Меч тени и обмана

Глава 12

Каликс

Метал ударяется о металл, отчего искры летят в мое мокрое от пота лицо. Горячие угольки пляшут по моим щекам. Боль только придает мне сил. Я до сих пор помню, как лезвие вора обожгло мне глаза, лишив зрения и забрав его у меня в считанные мгновения. Необходимость избавиться от этой слабости обжигает мне нутро. Напротив меня рычит Теос, и я ухмыляюсь, потому что знаю, что чем злее он становится, тем легче привести его именно туда, куда я хочу. Поворачиваясь в сторону, когда он ныряет вперед, я останавливаюсь и смотрю, как он пролетает мимо и возвращается ко мне с покрасневшим лицом.

— Прекрати играть со мной, Каликс, — рявкает Теос. — Борись, блядь, серьезно!

— Я всегда серьезен, брат, — легко отвечаю я, когда его меч соприкасается с моим. Еще больше искр пляшет у меня перед глазами, когда резкая тяжесть его нападения заставляет меня отступить на шаг. — Просто так получилось, что я в прекрасном настроении, а ты гребаный ворчун.

На краю площадки для спарринга Руэн поднимает голову, его холодные глаза блуждают по мне, оценивая, как всегда. Меня это не беспокоит. Он может смотреть и изучающе рассматривать меня столько, сколько пожелает. Несмотря на то, что он занимается этим уже много лет, ему еще предстоит разобраться во внутренней работе моего разума так, как он, кажется, уже разобрался со всеми остальными. Даже я не могу сказать ему, чего не хватает. Иногда меня накрывает волна эйфории, которую может предложить жизнь — со всем сексом и болью, о которых только может мечтать мужчина, — а иногда она испаряется, погружая меня в худший из кошмаров.

Все зависит от дня.

— Что привело тебя в такое настроение? — Спрашивает Теос, парируя следующий выпад моего клинка, а затем наносит свой собственный удар. — Просвети нас — и дай мне подсказку, как я могу тебя одолеть.

Я уклоняюсь с пути следующего удара его меча, мои ноги в сапогах скользят по грязи, и я едва не получаю порез. — Новые Терры прошли ориентацию, — отвечаю я. — Наша появится утром.

Лицо Теоса искажается. — Не сломай эту, — предупреждает он, прежде чем ткнуть в меня концом своего клинка.

Я смеюсь, когда он рассекает мой бицепс, в то время как я уворачиваюсь и обхожу его сзади. В мои намерения никогда не входило ломать маленьких человечков. Я всего лишь хочу поиграть с ними. И это не обязательно моя вина, что их так чертовски легко ранить. Однако Теос не дает мне возможности сказать так много, поскольку с головой погружается в серию атак, которые я вынужден отражать.

Мы двигаемся туда-сюда вдвоем. Наши клинки сталкиваются, металл скрежещет о металл. В отличие от игр с другими уровнями, спарринги с моими братьями — это всегда азартная игра. Иногда выигрываю я. Иногда выигрывают они. И иногда, как, кажется, сегодня, мы оказываемся в тупике, и ни один из нас не может претендовать на победу. Они действительно единственные, кто заставляет меня попотеть.

— Хорошо, — говорит Теос почти час спустя, отступая назад. — С меня хватит. Ничья.

Вытирая пот со лба тыльной стороной ладони, моя грудь поднимается и опускается в такт тяжелому дыханию. Я повсюду чувствую покалывание на своей коже, пытаясь залечить раны, которые я получил, сражаясь с ним. Я облизываю губы, чувствуя на языке привкус соли и крови.

— Это был хороший спарринг, — комментирует Руэн.

— Я хочу нашу Терру прямо сейчас, — говорю я рассеянно, глядя туда, где раньше стоял старый. — Я слишком взволнован, чтобы ждать. — Это будет мужчина? Или женщина? Боги давали нам мужчин последние пару лет — кажется, они живут дольше, пусть и ненамного. Впрочем, меня это не беспокоит. У мужчин тугие дырочки, готовые к траху так же хорошо, как и у женщин.

Теос и Руэн обмениваются взглядами — которые я узнаю. Спустя несколько лет, я наконец понял, что означают приподнятые брови и поджатые губы. Раздражение и озабоченность. Иногда раздражение, когда я действительно нажимаю на них. Я жду, любопытствуя узнать, лишат ли они меня возможности повеселиться, тогда же, мне пришлось бы делать это тайком, или они помогут.

— Ты обещаешь ничего не делать с новой? — Спрашивает Теос, отходя в сторону и бросая свой меч в кучу, которую позже соберет Терра и почистит, прежде чем вернуть на следующее утро.

— Я просто хочу поприветствовать ее, — говорю я, следуя за ним и делая то же самое. Это не ложь как таковая. В конце концов, мои приветствия — это все еще приветствия.

Краем глаза я замечаю, как появляется Терра-мужчина с охапкой полотенец. Он направляется прямо к нам сильными уверенными шагами, но в ту секунду, когда он замечает наши лица, я вижу, как он останавливается и наклоняет голову. Бьюсь об заклад, он жалеет, что не проверил, какие Смертные Боги использовали этот тренировочный двор, прежде чем прийти сюда.

Он симпатичный малыш с большими глазами, которые вспыхивают, когда я протягиваю руку и беру полотенце из его рук, прежде чем он вспоминает о своем месте и опускает взгляд. Просыпается новый голод, и я чувствую, как внутри моих брюк напрягается мой член.

Забавно наблюдать, как он слегка дрожит, чем дольше я остаюсь рядом с ним, вытирая полотенцем пот и кровь со своих уже заживших ран. Я не сомневаюсь, что он убежал бы обратно в здание, если бы не тот факт, что его до сих пор не выгнали. Без единого слова от кого-либо из нас он не в состоянии уйти сам, и я так люблю наблюдать, как люди борются со своими инстинктами. Страх. Нервозность. Любопытство. Последнее всегда заводит их, и, в конце концов, меня тоже.

Терра — маленькое худенькое создание с узкими плечами, которые выглядят так, словно принадлежат девушке. Хотя я знаю, что он совершеннолетний. В Академию допускаются только взрослые слуги. Слишком много «случайностей» и слишком много блуждающих глаз и рук — от Смертных Богов и Богов в равной степени. Ни я, ни мои братья не были бы здесь, если бы это было не так. Обычно я бы предпочел кого-то с чуть большей уверенностью в себе — хотя это было бы тол ко до тех пор, пока он бы не понял, каким Смертным Богам служит. У меня никогда такого не было, учитывая то, как смертные поклоняются нашему виду, но я думаю, что мне действительно понравился бы человек, который кусается в ответ, причиняя мне достаточно боли, чтобы насладиться агонией битвы между нами.

Трахаться или быть трахнутым — вот в чем вопрос. Ответ кроется во взгляде этого мужчины сверху вниз. О да, он хотел бы, чтобы его трахнули.

Руэн вздыхает, вставая. — Мы не будем ее вызывать пока, — говорит он. — Ты можешь подождать до завтра, чтобы познакомиться с новой Террой.

С усмешкой я заканчиваю вытирать кровь и пот с лица, шеи и груди. — Ты портишь мне веселье, — говорю я.

Заметив мой интерес к человеку, Теос и Руэн направляются ко мне. Теос протягивает использованное полотенце слуге, который еще раз опускает голову и благодарит его. — Я уверен, ты можешь найти другой способ развлечь себя, — отвечает Руэн, выгибая бровь в мою сторону. — Мы будем в комнатах, когда ты закончишь.

— Возможно, вы могли бы сами найти какое-нибудь развлечение! — Кричу я им вслед. — Или, по крайней мере, что бы кто-нибудь вытащил эти мечи из ваших задниц.

Теос хихикает, но Руэн не отвечает. Вместо этого они вдвоем покидают спарринг-ринг и частный двор, не оставляя никого, кроме меня и слуги.

— Сэр? — Голова мужчины запрокидывается, когда я прижимаю скомканное полотенце, зажатое в кулаке, к голой груди и животу.

Я хриплю где-то в глубине горла. — Как тебя зовут, человек? — Я спрашиваю.

— А-Адам, сэр.

Он заикается. Какая прелесть. Я бросаю полотенце на землю между нами, и он без колебаний наклоняется, чтобы поднять его. Моя рука опускается ему на голову, и он замирает. Мой пах напрягается еще сильнее, прежде чем слова слетают с моих губ.

— Встань на колени, Адам, — приказываю я. — Мне нужна услуга.

Его голова откидывается назад, и его большие, светящиеся глаза смотрят на меня. Маленький розовый язычок высовывается и облизывает его нижнюю губу. Мой член твердеет еще больше. Я немного выжидаю, гадая, уступит ли он — как и остальные эти воспитанные маленькие смертные — моим требованиям. Я испытываю одновременно облегчение и разочарование, когда он тихо соглашается и откладывает свои полотенца, чтобы выполнить мой приказ. Он опускается передо мной на колени, не обращая внимания на грязь, покрывающую его когда-то чистую одежду.

Я обхватываю ладонью его затылок, потирая пальцами вьющиеся локоны. — Твой рот натренирован? — Спрашиваю я.

Он кивает. — Я здесь, чтобы служить, хозяин, — отвечает он с придыханием. — Я весь натренирован. — Как раз то, что я хотел услышать.

— Хорошо. — Я одной рукой развязываю шнурок, удерживающий мои тренировочные штаны. — Тогда открой рот и возьми мой член. Пососи его хорошенько. Я хочу увидеть результаты твоих тренировок.

Это все, что нужно. У меня вырывается шипение, когда мужчина наклоняется вперед, приоткрывая губы, и берет головку моего члена во влажную глубь своего рта. Мне было бы почти жаль их, этих людей, если бы они не были так склонны к подобным искушениям. Мои братья и близко не так понимают человеческий путь. Они ненавидят нашего отца и, в свою очередь, Богов, но они и близко не питают такого уважения к представителям смертных классов, даже когда они подчиняются каждой нашей прихоти и предлагают свои дырки для использования. Они поистине благословение.

Моя рука на его затылке становится тверже, когда я притягиваю его ближе, толкая свой член глубже. Он задыхается, звук проникает в мои уши. Я думаю, скоро у нас снова будет наша собственная Терра, и я смогу сделать это с ней. Я трахну ее в глотку и буду вспоминать о том существе из Миневала. Вор, который ослепил меня, хотя бы на мгновение. Как здорово было, когда кто-то был лучше меня. Сбежал от меня.

Другая моя рука перемещается на затылок мужчины, переплетаясь с другой в его кудрях. Моя хватка усиливается, когда я представляю, что передо мной вор, а не этот слуга. Голод охватывает мой пах. Я чувствую, как мой член пульсирует от влажного языка, поглаживающего его. — Блядь. — Я задыхаюсь, когда он берет меня глубже, его опытный язык ласкает нижнюю часть моего члена. — Да, оближи это именно так. — Тот, кто обучал его, преуспел, если смог отвлечь мои мысли от вора из Миневала.

Я закрываю глаза, когда снова вонзаюсь мимо губ человека, и головка моего члена проникает в его горло. Маленькие струйки воздуха задерживаются на верхушке моего члена, когда он тяжело дышит через нос. Я прижимаю его к основанию своего члена на несколько долгих секунд, ведя обратный отсчет, чтобы увидеть, сколько времени ему потребуется, чтобы дать отпор. Они так редко это делают. Мне даже удалось так сильно трахнуть нескольких слуг, что они потеряли сознание от недостатка кислорода. Они ни разу не проклинали меня и не сопротивлялись, пока действительно не подумали, что умрут.

Давай же, молча призываю я. Сопротивляйся мне. Держу пари, что вор бы так и сделал. Хотя я не был полностью уверен, мужчина это был или женщина, я предположил, что вором была женщина. Тело было стройное, как у девушки. Она была бы хорошенькой женщиной с яркими чертами лица и хмурым ртом. Я представляю длинные волосы, которые я мог бы заплести в косы и обернуть вокруг своих рук, когда я использовал бы их как опоры для рук, чтобы с силой проникнуть глубоко в ее горло. Она, несомненно, стала бы сопротивляться. Ногти царапали бы мои бедра, кровь сочилась бы из ран. Из моей груди вырывается едва сдерживаемый стон. Мои яйца сжимаются и напрягаются, пока я продолжаю трахать принимающий рот передо мной.

Вор, с которым я столкнулся в Миневале, никогда бы просто не позволил мне сделать этого. Мне пришлось бы бороться с ней, и битва, которую она бы мне устроила, несомненно, стала бы легендарной. Для разнообразия, возможно, мне действительно придется потрудиться, чтобы намочить свой член. Я обнаружил, что мне очень нравится эта идея. Даже воображаемый вызов больше усиливает мое удовольствие и возбуждение, чем реальная дырочка, заглатывающая мой член. Я закрываю глаза и вместо послушного слуги, стоящего передо мной на коленях, продолжаю представлять темную фигуру из замка Талматии.

Проходят еще секунды. Несмотря на дискомфорт, мужчина не сопротивляется. Его голова двигается взад-вперед, пока он сглатывает, борясь с вторжением, бьющим по внутренней части его горла.

С разочарованным вздохом я отстраняюсь, давая ему возможность перевести дух, а затем еще раз обхватываю его затылок и толкаюсь обратно внутрь. Моя голова запрокидывается, когда я толкаю член внутрь, слишком резко из-за моего собственного разочарования. Туда-сюда. В его горло и снова наружу. Он задыхается. Он кашляет. Он не говорит мне остановиться.

Время от времени я смотрю вниз и вижу эти полные восхищения глаза, смотревшие на меня с удивлением. Даже когда слезы текут по его лицу, а красные пятна покрывают щеки, превращая его в грязное шлюшье месиво, он все еще умиротворяюще обхватывает губами мой ствол, практически умоляя о чести проглотить мое семя.

У меня вырывается вздох. Я считал их благословением? Возможно, эта мысль была приберегаема только для таких дерзких людей, как вор. Этот кажется жалким.

Мой член дергается, и я издаю стон, когда струя преякулята вырывается из меня в ожидающий рот слуги. Он стонет от удовольствия, посасывая его. Горячий язык скользит по нижней стороне моего члена, прежде чем обвиться вокруг головки.

Еще. Я желаю большего.

Мои толчки увеличиваются в темпе. Жестче. Быстрее. Я выгибаюсь над человеком, используя свою хватку за его голову как якорь. Я хватаю его и толкаю вниз, трахая его, как будто его рот — это чужая киска. Я полагаю, она бы боролась со мной — эта воровка. Больше, чем боролась, она бы проливала кровь, оставляя на мне шрамы от свокго сопротивления. Она ранила бы меня, а затем… в конце концов, она оседлала бы мой член и скакала на нем до полного оргазма. Как ее, так и моего.

Кровь, насилие и физическая борьба — вот что заставляет меня по-настоящему не понимать своего отца и других Богов. Чрезмерно жаждущие тела достаточно хороши на какое-то время, но, в конце концов, борьба приводит к восхитительному оргазму. Прилагать усилия и принуждать сопротивляющееся тело уступить? Головокружение — это такое освобождение.

Для меня не имеет значения, кто победит. Она или я. До тех пор, пока борьба дает мне сладкий вкус удовлетворения от того, что я ради нее потрудился.

Сама мысль об этой темной фигуре, отхватывающей мои бедра и принимающая мой член между своих ног, хлопающей своей насквозь мокрой киской по моим бедрам, заставляет меня выпустить сперму. Я резко останавливаюсь в своих толчках, удерживая череп руками, пока нос парня не утыкается в копну волос у меня в паху. Я высвобождаюсь в него, постанывая, когда извергаюсь. Моя сперма изливается из меня, стекая по его горлу в живот.

Когда я вырываюсь, наконец-то выкинув из головы свою воображаемую партнершу, он молча берет мой член в руку и облизывает нижнюю сторону. С ухмылкой я наблюдаю, как он поедает последние остатки моего оргазма. Он обхватывает губами мою головку, его язык подглаживает ее, и мне приходится резко отстраниться, чтобы не дать ему вызвать у меня еще одну эрекцию. Я и так заставил своих братьев ждать достаточно долго, потребуется еще как минимум час, чтобы насладиться задницей этого парня, и после того, как я получил освобождение, я не хочу выслушивать их ругань больше, чем, без сомнения, уже получу.

— Это все, — говорю я, поднимая штаны и снова завязывая их.

— Вы довольны, хозяин? — Он поднимает на меня взгляд, губы влажно блестят, а лицо в красном месиве.

Я улыбаюсь ему сверху вниз и провожу большим пальцем по его нижней губе, прежде чем поднести ее ко рту и высосать последнюю каплю моего собственного оргазма. — Весьма доволен, — говорю я ему, зная, что это ложь лишь наполовину. — Твои губы доставили мне удовольствие.

Выражение его лица расцветает. — Если я вам когда-нибудь понадоблюсь, — говорит он. — Я рад предоставить эту услугу и… другие.

— Должным образом принято к сведению, — говорю я, отстраняясь от него, когда заканчиваю завязывать штаны и отворачиваюсь. — Ты можешь продолжить выполнять свои обязанности здесь.

С этими словами я оставляю человека на коленях, с животом, полным моей спермы, и направляюсь в покои на вершине северной башни.