Между добром и злом. 3 том

Глава 9

Кондрат задыхался. Всё тело горело то ли от жара, то ли обжигающего холода. Он выныривал из тьмы, чтобы вздохнуть полной грудью и тут же проваливался обратно, не понимая, где заканчиваются его галлюцинации и начинается реальность.

Весь мир вдруг стал обрывочным, непонятным и странным. Ему мерещились люди: солдаты, малхонты, имперцы, и все они звали его и пытался утянуть за собой. В один момент Кондрат пытался вырваться из крепкой хватки сотен закоченевших от холода рук, пытавшихся затащить его в голубоватую мглу, в другой уже вырывался из объятий людей, которые буквально горели огнём и были готовы испепелить до состояния угольков.

Иногда Кондрат вновь обнаруживал себя в том самом трюме, где он вновь дрался и кричал, сражаясь в безуспешной попытке вырваться. А после этого словно по щелчку оказывался в бесконечности, объятая снегом, который валил без устали, под тихий шёпот голосов.

Но сколько бы Кондрат не боролся, этому не было ни конца, ни края. Была лишь бесконечность, и под конец он просто перестал сопротивляться. Всему есть предел, рано или поздно ты сдаёшься, устав от беспросветного кошмара, которому нет ни края, ни конца. Он лишь мог наблюдать, как его затягивает в голубоватую мглу под беспрестанные глухие голоса и шептания мёртвых, которые звучали всё громче, всё более угрожающе и злее.

А потом его выдернуло. Внезапно и сильно вырвало из цепких объятий смерти назад, и он наконец погрузился во тьму, беспокойную и безопасную.

Сколько прошло времени в этом состоянии, Кондрат ответить не мог, но в следующий раз, когда он пришёл в себя, то мог точно сказать, что открыл глаза в реальном мире.

Его тело горело, а зрение не могло сфокусироваться. Всё вокруг казалось размытым, словно через толщу воды. Тело горело, болел каждый сустав, каждая кость. В голову будто положили целый ворох раскалённых углей, которые медленно запекали ему глаза. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь невнятный хрип. Горло обожгло сухостью, словно наелся песка. Почти сразу чьи-то ледяные руки мягко подхватили его за затылок, помогая поднять голову и к губам подступила вода.

Кондрат выпил её до дна, несмотря на мерзотный вкус. В таком состоянии выбирать не приходилось, да и он не заметил его, пытаясь утолить душащую жажду. Вод закончилась, и ладони так же настойчиво вернули его обратно в горизонтальное положение. На лоб легло что-то мокрое и холодное, даря маломальское облегчение, и он снова отключился.

Так повторялось несколько раз. Кондрат просыпался, ему помогали попить, после чего возвращали обратно. В эти короткие промежутки просветления он видел лишь очертания места, где оказался, с каждым разом всё чётче и чётче: куполообразную крышу, людей, которые оказывались около его кровати, их лица, но недостаточно долго, чтобы осознать всё это.

Кондрат продолжал проваливаться в беспамятство.

Он пробудился.

В этот раз всё было иначе. Кондрат просто открыл глаза и чётко осознал, что окончательно вернулся в реальность. Сонливость отступила быстро и безапелляционно, наконец очистив разум.

Он лежал на кровати, отгороженный от остальной части юрты пологом из плотной ткани, словно в больничной палате. Рядом стоял небольшой деревянный тазик с водой, на краю которого лежала тряпка.

Здесь пахло травами и кровью. Кондрат попытался осторожно сесть, и у него это получилось с первого раза, однако в голове почти тут же ухнула глухая боль. Всё тело ощущалось каким-то вялым, все движения казались немного ватными и даже пальцы, двигались медленно, как-то нерасторопно и запоздало.

Немного привыкнув к своему состоянию, Кондрат осторожно откинул одеяло и осмотрел себя. Тело как тело, ничего не изменилось, если не считать, что он был почти полностью перебинтован. Грудь была полностью перевязана, парочка повязок на ноги и почти полностью обмотанная левая рука. Кондрат осторожно подвигал конечностью, но нет, двигается, значит не всё настолько страшно. Лицо тоже было перебинтовано, но Кондрат уже давно не волновался о внешности: есть можно, дышать можно, видят оба глаза и на том спасибо.

Он немного подумал, после чего уже собирался встать, когда полог отодвинулся в комнату заглянула женщина, которая, наверное, была возрастом с самого Кондрата. Чёрные волосы уже давно были испещрены сединой, а на обветренном холодными ветрами лице проглядывались морщинки.

Её чёрные глаза недовольно пробежались по Кондрату. Она произнесла что-то непонятное строгим голосом, подойдя ближе и безапелляционно надавив ему на грудь, чтобы положить обратно на кровать.

— Я хочу поговорить с вашей главной, — произнесён, удивившись, каким хриплым и слабыми был его голос.

Женщина вновь произнесла что-то строго, ещё настойчивее пытаясь его уложить, а Кондрат всё равно сопротивлялся.

— Позовите вашу старейшину.

Женщина подняла тон. На её возмущённый голос в комнату заглянула ещё одна женщина, и та явно жаловалась ей на Кондрата, который, по её скромному мнению, вредничал, как ребёнок. То тоже начала что-то говорить, и уже вдвоём чуть ли не силой они уложили его обратно и укрыли.

Вторая вышла, а первая начала что-то смешивать из бутыльков, которые принесла с собой, и потом спаивать это Кондрату. Только сейчас, полностью придя в себя, он в полной мере ощутил, насколько вкус был мерзким. Горьким, кислым с неприятным травянистым осадком, который оставался во рту. Но рассудив, что травить его просто так не будут, Кондрат беспрекословно всё выпил.

А затем настало время перевязки.

По тому, что рядом оказались ещё три женщины, Кондрат осмелился предположить, что уход за больными было вотчиной именно женщин. Они не показывали даже доли стеснения к его обнажённому телу, деловито снимая старые повязки и надевая новые, позволяя ему самому увидеть, как сильно он успел пострадать.

На груди появилось несколько глубоких порезов, как от когтей. На ноге были колотые раны, размер которых можно было сопоставить с неплохим таким такого мясницким ножом, а левая рука и вовсе вся была искусана до мяса. Кондрат даже не смог посчитать, как много было на ней укусов: одни принадлежали явно людям, а вот другие больше походили на звериные. Про лицо он ничего не мог сказать.

Но заинтересовало его больше то, как именно они выглядели. Не красные и не чёрные, а голубоватые, будто в их края впрыснули голубую краску, а некоторые места выглядели так, как если были покрыты инеем. При этом какого-либо дискомфорта он сам не чувствовал.

После того, как процедуры были закончены, и женщины ушли, через несколько минут пришла старуха. Теперь она была одета заметно проще, без какой-либо нарядной мишуры, мало отличаясь от остальных жителей их племени, если не считать всевозможных оберегов в виде зубов, которые были развешаны по всей одежде и ожерелья из таких же клыков и каких-то металлических бусинок на шее.

Хитро улыбнувшись, она села напротив его головы, и когда Кондрат попытался сесть, положила руку на грудь, скрипучим голосом произнеся:

— Лежи, не стоит тебе сейчас вставать.

— Где мои товарищи? — сразу спросил Кондрат.

— Они здесь, и с ними всё в порядке. Мы своё слово держим.

Кондрат кивнул.

У него в голове было много вопросов, которые хотелось задать, и сейчас, когда гудела голова, было сложно выстроить их в правильном порядке, поэтому Кондрат спросил первое, что пришло на ум.

— Как давно я спал?

— Три дня и четыре ночи. Тебя принесли наши охотники, что отправились с тобой к воющей смерти. Не думали мы, что ты выживешь, но душа твоя сильна, и духи были благосклонны к тебе. Как и те, кто о тебе заботится…

Она выудила из-за пазухи медальон в форме головы змеи, который подарила ему ведьма, и осторожно положила его на грудь Кондрату. Он молча взял его в руку, задумчиво покрутив в руках. Не уж то и в этом случае его спас этот амулет? Значит, на корабле творилось нечто похожее на то, что было под свинофермой?

— Я выполнил вашу просьбу? — спросил он негромко.

— В полной мере. Не ожидали мы, что ты вернёшься обратно с клыком смерти и даже сможешь вынести несколько амулетов наших павших воинов. Их семьи благодарны тебе, теперь они смогут проститься со своими близкими. Теперь, как дано было моё слово, я готова ответить на твои вопросы.

Кондрат задумался.

— Как вас зовут? — наконец спросил он. Может вопрос и странный, однако он всё же должен знать, как обращаться к ней.

Старуха улыбнулась.

— Я Такисуко Гно, старейшина нашей семьи или, как говорите вы, имперцы, племени.

— Миссиси Гно…

— Мы обращаемся друг к другу по имени, — поправила она его.

— Такисуко, что произошло с жителями деревни Уюг?

Она задумчиво посмотрела в никуда. Её лицо расслабилось, она будто уснула на мгновение, после чего медленно произнесла:

— Вы не найдёте тех, кого забрал Дух Ледяного Ветра, имперец. Единственное, чего вы добьётесь — сгинете в его холодных объятиях.

— Кто это, Дух Ледяного Ветра?

— Дух, что живёт в этих землях.

— И всё? — прищурился Кондрат.

— И всё, — беззаботно ответила старуха Такисуко.

И ради этого он рисковал жизнью? Ради этого спустился на проклятый корабль, даже не помня, как толком оттуда выбрался?

А ведь он действительно не помнил, как выбрался наружу. Последнее воспоминание, которое Кондрат мог уловить в своей голове, было то, как он зашёл в комнату, обросшую кристаллами. Заходит туда, осматривает тела, после чего срывает амулет с одного из тел, а дальше…

А дальше какие-то обрывки: искажённые лица, крики, стоны, кровь, выстрелы и блеск сабли, которую он нашёл в каюте капитана, в свете лампы. Все воспоминания были покрыты мраком, и когда Кондрат прикладывал усилия, чтобы вернуться туда и вспомнить, что же конкретно произошло, чувствовал лишь страх перед тем, что так заботливо вычеркнула его память.

— Почему вы уверены, что это Дух Ледяного Ветра? — спросил Кондрат.

— Когда вы видите бури, это он гуляет по просторам. Это его дыхание щипает кожу на ветру, и его озорной характер заставляет покрываться воду льдом. Иногда, приходя с бурями, он забирает с собой людей, чтобы не было одиноко.

— И он забрал целую деревню? Почему?

— Вероятнее всего, он был недоволен чем-то, и в наказание забрал жителей деревни.

Только сказки и легенды, не более. Нередко они имеют под собой какую-т реальную составляющую, но ещё чаще люди просто так пытаются объяснить себе то, что не способны понять. И что бы он не спросил, всё будет упираться в этого духа. Поэтому Кондрат решил немного сменить направление.

— Тот корабль, вы знаете, что он перевозил? — поинтересовался он.

Лицо Такисуко посуровело.

— Они перевозили зло. Перевозили воплощение смерти, что не смогли удержать в оковах, и оно собрало свою жатву.

— Вы сказали, в оковах? То есть, вы видели, что именно они перевозили? — Кондрат даже немного приподнялся, вспомнив, что рядом с тем столом были срезанные цепи.

— Я была там однажды во время своей охоты, — медленно произнесла старуха. — Это обряд для тех, кто готовится возглавить семью, и должен доказать свою отвагу перед лицом самой смерти. Или для тех, кто сильно провинился и должен доказать, что смерть его пока не готова прибрать к себе. А иногда туда отправляются и те, кто хочет доказать свою силу. Все они отправляются в тёмные недра того судна, где смерть обнажила свои зубы, собирая свои трофеи. Приходят, чтобы взглянуть её в глаза и вернуться обратно. Вы должны были видеть её сами, окутанную цепями.

— Я видел только снятые цепи.

Старуха поджала губы и слегка побледнела, что-то пробормотав на своём языке. Её пальцы задвигались, будто она пыталась начертить какой-то оберег. А Кондрат не собирался сдаваться, почувствовав, что наткнулся на след.

— Вы говорили, что мы как дети тыкает в труп кита, пока он не лопнет. Что вы имели ввиду? Это связано с тем, что хранилось на том корабле? Кто-то уже бывал здесь, я правильно понимаю? Вы подумали, что мы одни из них?

Она молчала.

— Я хочу знать правду по праву того, кто побывал там, — произнёс он настойчиво. — Я хочу понять, что происходит, и спасти тех, кого ещё можно спасти, Такисуко.

— Если то, что вы говорите, правда, вы уже никого не спасёте, — произнесла она голосом, лишившимся уверенности, и Кондрат почувствовал слабину, на которую можно надавить.

— Кто побывал там до нас, Такисуко? Тот лагерь, где нас схватили, вы не хотели, чтобы мы узнали правду. О чём? Говорите уже!

— О смерти, — проскрежетала она. — Вы не первые, кто пришёл сюда. Не первые имперцы, что хотели оседлать смерть, как дикого оленя, как это попытались сделать люди, что привезли её. У них не получилось этого сделать, но людская жадность до власти не знает границ. И пришли другие, кто хотел попробовать взять над ней верх.

Она говорила с ненавистью, с искренним отвращением, направленным не на Кондрата, а вообще на всех, кто жил за пределами их земель.

— Имперцы уже приходили сюда. Они искали эту смерть, они рыскали по всюду, пытаясь её отыскать, и однажды они спросили о ней нас. И мы поняли, какое зло они хотят выпустить наружу. Вы правы, они были здесь, и мы сделали всё, чтобы они не добрались до того места. Но кто-то, видимо, всё же смог пройти мимо нас. Смог пройти и освободить её, забрав с собой и даже не понимая, что нас всех будет ждать.

Кондрат из этого понял несколько вещей.

Первое, малхонты не любили имперцев и любили их не только из-за войны, но и потому, что те лезли куда не следует, нарушая негласные правила народов севера. И они относились настороженно к чужакам именно потому, что боялись, что те однажды найдут корабль с грузом и выпустят на волю то, что они называли смертью и злом.

Если верить старухе Такисуко, люди уже неоднократно приходили сюда. И они наблюдали за чужаками, проверяя, действительно ли это обычные люди, приехавшие на север по личным причинам, будь то работа или банальный интерес, или же искатели того самого корабля «Судьбоносец». Те, кто был обычными людьми, они не трогали, а вот тех, кто искал корабль, постигала незавидная судьба.

Что касается лагеря, то здесь одно из двух — он или принадлежал одной из таких команд, с которыми малохнты расправились, или той самой команде, что всё-таки смогла добраться до корабля.

Кондрат склонялся к первому варианту. В пользу него говорил тот факт, что малхонты сразу напали на них, поняв, что служба расследований узнает о произошедшем самосуде. Но был и второй вариант, что малхонты упустили именно этих полярников, и те смогли-таки добраться до корабля и забрать с собой смертоносный груз.

Что за груз? Вариантов было много, и Кондрат даже не знал, какой именно будет правильным ответом. Артефакт, вызывающий безумие? Артефакт, поднимающий мёртвых? Или источник, который порождал враждебных существ, типа бузель, «монашек», которых он видел на свиноферме или ещё каких-нибудь тварей пострашнее.

Мог ли тот груз послужить причиной исчезновения целой деревни? Мог, вполне мог. Вопрос лишь в том, где именно он теперь находится.

— Вы знаете, кто мог его забрать? — спросил Кондрат, внимательно глядя ей в глаза.

— Ваша империя, — произнесла она злым голосом. — Только ей это и было бы интересно.

— Если бы это была империя, она бы не отправила нас, — возразил Кондрат. — Они бы не стали давать этому огласку, зная, что могут выйти сами на себя. Вы приняли нас за тех, кто приходил за грузом, и я вас не виню. Вы пытались защитить себя и остальных. Но мы пришли не за грузом, мы пришли искать пропавших людей, а значит империя не знает, что происходит. Пропажа людей может быть связана с тем, что люди достали с того корабля?

— Если это так, то смерть будет самым лёгким избавлением от смерти, — ответила она. — Ты уж должен это понимать.

— Почему я? — нахмурился Кондрат.

— Потому ты сам видел, что может вытворить смерть с теми, кто жив.