Меченый. Том 5. Линия разлома

Интерлюдия 2 Поездка в Прагу

15 августа 1987 года; Ленинград, СССР

ЗЕМЛЯ И ЛЮДИ: В Брежневе дан старт всесоюзной овощной пятилетке!

На днях в окрестностях города Брежнева, на побережье могучей Камы, состоялось поистине историческое событие: введена в строй первая очередь первого в Советском Союзе промышленного «зимнего» тепличного комбината.

Это настоящий завод по производству свежих овощей. Под светопрозрачными сводами создан микроклимат, который не боится ни морозов, ни метелей. Здесь круглый год будут зреть помидоры и огурцы для стола трудящихся.

Инициатива строительства принадлежит лично Генеральному секретарю ЦК КПСС товарищу М. С. Горбачеву. Местное партийное руководство, с энтузиазмом восприняв идею, проявило выдающиеся организаторские способности и завершило первую очередь проекта в сжатые сроки.

Мощь современного агропромышленного комплекса впечатляет. Площадь первой очереди составляет 42 гектара. Однако такая технология требует колоссальных энергозатрат. Для полноценного роста растений в темное время суток используются специальные лампы, дающие правильный, «солнечный» спектр света. На один гектар тепличного хозяйства в пиковые моменты требуется до 3 МВт электроэнергии. Весь же комплекс, включая подсобные производства и мастерские, потребовал выделения на себя 150 МВт мощности.

К сожалению, Камский энергорайон исторически является энергодефицитным, что на данном этапе сдерживает наши планы по масштабированию этого передового проекта. Но уже в будущем, 1991 году, в строй должен вступить первый энергоблок Башкирской АЭС, строящейся всего в 130 километрах от города Брежнева. Пуск мирного атома позволит снять остроту энерговопроса и откроет новые горизонты для развития тепличного земледелия.

Уже этой зимой жители Брежнева смогут видеть в небе яркое зарево — свет гигантских теплиц, где растут свежие овощи. Ежемесячно труженики Татарской АССР будут получать на свои столы триста тонн свежих помидоров и огурцов! Отныне салат из свежих овощей станет украшением и новогоднего стола каждой советской семьи!

— Так, ещё раз. Всё взяли? Ничего не забыли?

— Не мандражируй, Маруся. Всё равно уже вышли, поздно пить «Боржоми», — пара молодых людей, нагруженных туристическими рюкзаками, стояла на остановке и ожидала свой автобус до аэропорта. При этом девушка то и дело посматривала на часы и что-то проговаривала себе под нос, а парень только посмеивался, глядя на нервяк спутницы.

— Деньги, документы. Билеты, подтверждение брони…

Вот уже второй год гражданам СССР открылась относительно свободная возможность путешествовать по дружественным странам. За это время было отработано и исправлено множество мелких недочётов, и только вопрос бронирования жилья «на той стороне» постоянно причинял бесконечные неудобства «диким» туристам. Билеты в кассе можно было купить без дополнительных телодвижений — придя, конечно же, пораньше в день, когда их «выкидывают» на конкретную дату, и отстояв очередь, не без того, — а вот как бронировать гостиницу в чужой стране, если ты ни языка не знаешь, ни позвонить не можешь, ни даже просто не знаешь, куда нужно обращаться? А лететь наугад и потом пытаться найти жильё по месту? Ну, удачи…

Короче говоря, пришлось создавать специальные центры — чаще всего в тех же аэропортах или при центральных городских кассах, — которые бы помогали людям находить жильё в путешествиях. Всё это было сложно, работало зачастую через пень-колоду, вводило туристов в дополнительные расходы, однако желающих посмотреть заграницу меньше всё равно не становилось.

— Наш! — из-за поворота показался слегка дребезжащий ПАЗик, пустой по причине нахождения ребят на конечной, и окружающая толпа, явно поджидавшая именно этого перевозчика, оживлённо загудела, подбирая свои пожитки и готовясь к бою за удобные места в автобусе. Впрочем, по утреннему времени большой конкуренции не было, и в автобус поместились все достаточно легко.

— Ты что, спишь? — пара студентов медицинского вуза расположилась на самых задних и оттого самых трясучих местах стального пепелаца, после чего парень тут же закрыл глаза и отрешился от этого мира. Девушка, однако, желала общения. — Максим, не спи.

— Так рано ещё, шесть утра. Зачем так рано было ехать — я не понимаю. Ещё час могли бы спать вообще без проблем.

— Ещё деньги нужно поменять, — чуть опустив голос, произнесла девушка.

— Это пять минут времени.

— И вообще, я думала, ты привычен к ненормированному графику. А ты только сел — и сразу дрыхнуть.

Пара познакомилась в медицинском институте. Маша Несвижская — признанная красавица и комсорг потока — училась на втором курсе, Максим Романенко — активист и широко известный в узких кругах спортсмен — на четвёртом. Ребята познакомились на студенческом КВН зимой, быстро сошлись и решили летом устроить себе путешествие. Максим и до этого подрабатывал фельдшером на скорой — это было вообще распространено в Союзе: и дефицит кадров закрывало, и практику будущим врачам обеспечивало, и как источник стабильных средств тоже работало, — Машу удалось пристроить только в середине весны. За последние два года ставка фельдшера на скорой выросла со 120 до 140 рублей и, хотя набега желающих это всё равно не обеспечило, лишние двадцать рублей как ни крути выглядели совсем не лишними. Тем более что только один билет из Ленинграда в Прагу на вторую половину августа стоил как раз сотню целковых, то есть только на билеты туда и обратно у них ушло добрых четыре сотни.

— То-то и оно, что привык, — приоткрыв один глаз, ответил парень. — Суетиться нужно, когда обстоятельства того требуют. А пока есть возможность — можно и дремануть немного, — ответил парень и вновь отключился. И даже бесконечное дребезжание и прыжки на ухабах не смогли его разбудить до самого аэропорта.

В Пулково приехали в начале восьмого. До вылета оставалось ещё больше четырёх часов, поэтому можно было не сильно торопиться. Обменяли в специальном отделении сберкассы деньги, где для проведения операции потребовали предъявить билеты на рейс: за один рубль давали 12 чехословацких крон.

— Это много или мало? — Маша с интересом рассматривала выданные ей в кассе в обмен на 150 рублей 1800 крон.

— Нормально, — качнул головой парень. Он, в отличие от девушки, подобные вопросы «провентилировал» заранее. — Говорят, что цены там… Выше чем у нас

— Прям сильно выше? Это как? — В голове никогда не выезжавшей за пределы СССР девушки варианты иного ценообразования укладывались с трудом.

Пара спрятала полученные деньги и, подхватив рюкзаки, двинула в сторону зала ожидания. На душе было немного тревожно, но при этом как-то сладко что ли. Ожидание чуда.

— Ну смотри. Средняя зарплата там почти такая же как у нас, чуть выше. Две с половиной тысяч крон, примерно. Но и цены выше, например, литр бензина — 8 крон, а бутылка пива — 2,5.

— Ты, конечно же, самое главное для себя узнал в первую очередь, — парень был фанатом автомобилей и мечтал когда-нибудь купить ласточку в собственность, но пока мог только читать журналы и вздыхать о тяжёлой судьбе бедного студента. Что касается пива, то этот упрёк был вовсе несправедливым, поскольку Максим много занимался спортом, увлёкся последние месяцы новомодной калистеникой, мог похвастаться достаточно рельефными мышцами и алкоголем не злоупотреблял. — Подожди, это же очень дорого получается.

— Получается, — согласился парень.

Алкоголь — вместе с сигаретами — и бензин были едва ли не наиболее подорожавшими товарами в СССР за последние пару лет. Если бутылка пива ещё в 1984 году стоила около 30 копеек, то сейчас меньше 55 уже найти практически невозможно. Бензин же подорожал ещё более драматично: раньше на 10 рублей можно было заправить сто литров топлива по десять копеек за литр, что делало владение автомобилем в СССР практически бесплатным, то сейчас цена уже была в районе 30 копеек за литр. То есть в СССР на среднюю зарплату в 220 рублей можно было заправить примерно 730 литров, а в Чехословакии — чуть больше 300.

А вот по пиву калькуляция была совсем, можно даже сказать, радикально иная — 380 поллитровых бутылок против 1000.

— А почему так? Какой смысл в разных курсах валюты, почему бы их не привести к одному знаменателю? А то получается, что им в СССР ездить дешевле, чем нам в Чехословакию.

— Ну да, получается, — только и пожал плечами парень, не склонный забивать себе голову всякими проблемами, на которые он не мог повлиять.

А между тем девушка затронула очень интересный вопрос, который с самого начала разрешения открытого авиаперемещения внутри СЭВ едва не похоронил всю инициативу на корню. Вопрос курсов валют внутри экономического объединения до недавнего времени был вообще не принципиальным. Межгосударственные расчёты шли в переводном рубле с внутренними неконвертируемыми валютами, вовсе никак не связанными. Ну а редкие деловые поездки с минимальным объёмом конвертации валюты вообще ни на что не влияли.

Теперь же было всё совсем не так. Только в одну Прагу из Пулкова было два рейса в день, а всего же пассажирский оборот между СССР и дружественными странами за год составил чуть меньше миллиона человек. И ограничен он был даже не средствами на руках у людей и не самолётами, а способностью бюрократической системы выдавать загранпаспорта, что намекало на ещё большее увеличение интуристов в будущем.

Миллион на средних 400 — не все же бедные студенты, средняя зарплата шахтёра, например, была около шестисот «на руки» — рублей на одного туриста, это уже весьма приличная сумма вырисовывается. Срочно пришлось придумывать механизм выравнивания курса, потому что уже в ответ из стран СЭВ в СССР прилетело ещё большее количество гостей.

В итоге была принята договорённость, по которой баланс ввезённой — вывезенной валюты должен сходиться в ноль, а если не сходится, то государство должно компенсировать его из бюджета. А поскольку европейцы компенсировать свою более дорогую валюту не желали и, наоборот, видели в этом возможность уменьшить часть своего долга перед СССР, курс начал постепенно ползти. Ещё в 1985 году рубль относился к кроне как 1 к 10, в описываемый период он уже стоил двенадцать крон, а на следующий год Прага ещё сильнее девальвировала свою валюту по отношению к советским деньгам, что дало соотношение 1 к 14.

Поскольку импорт-экспорт товаров от «стоимости» валюты никак не зависел, такая девальвация на внутренних рынках стран СЭВ фактически не отображалась, скорее она демонстрировала реальную покупательскую способность людей «там» и «тут».

— О! Нас на посадку зовут. Пойдём! — ребята немного посидели в зале ожидания, потом прошли досмотр; суровый пограничник сверил только недавно сделанные фотографии в паспорте с натурой, спросил каждого, куда они летят, с какой целью и когда собираются возвращаться, но в целом было видно, что делает он это для галочки: за год полёты туда-сюда уже стали настолько привычным делом. Маша потом призналась, что очень боялась этого момента, что вот именно её завернут в последний момент, но нет — всё прошло хорошо.

— На чём летим?

— Сейчас увидим, но, судя по всему, на «тушке», — чуть в стороне от терминала, облеплённая заправочными шлангами, стояла легко узнаваемая трёхдвигательная машина КБ Туполева. — А я думал, на «Иле» полетим. Хотя какая разница… Нервничаешь?

— Ага. Не нужно было на твой дурацкий боевик ходить перед полётом. Я теперь на каждого пассажира оглядываюсь — а вдруг и нас попробуют захватить!

В начале месяца в советский прокат вышел главный «блокбастер лета», повествующий о том, как молодой оперативник транспортной милиции, которого сыграл 23-летний Серебряков, предотвращает захват самолёта, совершённый сбежавшими из части наркоманами-дезертирами, а потом сажает летающую машину, потому что оба пилота оказываются ранены и не в состоянии сидеть за штурвалами.

Наверное, по голливудским меркам фильм показался бы пресноватым, недостаточно наполненным перестрелками и прочим «экшеном», тянущим в лучшем случае на статус «приличной Б-шки», но не избалованный советский зритель валил на показы толпами, причём не по одному разу. Дети повсеместно начали играть во дворах в «воздушного стража», а некоторые особо впечатлительные особы после просмотра заимели неожиданную боязнь перелётов. Понятное дело, что захватывают самолёты сильно не каждый день в Советском Союзе, но а вдруг…

В салон пропустили быстро: узкий трап, запах авиационного керосина, мягкие кресла в потёртой уже синей обивке и стюардесса в аккуратной форме, которая на автомате повторяла: «Ваши посадочные… проходите, проходите». Заняли указанные в посадочных талонах места: парень легко уступил девушке место у иллюминатора, он уже был относительно опытным путешественником и летал на самолетах сильно не первый раз, а вот для девушки это был первый опыт.

— Если будет трясти, будешь руку держать.

— Буду, — без лишней иронии ответил он и действительно взял её ладонь.

Взлетели, заставив внутренности в районе живота напрячься и как бы провалиться вниз. Впрочем, неприятные ощущения быстро прошли, а земля по ту сторону иллюминатора начала стремительно отдаляться.

— Смотри, домики стали совсем как игрушечные! — С высоты облаков лежащий внизу Ленинград больше напоминал раскрашенную географическую карту, чем место реального обитания людей.

— Ага, а облака похожи на пену для бритья, — ухмыльнулся парень. Было в этом что-то очень мужское: наблюдать за восторгом своей женщины…

Режим набора высоты перешёл в ровный гул. Раздали леденцы, потом — чай в толстостенных стаканах с подстаканниками. Предложили журналы «Аэрофлота» — привлекла внимание заметка про «новые формы туристического обмена внутри СЭВ», фотография улыбающихся молодожёнов на Карловом мосту, — выдали всем «памятки юного туриста» с подборкой советов на тему «как не попасть впросак»: не менять деньги с рук, не терять документы, не спорить с пограничником, не фотографировать там, где висит табличка «zákaz».

— Вон, прочитай, — Максим кивнул на абзац. — «Čeština близка славянскому, но не пытайтесь строить предложения наугад — легко попасть в смешную ситуацию». Прямо про тебя, ты такое любишь устраивать.

— Это про нас обоих, — отрезала Маша и тут же, на полях, ручкой вывела: «děkuji — спасибо; prosím — пожалуйста; kolik to stojí — сколько это стоит». — Запомни. Местные оценят.

— Все равно проще на русском общаться. — В ЧССР, как и в других странах СЭВ, русский был обязательным иностранным языком в школах, очевидно, далеко не все его при этом знали на каком-то приличном уровне, но чтобы объясниться в пределах основных понятий — вполне.

Через два часа самолет — мигнув заранее табличкой «пристегните ремни» — пошёл на снижение. С высоты 10 километров ни Польша — через которую пролегала воздушная трасса — ни Чехословакия принципиально от СССР не отличалась, разве что красные крыши местных «сельских» — учитывая плотность населения, нормальных сёл в советском понимании тут в общем-то и не было — домиков выглядели нарядно и притягивали взгляд.

Паспортный контроль в «Рузыне» оказался скучным и коротким. Пограничник посмотрел на Машу, на её свежую фотографию, задал те же три вопроса, что и советский, клацнул печатью и пожелал «šťastnou cestu». Багаж выкатили быстро. Обменник у выхода дублировал знакомые цифры «1:4», и Маша, на всякий случай, пересчитала свои банкноты ещё раз. Максим, оглянувшись, заметил табличку с надписью «Ubytování — туристический центр» и решительно направил туда свой путь.

Вообще-то подобные туристические центры предназначались в первую очередь для тех, кому места в гостинице не нашлось. Это самолёты можно запустить быстро — при наличии оных, конечно — а вот с размещением миллиона туристов там, где раньше они исчислялись десятками тысяч, так просто не разберёшься. Тут на помощь пришла другая идея — размещение приехавших «по семьям». Жители туристических городов, имеющие относительно свободную жилплощадь или планирующие сами уехать куда-то, могли подать заявку о приёме туристов и поселить их у себя. Выходила вполне приличная прибавка к зарплате при минимуме приложенных усилий.

Так вот, ребятам именно жилищный вопрос был не так интересен, они за гостиницу заплатили ещё дома, но вот переспросить насчёт того, как добраться из аэропорта к своему временному месту обитания… До появления сетевых карт с функцией автоматического построения маршрута оставалось ещё почти двадцать лет.

В туристическом центре им быстро подсказали, как доехать до их гостиницы, после чего студенты прыгнули в автобус и, прильнув к окнам, двинули в сторону чешской столицы. И уже тут их постигло что-то вроде разочарования, тот самый пресловутый «парижский синдром». Заграница была до безобразия похожа на города СССР. Тот же Ленинград, особенно в центре, мог похвастаться куда большим количеством красивых зданий и просто интересных глазу объектов.

Доехали, заселились. Кинули вещи и сразу двинули на «обзорную экскурсию», благо сориентироваться на местности в Праге было достаточно не сложно.

Староместская площадь оказалась именно такой, какой её рисовали в журналах: башни, часы, туристы, голуби. У «Орлоя» уже толпились люди, ждали, когда фигурки появятся в окошках. Максим хотел пошутить, что «переоценено», но замолчал: механизм пошёл, отбил, зазвенел, и в этот момент у него неожиданно защемило где-то под рёбрами — как в детстве, когда впервые видишь фейерверк. Маша стояла рядом и одновременно фотографировала на простенькую «Смену» всё подряд, благо плёнки с собой набрали с запасом.

К вечеру, когда ноги уже почти не слушались, они дошли до Пражского града. Мелкий дождь подморосил и тут же кончился, оставив на камне тёмные пятна. Музыкант у перил раскачивался с саксофоном, а дальше женщина в синем пальто продавала маленькие акварели — мост, собор, узкие улочки. Маша выбрала самую светлую, с золотой водой, и, нахмурившись, пересчитав деньги, расплатилась: «kolik?» — «dvacet pět» — «prosím». Максим, для порядка, спросил музыканта, можно ли сфотографировать, и в ответ получил шутливое: «Za pēt korun je možné obejmout». Обниматься не стали, но монету оставили.

В кафе у угла они взяли по чашке «turek» и одно пирожное на двоих, еду они везли с собой в рюкзаках для того чтобы сэкономить, поэтому ужин их ждал в гостинице. Маша, глядя в окно, подсчитала вслух:

— Остаток — тысяча пятьсот пятьдесят крон. А ведь фактически ни на что ещё и не тратились.

— Если экономить, то хватит на четыре дня спокойно, — билеты назад у них имелись на руках, так что парень за свою покупательскую способность не сильно переживал.

— Ещё билеты в музеи, рульку нужно попробовать, пиво опять же… Денег хватит, но без шику.

— А разве нам нужен шик, Маруся? — Максим пожал плечами. — Нам нужна память. Знаешь, никогда не думал, что вообще смогу поехать за границу. Мы же не на дипломатов учимся и не на моряков. Всегда думал, что тут как-то… Иначе. Люди по-другому живут. А тут всё то же самое, только надписи непонятные и еда дороже.

Максим сам не зная этого попал, что называется, в десятку. Именно такое ощущение было у огромного количества советских туристов, волна которых за прошедший год выплеснулась в страны СЭВ. Оказалось, что здесь точно такие же люди, в магазинах — ну, пусть с чуть более богатым ассортиментом, хотя в СССР дела на этом поприще стремительно улучшались — лежат такие же продукты, по улицам ездят точно такие же венгерские автобусы, чешские же трамваи и советские машины. Солнце встаёт и садится также, и даже «запах» воздуха не отличается. Хотя нет, тут как раз отличие имелось: всё же Ленинград стоит на берегу моря, и там вполне отчётливо можно различить в воздухе соответствующие йодистые нотки.

И опять же, понятно, что «советская заграница» была вроде как не настоящей. «Курица — не птица, Болгария — не заграница» — не вчера присказка появилась, но в реальности до последнего времени совсем немного людей из СССР бывали хоть где-то за границей, если брать всех вместе — туристов, командировочных, всяких дипломатов и моряков, — то их вряд ли будет больше 2–3% взрослого населения. Забавно, но даже в эти годы, спустя больше 40 лет после окончания войны, самым массовым советским «туристом» статистически был «рядовой пехотный Ваня», который на своих двоих дошёл до той же Праги и Берлина.

И тем не менее «ветер свободы» в СССР почувствовали очень чётко. Той самой правильной свободы, когда больше возможностей получал именно простой трудящийся, получивший возможность теперь более разнообразно тратить свои честно заработанные рубли. Такая свобода — вместе с одновременным закручиванием гаек по самым разным статьям уголовного и административного кодексов — заметно влияла на отношение народа к власти и собственной стране. Ведь порой для того, чтобы почувствовать себя счастливым, нужно так мало…