Паладин против правил

Глава 11 Чересчур узкая кроличья нора

— Странно, вроде был полдень, когда я сюда заходил, — бормочу под нос, выходя на улицу. Наевшаяся до отвала Тигра остается внутри. Сил у нее банально не осталось. Развалившись на чудом уцелевшей кровати, она вырубилась, стоило только мне окончательно спрятать Штуку внутри ее безопасного хранилища. Как-то так. И все же это странно, что солнце этого мира не сдвинулось ни на сантиметр. Вообще, где я нахожусь и как мне попасть к гномам? У меня конец света на носу!

Вообще, впечатление от всего вокруг оставалось каким-то… неправильным. Нарисованным, что ли. Нет, прикасаясь к деревьям, я чувствую теплые стволы, трава такая же, как обычно. Солнце ласково пригревает лучиком, а невидимые птицы поют совсем, как всегда. Тем не менее, меня не покидает ощущение какой-то неправильности этого мира. То же солнце, например, висит в одной точке уже несколько часов, как приклеенное. Пожалуй, стоит расспросить об этом Кенгу. Со слов Тигры, она и Сова — самые умные в общине.

Дом девушки-кенгуру стоит поодаль от остальных, выделяясь красотой, внешним лоском и порядком. Если жилища Медведя, Кролика и других выглядят надежно, но неказисто, словно при их строительстве в первую очередь думали о крепости и надежности стен, то домик Кенги выглядит как произведение искусства на фоне деревенских построек. Он окружен узорчатым заборчиком, через который видно ухоженный сад с плодовыми деревьями.

Стоило моей руке только коснуться калитки, как от двери слышу голосок хозяйки:

— Ричард! Заходи скорее, мой милый друг! Я уже заждалась!

Кенга встречает меня во всеоружии. Она сменила неказистую накидку на украшенный передник, слегка испачканный мукой. Держа в правой руке деревянную лопатку, она левой лапкой придерживает дверь, приглашая меня пройти внутрь. Проемы в домиках низкие и узкие, словно рассчитанные на то, чтобы в них проходили… Ну, да, точно! Плюшевые игрушки! Странно, разве они не владеют магией? Могли бы создать себе больше удобств.

Пригнув голову, пролезаю в узкий проем, задевая локтем не успевшую подвинуться Кенгу. Мне показалось, или она и не хотела отходить? В любом случае, покрасневшая хозяйка отворачивается, поспешно извиняясь и убегает в соседнюю комнатку, ссылаясь на готовку. Успеваю взглянуть ей в спину, невольно зацепившись за одну немаловажную деталь, существование которой напрочь сбивает меня с толку.

Из одежды на Кенге лишь передник и трусики! Провожая жадным взглядом ее крупные бедра и просвечивающиеся сквозь тонкую ткань нижнего белья ягодицы, иду следом.

«Какой же ты все-таки кобель, Ричи!» — упрекает меня внутренний голос. Если честно, я порой сомневаюсь, говорю ли сам с собой или это Светлена решает вмешаться в ход моих мыслей. Она уже признавалась, что иногда таким образом подталкивает меня на верных ход суждений. Так-то напрямую с ней я могу говорить только медитирую и впадая в состояние «грогги», когда дух освобождается от оков тела. Но ничто не мешает ей говорить со мной вот так — подделываясь под мои личные мысли. — «Ни одной юбки не пропустишь!»

«Я не кобель, а многолюб!» — возражаю сам себе. — «Я поддерживаю хорошие отношения с каждой девушкой и люблю всех одинаково…»

Вспоминаю Сонну, Катарину, Джанну и вздыхаю.

«Хотя нет. Их немного больше. Но остальных — одинаково. Я же не виноват, что многамии в этом мире практически не существует⁈»

Внутренний голос не отвечает. А ведь я говорю правду — в этой Вселенной нет такого понятия, как брак между мужем и женой. Так вышло из-за многочисленных войн, на которых погибают мужчины всех без исключения рас. Когда наступает временное затишье, оставшиеся в живых самцы идут нарасхват. Тут уже не до брака — лишь бы успеть зачать потомство, пока твоя очередь не прошла! У людей немного иначе — их плодовитость и организованность способствуют раннему появлению моногамных браков, но у прочих рас все иначе. Долголетие, редкие роды, а также Проклятие сохраняют многоженство до следующей Войны. Поэтому, мое поведение ни у кого не вызывает вопросов и удивления. Лишь голос совести иногда пытается достучаться, но я успешно придавливаю его железобетонными аргументами.

Да и в конце концов? Перед кем мне тут отчитываться⁈ Никого не принуждаю, никакого насилия — все только по обоюдному согласию! Вон, даже Тигра быстро ухватила суть «пряток», еще и еще желая продолжения, пока совсем не выбилась из сил. А судя по быстрым, но сладким взглядам, которые на меня искоса бросает Кенга, похоже, меня ждет очередное приключение.

Кенга мечется по небольшой кухонке, умудряясь одновременно и готовить что-то вроде печенья, и не поворачиваться ко мне соблазнительным задком. Пахнет одуряюще вкусно, а внутри малюсенького помещения жарко так, что я обливаюсь потом, несмотря на открытые окна. Судя по всему, бывшим игрушкам не часто приходилось готовить, если только для того, чтобы окончательно не потерять вкус пищи. А Кенга не только не потеряла навык, но и довела его до совершенства. А может, это я так сильно проголодался, что запах выпечки кажется мне таким вкусным?

Хозяйка вертится у плиты, не забывая расспрашивать у меня подробности личной жизни, вкусы и пристрастия, а также описывать строение местного мирка. Как я и предполагал, здешняя деревенька и окружающая его местность — нечто вроде замкнутого микрокосма, кладовки внутри огромного дома или небольшая параллельная система, в которую победившие боги запихнули проигравших иномирцев. Да, народ Кенги оказался неудачливыми захватчиками, решившими терраформировать красивый мир во имя собственных интересов. Недооценив силы противника, они с треском продули в короткой, но кровопролитной войне, потеряв примерно 95 % общего населения. Оставшихся загнали в этот микромирок, в котором они пребывают до сих пор.

— Погоди, — перебиваю словоохотливую хозяйку. — Так здесь все, кто остался? Все, кто выжил⁈

— Ой, что ты! — смеется та. — Просто мы и раньше были разобщенным народом. Собственно, мы проиграли потому, что каждый старался урвать власть себе, не доверяя даже самым близким. Когда нас прокляли и запихнули в Изнанку, то мы разбились на группы, каждая из которых взяла себе отдельный кусочек этого мира. Так появились мы, но есть и множество других, совершенно отдельных от нас «кладовок», в которых и сейчас идет своя собственная, ни на что непохожая жизнь. Объединяет нас лишь одно — практически полная потеря магических сил. Лишь объединяясь, мы получаем небольшой доступ к прежней мощи. Ну…

Она на короткий момент останавливается, смущенно замолкая.

— Ты видел, как мы изгнали Кристофера. Это давно назревало. Уж очень странно стал вести себя наш бывший лучший друг. Странно и страшно. Он начал срываться на нас, вымещая на самых слабых накопившуюся ярость и злобу, проделывать разные… м-м-м… не самые приятные вещи… Больше всех доставалось Пятачку, как самой скромной и бессильной из нас. Мы могли лишь утешать ее, да копить силы. А когда он пришел с требованием немедленно достать ему сокровищ, наше терпение окончательно лопнуло. Знаешь ли, существует несколько правил, которые Лучший друг обязан соблюдать по отношению к нам. Мы пока не рассказывали их тебе, так как ты из без них прекрасно справляешься…

— Честность, доброта, взаимопомощь, любовь? — перебиваю ее. — Разумеется! С моей стороны так и будет!

Глаза Кенги наполняются слезами гордости и радости. Справившись с эмоциями, она продолжает:

— Но на тот ритуал мы потратили почти весь запас магии, накапливаемой несколько лет. Вообще, мы собирались пробиться обратно, чтобы попросить прощения у богов, но так вышло, что пришлось заняться изгнанием Робина…

— А куда он вообще делся? Умер?

— О, нет! — горячо возражает та. — Мы не могли так поступить с бывшим лучшим другом, пусть он и оказался конченным мерзавцем. Мы всего лишь переселили его душу в один из заброшенных миров, к которым у нас сохранился доступ. Так как его тело, скорее всего, не выдержало перемещения, вероятно, он реинкарнировал в похожую на нас сущность. Точнее, в то, чем мы были раньше.

— В игрушку⁈ — приподнимаю брови. Кенга кивает. Надо же! Действительно, ублюдок того заслуживает! Жаль, что мы никогда не узнаем, что же с ним произошло на самом деле. Да и черт с ним, больно нужен!..

… «А-а-а, как больно! Голова, моя голова-а-а. Просто раскалывается! Что… что произошло⁈ Я же только что был с игрушками? Где я⁈ Что произошло⁈»

— М-м-м-м-м-м! М-м-м⁈ М-м-м!!!

«Я не могу говорить! Почему⁈ Они забрали мою речь⁈ Нет… Нет не только! Это тело! Оно точно не мое!»

— Хочу! Хочу-хочу-хочу-хочу! Его! Вот его хочу!

— Магди, успокойся, веди себя как истинная дворянская леди! Тебе уже пять лет!

— ХОЧУ ЗА-А-А-АЙКУ-У-У-У-У-У!!!!!!

— Ох, да-да, хорошо. Эй, продавец! Почем тот одноухий заяц⁈

— Два серебряных фунта стерлингов, госпожа…

— Сколько⁈ Да ты охуел?.. Ой, прости, Магди, ты ничего не слышала. Два фунта⁈ Он внутри из золота, что ли⁈ Да ты знаешь, кто я такая⁈ Я — жена герцога Носттимгемкого!

— П-п-простите, госпожа, каюсь, не признал, моя вина. Д-двадцать серебряных пенсов…

— Ганс! Отсчитай торгашу двадцатник! Магди, крошка моя! Бери зайку! Ой, осторожнее, дитя. Он и без того еле дышит! Ты же ему второе ухо оторвешь!

— Мое! Мое-мое-мое-мое! Зайка-зайка-зайка!!!..

«Нет-нет-нет! Невозможно! Я — сын военного полковника! Я — человек! Я-а-а-а…»…

— Ганс! Куда направляется госпожа?

— Известно куда! К подруге надираться. С тех пор, как ее мужа отправили в ссылку, она только и делает, что тратит его состояние и надирается до чертиков. Ее бедная дочка Магдалена! За ее воспитанием никто не следит! Вот, купили ей очередную игрушку! Через день, она превратит ее в подушечку для иголок или ритуально сожжет. А может, оторвет все лапки. У нее странная и страшная фантазия, наполненная вседозволенностью. Хорошо, что она пока не добралась до настоящих животных…

«Не-е-е-е-е-е-е-ет!!!»…

Кенга возвращается к готовке, демонстрируя мне свою великолепную фигуру. Особенно, она хороша в те моменты, когда наклоняется за мешочками с мукой или проверить содержимое духового шкафа. Я уже не раз подмечал, как зверодевушки выгодно отличаются от всех остальных прекрасных представительниц прочих рас: они способны изогнуться так, как не сможет даже самая эльфиестая эльфийка! Кенга не подводит. Она ныряет в самые труднодоступные места, не сгибая колен таким образом, что ткань трусиков натягивается с такой страшной силой, что мне четко становятся видны все ее выпуклости. Хвостик не мешает, напротив, он только подчеркивает ее прелесть.

— Поэтому, — продолжает она, натягивая толстые варежки, чтобы не обжечься о горячий противень, — при желании ты можешь познакомиться и остальными нашими соплеменниками, хотя далеко не все могут похвастаться ласковым и добрым нравом. Многим изоляция не пошла на пользу. Нет, они не стали совсем плохими, но многие, например, используют крохи своей магии на похищение детей из внешнего мира, вместо того, чтобы заводить с ними доброжелательные отношения.

— Похищения детей? — невольно вырывается у меня. — Как это возможно⁈

— Ну, не похищения, — смущенно трясет лапкой Кенга. — Скорее, они помогают тем, кто не в силах прокормить ребенка или даже подбирают брошенных или потерявших семью крох. Поверь, на свете огромное множество несчастных детей.

Задумчиво киваю, вспоминая слезы в глазах тех детей, которых мы освобождали из рабского плена. Первые слова, которые мы от них слышали, были: «Мама? Вы видели мою маму⁈» Кому-то везло, и их принимали в чужие семьи, кому-то нет. Но большинство из них все же находили утешение в чужих семьях. Зверолюдям с этим всегда было проще, так как для них попросту не существовало чужих детей. Маленьким представителям других рас было труднее. Помню, даже несколько дней лично возился с трехлетней акулиной, аквариум с которой мы нашли в одном из многочисленных погребов Паши и с превеликим трудом и осторожностью доставили в особняк. Сначала она категорически отказывалась принимать пищу, но постепенно привыкла к нам и теперь ее жизни ничего не угрожало…

— Они предлагают таким войти в их семью на правах их Лучшего друга, — продолжает Кенга. — Никогда не было тех, кто бы не согласился. Таким образом, и дети получают убежище, семью и все блага, необходимые для растущего ребенка, и мой народ получает возможность сохранить разум. Одиночество никогда не сказывалось на нас в лучшую сторону. Одичать куда проще.

— Значит, у вас все-таки есть возможность выходить в наш мир? — интересуюсь я. Хозяйка лишь тяжело вздыхает.

— Есть, но она невероятно тяжела и энергозатратна. К тому же, у нас есть всего несколько минут на то, чтобы поддерживать Дверь в видимом состоянии. Но сейчас…

Зверодевушка по-новому, с радостью, осматривает собственное тело.

— … Сейчас! — восклицает она. — Я чувствую в себе столько мощи! И она продолжает прибывать! Думаю, денек-другой и я сама смогу самостоятельно призвать Дверь! Вот только, зачем она нам теперь, когда у нас есть ты?..

Она хлопает дверкой духовки, вновь ныряя вниз, оголяя при этом свой очаровательный задок и совершенно при этом не стесняясь, что немного не вяжется со скромностью в ее поведении. Должно быть, девушка еще не до конца привыкла к своему новому облику, проведя слишком много времени в образе игрушки. Раньше ей не приходилось заботиться о внешности. На то они и были игрушками. Зато теперь она периодически вспоминает, что соски ее груди иногда вылезают из передника, а небольшая накидка едва-едва прикрывает промежность. Интересно, где она умудрилась достать трусики?

— Насчет Тигры, — без всякого перехода вдруг спрашивает она, аккуратно вытаскивая горячий поднос. Мне в лицо бьет струя горячего ароматного воздуха, а изо рта сама собой идет слюна, когда я вижу перед собой аккуратно выложенные в ряд замечательные воздушные пирожные. Кенга полушутливо-полусерьезно покачивает пальчиком, когда я тянусь к ним. Схватив со столика кондитерский мешочек, она начинает выдавливать крем на каждое из них. Вздыхаю. Надо подождать еще чуть-чуть.

— Насчет Тигры, — повторяет она. — Ты сумел справиться с нашей взбалмошной полосушкой? Как тебе это удалось? Я думала, она доведет тебя до ссоры!

Фыркаю, улыбаясь, а в глазах Кенги вдруг проскакивает едва уловимое понимание. Тут же вспоминаю, что передо мной далеко не простушка, а существо, которому несколько тысяч лет, умудренное опытом и знаниями, подчас недоступные простому смертному. Тем не менее, хозяйка продолжает вести себя, как ни в чем ни бывало, все так же выдавливая крем на пирожные.

— Прости, если лезу не в свое дело, — говорит она, слегка помолчав. — Просто Тигре пришлось больше нашего испытать боли и горя в далеком прошлом. Она была воином, причем не обычным. Она была Героем.

Сказав это простым домашним тоном, Кенга вновь замолкает, смотря на меня ласковыми черными глазами. Но сейчас ее взор словно проникает в самую мою душу.

— Ее сильно ранило в последней битве, — продолжает рассказ хозяйка. — Честно говоря, мы не особо надеялись, но она смогла выкарабкаться, потеряв при этом часть своей души, памяти и разума. То, что сейчас от нее осталось — лишь тень былой Тигретты. Но когда ты вернул ей прежний облик, мне показалось… Показалось, что тебе удалось невероятное. Скажи, между вами было что-то большее, нежели дружеские отношения?

— Да, — просто говорю я. — Но я хочу сказать, что готов принять на себя всю ответственность…

— Какая ответственность, о чем ты⁈ — шутливо машет лапками хозяйка, с натугой улыбаясь, хотя я вижу, с каким облегчением она вздыхает, смахивая слезы радости. — Я только рада, что ты как следует позаботился о нашей меньшей сестричке! Если бы ты только мог представить, как мы все переживаем за нее! Даже эти с виду толстокожие увальни, способные лишь тырить мед и стонать возле озера! Вот бы и мне…

Она внезапно затыкается, краснея так, что цветом лица могла бы легко поспорить с помидоркой и поворачивается ко мне спиной, судорожно переводя дух.

— Ты, Ричард, — говорит она спустя пару секунд. — Ты не просто наш Лучший друг! Я чувствую в тебе Великую Силу, а твои способности поражают воображение. Думаю, твое появление здесь неслучайно, но не будем загадывать.

Она снимает варежки и нагибается в очередной раз, выдвигая очередной ящик, демонстрируя пухлые, но крепкие ляжки. При виде этого у меня образуется просто каменный стояк. Хозяйка вдруг так резко разворачивается, что я не успеваю среагировать.

— Я так рада, — начинает было она, когда ее глаза опускаются ниже, — что… Ого!

Искренний и внезапный вздох восхищения неожиданнен даже для самой Кенги. Охнув, она опирается на стол, не в силах отвести взгляд, потом резко дергается и разворачивается, принимаясь перекладывать с места на место кухонную утварь.

— Это… Та штука… — говорит она. — Это то, о чем я думаю? Ты ее применил, чтобы удовлетворить Тигру?

Соглашаюсь. Мне скрывать нечего, да и незачем. Реакция Кенги скорее забавляет меня, нежели пугает или настораживает. Сколько же времени ей пришлось провести в плюшевой игрушке⁈

— Эта… — пытаясь найти подходящие слова, произносит хозяйка. — А что, если? Хотя, нет, забудь! Или… Как это… Ой. Ой? Ой-ой-ой-ой! О-о-ой!!!

Пытаясь заболтать неловкую паузу, Кенга открыла нижнюю тумбочку, второпях попытавшись запихнуть туда пару кастрюль, да так и осталась в том неловком положении. Она стоит, неловко согнувшись, по привычке не сгибая колени (у игрушек нет коленного сустава), с головой и обеими руками нырнув в глубины тумбочки, в которую пыталась запихнуть кастрюльки. Ее сочный зад, едва закрытый полупрозрачными трусиками, колышется передо мной, притягивая взор и внимание.

— Рич, — доносится приглушенный писк из недр тумбочки. — Я… Я, кажется, застряла…