир и покой, столь редкие в последнее время.

Открыл глаза он замер.

В сантиметре от его сломанной голени склонилось девичье лицо. Юное. Слишком юное. С тонкими, сведенными в напряженную гримаску бровями.

Заметив его взгляд, девушка вздрогнула так сильно, что чуть не опрокинулась. Серые, огромные от испуга глаза метнулись к стоящему у двери гвардейцу, как к единственному спасению.

– Без глупостей! – рявкнул стражник, делая шаг вперед. Рука легла на рукоять меча. Гриша молча поднял ладони в знак покорности, не отводя взгляда от маленькой целительницы.

Он изучал ее. Хрупкая. Как фарфоровая статуэтка. Маленькое личико с острым подбородком и слишком большими для него глазами, в которых все еще плескалась паника.

Даже с гвардейцем за спиной, ее нервы явно играли в джаз. Тонкие, почти детские ручки, хрупкие плечи под простой серой туникой – все выдавало в ней ребенка. «Боже, она боится меня больше, чем я – оказаться на плахе», – мелькнула у Гриши горькая мысль.

Но главное было не в этом. Его взгляд скользнул ниже, к ее рукам. Они лежали на его голени, и от них исходило слабое фиолетовое сияние. Не яркое, а призрачное, как северное сияние, запертое под кожей.

И в месте соприкосновения... боль отступала. Не исчезала полностью, но таяла, как лед под солнцем. Онемение и острая ломота сменялись терпимым, глубоким теплом. Он чувствовал, как кости, мышцы, разорванные связки... восстанавливаются. Медленно, мучительно, но верно шаг за шагом. Благодаря ей.

Внезапное уважение смешалось с изумлением. Девочке было мучительно тяжело. По ее бледному лбу и вискам струился пот, смешиваясь с пылью и оставляя грязные дорожки.

Тонкие запястья дрожали от нечеловеческого напряжения. Дыхание стало частым, прерывистым. Гриша не знал, как долго она уже работала, но судя по ее виду, она выкладывалась на пределе. Сила, текущая через нее, явно требовала огромной цены.

И вот – финал. Фиолетовое сияние погасло, словно перегоревшая лампочка. Девчушка отдернула руки, как от раскаленного железа, и, пошатнувшись, отползла в сторону. Лицо было мертвенно-бледным, под глазами – темные круги. Она едва держалась на ногах, уткнув взгляд в каменный пол.

– К-как вы себя чувствуете? – ее голосок был тихим, прерывистым шепотом, полным истощения.

– Намного лучше, – Гриша ответил искренне, глядя на нее. – Спасибо тебе. Огромное спасибо. – Он хотел сказать больше – спросить ее имя, узнать, откуда она, – но не успел. Не проронив ни слова и не подняв головы, девочка, шатаясь, выскользнула из камеры будто за ней гнались стадо голодных волков.

Гвардеец пропустил ее и бросил на Гришу последний оценивающий взгляд.

– Сегодня вечером предстанешь пред Ее Величеством. Готовься, и помни одна ошибка, одна глупость с твоей стороны и ты... Его тон не обещал ничего хорошего.

– Покойник. – Продолжил его слова Гриша. Но дверь уже захлопнулась с тяжелым, окончательным звуком. Гриша остался один, но уже другим человеком – с почти целой ногой и новой, незнакомой тяжестью на душе: благодарностью к хрупкому врагу и ледяным предчувствием наступающего вечера.

Загрузка...