Глава 24
Кайра
Братья Даркхейвены появляются ровно в полдень, но до того, как они это делают, по меньшей мере девяносто процентов студентов Академии уже прибыли и заняли свои места. Между короткими, напряженными паузами, которые эхом разносятся по арене, слышен гул возбуждения, когда последние Терры спешат закончить свои обязанности и занять свои места.
Повернув голову, я оглядываю толпу, отмечая, что Смертные Боги и Боги разделены на свои трибуны. Учителя — Боги, которые не руководят ареной, — собраны под роскошным шатром с подушками. Терры держит на подносах шипучие напитки в хрустальных бокалах. Как будто они древние аристократы, присутствующие на театральном представлении «Противники Богов», наблюдающие, как их дети готовятся убить друг друга.
— Терра. — Резкий лай Руэна заставляет меня выпрямиться, когда он проходит мимо меня ко входу на верхней площадке лестницы, где я жду с тех пор, как заметила, что они входят внизу.
— Ваши места вон там, — отвечаю я, поворачиваясь, чтобы подвести их к ряду на самом верху трибун напротив палаток Божественных существ. Каликс пробегает мимо меня, его длинные ноги с явным энтузиазмом сокращают расстояние.
Поперек каменных скамей для Смертных Богов разложены подушки, а по краям каждой из них стоят Терры, готовые выполнить любую команду. В отличие от Богов, которые весело болтают и делают ставки на то, кто примет участие в сегодняшних сражениях, несколько Смертных Богов явно нервничают и переживают перед началом события.
Теос один из них. Он необычно тих, когда обходит меня и садится в самом конце каменных скамеек рядом со своими братьями. Руэн откидывается назад и скрещивает руки на своей массивной груди, и я смотрю вниз, замечая маленькие белые шрамы, усеивающие его плоть, когда рукава рубашки задираются. Интересно. Чего, должно быть, стоило Смертному Богу его происхождения сохранить эти шрамы, учитывая, что любом, в ком течет Божественная Кровь, должен быть способен исцеляться почти мгновенно? Я сохраняю эту информацию на задворках своего разума на потом. Любое знание — хорошее знание. В конце концов, пока неизвестно, кто может быть моей реальной целью. Насколько я знаю, это вполне может быть один из них или все сразу. На мой взгляд, у них определенно есть шансы на то, что кто-то жаждет их смерти.
— Кто судья? — Каликс наклоняется вперед, поднимает голову и указывает на противоположный конец арены, где восседают Боги. Ему не нужно щуриться, чтобы увидеть женщину, которая делает шаг вперед у края каменных перил, покрытых ярко-зеленым королевским гобеленом. Его лицо вытягивается, и он со стоном откидывается назад и вздыхает. — Тьфу, она? Это нечестно.
Однако рядом с ним и Теос, и Руэн, кажется, расслабляются. — Это Маладезия, — Теос практически выдыхает имя Богини с облегчением. Я оглядываю толпу и останавливаюсь на Богине. Она высокая, выше любой женщины, которую я когда-либо встречала, даже выше Офелии. Помимо высокого росты у нее гибкое телосложение, облаченное в тонкие прозрачные белые одежды. Когда солнце палит вовсю, переливаясь на макушке ее волос цвета черного дерева, заплетенных длинными жгутами вокруг головы, она выглядит почти как королева из древности. Или она была бы ею, если бы на ней была корона.
Маладезия. Я ломаю голову, вспоминая, кто именно эта Богиня, но их так много. Я не помню, чтобы читала или слышала о ней.
— Кто это? — Я не хотела произносить вопрос вслух, но каким-то образом он умудряется вырваться.
Отвечает Руэн. — Богиня Восхваления, — говорит он, понизив голос. — Обычно она отвечает за младших Смертных Богов. В тот или иной момент она обучала здесь большинство студентов. Это в сочетании с ее природной склонностью к похвале, по крайней мере, гарантирует, что соревнования не закончатся смертельным исходом.
— Это скучно, — жалуется Каликс.
Теос стискивает зубы и стреляет кинжалами в своего брата глазами. Я вздыхаю. Клянусь, эти трое. Они могут выглядеть как неуклюжие бегемоты и обладать способностью к убийству, как любое Божественное Существо, но, в конце концов, я часто чувствую себя так, словно меня поставили отвечать за трех недолеток.
Теперь, когда какой Бог, будет судьей, Теос и Руэн выглядят более взволнованными перед битвами. Как будто черное облако страха из-за их друга рассеялось. Я наблюдаю за ними краем глаза, пока Теос вытягивает шею, оглядывая трибуны, пока не останавливается. Я прослеживаю за его взглядом и замечаю его друга Дариуса, а также девушку, которую он рекомендовал для повышения, Инид, сидящих в нижней половине трибун вдоль левой стороны арены. Они сами кажутся взволнованными, оживленно разговаривая друг с другом. Удивительно, что они не выглядят более обеспокоенными.
— Кандидаты которых вы повысели будут сегодня участвовать в боях? — спрашиваю я, из любопытства.
Теос резко кивает:
— Да. Все, кого повышают, обязаны выступать в боях.
— Только те, кого повысили? — Сцепив руки на пояснице, я оглядываю Дариуса и Инид, пытаясь заметить нервничающих Смертных Богов и выбрать тех, кто уже знает, что сегодня им предстоит сражаться. Это не сложно — по крайней мере, для меня это не так. Я могу учуять добавленную толику волнения за милю. На другом конце арены, сидя в секции, отведенной для нижних уровней, я замечаю девушку, которой служит Найл. Ее рыжие волосы выделяют ее, даже когда они убраны с лица и стянуты в узел. Я осматриваюсь по сторонам и вижу Найла, спешащего вниз по лестнице с подносом с напитками.
— Нет, — отвечает Теос, отвлекая меня. — Боги не любят скучных представлений, поэтому они будут выбирать предыдущих чемпионов наугад и бросать их на ринг по своему желанию.
— С Маладезией у руля, это может быть, не совсем так, — говорит Руэн. — Её больше интересуют ничьи и ясные победители — чем больше похвалы получают окружающие, тем выше становится её сила.
— Сила? — Я смотрю на него сверху вниз, встречаясь с его глазами цвета полуночи.
— Боги часто получают немного силы от тех, кто рядом. Силу. Похвалу. Секс. Акслен — Бог Победы, значит, он чувствует прилив энергии, когда его ученики побеждают — даже на тренировках. Демия, Богиня Птиц, обычно всегда с одной из них рядом. Они зависимы от собственных способностей, и чем дольше питаются ими, тем сильнее становятся.
Я удивлённо приоткрываю рот. Как же это увлекательно. Кто бы мог подумать, что о Богах мне ещё есть чему удивляться? Я перевожу взгляд на арену с вновь обретенным интересом. — Тогда почему вы были так удивлены, что Богиня Восхваления будет руководить боями сегодня? — Спрашиваю я.
— Потому что она не кровожадная, — бормочет Каликс.
— Не кровожадная? — Я повторяю.
— Битвы обычно привлекают Богов, которые предпочитают видеть кровь и разрушения, — говорит Теос. — Бог Победы, Бог Битв, Бог Войны, Бог Боли, Бог Стратегии — мы ожидали любого из них. Но не Богиню Восхваления.
Я на мгновение задумываюсь над этим. Полагаю, в этом есть смысл. Менее жестоким Богам, вероятно, было бы неинтересно наблюдать, как их дети сражаются друг с другом. С другой стороны, я задаюсь вопросом, существует ли Бог, которому не хватает какого-либо насилия. Где-то должен быть Бог, чья сила проистекает из мира или безмятежности. Возможно, он и существует. Но стал бы он приходить сюда, в этот смертный мир, где всё пронизано хаосом? Вряд ли.
Жаль, я полагаю. Смертным не помешало бы больше мира и безмятежности. Возможно, даже Смертным Богам это тоже не помешало бы.
Звучит звук рога, эхом разносящийся по арене и мгновенно заставляющий замолчать галдящую толпу. — Начинается, — бормочет Теос, наклоняясь вперед, его взгляд устремлен через арену на своего друга. Словно под инстинктивным влиянием окружающих, мое сердцебиение ускоряется, и я тоже оказываюсь прикованной к Дариусу и Богине, стоящей у руля арены. Мы ждем, затаив дыхание.
— Приветствую вас, студенты! — Маладезия кричит через всю арену, ее голос звучит отчетливо, несмотря на расстояние. Должно быть, она использует для этого какой-то Божественный артефакт. — Добро пожаловать на арену боев этого семестра!
Студенты разражаются радостными возгласами, поднимая руки и кулаки в воздух. Богиня улыбается и позволяет прервать себя на мгновение, прежде чем снова поднять руки и заставить их замолчать.
— Пока все наши новоиспечённые продвинутые ученики направляются на арену, перед вами выступит декан нашей Академии — Долос.
Пока она говорит, тень за ее спиной движется вперед, проскальзывая к перилам, отделяющим правящих Богов от остальных. Мужчина выходит из этой тени и занимает ее место. Маладезия слегка кланяется в поясе и отходит в сторону, уступая ему возможность обратиться к толпе, мгновенно зачарованной его внезапным появлением. Я напрягаюсь, грудь сдавливает, и я с трудом сглатываю ком в горле.
— Черт. — Тихое проклятие Теоса говорит мне все, что мне нужно знать. Этого Бога не любят.
— Добро пожаловать всем, — объявляет Долос. Лицо у него заостренное, почти как у скелета. Его глаза глубоко запали, по бокам лица пробегают тени, усиливая образ скелета, покрытого тончайшей кожей. Кровь шумит у меня в ушах. Мое дыхание учащается. — Мне так приятно видеть вас всех здесь, — продолжает Долос.
На мои плечи и спину наваливается тяжелый груз, и несколько капелек пота выступают вдоль позвоночника. Звук его голоса отступает на задний план, когда моя кровь приливает все быстрее и быстрее, а сердцебиение берет верх. Лед скользит по моим конечностям. Рвота угрожает выплеснуться наружу. Я сглатываю и сглатываю снова, ощущая вкус гнили и желчи. Что. За. Черт.
Обжигающе горячие пальцы сжимают мое запястье. — Успокойся. — Я слышу команду, но не могу ей следовать. Мой желудок скручивается, угрожая исторгнуть все, что в нем содержится, включая сам орган.
Издалека я слышу, как Бог все еще говорит, но какие бы слова он ни произносил, они не достигают моих ушей. Рука на моем запястье словно наручники, и все же большой палец мягко поглаживает мой учащенный пульс. — Почти все, — говорит глубокий мужской голос. — Потерпи еще немного.
Я сейчас вырублюсь. Черт. Со мной такого не случалось со времён, когда я была юной, начинающей убийцей — и то только после нескольких дней изнурительных тренировок. Один вдох. Второй. Третий. Я продолжаю дышать, цепляясь за это действие, чтобы не сорваться и не сбежать. Невидимые цепи обвивают моё тело, сжимают его, душат.
Затем, так же быстро, как и появились странные ощущения, они исчезают. Я моргаю и понимаю, что лежу на земле, упершись коленями в каменные ступени. Пот струится по моему лбу и вискам. Яростно моргая, я поднимаю голову и оглядываюсь вокруг. Достаточно шокирующе, что многие Смертные Боги выглядят дерьмово, их лица лишены всякого цвета, и не мало Терр, которые вообще потеряли сознание.
— Ты справилась с этим на удивление хорошо. — Голос исходит от того, кто сидит рядом со мной, чьи пальцы все еще сжимают мое запястье.
Я поднимаю голову и обнаруживаю, что Руэн и Теос поменялись местами. Глаза Руэна, того же цвета ночного неба, на мгновение встречаются с моими, и я заворожена, пленница его взгляда, и его хватки. Быстро отдергивая мою руку, он удивляет меня еще больше, немедленно отпуская. — Что… — Я пытаюсь отдышаться. — Что это было?
— Это, — Руэн поворачивается обратно к арене, — был Долос, Бог Заточения.
Бог Заточения? Что, черт возьми, это была за сила? Я хватаю ртом побольше воздуха, но сколько бы я ни дышала, мне кажется, что я не могу насытиться.
— Это нормально, — говорит Руэн, отвечая на мой невысказанный вопрос о том, какого черта я чувствую себя так, словно меня придавили тяжелыми цепями, пока они чуть не раздавили меня.
Я резко смотрю на него, и его губы подергиваются. Его это забавляет? Его? Шокирующее зрелище.
— Чувствовать, что я задыхаюсь до смерти? — Спрашиваю я.
Он прикусывает губу, и я прищуриваюсь. Клянусь Богами, если он улыбнется прямо сейчас…
Я не заканчиваю мысль. — Да, — отвечает он. — Долос несет тяжелое проклятие из-за своих способностей. Обычно его видят окутанным собственной тенью, чтобы окружающие не падали на колени, но его способности относятся к тюремному заключению. Любой в его присутствии чувствует себя так, словно он приковал его к себе. Он редко показывается.
— Я могу понять почему. — И снова слова вырываются наружу, прежде чем я успеваю обдумать их получше. Конечно, Бог Заточения был бы деканом в одной из «Академий Смертных Богов», поскольку это немногим больше, чем тюрьма для наблюдения за порождениями Божественных Существ. Как это очевидно с их стороны.
— Я был бы осторожен с твоими словами, — тихо говорит Руэн, многозначительно оглядываясь по сторонам, когда я наконец поднимаюсь на свои дрожащие ноги. Меня раздражает, что он, кажется, не особо задет способностями Долоса.
— Почему вы этого не почувствовали? — Спрашиваю я.
Руэн приподнимает бровь, глядя на меня. — Кто сказал, что не почувствовал?
Моя верхняя губа оттягивается. — По вам так не скажешь.
Он пожимает плечами и указывает на Теоса и Каликса, которые тоже кажутся невозмутимыми. На самом деле, эти двое выглядят довольно скучающими, когда Маладезия возвращается на свое место и продолжает свою речь. — Мы встречались с ним раз или два, — говорит Руэн. — Чем больше ты подвержен его силе, тем меньше она действует. Ты привыкаешь к ощущению подавленности, когда это все, что ты когда-либо знал.
Его слова заставляют меня задуматься. Я поворачиваюсь к нему и прищуриваюсь. До сих пор мне действительно не приходило в голову, что они понимают свои собственные ограничения, но, возможно, я ошибалась. Руэн не обращает на меня внимания и снова сосредотачивается на арене, когда объявляются первые бойцы.
— Итак… — Я уклоняюсь от ответа: — Вы кажетесь невредимыми, потому что у вас есть опыт?
Тем не менее, он не смотрит на меня, даже когда отвечает. — Мы все были там в тот или иной момент, — говорит он. — И мы все встречались с Долосом. Боги совершенно ясно обозначили наше положение среди них. — Он указывает на арену. — В конце концов, ты же не видишь одного из них там, внизу, сражающимся за свои жизни.
Горечь, заключенная в этом «их» комментарии, не остается незамеченной. — Сражающимся за свои жизни? — Я повторяю.
— То, что происходит с бойцами — независимо от того, побеждают они или нет, — в конечном счете все зависит от Бога который судит бои. Если это Маладезия, то, скорее всего, они не умрут. Если бы это был другой Бог… однако… — Он не заканчивает свое объяснение, но это не имеет значения. Я понимаю, что он имеет в виду.
Даркхейвены, похоже, интуитивно осознают свое положение среди Богов и тот факт, что они такие же пленники их прихотей, как и смертные. В то время как может показаться, что Каликс наслаждается битвой, двое других понимают, что они не могут всегда контролировать ситуацию, и это больше всего на свете выводит их из себя.
У меня сложилось впечатление, что эти трое просто избалованные придурки, но из этого я увидела больше, чем когда-либо ожидала. Они заботятся о своих собратьях-Смертных Богах больше, чем показывают. Ну, по крайней мере, Руэн и Теос заботятся.
Мы все были там в тот или иной момент. Заявление Руэна резонирует в моей голове. Означает ли это также, что в тот или иной момент им всем приходилось убивать, чтобы выжить?
Этот вопрос вызывает у меня странное чувство неловкости в груди. Я поднимаю руку и прижимаю ладонь между грудями, потирая больное место. Если это правда, то это означает, что они трое гораздо больше похожи на меня, чем я хочу признать.
Мне это не нравится. Вовсе нет.