Меченый. Том 5. Линия разлома

Глава 2 Фундамент нового государственного здания

17 мая 1987 года; Москва, СССР

THE TIMES: Пограничный конфликт между Китаем и Индией вспыхнул с новой силой

Пограничное противостояние между Индией и Китаем вокруг спорных территорий, известных как «Аруна Чин», перешло на новую ступень эскалации, вновь напомнив о давнем споре, тянущемся со времени образования независимой Индии и КНР. Эти высотные районы уже становились ареной боёв в 1962 году, когда Пекин одержал верх и вытеснил индийские силы со спорных позиций.

На фоне недавних военных успехов Индии и признаков политической нервозности в Китае, Дели, по-видимому, решил идти на обострение. Ещё в конце 1986 года индийское правительство придало статус штата другой спорной территории — Аруначал-Прадешу, вызвав резкое недовольство в Пекине. В начале мая 1987-го обмен жёсткими заявлениями перерос в попытки «прощупать» оппонента силой.

Как сообщают источники на месте, в первые майские дни группа индийских военнослужащих предприняла попытку проникновения на участок, контролируемый КНР, и заняла ряд ключевых высот. Попытка китайского контрудара «с ходу» провалилась: огневую поддержку индийских подразделений обеспечивали вертолёты Ми-17, работавшие на больших высотах.

14 мая произошло короткое, но результативное воздушное столкновение. Китайские пилоты, летевшие на поступивших прошлой осенью из СССР истребителях МиГ-29, с поразительной лёгкостью сбили четыре индийские машины — три МиГ-21 и один Mirage 2000. В Дели эту неудачу восприняли болезненно: началась ускоренная переброска значительных сил — нескольких дивизий — в район Аруначал-Прадеша. Пекин зеркально наращивает группировку на сопредельных направлениях.

Чем завершится нынешний виток противостояния, пока неясно. Официальные комментарии обеих столиц сдержанны, а дипломатические контакты проходят на повышенных тонах. Между тем, учитывая статус обеих стран как ядерных держав, эскалация вызывает закономерное беспокойство в мировых столицах: любой просчёт на высоте может обернуться кризисом гораздо большего масштаба.

— Дальше у нас по плану обсуждение партийного строительства по итогам событий начала весны, — под этим эвфемизмом у нас был скрыт вопрос упразднения республиканских компартий. И третьим вопросом будет вопрос государственного строительства и путей дальнейшего развития СССР.

Первый — традиционно установочный и организационный — и второй дни Съезда прошли достаточно спокойно. Ликвидация республиканских компартий тоже была воспринята относительно спокойно, тем более что, как уже упоминалось, при постоянном перемешивании партийцев толку от них действительно оставалось немного.

У нас после всех весенних событий свои посты сохранили только руководители России, Узбекистана, Армении, Литвы, Киргизии и Туркмении. Причем Усманходжаева из УзССР я собирался поменять в будущем — когда поддержка узбеков мне станет не так сильно нужна — по приторможенному, но отнюдь не закрытому хлопковому делу; Гришкявичусу из Вильнюса осталось жить полгода, а кресло под Масалиевым из Фрунзе активно шаталось, поскольку часть бузивших в Алма-Ате мамбетов была завезена как раз из КиргССР.

Самая смешная ситуация сложилась в Армении. Как уже упоминалось, Демирчян был переведен «на повышение» в Киев, на его место назначили не варяга, а местного Арутюняна, что всеми вокруг было воспринято как благоволение Москвы к республике и логичное усиление Еревана на фоне Баку, ставшего неформальным центром заговора против центра. Вот только задумка у меня была совсем иная, можно даже сказать кардинально.

(Арутюнян С. Г.)

Через полтора года будет Спитак, и сделать с этим ничего нельзя. Армянские города рассыпятся в щебень, и я никак не могу это предотвратить, только снизить человеческие жертвы и использовать ситуацию себе на пользу в политическом плане. И в этом смысле мне было выгодно оставить в Ереване армянское руководство, чтобы потом поднять на флаг идею невозможности адекватного управления республикой в парадигме «замкнутой системы». План еще требовал шлифовки, но пока что выглядело все примерно так.

А вот на третий день понеслось говно по трубам.

— В этом году мы будем отмечать семидесятилетие Великой Октябрьской Социалистической революции. Не за горами такая же круглая дата, посвященная самому созданию нашей страны. Нужно наконец признать, что основа для создания советского человека выстроена. Наша задача — наконец отринуть тухлые националистические оковы и заняться превращением отдельных республиканских народов в общий народ, состоящий исключительно из советских людей. Посему выдвигаю на голосование решение принять генеральный курс на построение одноуровневой федерации в рамках СССР. Это означает изъятие из Конституции СССР пункта о возможности выйти из состава государства, изъятие из паспорта гражданина СССР пункта о национальности, решение об упрощенном порядке передачи территорий из состава республики в состав республики исключительно постановлением Совета Министров и без необходимости утверждать их в советах на местах.

Ну и еще несколько других норм, каждая из которых была гвоздем в крышку гроба возможного советского сепаратизма. Ах да, предложение рекомендовать ВС СССР добавить на ближайшей сессии статью в УК за сепаратизм там тоже имелось, причем фабула статьи, как водится в таких случаях, была достаточно расплывчатая, включающая и действия, и пропаганду, и как бы даже не мысли в том направлении. Короче говоря, достаточно универсальный инструмент для возможного укрощения любого несогласного.

И вот тут бездна-то и разверзлась. Поскольку заранее этот вопрос согласовать мы не смогли, было решено пустить его на Съезде самотеком. В надежде, что голосов за его принятие хватит. Если нет — пришлось бы отложить дело в долгий ящик и вернуться на следующем съезде, плотно поработав следующий раз с делегатами. На этот раз, несмотря на весь устроенный в ответ на попытку переворота «террор» — часть партийцев всерьез вспоминала 1937 год, тем более что как раз 50 лет прошло, можно сказать, отметили юбилей — полностью проконтролировать избрание делегатов за два суматошных месяца банальным образом не представлялось возможным.

Но не прокатило. В зале начали подниматься руки с требованием предоставить слово, и, судя по всему, этот демарш был в некотором смысле даже скоординирован. Впрочем, все было в рамках закона и «конвенционного» политического процесса, поэтому я скорее одобрял такую дискуссию. Пусть лучше тут пар выпустят и решат, что могут как-то влиять на глобальные решения, чем еще раз попробуют меня пристрелить банальным образом.

— … отход от партийных принципов, заложенных еще при создании Советского Союза, недопустим…

— … единство в многообразии — завоевание социализма, а не препятствие…

— … интернационализм не тождествен нивелировке, он исключает диктат одной культуры…

— … социалистическая законность требует не решения съезда, а согласия субъектов федерации…

— … поспешность — враг единства. Централизация без доверия — это централизация разногласий…

— … нельзя сужать каналы выдвижения кадров — особенно национальных…

— … империализм лишь ждёт повода назвать нас унитарной империей…

— … дружба народов питается уважением, а не упразднением…

— … мы за советский народ, но как единство равноправных культур…

Конечно, были выступления «за», но там все понятно, чем аргументировали. Самой лучшей аргументацией в пользу сокращения полномочий республиканских центров были события в Алма-Ате, которые показали всем, что может произойти, если Москва чуть даст слабину. Но понятно, когда речь идет о переделе власти, такие мелочи вообще никого не могут волновать.

— Товарищи, — прения по самому главному вопросу заняли два дня, невиданный результат для КПСС в последние 50 лет. Со времен партийной дискуссии 1923–1924 годов, наверное, ничего подобного не было. — Для начала я хочу всех поблагодарить за высказанные мнения. Я очень рад, что мы достигли того уровня политической осознанности, когда острые вопросы не заметаются под ковер, а выносятся на общее обсуждение. Однако я хочу сделать шаг в сторону и обратить внимание на несколько иную сторону проблемы, а именно уровень жизни трудящихся.

Можно сказать, что я попытался тут сделать некую прививку от Карабахского конфликта. Понятное дело, что без Перестройки и распространения анархии на местах национального противостояния в известной мне форме вовсе произойти не могло, однако никакие меры идеологического характера очевидно не могут полностью убрать накопившуюся за сотни лет настороженность между двумя народами.

— Гораздо чаще национальные конфликты на любых уровнях происходят именно от бытовой неустроенности, чем от действительно каких-то коренных противоречий. И вот тут хочется отметить имеющееся некое расслоение, которое не делает чести хозяйственным и партийным органам нашей страны. Для примера хочется отметить город Сумгаит, расположенный на берегу Каспийского моря в Азербайджанской ССР. Население города за двадцать лет выросло, как бы не в четыре раза, естественно, жилищное строительство отстает, не успевая за ростом численности трудящихся. Люди живут в ненадлежащих, а местами просто унижающих человеческое достоинство условиях. И тут вновь вопрос к нашим плановым органам: неужели нельзя было предусмотреть проблему заранее?

Поскольку руководство Азербайджана у нас сменилось, можно сказать, в полном составе чуть ли не до районного уровня, валить на эту больную голову можно было все что угодно.

— Местный химический комбинат выбрасывает в воздух такую смесь всякой гадости, что можно собрать всю таблицу Менделеева, уровень заболеваемости местных жителей зашкаливает. Несмотря на решения Политбюро и Совета Министров по борьбе за экологическую безопасность граждан СССР, и этот момент я специально проверил перед Съездом, руководством комбината и местной властью ничего не было сделано для снижения уровня загрязнения. Уровень преступности на фоне всего этого зашкаливает. Неудивительно, что на такой почве могут возникать любые конфликты, не только национальные, — короче говоря, я попытался разыграть карту нахождения, можно сказать, над схваткой. Типа апологетом централизации выступает Лигачев, а генсек со своей стороны призывает решать насущные проблемы «на земле». И, черт возьми, если после такого прямого указания в Сумгаите все равно начнутся стычки между армянами и азербайджанцами, то можно будет просто всех партийцев на Колыму сослать. Никто не посмеет возразить.

Хрен его знает. Встречал я мнение что история с Сумгаитом была чистейшей провокацией: не подожгут в одном месте — подожгут в другом. Но будем считать, что соломки как мог подстелил.

В итоге принять пакетом весь список «антинационалистических» решений не удалось. По каждому голосовали отдельно. Проще всего получилось протащить изменения в Конституцию по поводу права выхода республик из СССР. Тут всем несогласным был просто задан прямой вопрос, желают ли они реализовать это право и как. Почему-то в такой постановке вопроса защитников этой статьи резко поубавилось.

Так же относительно легко прошла идея убрать статью про национальность из паспорта; она по большому счету мало на что влияла, но опять же я всегда считал, что знаки важны. Нельзя вырастить советского человека, если каждый день ему напоминают, что он казах, еврей или украинец. Евреи, кстати, будут счастливы: отмена документарного закрепления их национальности неимоверно усложняет дискриминацию богоизбранного народа. Плюс изъятие из всяких статистических сборников пункта про национальность с заменой, скажем, на пункт о языке домашнего общения мгновенно перекрасит карту СССР. Оттуда уже не так далеко и до изменения границ республик.

А пока именно за границы и пошла самая жесткая борьба. Отдавать в Москву возможность резать границы никто не хотел, понимая, что в сложившейся ситуации могут сначала «прийти» за Казахстаном, потом за Украиной, Эстонией… Нашлось бы что перераспределить почти у каждой республики, так что тут делегаты выступили фактически единым фронтом, и поправку эту протащить не удалось. Впрочем, отдельно по Крыму я смог продавить делегатов на уступку, в том плане, что Съезд рекомендовал Верховному Совету УССР рассмотреть возможность передачи полуострова обратно в состав России для упрощения строительства Крымского моста. Тем более что как раз перед съездом партийная организация Крымской области в инициативном порядке проголосовала — не без консультаций с Москвой, конечно же — за начало данного процесса. Так что «Крым наш» я все же собирался додавить. Как минимум в качестве прецедента на будущее.

Ну и в качестве уступки — все же время сейчас было тяжелое, если ты принципиально голосуешь против генсека, могут у тебя внезапно и связи с бунтовщиками обнаружиться, благо расследование мартовских событий еще далеко не завершено — Съезд все же принял общую концепцию перехода к одноуровневой федерации. Когда-нибудь в будущем, с отдельной отметкой, что сейчас время еще не пришло.

— Поздравляю, — наклонившись ко мне, тихо произнес Лигачев.

— Спасибо, — едва шевеля губами, ответил я. — Сам до последнего не верил, что они проголосуют это решение.

— Пока это только декларация намерений. Посмотрим, как у нас получится ее превратить во что-то более существенное, — Лигачев за последние три месяца резко сдвинулся в своей позиции «вправо», в сторону «русского великодержавного шовинизма». Кажется, он даже меня в этом деле переплюнул, и именно Егор Кузьмич впервые озвучил ту идею, которую я сам до этого лишь думал у себя в голове. Насчет полной ликвидации республик и превращения СССР едва ли не в унитарное государство. Пришлось уже мне придерживать его революционные порывы за штаны, чтобы не «сорвать резьбу».

— Самое главное — начало положено, дальше будет легче, — уверенности в своих словах я, что характерно, не испытывал ни на грош.

«В ответ» на принятие части политических решений мне пришлось отказаться от вынесенного изначально на обсуждение вопроса о «ликвидации излишних льгот и преференций для членов партии». Ну, собственно, эту тему я для того и поднимал, чтобы потом ее «отдать», прямо как в том анекдоте про перекрашивание Кремля в зеленый цвет: «ну значит, перекрашивать не будем, а по другим вопросам возражений нет». Прием старый, даже древний, но оттого не менее эффективный.

На самом деле затраты на «спецснабжение» членов партии на общем фоне выглядели настолько мелко, что даже в микроскоп их разглядеть было сложно. Даже если считать вообще все «привилегии», включая не только спецраспределители, дающие доступ к дефицитным товарам, но и всякие ведомственные санатории, дома отдыха, служебные автомобили, медицину более высокого класса и домашнюю обслугу, это все выходило в сумме примерно на 0,3%-0,5% от госбюджета СССР. И это на полмиллиона ориентировочно партийцев, занимающих разного уровня номенклатурные должности. Тысяча рублей в год или восемьдесят рублей в месяц в среднем на каждого бенефициара без учета его семьи. Обнять и плакать.

Единственный вред от этого состоял в том, что данная система раздражала простой народ, но учитывая все последние изменения в стране… Короче говоря, даже вспоминать смысла нет. Зато как рычаг давления на партийцев — очень даже, ну как тут было его не задействовать?

— Куда, Михаил Сергеевич?

— Домой, Володя, — вечером 18 мая, уже после закрытия Съезда, наконец позволил себе немного расслабиться. Никогда таким не страдал, но прямо в лимузине достал из крайне редко открываемого отсека с напитками бутылку водки, стакан и махом опрокинул в себя грамм 70 водки. Вот так сходу и без закуски. Огненная вода горячим комком прокатилась по пищеводу и ухнула в желудок, распуская во все стороны волны тяжелого расслабления. С сомнением посмотрел на бутылку «Посольской»: добавки не хотелось, так и правда можно либо алкоголиком стать, либо инфаркт получить, не дожив до шестидесяти, вот же номер будет.

Автомобиль мерно заурчал двигателем и не торопясь, со всем полагающимся «борту номер один» достоинством, покатился на выезд из Кремля. Можно было подвести некоторые предварительные итоги.

Несмотря на то, что протолкнуть получилось далеко не все, я все же считал, что XXVIII Съезд КПСС можно зачесть в качестве успеха. Как минимум потому, что если брать списки делегатов и сравнивать их с прошлогодним — очередным XXVII Съездом КПСС — то совпадут они в лучшем случае процентов на 40. Произошла мощная чистка партактива, пришли новые люди — хоть, будем честны, это далеко не всегда так уж хорошо — и, конечно, удалось затащить на ответственные должности тех, кого я помнил из прошлой жизни.

Был у меня список фамилий — к сожалению, не столь длинный, как хотелось бы — людей, которые уже после развала СССР в самые тяжелые и темные для страны времена проявили себя с самой лучшей стороны. Как честные, ответственные и принципиальные личности. Были такие среди политиков, среди правоохранителей, военных, общественных деятелей и даже молодой поросли предпринимателей. И вот всех этих людей — по возможности, конечно, некоторые еще просто по возрасту не дотягивали — я потихоньку старался точечно вытягивать наверх.

Например, Марычев Вячеслав Антонович, который в той истории запомнился как фрик из ГосДумы, изобличающий пороки общества. При этом до конца проживший в однушке и искалеченный неизвестными прямо на пороге собственной квартиры. Если даже в условиях тотальной разрухи и предательства человек сумел сохранить веру в добро и справедливость, то каких успехов он может достичь, имея за плечами нормально выстроенную государственную систему. До Съезда он работал директором клуба на заводе, а теперь, побывав делегатом на самом главном партийном мероприятии страны, готовился к переводу в Ленинградский горком.

(Марычев В. А.)

И таких людей, упоминание о которых в будущем как о принципиальных и честных я сумел накопать в голове, добрых три десятка. Здесь, конечно, возникает философская дилемма, обратная дилемме ответственности за несовершенные еще преступления. Будет ли человек столь честен при наличии постоянной заманчивой возможности что-нибудь нарушить в свою пользу? Кто знает…

— Кто знает… — пробормотал я, имея в виду вообще все изменившееся уже будущее.