Меченый. Том 5. Линия разлома

Глава 1 Внеочередной съезд

15 мая 1987 года; Москва, СССР

FOREIGN AFFAIRS: Скандал в Польше: Лех Валенса — тайный агент спецслужб?

Польшу потрясло шокирующее разоблачение: Лех Валенса, легендарный лидер профсоюза «Солидарность», лауреат Нобелевской премии мира и символ борьбы против коммунистического режима, возможно, десятилетиями скрывал свое сотрудничество с польской спецслужбой. Согласно утечкам документов в западногерманскую прессу, Валенса, действовавший под псевдонимом «Болек», числился агентом Службы безопасности ПНР еще в 1970-х годах.

Валенса возглавил первый независимый профсоюз «Солидарность» в 1980 году, объединивший миллионы поляков в борьбе за права рабочих и демократические реформы. Однако уже в 1981 году организация была запрещена, а ее активисты — арестованы после введения военного положения. Несмотря на разгром, к 1986 году «Солидарность» начала восстанавливаться в полулегальном положении.

Теперь эти события получают новое прочтение. Утечка документов, включая подписанные Валенсой обязательства о сотрудничестве с СБ и расписки о получении денег, указывает на возможную провокацию спецслужб. Целью могло быть внедрение агента в протестное движение для его контроля и последующей ликвидации.

Вскоре после публикации материалов в ПНР начались массовые облавы на активистов «Солидарности». По данным источников, большинство недавно восстановленных ячеек профсоюза уже прекратили деятельность. Оппозиционные силы, включая бывших соратников Валенсы, в растерянности: «Если даже наш лидер работал на режим, кому теперь можно доверять?» — заявил анонимный представитель подполья.

Сам Валенса категорически отрицает обвинения, называя документы фальшивками, сфабрикованными СБ для его дискредитации: «Они украли мои рукописи и подделали подписи». Однако представители Западногерманских спецслужб и независимые эксперты уже подтвердили подлинность части материалов, попавших в руки Бонна.

Этот скандал ставит под сомнение не только наследие «Солидарности» — как теперь относится к Нобелевской премии, которую получил Валенса, — но и перспективы возрождения демократических институтов Польши. Пока власти усиливают давление на инакомыслящих, страна балансирует на грани нового витка авторитаризма.

ЗИЛ подъехал к входу в Дворец Съездов и остановился. Уже, кстати, во всю шла работа над новым лимузином для высших лиц СССР, там обещали и защиту усилить, но пока катались на старых машинах. Я было потянулся дернуть ручку открытия двери, но был остановлен голосом моего охранника.

— Михаил Сергеевич. Вы ничего не хотите мне отдать?

Медведев выписался из больницы уже через месяц после февральских событий и тут же занял свой пост «у тела». Ранение и последующее восстановление явно далось мужчине нелегко, тоже не мальчик уже ведь: осунулся, одежда стала висеть свободнее, да и морщился Володя регулярно при резких движениях и когда думал, что я на него не смотрю… По-хорошему, ему бы еще отлежаться, но… Верных людей вокруг слишком мало, слишком мало тех, к кому можно, не боясь, повернуться спиной. А там, куда я сейчас иду, таких людей вовсе нет; в этой стае шакалов, мнящих себя тиграми, вертеть головой нужно с утроенной скоростью. А то сожрут, твари, и глазом не моргнут.

— Что?

— Вы знаете. Если вы думаете, что пистолет не видно во внутреннем кармане, то это не так, поверьте, те, кто имеют дело с оружием, мгновенно заметят ваш ПСМ. А учитывая, что Съезд будет транслироваться на всю страну, заметят его многие.

— Ну ладно, уговорил, черт языкатый. Держи, не потеряй. — Я вытащил из кармана спасшее меня один раз уже оружие, которое пришлось оформить как «наградное», чтобы не нарушать закон, и протянул его Медведеву. Тот автоматически щелкнул магазином, дернул затворной рамкой и сунул его в брадачок машины.

— Жилет надели?

— Надел, — ответил я без всякого удовольствия. ГСО теперь настаивала на том, чтобы я при любых публичных выездах и прочих массовых мероприятиях надевал под костюм мягкий кевларовый — ну или, вернее, из аналогичной ткани советского производства сделанный, не знаю, как она точно называется — бронежилет. От винтовочной пули не спасет, но пистолетную или дробь там, осколки опять же всякие мелкие, вполне удержит. Я, естественно, от необходимости ношения такой брони был, мягко говоря, не в восторге, но пока не перечил. Честно говоря, после всего произошедшего желание подчиняться рекомендациям охраны у меня взлетело на недосягаемую ранее высоту. — Что-то еще?

— Нет, можем выходить.

Если я скажу, что события той ночи на меня не повлияли в психологическом плане — совру. Несколько раз с тех пор снились кошмары, да и просто засыпать стало тяжелее. Днем вроде нормально, когда есть чем заняться и голова забита делами, а вот ляжешь вечером в кровать и начинается… Думал даже попробовать снотворное себе попросить, но вспомнил Брежнева и не стал. Лучше уж нервным быть, чем овощем.

Толкнул дверь, дождался, пока для меня откроют зонтик, и быстро перебежал внутрь здания. Май 1987 года выдался в Москве дождливый, а третья декада месяца и вовсе обрадовала резким падением температуры. Настолько, что ночью столбик термометра едва ли не до нуля опускался, днем солнце все же немного пригревало, но, честно говоря, не слишком активно.

— Добрый день, Михаил Сергеевич, — я кивнул и быстро скинул пальто, передав верхнюю одежду помощнику. Благо статус позволял не толпиться самому в гардеробе.

Из-за погоды — на 9 мая тоже был ливень — а так же по причине экстренных обстоятельств в этом году обошлись без парадов и больших демонстраций, перенеся все это на ноябрь, когда предполагалось отмечать 70-летие Октябрьской революции. Съезд тоже выходил куда более камерным, чем предыдущие подобные мероприятия, на улице не было никакой «тусовки», все сразу ныряли в бездонное чрево главного здания в СССР, спеша смешаться с толпой и почувствовать себя «в стае».

— Григорий Васильевич, здравствуй. Как настроение? Готов вновь приступить к работе?

Появление на съезде Романова, которого партийцы уже давно — и совершенно справедливо, надо признать — зачислили в отработанный материал, вызвало небольшой переполох. А едва я демонстративно уделил внимание бывшему оппоненту, от нас в разные стороны буквально зрительно начали расходиться волны шепотков. Нет, то, что бывшего члена Политбюро я собираюсь назначить на КПК, слухи пошли раньше, все же такие решения приходится обсуждать с соратниками в достаточно широком кругу, информация, хочешь не хочешь, утечет, но одно дело слышать через пятые руки, и другое — видеть собственными глазами.

— Всегда готов, — с кривой усмешкой ответил новый председатель Комиссии Партийного Контроля.

Назначить его я мог и сам, вернее, с поддержкой оставшейся активной части Политбюро, а вот за полномочия обновленного органа нам еще придется пободаться с делегатами съезда. Как ни крути, все произошедшее за последние три месяца нуждалось в символической легитимизации, а просто так голосовать за создание органа, призванного искоренять крамолу в рядах партии, очевидно, желанием не горели. Так что тут требовалось искать компромисс.

Снующие по вестибюлю Дворца Советов делегаты уже в некотором смысле почувствовали на себе часть тех действий, которые в будущем предполагалось поручить КПК. Например, буквально всех делегатов прогнали через полиграф — детектор лжи — с пулом вопросов о взятках, злоупотреблении властными полномочиями, продвижении друзей и родственников и, конечно же, отношении к недавнему бунту.

Конечно, полиграф — это далеко не истина в последней инстанции. Никто не гарантирует стопроцентного результата, всегда реакции организма можно трактовать по-разному, во многом результаты проверки зависят от личности следящего за показателями человека.

Однако кое-какую рыбку все равно поймать получилось. Во-первых, нашлись уникумы, которые отвечать на вопросы под присмотром датчиков просто отказались. Мол, это умаляет их достоинство, «не за это наши деды воевали», и все такое. По таким, естественно, тут же принимались кадровые решения, на съезд их не допускали, и в будущем предполагалось вовсе исключать из партии таких вот «нонконформистов». Банальная логика — если ты ни в чем не замазан, то тебе нечего скрывать.

Удалось выцепить несколько человек, которые так благоговели перед мощью «шайтан-машины», что раскололись еще до начала проверки. Кто-то знал о готовящейся акции или подозревал о ней, но не донес куда следует, а кто-то просто проворовался или приторговывал должностями. Короче говоря, работа была проведена масштабная и не бесполезная. В будущем предполагалось, что каждый партиец на ответственной должности должен будет проходить полиграф не реже раза в год. В качестве профилактики.

— Добрый день, приветствую, рад видеть! — Здоровался я с товарищами, выцепляя знакомые лица в толпе. Специально приехал чуть заранее, чтобы прочувствовать собственной шкурой настроения толпы. И надо признать, что большинство собравшихся хоть и излучали настороженность, но при этом какой-то направленной на себя концентрированной злобы я не чувствовал. И на том, как говорится, спасибо.

В назначенный час делегаты начали потихоньку рассаживаться в зале заседаний. Когда большая часть мест оказалась занята, на свои места в Президиум вышли мы — члены Политбюро. Те, которые остались в живых и которые не сидели сейчас за решеткой. Впрочем, последние уже не были членами Политбюро. Горбачев, Лигачев, Воротников, Рыжков, Примаков, Гришин, Долгих и Зайков. Восемь человек — не рекорд по минимальному количеству членов, в самом начале существования СССР были моменты, когда там и по пять человек оставалось, но именно в новейшее время подобного не случалось.

— Товарищи делегаты, гости братских республик и дружественных партий, позвольте приветствовать вас сегодня и давайте начнем по протоколу с утверждения состава Президиума. Еще вчера в Кремле совет представителей делегаций утвердил список в составе ста тридцати одного человека. Делегаты должны были получить списки сегодня утром, чтобы успеть ознакомиться с ними до начала заседания. Есть пожелания? Возражения? Предложения? Тогда давайте проголосуем, кто «За»? — В воздух взметнулись тысячи рук, на этом уровне, конечно же, никто не будет пытаться саботировать начало работы съезда. — Спасибо, единогласно. Прошу выбранных членов занять места в Президиуме.

Пока полторы сотни человек стягивались из зрительского зала на сцену, я мысленно вернулся немного назад. Основная борьба была вчера, где представители республик пытались протолкнуть своих людей в состав Президиума. Мне это напоминало многоголовую гидру. Только пару месяцев назад сняли с должностей — а кое-кого и в тюрячку отправили — кучу народа, и вот пришедшие им на смену фактически мгновенно заняли оппозиционное к Москве положение. А ответ прост — клановость.

Не воспринимают наши восточные и южные товарищи СССР как общий дом, там получение поста первого секретаря компартии расценивается как обретение такого себе «ярлыка на княжение» с возможностью невозбранно заниматься личным обогащением и расстановкой верных людей на должности ниже. И не важно, кто именно будет сидеть «на бочке», сама система построена так, ее еще со времен Сталина сформировали, а если быть совсем честным, то скорее со времен Империи. Будь верным Москве и делай у себя дома, что хочешь. Естественно, мои попытки сломать статус-кво были восприняты в штыки, было бы странно, случись иначе.

Ну, надо признать, что выбранная нами стратегия по перемешиванию кадров между республиками все же дала результат. Понизила возможность координации национальных элит, но при этом опять же вызвала определенную изжогу. В том смысле, что у нас же есть республиканские партии, именно в рамках этих иерархических лестниц традиционно шел рост партийцев: райком, горком, обком, ЦК… И уже потом перемещение в Москву. А какой тогда смысл в национальных партиях, если все равно даже для занятия должности на уровне обкома тебе придется переезжать в другую республику? И вот поэтому одним из пунктов обсуждения этого Съезда и была ликвидация всех республиканских компартий и слияния их с КПСС. Пора уже признать, что концепция советизации всего мира с приемом в СССР отдельных республик со своими компартиями устарела еще лет сорок назад. Собственно, уже по итогам Второй мировой войны стало понятно, что все это чушь. Даже раньше скорее, лозунг построения коммунизма в отдельно взятой стране он ведь не на пустом месте взялся, в некотором смысле само сохранение республиканских компартий попахивало троцкизмом. Вслух я этого, конечно же, не говорил, не поймут такой трактовки марксизма-ленинизма товарищи. Не поймут.

— Дальше предлагаю проголосовать за повестку съезда, причем по пунктно. — Дождавшись, когда все рассядутся по местам, продолжил я с трибуны. Удивительно, но на этот раз я волновался гораздо меньше, хоть вопросы предполагалось поднять куда более серьезные и я даже не побоюсь этого слова — «острые». — Не будем делать вид, что причина созыва внеочередного Съезда заключается в чем-то ином. Подводить хозяйственные итоги пятилетки будем в положенное время, а сейчас следует разобраться с последствиями февральско-мартовских событий. Егор Кузьмич, вам слово.

Поднялся со своего места Лигачев. Опустил на нос очки, взял со стола подготовленные листы с отпечатанным текстом.

— Здравствуйте, товарищи. Первым пунктом у нас разбор итогов расследования по делу о попытке государственного переворота…

Все же чтобы начать открытый — а я хотел устроить именно такой — суд сразу над тремя бывшими членами Политбюро, нужно одобрение всей Партии. Такого даже Хрущев в свое время не делал, хотя его и убивать не пытались…

Согласно материалам расследования, главным двигателем заговора оказался Алиев. Он прекрасно понял, что массовая сдача анализов населением в АзССР с последующим выбиванием его людей с занимаемых постов — это атака собственно на члена Политбюро. И тут я признаюсь, возможно, передавил; если бы в Азербайджане ограничилось все только отставками, вероятно, ничего бы и не произошло, но я дал Астафьеву карт-бланш на «рытье вглубь», и там такое говно полезло, что мама не горюй. Собственно, основные показания там начали давать уже после провала переворота, когда стало ясно, что прикрытия сверху уже не будет, и одной только коррупцией с вездесущим на Кавказе непотизмом дело совсем не ограничивалось. Там наркотики полезли, контрабанда через границу с Турцией и Ираном, работа местных фабрик, выпускающих соответствующие препараты в «третью смену» с дальнейшим распространением этой гадости по всему СССР. Короче говоря, Алиев просто почувствовал ствол расстрельного пистолета, который уже прижался к его затылку, и решил, что терять ему нечего.

Щербицкий согласился на участие исключительно из обиды на меня. Сам практически ничего не организовывал, только подтянул часть своих «клиентов» по партии. Кунаева же вообще фактически поставили перед фактом, глава КазССР в общем-то уже морально был готов спокойно уйти на пенсию сам, но оказался в роли той самой пристяжной лошади, которая не выбирает, куда бежать, а лишь может следовать за коренником. С учетом этой информации получалось, что события в Алма-Ате — полностью моя вина, как бы ни было это неприятно признавать. Народные выступления там готовились как повод поменять верхушку местной компартии, а оказывается, в этом и не было большой надобности. Только люди погибли без всякого толку.

Ну и остальные. Кого купили, кого запугали, кто — типа Крючкова, смешно даже говорить применимо к заместителю председателя КГБ — присоединились по идеологическим мотивам. Не оправдал Горби доверия, вместо либеральных реформ сталинизм и культ личности начал возрождать, скотина такая. Кто бы мог подумать, что у нас такие вот Бруты найдутся идейные.

И да, ЕБН отмочил по полной. Он, как оказалось, несмотря на согласие занять пост генсека, именно к организации переворота руку вообще не прикладывал и нигде особо не светился. Надеялся в случае чего отсидеться, и на допросах до последнего шел в отказ, типа «я не я и корова не моя», мол «нет у вас методов против Кости Сапрыкина», а то, что на него указали несколько самых высокопоставленных участников, так это их проблемы. Оговорить пытаются честного человека.

Только когда ему намекнули, что с такой позицией из камеры можно отправиться прямиком на кладбище по причине обширного инфаркта, Ельцин поплыл и признался, что, мол, знал и ничего не предпринимал. А когда его спросили, не жалко ли было ему отдавать родную страну в руки кучке спившихся нацменов, он без всякого зазрения заявил, что первым же делом избавился бы от беспокойных попутчиков по захвату власти. Устроил бы большой процесс над убийцами дорогого Михаила Сергеевича, ну и в общем понятно… Классическая, старая как мир политическая игра «хто кого з’їсть».

Всего по делу о попытке переворота проходило — включая исполнителей на местах — около семидесяти человек. Гигантская масса народа, как для такого дела; только участием Крючкова, который фактически исполнял обязанности главы спецслужбы, пока Примаков готовил переворот в Румынии, можно объяснить то, что все удалось до последнего момента удержать в тайне.

И вот теперь Съезд должен был дать политическую — уголовно-правовой все же занимается прокуратура и суд — оценку произошедшему. С практической точки зрения я хотел, чтобы делегаты от республик еще раз публично «повинились» в том, что «пригрели на груди» таких гадин и отреклись от всякой связи с заговорщиками. Зачем? Ну, лишним точно не будет.