Меченый. Том 5. Линия разлома

Глава 13 Вопросы территориального устройства

11 декабря 1987 года; Москва, СССР

THE WASHINGTON TIMES: ЮАР провела ядерное испытание

По данным из нескольких источников разведки, вчера, 3 декабря 1987 года, в 3:15 по Гринвичу, Южно-Африканская Республика провела первое полноценное испытание ядерного оружия собственного производства. Подземный взрыв был зафиксирован несколькими сейсмографическими станциями, его эпицентр, по предварительным оценкам, расположен на военном полигоне на северо-западе ЮАР, вблизи границы с оккупированной Намибией. Мощность заряда, по мнению экспертов, составила от 5 до 15 килотонн в тротиловом эквиваленте.

Подозрения в разработке ЮАР ядерного оружия существовали десятилетиями, еще со времен так называемого «Инцидента Вела» в 1979 году. Ответственность за него прочно легла на ЮАР и Израиль, однако до вчерашнего дня явных доказательств создания африканерами полноценного боеприпаса не было.

Мировые лидеры один за другим выступают с заявлениями, осуждающими распространение ядерного оружия. Однако заставляет задуматься неестественно спокойная реакция Москвы. Кремль на данный момент хранит молчание.

Это молчание выглядит особенно значимым на фоне стремительного роста экономических связей между СССР и ЮАР. По разным оценкам, за последние три года товарооборот между двумя идеологическими противниками вырос с нуля до полутора миллиардов долларов. Возникает вопрос: будет ли Москва последовательна в своем курсе? Напомним, что именно предполагаемое наличие ядерного оружия у Пакистана стало формальной причиной ввода советских и индийских войск в эту страну весной 1986 года. Будет ли применен тот же подход к ЮАР?

Политический расчет правительства ЮАР кажется очевидным. Это испытание — не просто демонстрация военной мощи. Это сигнал всему миру о том, что белое меньшинство не намерено сворачивать политику апартеида и готово защищать свой курс с оружием в руках.

Этот шаг становится еще более интригующим в свете слухов о готовящейся в ЮАР масштабной конституционной реформе. План, как сообщают осведомленные источники, предполагает преобразование унитарного государства в конфедерацию из нескольких слабо связанных между собой частей с высокой долей самоуправления. Аналитики полагают, что такая модель может быть призвана легитимизировать и сохранить власть белого меньшинства над основными богатствами страны даже в условиях международной изоляции.

Ядерное испытание 3 декабря 1987 года меняет расклад сил не только в Южной Африке, но и во всем мире. Теперь у режима апартеида есть атомная бомба. Вопрос в том, как мир ответит на этот вызов.

Самое начало декабря 1987 года ознаменовалось прорывом того самого политического нарыва, который уже около года зрел в Турецкой республике. Напомню, что там на фоне падения рейтингов правящей партии «Отечество» — это была та сила, которой военные фактически передали власть после добровольного отхода от управления в 1983 году — до выборов не допустили большую часть оппозиции. Сначала долго рассуждали о необходимости провести референдум по данному вопросу, однако в итоге тема заглохла, и в бюллетенях 29 ноября турки увидели только те же три партии, что и на выборах в 1983 году.

О том, что дело пошло не по намеченному плану, турецкие власти, наверное, догадались уже в день народного волеизъявления, когда явка оказалась сверхнизкой. Если в 1983 году на избирательные участки пришло 92% имеющего право голоса населения, то спустя четыре года этот показатель обвалился до 54%. Достаточно, чтобы говорить о легитимности выборов, но явно недостаточно для уверенности в собственном положении.

В тот же день, едва закрылись участки для голосования, на улицы крупных городов начали выходить недовольные. Основной электорат правящей партии и раньше был сосредоточен в сельской местности, а уж теперь на фоне скандалов и практически открытого заявления представителей ЕАС, что с такой политической системой Турцию в союз не примут никогда… Короче говоря, мирный протест очень быстро превратился в бунт. Тот самый, турецкий, не менее бессмысленный и беспощадный, чем русский.

Запылали административные здания; только привлечение армейских частей позволило удержать толпу от прямого штурма здания премьерской резиденции. Особой пикантности добавляло то, что толпа требовала не только провести выборы с допуском оппозиции, но ещё и судить нынешнего президента страны, того самого Кенана Эврена, который в 1980 году стоял во главе военного переворота.

(Кенан Эврен)

2 декабря растерявшаяся было власть наконец пришла в себя и, видя, что протесты утихать не собираются, отдала приказ о подавлении их силой. На улицы вывели танки и прочую тяжёлую технику, а солдаты начали открывать огонь по толпе. В свою очередь, оттуда уже начали стрелять по военным — благо оружия в Турции в те годы было много, достать десяток-другой автоматов проблемы не составляло — переводя уровень эскалации в красную зону.

Закончилось всё это очевидным образом. Военным дали команду «фас», после чего на улицах городов остались лежать сотни трупов. Число задержанных и арестованных в те дни пошло на десятки тысяч, а президент Эврен объявил о новом роспуске парламента и приостановке политической жизни страны на полгода. Кабинет министров тоже был отправлен в отставку; вместо них из представителей разных политических сил собрали «кабинет национального единения», которому и предстояло в течение шести месяцев разработать план нового перехода к нормальности.

И выглядело бы всё это более-менее приемлемым, если бы не экономические последствия. Стачки, снижение только налаживаемого турпотока в страну, обвал и заморозка торгов на бирже, плюс мы временно заморозили начало поставок газа по только что построенному газопроводу через Болгарию. Под предлогом — вот уж хохма так хохма — нарушения турецкими властями прав человека в стране.

Всё это привело к новому витку девальвации национальной валюты, которая с 840 лир за доллар в течение трёх месяцев провалилась до 1140 лир за доллар, а к концу 1988 года график и вовсе пробил психологическую отметку в 2000. И это к доллару, а если брать, например, французский франк — с Парижем у Анкары товарооборот все же был побольше, чем с далекой Америкой — то курс с 58 лир за франк в 1985 году к концу 1987-го улетел на отметку 400 лир. Импорт практически встал, цены поползли вверх, гражданская война с курдами на востоке страны даже не думала утихать. В народе всё больше и больше зрел запрос на коренные изменения…

Кроме Турции еще имеет смысл упомянуть ситуацию во Франции. Там досрочные парламентские выборы летом этого года не смогли разрешить назревшие противоречия: левый президентский блок по сравнению с предыдущей каденцией потерял еще несколько мест, свою фракцию резко усилил Национальный фронт — крайне правые жестко критиковали президента и правительство за половинчатые меры в Ливии и полную беспомощность перед интервенцией СССР в Африке, — в Национальную ассамблею даже смогли пройти крайне левые и экологисты, что символизировало дробление политического поля… Но вот только все это никак не помогало преодолеть политический кризис.

Миттеран попытался назначить премьера самостоятельно, поставив на этот пост левого Мишеля Рокара, но его правительство продержалось меньше двух месяцев, получив вотум недоверия в октябре при попытке утвердить бюджет на следующий год. Еще меньше продержалось следующее правительство, и в итоге в начале декабря — тут нужно объяснить, что выборы президента планировались на весну 1988 года, и распускать парламент за полгода до этого прямо запрещает конституция Пятой республики — Миттеран назначил премьером Валери Жискар д’Эстена, бывшего президента Франции и человека, представляющего другую часть условно «правого лагеря» французской политики, конкурирующего за избирателя с голлистами Ширака. Всем было понятно, что назначение это сугубо техническое, что никакие решения д’Эстен принимать не будет и ему просто нужно продержаться несколько месяцев до весенних выборов. Альтернативой тут был конституционный кризис и падение Пятой республики, чего никто особо — ну, кроме разве что правых и левых радикалов, наверное, но их никто не спрашивал — не хотел.

(Валери Жискар д’Эстен)

Фактически правительство во Франции было парализовано и не имело никаких рычагов для принятия реальных решений, поскольку в любой момент могло получить вотум недоверия. И это в тот момент, когда экономика страны едва держалась, чтобы не сорваться в неуправляемое пике, страну сотрясали протесты, а в Африке СССР только расширял с каждым днем свое влияние в «исконно французской зоне интересов».

— Итак, товарищи! — Сегодня я исполнял свою конституционную роль председателя Верховного Совета. Надо признать, случалось это не так чтобы часто, по большей части эти функции выполняли многочисленные заместители просто потому, что на текучку у меня банальным образом не было лишнего времени. Впрочем, для СССР это была нормальная ситуация, так что никто не удивлялся. — Ставлю на голосование проект решения о передаче Крымской области в состав РСФСР.

Согласие на это территориальное изменение дал Верховный Совет УССР на своей сессии в октябре этого года, что фактически открыло прямой путь для возврата полуострова «в родную гавань». Одновременно под давлением из Москвы Киев организовал сам себе две новых АССР взамен «уплывающего» Крыма. На той же сессии проголосовали за создание Закарпатской АССР и Галицко-Волынской АССР. Последняя — в составе шести областей: Львовской, Ивано-Франковской, Луцкой, Тернопольской, Ровенской и Хмельницкой — фактически занимала весь запад УССР, проводя естественную границу в соответствии с тем разделением, которое имелось до 1939 года. Только Черновицкая область осталась в составе «малой» Украины, но на неё у меня тоже имелись планы.

Зачем это было сделано? Классическое «разделяй и властвуй»! Ведь если есть Галицкая АССР, значит, и язык у неё должен быть свой — галичанский. А кто знает, что это такое? Никто особо. Можно взять украинский, напихать в него польских слов и местных диалектизмов, немного поиграться с грамматикой — и вот тебе новый язык, который уже в следующем учебном году начнут — исключительно на уровне факультатива, конечно — преподавать в школах. Нетрудно догадаться, что патриоты «великой и неделимой», сидящие в Киеве, от такого поворота будут не в восторге, начнут давить на львовских, те в ответ побегут жаловаться в Москву… Автоматически киевский «стол» очистится от западенцев, которые, естественно, с большой охотой побегут на запад страны конкурировать за новые «уделы». А там ещё в Закарпатье, ко всему прочему, скоро начнут строить большой транзитный авиаузел, на что из центрального бюджета выделяются немалые средства; ну и просто сесть попой на транзит капиталистических путешественников — это само по себе «вкусно». Ну не может в такой ситуации ничего к рукам не прилипнуть…

Зачем это нынешнему руководству УССР в Киеве? Тоже резоны понять несложно. Есть назначенный персеком Украины Демирчан, переехавший в город на Днепре практически без команды. На кого ему опираться? Кадры из восточной и центральной части республики мы хорошенько пропылесосили, расставив русских хохлов на должности по всему Союзу; остались на своих местах в основном западенцы, которым пришлый назначенец — серпом по яйцам. Как быстро они его «сожрут», если ничего не делать? Быстро? А так Демирчан выигрывал путём «территориальных уступок» себе лишнее время на то, чтобы перетянуть часть людей из Армении и сформировать на месте уже лояльную ему команду.

Короче говоря, на Украине сейчас было весело…

— Кто «за», прошу поднять руки. — В воздух поднялось множество рук; даже визуально было видно, что решение принято. Не уверен, что «единогласно», но особой необходимости в пересчёте голосов не было. Впрочем, как обычно. — «Единогласно!» Решение принято.

Что я почувствовал? Да сложно сказать. Удовлетворение, наверное. Отсюда, из декабря 1987 года, развал СССР выглядел практически невозможным, Союз стоял крепко, и даже намёков на его дезинтеграцию не разглядел бы самый придирчивый политолог. Но кто знает, что будет в будущем? Пристрелят меня, поставят очередного либерала — и пойдёт всё известным местом. Но пусть тогда хотя бы Крым останется в составе России, всё же одной проблемой будет меньше.

— Следующий вопрос — по реформе системы народного контроля СССР. К трибуне для доклада приглашается Виктор Петрович Поляничко! — Ещё один интересный персонаж. Ни разу не положительный сказочный герой, но умный человек и патриот России в самом широком смысле. В той истории активно работал на Кавказе в момент развала империи и, видимо, отдавил там столько мозолей, что его в итоге тупо завалили. Уникальное достижение, кстати: столь высокопоставленных чиновников в РФ не убивали — во всяком случае, в открытую — ни до, ни после.

(Поляничко В. П.)

— Добрый день, товарищи. Все мы знаем, что большой проблемой системы государственного управления Советского Союза является невыполнение или некачественное выполнение принимаемых центральной властью решений на местах…

О чём будет говорить нынешний глава Народного Контроля, которому в ближайшее время предстояло полностью переформатировать работу органа и вдохнуть в него новую жизнь, я и так знал, поэтому позволил себе отвлечься и немного «уплыть мыслью».

Что такое советский парламент? Зачем он вообще нужен? Понятно, что он давал легитимацию принятых совсем другими людьми решений, но мне казалось, что тут имелся потенциал для более продуктивной деятельности, нежели просто собраться 3–4 раза в год в Москве и поднимать руки всем вместе.

Да, кое-какие полномочия депутаты имели и сейчас. Например, депутат мог направлять в госорганы и на предприятия запросы, обязательные к ответу. Работал с людьми, вёл приём граждан, отчитывался о деятельности ВС СССР в своём округе… Но учитывая, что депутаты у нас были не освобождены от основной работы, какие вообще шансы, что вот эта побочная деятельность будет вестись продуктивно и систематически? Нет, были, конечно, и такие «энерджайзеры», но чаще всего дальше имитации бурной деятельности дело не заходило.

И вот появилась идея перевести систему народного контроля из «партийной вертикали власти» в «советскую». Подчинить органы народного контроля депутатам и группам депутатов, которых дополнительно освободить от необходимости где-то ещё работать. Так депутаты получают инфраструктуру и аппарат для исполнения контролирующих функций, органы НК получают независимость от партийной власти, и всё это сверху «приправляется» неким авторитетом выборности, ведь в Верховном Совете — мало кто об этом знает и вообще задумывается — имелась значительная часть беспартийных. Чуть меньше трети состава нашего парламента не имело партбилета, что с точки зрения «диверсификации» моей личной власти было очень и очень хорошо.

— Спасибо, товарищ Поляничко, за обстоятельный доклад по теме; дальше я предлагаю выступить с юридическим обоснованием главе соответствующего комитета…