Меченый. Том 5. Линия разлома

Глава 7 Первое сентября

1 сентября 1987 года; Ставропольский край, СССР

ПИОНЕРСКАЯ ПРАВДА: юные программисты идут прямой дорогой к Цифровому коммунизму

В столице Поволжья завершился финал первой Всесоюзной олимпиады школьников по информатике. В Куйбышев съехались сотни юных знатоков алгоритмов со всех республик — массовость стала наглядным доказательством того, что курс на «цифровой коммунизм» уже сегодня объединяет школу, науку и производство. В нынешнем году состязались лишь старшеклассники, но со следующего сезона олимпиады будут открыты и для средней школы: библиотеки и центры СовСети готовы к приёму новичков.

Победители удостоены медалей, получают право поступления на профильные специальности без экзаменов и — главное — современные персональные компьютеры для домашней работы, что позволит лауреатам продолжить развитие выбранного дела.

Выступая перед финалистами, заместитель председателя Госкомитета по вычислительной технике т. В. А. Никифоров заявил: «Этих ребят я бы взял на работу уже сейчас. Программирование — динамически развивающаяся отрасль, мы строим её на ходу, и умение решать задачу здесь и сейчас нередко заменяет фундаментальную подготовку. Скажу прямо: некоторые из них разбираются в деле не хуже, а порой и лучше отдельных вузовских преподавателей — и это прекрасно: технику двигают вперёд смелость и практика».

Спрос на программистов стремительно растёт. Зарплаты в отрасли заметно выше средних по стране: молодой специалист получает 160–180 рублей, ведущие — 300 и более. СССР остро нуждается в компьютерщиках: набор на соответствующие специальности в 1987 году снова был расширен, а первых студентов приняли два специализированных института — в Киеве и в Куйбышеве. На базе мощностей последнего и была проведена нынешняя олимпиада.

Сообщаем также: в 1988 году пройдёт крупная олимпиада по информатике среди студентов вузов. Рассматривается международный формат с приглашением талантливой молодёжи из стран СЭВ. Новые победы — впереди!

— ЭВМ нам завезли. Первыми по району, по блату, так сказать, а вот учителя соответствующего профиля так и не прислали. Что делать с ценным оборудованием, непонятно. Я признаюсь честно, сам пытался по инструкции разобраться, но мозги уже не те. Вот и получается, что вместо пользы одна сплошная головная боль. Пришлось даже на дополнительного сторожа ставку выбивать, чтобы охранять имущество, а то поначалу сам сторожил, сидел. Решётки вот на окнах поставили, на дверь замок понадёжнее, но это всё… — Директор школы только махнул рукой.

Забавно, запрос в память Горби выдал справку, что реципиент помнит этого мужчину ещё только-только пришедшим к ним учителем математики, который был старше своих учеников всего на несколько лет. Получается, он всю жизнь в одной школе проработал.

— Разберёмся. Учителей информатики сейчас везде не хватает, в городах мы к этой работе студентов профильных вузов привлекаем, а в деревнях, конечно, сложнее.

Зачем я приехал в родную деревню Горби, я даже сам не знал. Летал в Ставрополь, у нас там совещание с местными товарищами по поводу проблем хранения и переработки зерна намечено было, и… Вот дернуло меня, сам не могу точно сформулировать, почему. То ли хотелось посмотреть на то место, где вырос самый главный злой гений страны, то ли может это меня какие-то остатки реципиента в душе подтолкнули. Короче, не знаю, поддался порыву и поехал.

Что сказать. Село как село. Достаточно крупное, не три дома в одну улицу. Школа небольшая, но полноценная, средняя, общеобразовательная.

— Организовали какие-то курсы в районе, мы туда самую молодую нашу учительницу направили, вернётся — посмотрим, чему научили.

— Ну, правильно, — я кивнул, осматривая внутренности учебного заведения. Школа, несмотря на то, что на улице стояло самое начало сентября и детей тут не было уже три месяца, считай, пахла как-то совсем по-особому. Нет, вру. Пахло внутри свежеструганным деревом и побелкой — как водится, текущий ремонт доделывали в спешке перед самым началом учебного года, — но вот чисто на эмоциональном ощущении… Или скорее это просто игра воображения. Стены и стены, классы и классы, я учился примерно в такой же, разве что размером она была куда больше. — Нужно на местные кадры опираться. Знаете, сколько в СССР средних школ?

— Сколько?

— Сто сорок тысяч. Большая часть, конечно, небольших, но как ни крути, по одному учителю информатики на школу вынь да положь. Быстро это не сделаешь никак. Вы тут как, уже перешли на одиннадцать лет?

С удивлением для себя обнаружил, что, оказывается, местные товарищи были — кто бы мог подумать, правда — совсем не тупыми и отлично понимали актуальные проблемы современного среднего образования.

Актуальные. Что потом предъявляли Союзу: что, мол, гуманитарное образование было слабое — ну да, экономисты с юристами, всякими филологами приправленные-то стране не так чтобы очень сильно нужны были — нахрен нам инженеры, ага.

Что идеологизировано оно было, и это правда, только записал бы я данный пункт скорее в плюс, потому что если ты не продавливаешь свою идеологию, значит, данный вакуум занимает чужая.

Что, понимаешь, приучили людей верить властям, а когда туда пробрались мрази и предатели, люди не сумели их отличить. Вот ведь совки какие плохие, а! Зато капиталисты хорошие — сразу всем показали, что людям в телевизоре верить нельзя, правда это обошлось нам в сорок миллионов умерших, уехавших и не родившихся, но зато какая наука!

Что не было места в школе для индивидуализма, всех под одну гребёнку форматировали. Глядя на то, что потом творилось с засильем индивидуализма, особенно на западе, совсем уже тоже не кажется это отрицательной чертой.

Что плохо преподавали иностранные языки — нахрен они были нужны среднему жителю СССР, который из страны никуда не выезжал, непонятно.

Реальные проблемы были другие — недостаточная профориентация, сравнительно низкие зарплаты в отрасли, что приводило к снижению престижа профессии школьного учителя и соответственно к отрицательному отбору кадров, деградация среднего профессионального образования, отрыв высшего образования от практической работы. Плюс в сфере, связанной с творчеством, типа художественного образования и дизайна, имелось провисание, хотя это тоже спорный момент. Тут скорее был вопрос утилитарности, когда дизайн приносился в жертву стоимости и простоте производства, ну а в художественную школу в Союзе вообще мог записаться буквально каждый, было бы желание.

— Хотел поинтересоваться, как вообще молодежь идёт сейчас в учителя? Школа растит наши будущие поколения, профессия учителя тут — основополагающая для формирования коммунистического общества. Ситуация, когда в пед идут только те, кого не взяли во все остальные вузы — неприемлема.

— Сложно сказать, — пожал плечами мужчина. Его явно нервировали парни из охраны, идущие впереди и позади нас и проверяющие все встречные помещения на наличие неизвестных угроз. После зимних событий я с большим трудом отстоял право вообще хоть куда-то выбираться без батальона охраны и вертолётного прикрытия с воздуха. И насчёт вертолётов я даже не шучу, такое предложение реально выдвигалось. — Зарплаты нам, конечно, подтянули немного, но эффект от этого будет виден только на дистанции. Это нужно в приемных комиссиях вузов интересоваться, что там с конкурсом в этом году. Пока у нас ничего заметно не поменялось. Нехватка учителей есть.

Проще всего решить было вопрос финансирования. Именно работники образования — воспитатели детских садов и школьные учителя — получили самую существенную прибавку к доходам во время двух последних «новогодних» пересмотров зарплат. Если в 1985 году средний заработок в образовательной сфере составлял примерно 63% от среднего заработка по стране — ну действительно, и кто пойдет работать в школу с такими финансовыми перспективами — то уже в 1987 году этот показатель отрос до уровня 74%, и данную тенденцию мы собирались продолжать.

Что же касается остального, то попытка реформировать школьное образование тут была предпринята еще «до меня» в 1984 году, когда было подписано постановление ЦК КПСС и Совмина «О дальнейшем совершенствовании общего среднего образования молодежи и улучшении условий работы общеобразовательной школы». Именно этим документом предполагался переход с 10 на 11 лет обучения в школе, и именно ему мы обязаны странной практикой «перепрыгивания» через 4 класс с переходом из 3-го сразу в 5-й. Меня данная практика в той жизни задеть не успела, а вот мои старшие дети уже в период независимости ещё странным образом зацепили эту бредовую на первый взгляд систему.

Так вот, идея заключалась изначально в постепенном переходе всех школ на 11-летнюю схему, а 10-летнюю просто подгоняли для унификации. Почему постепенно — тоже понятно, потому что враз увеличить штаты школ на 10% невозможно, плюс учебные площади в школах тоже не бесконечные, поэтому и была взята стратегия «растягивания» процесса по годам. А там к 1988 году навалилось уже столько других проблем, что реформу в итоге тихо свернули, оставив «прыжок» через 4 класс в виде такого себе рудимента. Памятника тому, как могло бы быть.

— Вы сами-то на 11 лет перешли уже? Или до следующего года отложили?

— Нет, не перешли, — директор поморщился, будто кислый лимон укусил. — Я вам честно скажу, Михаил Сергеевич, да вы и сами-то знаете не хуже меня. Для многих сельских жителей и десять лет школьного обучения слишком много. Ну, во всяком случае, есть такое мнение. Читать-писать научился и вперёд в поле работать.

— Так ведь техника усложняется, вон трактора, комбайны поди не чета там, что были пятьдесят лет назад, — мы зашли в столовую, осмотрели лавки, столы. Выглядело всё не слишком богато, но чисто и опрятно. — Вон в будущем на комбайны будут вообще ЭВМ ставить и связь со спутником. Нужен будет не столько комбайнер, сколько оператор сложной техники. Тут тремя классами церковно-приходской не отделаешься, это точно!

Впрочем, и 11 лет, как показала история — далеко не предел. В будущем — когда «независимая» Россия всё же перешла на 11 лет обучения — большая часть европейских, да и не только стран уже добралась до 12 лет. Так что тут я уже дал команду рассмотреть возможность добавления ещё одного школьного года заранее. Как минимум мне казалось логичным, чтобы молодые люди заканчивали школу в 18 лет и сразу призывались бы в армию, а не как сейчас. Закончил школу, поступил в вуз, отучился полсеместра и уехал топтать сапоги. Вернулся и должен как-то обратно встраиваться в институтскую жизнь. Кому это надо? Непонятно.

— Это да, но поди объясни это дело каждой семье. Да и учителей опять же нехватка. Скажете приветственное слово детям?

Я бросил взгляд на часы. Без десяти десять утра, вообще-то обычно в СССР первое сентября был обычным учебным днём, разве что только с линейкой и легким налетом торжества. Но по причине приезда в село Генсека, первые уроки отменили, линейку поставили попозже, так чтобы подгадать под мой визит. Как тут откажешь.

— Конечно, скажу, — я кивнул. В принципе, за двадцать минут мы обошли всю небольшую школу, да и не так тут много поменялось со времён обучения реципиента. — Ради молодежи и приехал, считай.

Ну и ещё потому такие моменты — это всегда отличный инфоповод. Напомнить народу, что их лидер не какой-то зажравшийся буржуй в пятнадцатом поколении, а выходец из народа, плоть от плоти, что называется, это полезно. Тут процентик к рейтингу, там процентик. А потом, когда тебя свергать придут, глядишь, и выйдет народ ещё раз на площадь в твою поддержку. Не то чтобы я сильно верил в силу народного участия в большой политике, но тем не менее.

Мы вышли из здания, прошли по засаженной деревьями аллейке к местному «стадиону», на котором собралась сельская молодежь. Детей было не так много, человек, может быть, триста или четыреста с учётом трёхтысячного населения Привольного. Дети стояли полукругом, разделённые по возрастам и «буквам». «А» и «Б». Вполне неплохо, по двадцать пять-тридцать детей в классе начальной школы и чуть меньше в старшей.

Реформа 1984 года предполагала, среди прочего, и ограничение классов по количеству учеников. 30 человек в младшей и средней школе, 25 в старшей. Сейчас — да и сильно позже тоже, если быть честным — в классе могло быть и 35, и 40 человек, и опять всё упиралось в площади и персонал. Только чтобы достичь целевых показателей, принятых в 1984 году, нам нужно было примерно полмиллиона дополнительных учителей. При наличии сейчас 3 миллионов школьных работников на момент 1987 года. Понятно, что тут без серьёзного повышения заработной платы не обойдешься.

Никакого микрофона, естественно, не имелось, поэтому пришлось немного напрячь голосовые связки.

— Дорогие товарищи школьники! Поздравляю вас с началом нового учебного года! Сегодня вы войдёте в отремонтированное за лето здание школы и продолжите, а для кого-то это будет первый опыт, получать знания, которые обязательно пригодятся вам во взрослой жизни, — в той же реформе 1984 года, кстати, предполагался полный запрет на привлечение школьников и студентов к сельхозработам вместо учёбы, поэтому 1987 год должен был стать последним, когда отдельные такие моменты ещё могли иметь место, со следующего учебного сезона колхозникам придётся как-то справляться без помощи со стороны. — Отдельно поздравляю учеников средней школы. Им с этого года придётся гораздо более ответственно относиться к своим оценкам, поскольку теперь они будут напрямую влиять на будущее каждого.

Это был мой личный вклад в образовательную реформу. Можно сказать, рефлексия на будущее, перенесённая в прошлое. Там, глубоко в 21 веке, возобладала идея «инклюзивного» обучения, когда сильных детей учат не просто со слабыми, а даже имеющими откровенные отклонения. Теоретически это должно было бы тянуть слабых детей «вверх», реально же тащило сильных «вниз».

Тут же я продавил обратный вариант, который к тому же некоторым образом синергировал с идеей уменьшения учеников в одном классе. Идея простая как мычание — вот учатся в параллели 100 учеников, например. Четыре класса по 25 человек. И по итогам года их перемешивают в соответствии со средним баллом. Отличники объединяются с отличниками, а троечники — с троечниками. На следующий год вновь происходит «обмен», кто-то повысится в «классе», а кто-то понизится, как в футбольном чемпионате: высшая лига, первая, вторая и лига второгодников.

Кроме облегчения учёбы для сильных детей, подобная система будет справедливо отбирать тех, кто сможет продолжить обучение в старшей школе, с вузовскими перспективами, от тех, кто будет вынужден уйти в ПТУ и техникумы после завершения неполного среднего образования. Дело в том, что сейчас вопрос перехода из средней школы в старшую был, как бы это помягче выразиться, непрозрачен. Это решала администрация школы по собственному разумению и без чётких параметров, на которые можно было бы формально опереться. Средний же балл аттестата тут выглядел максимально справедливым показателем. Хорошо учился — тебе везде дорога открыта, ну а если нет, то кого винить? Только себя.

Да, в этом есть что-то от социал-дарвинизма, однако давно пора признать, что попытка учить всех одинаково — это путь тупиковый. Ну и в конце концов, дворники и грузчики нам тоже нужны. «Все профессии нужны, все профессии важны». Как минимум пока мы не начнем завозить низкоквалифицированную рабочую силу из третьих стран, но я все же надеюсь, что у нас получится держать рождаемость на уровне и не допускать демографических провисаний самостоятельно.

После моей речи школьники получили команду «можно» и набросились на меня с расспросами и просьбой пофотографироваться вместе. Привольное хоть и было местом рождения Горби, на самом деле генсека мало что связывало с родным селом. Даже бюстика какого завалящего тут реципиенту не поставили, потому как в отличие от Брежнева к наградам он — как и я, можно сказать, это немного что у нас совпадало — Горбачёв оказался равнодушен.

— А как вы смогли стать Генеральным секретарём?

— Много учился, а потом много работал!

— А скоро люди на Марс полетят?

— Не скоро, но я надеюсь дожить. А вы точно доживёте!

Дважды Героям Советского Союза по статуту полагалось ставить бронзовый бюст на малой родине, я же не мог похвастаться даже одной звездой. Пока во всяком случае, так что на памятник при жизни считай не заслужил.

— Когда наступит мир во всём мире?

— Никогда. Люди, к сожалению, всегда найдут из-за чего поссориться, впрочем, вы можете вырасти и попробовать доказать обратное.

— А можно сделать так, чтобы уроков было поменьше, а каникулы подлиннее?

— Нет, потому что труд — в первую очередь умственный — делает из обезьяны человека. И обязанность каждого ежедневно убивать в себе обезьяну. Так что можно только наоборот — больше уроков и меньше каникул.

Так вот, в Привольном на школе висела мемориальная табличка, мол, с такого по такое в этой школе учился товарищ Горбачёв. Интересно, в той реальности её сняли в 1990-х или оставили…

— А правда, что у вас шрам остался после ранения?

— Да вот. Чуть волосами прикрыт, но вблизи вполне видно.

Короче говоря, дети мучали меня ещё добрых полчаса, пока директор не увидел мой умоляющий взгляд и не прекратил это буйство. С непривычки чужие эмоции в таком количестве переносить было достаточно тяжело.

Если же возвращаться к реформе образования, то именно летом 1987 года в рамках принятого на Съезде решения о всяческом осуждении национализма и дальнейшем продвижении равенства среди граждан СССР, мы к чертям срезали все национальные квоты по образованию. Последние десятилетия в Союзе сложилась странная ситуация, когда нацмены имели квоты на поступления в центральные вузы в обход талантливой русской молодежи. Более того, имелась интересная система — кто её придумал, вот не дрогнула бы рука самолично пристрелить вредителя — по которой в Московских вузах можно было сдавать экзамены на национальных языках. Мне лично учительница по украинскому языку советовала подналечь на нелюбимый — никто у нас на югах на этом языке за пределами школы не разговаривал даже близко — предмет для облегчения поступления в центральный вуз. И это реально работало! Предмет, который котировался на уровне факультатива, позволял поддерживать иллюзию использования республиканского языка в типично русскоязычных областях.

Теперь с этой практикой было покончено, и более того — тихой сапой, с перспективой протащить его, когда уляжется буря, поднятая решениями майского Съезда — готовился закон, делающий изучение местных языков в нацреспубликах попросту необязательным. То есть хочешь — пиши заявление и учи, никто не против, не хочешь — можешь использовать эти лишние часы по своему усмотрению.

Уверен, что подавляющее большинство жителей республик при ликвидации обязаловки просто перестанут учить свои языки, и через пару поколений те просто выйдут из употребления, как в будущем в российском Татарстане практически никто уже не говорил на татарском. Никаких запретов — зачем? Банальная практичность.

А вот тех, кто наоборот будет настаивать на изучении других языков кроме русского, мы ещё и на карандашик возьмём. Не просто же так подобные желания появляются, значит, в семье сильно топят за национальную идентичность, присмотреться стоит к таким людям, а точно они наши, советские? Или может там под личиной добропорядочного гражданина скрывается национально-буржуазный перерожденец?