Меченый. Том 5. Линия разлома

Интерлюдия 5 Морской бой

12 февраля 1988 года; север Черного моря

ПРАВДА: ВРАГИ В МАСКАХ «РЕФОРМАТОРОВ»!

Органами Государственной Безопасности СССР в стенах самого Института экономики и прогнозирования научно-технического прогресса АН СССР была пресечена деятельность глубоко законспирированной группы буржуазных перерожденцев.

Эта кучка так называемых «учёных-экономистов», укрывавшаяся под личиной радетелей за «ускорение» и «либеральные реформы», на деле разрабатывала заведомо губительные для народного хозяйства СССР программы. Руководил этой группой доктор Шаталин, чьи «труды» оказались не чем иным, как диверсионными проектами, призванными подорвать экономическую мощь нашего государства.

Идеологическим фундаментом их вредительской деятельности стала странная мысль о том, что государство — неэффективный собственник. Они выступали с предательской идеей о передаче построенных на народные средства заводов в руки «частного капитала». Под этим капиталом, разумеется, подразумевались они сами.

Но самое чудовищное — это их истинное, циничное отношение к советскому народу, к трудящимся, чьи интересы они якобы защищали. В своей личной переписке, которую они считали тайной, эти господа позволяли себе называть строителей коммунизма не иначе как «быдлом». А такие деятели из группы Шаталина, как Егор Гайдар и Анатолий Чубайс, открыто рассуждали о том, что возможные потери в промышленности и даже среди населения — это «допустимый ущерб» на пути к их химерической «справедливой рыночной модели».

Наблюдение за этой группой предателей велось нашими славными чекистами на протяжении нескольких лет. Это было необходимо для того, чтобы выявить все их связи как внутри аппарата КПСС, так и за пределами нашей Родины. Теперь, когда эти отщепенцы, поправшие марксистскую идею, находятся за решёткой и готовятся ответить перед советским судом по всей строгости закона, перед партией и народом встаёт суровый вопрос: как же так получилось, что наша советская система могла воспитать такой бурьян у себя в огороде? Кто нёс кадровую ответственность за то, что подобные элементы проникали в святая святей — в Академию Наук?

Сложившаяся ситуация требует от нас самых решительных выводов. Вероятно, нашим специальным органам и партийным комитетам стоит внимательнее присмотреться к определённым структурам, якобы занимающимся гуманитарными и экономическими исследованиями при АН СССР. Пора, наконец, отделить зёрна от плевел и очистить наши ряды от тех, кто, прикрываясь научной деятельностью, ведёт подрывную работу против интересов государства трудящихся.

Чёрное море зимой — место далеко не самое приятное. Регулярно штормит, да и просто холодно. Не как в Арктике, конечно, но желания вылезти на палубу и позагорать под ласковым южным солнцем советские моряки точно не испытывали. Тем более что именно сегодня у них были задачи поважнее.

Капитан 2 ранга Богдашин стоял на ходовом и слушал, как механик тихо докладывает в трубку: «Главная — к маневрированию готова». Он кивнул, будто механик мог видеть.

— Значит так, — сказал он в пространство, на него внимательно смотрели семь пар глаз находившихся на мостике офицеров корабля. — Работаем по инструкции. До последнего — без дурости. Но и без слабости.

В углу, молчаливый как корабельный шкаф, сидел политрук. Он не мешал, только переписывал в блокнот всё, что касалось «политической обстановки». За окнами мостика с едва слышным человеческому уху низким гулом вращались лопасти «двойки» — Ка-27, который тянулся на старт. Мгновение, движки машины взвыли, переходя во взлётный режим, и вертолёт устремился в небо, расширяя возможности обзора корабля на десятки километров окрест. Впрочем, особой нужды в этом не было: по заведённому пару лет назад правилу при наличии американских кораблей в Чёрном море флотская авиация сразу поднимала борт ДРЛО и непрерывно следила за обстановкой. Как писали во флотских отчётах: «в связи с крайне напряжённой военно-политической обстановкой в мире».

— Цель на курсе двести двадцать, — объявил радист-оператор Пальчиков. — Два контакта. Идут строем, «пеленг-скорость» стабильная. Опознавание — «Йорктаун» и «Кэрон». Они.

— Они, — повторил Богдашин. Рука непроизвольно потянулась к нагрудному карману, где когда-то офицер носил пачку сигарет. Вот ведь чума какая, полтора года как бросил курить, а в напряжные моменты всё равно хотелось затянуться табачным дымом. Правду говорят по телевизору — никотин такой же наркотик, как и все другие.

— Передают, что взяли на сопровождение, — продублировал радист сообщение с флагмана, находившегося чуть в стороне и теперь неспешно двигающегося к возможной точке пересечения курсов. — Предлагают действовать по протоколу.

Кап-два поднял бинокль к глазам и пригляделся. С такого расстояния американские корабли всё ещё казались небольшими серыми точками, едва-едва приподнимающимися над горизонтом. Впрочем, никто не обманывался, это только сухопутного человека может смутить невозможность привязаться к чему-то для определения расстояния на море. Три-четыре мили. Десять-пятнадцать минут крейсерского хода — посрать не успеешь сходить с толком.

— Передайте, — сказал он, — по международному. «Вы входите в территориальное море Советского Союза. Немедленно измените курс». И флажный — дайте «Ваш курс ведёт к опасности».

В углу вскинул голову политрук. Вскинул, но промолчал. Да, такой сигнал был уже фактически угрозой, и лет пять назад его бы не одобрили сверху. Но последние годы политика государства заметно поменялась, если раньше основным приказом было «не поддаваться на провокации», то теперь, в случае неизбежности драки — «бить первыми». Разница громадная, в первую очередь в психологическом плане.

— Есть.

Радио отозвалось слегка механически звучащим на иностранном языке голосом.

— Russian Navy vessel, this is USS Caron. We are exercising the right of innocent passage. Over.

— И что? — спросил сзади политрук негромко, не поднимая головы. Советский корабль только что очень вежливо послали нахер.

— И ничего, — ответил Богдашин. — Работаем.

На «Йорктауне» лейтенант Уэст, офицер навигационной вахты, окинул взглядом карту. Крым был отчерчен жирной линией, на полях крупно выведено: «12 nm limit — disputed by USSR». Офицер по боевым системам, Энсон, смахнул рукавом выступившую на лбу каплю пота, несмотря на зимнее время, холодно почему-то никому не было. Бросил взгляд на радар и проставил на боевом планшете ещё одну метку: там уже присутствовал комитет по встрече из трёх кораблей, «Беззаветный», СКР-6 плюс «Слава» держался на отдалении, ему, имеющему за плечами «большую дубину», подходить вплотную не было смысла. А теперь радар засёк ещё две отметки.

— Сэр, ещё две отметки на радаре, двигаются курсом 152 нам навстречу. Малые ракетные катера, судя по всему.

У советских МРК со времён утопления «Клемансо» была плохая репутация в флотах НАТО. Утопишь такого малька — никакой славы в этом нет, а вот если он тебя завалит, что вполне возможно — позора не оберёшься.

— Они будут «шолдерить», — сказал командир, коммандер Филлип Дюр, имея в виду таран. — Это в их стиле. Держим курс, держим темп. Вертолёт — на тросе, над кормой. Никаких резких движений. Орудия на ноль, мы здесь с мирным проходом. Ведём запись «чёрного ящика» чётко. Мы не первые и не последние, кто сюда заглядывал.

— А если… — начал Уэст и не договорил. И так было ясно, что если…

Пирс на секунду зажмурил глаза: он любил море за его чёткие правила. Но сегодня правила были как трос, натянутый между двумя буксирами: если кто-то дёрнет, сорвётся всё.

— Если, — сказал он, — то действуем по инструкциям флота. Но мы в любом случае не будем стрелять первыми. Пока нам не стреляют в корпус — мы терпим.

В 08:47 «Беззаветный» набрал обороты и вышел на параллельный курс с американцами. СКР-6 в кильватере. В эфир ушло второе предупреждение, американцы ответили почти слово-в-слово как первый раз. Мол, идём пользоваться правом мирного прохода в соответствии с нормами о свободе мореплавания. Ага, мирный проход на боевом корабле, причём никаких мирных целей у янки тут просто быть не могло — либо разведка, либо провокация. Очень мирно.

— Командир, — совершенно неуставным образом подал голос начальник БЧ-2 Шевченко. — Носовая — к стрельбе готова. БК в кранцах, цели — по курсам.

— Торпеды загружены, готовы к тёплому приёму, — отрепетовало переговорное устройство голосом нач БЧ-3.

— Не дерзим, — ответил Богдашин. — Ждём команды сверху. До этого молчим в тряпочку.

Шевченко кивнул, сидя у себя на центральном боевом посту, хотя ответа от него не требовали и уж тем более командир не мог его видеть.

Расстояние между двумя колоннами сокращалось с каждой минутой.

— Есть команда на вытеснение. Штаб говорит, чтобы мы работали по ситуации. Главная задача — не опозорить флот и показать, что советские моряки не ссут.

Богдашин с удивлением посмотрел на своего радиста, тот только пожал плечами и кивнул на приёмник, как будто тот самолично мог отдавать указания.

— Работаем. Курс на сближение. Всем держаться двумя руками, — кап-два как-то нервно, зачем-то опустил на подбородок хлястик фуражки, после чего рефлекторно потрогал кобуру с ПМом на поясе. Как будто собирался прямо сейчас идти на абордаж. Или собственноручно казнить струсившего подчинённого, зачем ещё нужен пистолет офицеру современного боевого корабля. Ну ещё застрелиться в случае чего, но Богдашин всё же надеялся, что до этого не дойдёт.

Первым на таран пошёл идущий сзади мателот. С ходу, без замаха, СКР-6 подлез к «Кэрону» и «плечом», «ткнул» его в район середины корпуса. Треск краски, визг металла. Вахтенный офицер хрипло сказал в трубку: «Dangerous maneuver by Soviet frigate», — и это было одновременно жалобой и отчётом.

— Матерятся! И сигнальными ракетами отвечают, — заметил Пальчиков.

— Пусть. Пока всё идёт как надо. — Кап-два почувствовал, как в кровь впрыскивается ударная доза адреналина.

Тем не менее, несмотря на навал — тем более что советский корабль был существенно меньше оппонента — янки быстро выровняли курс и продолжили двигаться вперёд с упрямством, достойным лучшего применения. Настало время применять аргументы следующей весовой категории.

— Открыть предупредительный огонь, — сказал голос командира соединения со «Славы», после чего командир «Беззаветного» повернулся к своему начарту.

— Артиллерия. Предупредительная. По курсу. Удаление — двести метров перед носом. Один короткий.

— Есть. Предупредительная по курсу.

Секундная пауза… Грянуло.

— Бах-бах-бах!

Грохот спаренной 76-миллиметровой артустановки на «Беззаветном» всегда казался немного несерьёзным рядом с большими кораблями, с другой стороны, нужны они были сейчас только в качестве предупреждения. По воде прямо перед носом «Йорктауна» пробежала ровная цепочка фонтанчиков, показывая всю серьёзность намерений советских моряков.

— Чёрт! — Дюр ударил ладонью по перилам. — «General quarters». Держим курс, увеличь ход до полного! И положите русским пару снарядов в ответ. Но только по курсу! Предупредительные, покажем красным, у кого калибр больше.

Сложно сказать, что пошло не так. То ли нервы не выдержали у кого-то на американском корабле, то ли наоборот — на советском. А может, просто ошибка вкралась или автомат стабилизации сбойнул в момент… Важно, что пара 127-мм снарядов, выпущенная в ответ по курсу «Беззаветного», легла не в сотне метров от советского корабля, а всего метрах в тридцати, да ещё в волну попала под таким углом, что все осколки фугасных «аргументов» рванули назад. Понятное дело, сторожевику под флагом с серпом и молотом несколько небольших осколков, долетевших до «тела корабля», повредить не могли никак, вот только когда пальцы уже лежат на спусковой скобе, для перехода эскалации в неуправляемую стадию нужно совсем немного. Порой достаточно дробного звука попадающих в корпус осколков и облака сгоревшего дыма, в которое сторожевик влетел на полном ходу.

— Это «Беззаветный». Мы атакованы. Повторяю, мы атакованы, запрашиваю дальнейших указаний! — Сидящий «связи» радист понял случившееся по-своему и без приказа вышел в эфир с «сенсационной новостью». Естественно, он тут же получил ответ с той стороны.

— Атаковать в ответ всеми силами, — ну а какую ещё команду мог дать командир соединения в такой ситуации?

Богдашин почувствовал, как где-то в районе затылка кольнула ледяная игла. Это уже были не учения.

— Артиллерия, — сказал он. Сам кап-два, вероятно, предпочёл бы «проглотить» плевок с той стороны, но приказ уже был получен… Радиста ждал очень неприятный разговор… Если они вообще переживут этот день. — На поражение. По «Йорктауну». Один, коротко. Отсек кормовой, ниже линии палубы. Не увлекаться.

Имелась надежда, что всё это останется «инцидентом» и не перерастёт в Третью Мировую…

— Есть, — подтвердил получение приказа Шевченко и хлопнул по спине сидящего за пультом оператора. Тот подправил прицел и вдавил кнопку спуска.

Два снаряда ударили в район ангара. Вспух небольшой по меркам флота и американского корабля в частности шар дыма, заставив оппонента дёрнуться и отвернуть немного левее. Было видно, как по палубе «Йорктауна» начали бегать люди из противопожарной команды, готовясь заливать огонь водой и пеной. С той стороны явно отнеслись к советскому «заявлению» вполне серьёзно.

— Довольно, — в короткий момент между «было» и «стало» показалось, что американцы отвечать не будут и просто уйдут. — Держим курс. Выталкиваем их наружу.

Но нет. Артиллерийская установка «Йорктауна» быстро, с поразительной для такого размера механизма скоростью, повернулась ещё на 60 градусов, бахнула двумя снарядами точно в центр корпуса «Беззаветного». Дальше события развивались уже лавинообразно.

— Русские отваливают, — получивший хорошего тумака советский фрегат резко заложил циркуляцию и ушёл на разрыв дистанции. Ну правильно, они у своих берегов, тут куча ракетоносцев со всех сторон, какой смысл получать в клинче от более тяжеловесного противника. Мгновение кэптен Дюр ещё успел подумать, что хорошо бы на этом всё и закончить, но тут же проснулся радиолокационный пост.

— Восемь ракет с МРК, — произнёс лейтенант Энсон, за секунду охрипшим голосом. — Четыре — по нам, четыре — по «Кэрону». Дистанция восемь. Время — сорок секунд.

— SM-2 — пуск, — сказал Пирс. И впервые за всё утро его голос стал лишённым интонаций. — Две пары. Огонь по «Беззаветному» из главного орудия. По «Славе» четырьмя «гарпунами». Огонь!

Сдерживать себя, когда тебя уже совершенно очевидно собираются топить, американский офицер не собирался. Если уходить, то нужно уходить красиво.

За окном рубки взвыли, ударив по ушам, противоракеты, уходящие на перехват русским «приветам», гулко захлопала 127-мм главного калибра, всаживая снаряд за снарядом в корпус уходящего в сторону «Беззаветного», где-то сзади — кэптен Дюр просто не успевал уже следить за обстановкой, все же способности человеческого мозга воспринимать и обрабатывать информацию отнюдь не бесконечны — своя драка стартовала между СКР-6 и «Кэроном». Где-то на мостике флагманской «Славы» капитан первого ранга Крикунов внутренне материл катерщиков, запустивших ракеты по американцам без приказа, и одновременно отдавал команду запускать уже свои «Вулканы». Всё смешалось: трассы, визг, хрип эфира, чья-то молитва, шорох записывающей для потомков происходящее магнитной ленты…

Две ракеты сбили две. Третья ушла в сторону, выбитая помехами. Четвёртая — как в голливудских боевиках категории «Б» — прошла. Не совсем в борт, не туда, куда ей, может быть, целили, но достаточно близко, чтобы почувствовать, как палуба бьёт по ногам, а корабль на секунду как будто замирает, подобно боксёру-тяжеловесу, пропустившему удар от оппонента на ринге.

— Нас держат, — ровно сказал Пирс. — Держат за горло, ковбои. Извини, дружок, — добавил он уже тише, как будто обращаясь к кораблю. — Держись.

Обмен ракетами и снарядами произошёл почти мгновенно. На всё про всё ушло, может быть, две минуты. Ну, может быть, три, вряд ли больше. После чего противники синхронно «сделали шаг назад» и осмотрелись.

СКР-6 тонул, маленький тысячетнонны, не имеющий даже собственного имени кораблик, очевидно, мало что мог противопоставить американскому эсминцу, превосходящему его в семь раз по водоизмещению. Американцы просто и бесхитростно разобрали оппонента из главного калибра, всадив в советский сторожевик три десятка 127-мм снарядов, отчего тот весь загорелся от носа до кормы и начал погружаться в воду.

С другой стороны, советские моряки тоже успели ответить. Ответить из единственного вооружения, которое вообще способно было нанести американцу хоть какой-то ущерб — выпустили залп из трёх 400-мм торпед — две остались на своих местах по причине уже полученных повреждений — из которых до «Кэрона», учитывая буквально пистолетную дистанцию, добралось две.

Две 400-мм торпеды для современного корабля в 7 тысяч водоизмещением — это мало, чтобы его утопить, но достаточно, чтобы сделать небоеспособным. Одна торпеда не слишком удачно взорвалась у борта, проделав дыру в корпусе площадью в два квадратных метра и затопив пару отсеков, но вот вторая успела навестись на винты и к чертям их оторвала. Большой и гордый ещё недавно корабль, гордость американского флота, мгновенно превратился в несамоходную калошу, способную ещё огрызаться, но уже точно не способную никуда убежать.

Ну и ракетами его тоже сверху накрыло. Одна — с МРК — прилетела в надстройку, уничтожив большую часть офицерского состава, вторая — разнесла носовую оконечность корабля. Это правда уже мало на что могло повлиять, если бы «Кэрон» мог дать ход, волны тут же начали бы заливать пробоину, но поскольку американец дрейфовал на месте без возможности куда-то деться, именно эта «рана» сейчас не имела никакого значения.

«Беззаветный», получив пачку снарядов в корму, тем не менее сумел разорвать дистанцию и уцелеть. Впрочем, и там сейчас было весело, горело всё, что могло гореть, имелась куча раненых и убитых.

— Доложить о потерях, — за время короткого боя не предназначенный для таких стычек корабль фактически и сделать ничего не успел: только «впитал» в себя два десятка американских снарядов. В отличие от СКР-6, этого «Беззаветному» для утопления было мало, но корму ему разворотили всё равно знатно. О чём кап-два и было оперативно доложено.

— … диферент на корму три градуса. Отсеки закрыли, нужно отойти подальше и выровняться контрзатоплением, — доложил начальник БЧ-5, по должности отвечавший за борьбу за живучесть.

— Прекратить огонь! Stop the fire! — Одновременно с этим на открытых частотах транслировала находящаяся в стороне «Слава», ей тоже досталось, впрочем, прилетевший один подарок от «Йорктауна» больших повреждений не причинил, поэтому там, можно сказать, «обделались испугом». И то сказать, «Йорктаун» был фактически прямым американским аналогом черноморского флагмана, по назначению и водоизмещению, и в драке 1 на 1 ещё не известно, кто остался бы на поверхности, а кто отправился на посиделки к Нептуну. — «Йорктаун», примите пятнадцать градусов влево и двигайте прямо до пересечения линии территориальных вод СССР, или будете уничтожены. Спасательные работы по эсминцу «Кэрон» мы возьмём на себя. Повторяю…

«Йорктауну» меж тем тоже досталось прилично. Одна из ракет «Славы» влетела прямо в носовое орудие главного калибра и напрочь снесла его с палубы, чуть не вызвав детонацию боезапаса в трюме. Его автоматическая противопожарная система, отработав штатно, быстро залила водой. Ещё одна ракета взорвалась на корме, разнесла стоящий там «Си Хок» и вызвала масштабный пожар. Но даже не это было самым худшим, а то, что, отстреляв четыре «Гарпуна» по «Славе», четыре других покидать свои пусковые напрочь отказались. То есть мало того, что ракетный крейсер оказался в моменте совершенно безоружным перед советской эскадрой, так еще повреждённые ракеты — а хрен знает, почему они не «вышли», то ли провод где-то перебило, то ли может осколками там всё посекло и что-то тлеет уже внутри потихоньку — могли теоретически рвануть в любой момент.

— Четыре воздушные цели на радаре, кэптен! Приближаются с северо-востока. Похоже на «Фенсеры». Что будем делать, сэр?

Кэптен Дюр сжал металлический поручень, за который держался, так, что аж костяшки побелели, и отдал приказ. — Принять влево, следуем указанным курсом. Передайте на открытой частоте русским, что мы подчиняемся.

Шансов уйти, если их всерьёз захотят потопить, у американцев не было. Тут советский берег уже буквально видно в бинокль, сколько сейчас там взлетает в воздух самолётов с подвешенными под крыльями ПКР, не хотелось даже думать. Ну, отобьются они от этой четвёрки — что уже на самом деле будет чудом — так прилетит ещё два десятка, никаких зенитных ракет не хватит. Иногда гораздо разумнее поступиться гордостью, тем более что «Кэрону» они сейчас просто не могут никак помочь.

Ещё через двадцать минут «Йорктаун» пересек воображаемую линию 12-мильной зоны территориальных вод СССР и лёг в дрейф. Нужно было залатать дыры, разобраться с не выстрелившими ракетами, перезарядить пустые пусковые — на всякий случай — и в конце концов понять, что делать дальше.

Связались с «Кэроном», там согласились не сопротивляться и дать себя «спасти». Без гребных винтов всё равно удрать эсминец не мог, там, конечно, предпочли бы дождаться помощи от «своих», но… Американцы вряд ли смотрели советскую «Кавказскую пленницу», поэтому не были знакомы с подаренными этой лентой крылатыми выражениями, однако там отлично понимали, что маршрута у них из этой точки ровно два. Либо в ЗАГС, либо к прокурору. То есть либо в советский порт на буксире, либо вниз на дно. На дно отправляться не хотелось, поэтому американские моряки были вынуждены позволить взять себя на буксир — учитывая разнесённый советской ракетой нос, сделать это оказалось не так-то просто — и утащить в сторону вражеского берега.

СКР-6 же в итоге так и утонул, вернее, был затоплен своим же экипажем — его остатками — после эвакуации. Спасать размочаленный сторожевик, держащийся на поверхности только божьим попустительством, рисковать командой при буксировке никто не хотел. Это впоследствии позволило американцам в некотором роде сохранить лицо и даже приписать «победу» себе, что в некотором смысле было тоже правдой.

Из 96 членов экипажа в живых осталось меньше полусотни, а всего на трёх пострадавших советских кораблях погибло семь десятков человек и ещё вдвое большее количество получило разной степени ранения. Американцы на двух кораблях потеряли меньше — тридцать человек убитыми плюс раненые. Впрочем, все понимали, что не останови командир «Славы» бой, погибли бы, вероятно, все 750 человек экипажей «Йорктауна» и «Кэрона».

Дальше события переместились с поля морской битвы на поля битв дипломатических. Вашингтон, естественно, тут же заявил протест, привёл войска в повышенную боеготовность, запросил созыва СовБеза ООН, но от активных действий именно в военной плоскости временно отказался. В Белом доме сидела насквозь ястребиная администрация, однако реально доводить дело до третьей мировой там, конечно же, всё равно не хотели.

Советские моряки же, не заявляя формально о пленении корабля, отбуксировали эсминец к своему берегу, оказали необходимую помощь раненым, предоставили материал для срочного ремонта… Кое-кто из военных предлагал взять корабль на абордаж, чтобы хорошенько перетряхнуть потроха, но… Это было уже слишком, да и американцы сразу нам заявили, что при необходимости подорвут оставшийся боезапас. Решено было, короче говоря, не доводить до греха и ограничиться «внешним осмотром».

Ну а спустя неделю, американцы с турками смогли найти подходящей мощности мореходные буксиры и увели эсминец на юг, закончив его временное — но оттого не менее историческое — «пленение».