Господин учитель I. Магический источник

Глава 22 Файв-о-клок и нейрохирургия

— Боже, Царя храни! Славному долги дни дай на земли! Гордых смирителю: слабых хранителю, всех утешителю — все ниспошли!

Я приоткрыл один глаз и посмотрел на замершую перед окном Диль. Она, как первоклашка у доски, сцепила руки за спиной, вытянулась и дисциплинированно выпевала слова.

— Ну, допустим, доброе утро, — сказал я. — Вольно. Однако эта песня мне не нравится в качестве будильника. Торжественна — не отнять, смысл праведный, но больно уж заунывен мотив. Надо произвести более глубокие изыскания. Диль!

— Да, хозяин?

— Изыщи мне каких-нибудь весёлых песен, чтобы могли петься в приличных домах и вместе с тем не вызывали подспудного желания утопить тоску в неприличных напитках.

— Я могу сама написать.

— Давай пока без этого. Ты поищи, поищи. Думаю, найдёшь. Давай отныне будем с тобой так работать. Каждый день буди меня новой песней. Как только мне что-то понравится — на том и остановимся. Ферштейен?

— Ихь ферштейе.

— Ого. Какие ещё языки знаешь?

— Все, включая мёртвые.

— Едрить твою налево… Так тебя и в качестве толмача использовать можно?

— Да меня вообще как угодно можно использовать.

— Заманчиво, заманчиво… Ну ладно, перекидывайся кошкой и иди вниз, к завтраку.

Поскольку сегодня был выходной день, будильник прозвенел на час позже. И для этого даже ничего дополнительно настраивать не пришлось. Вот еще одно преимущество Диль перед бездушной механикой. Сказал раз — и будет исполнять, пока тлен и разложение не коснутся моего бренного тела.

Диль послушно ускользнула. Фиолетовая кошка проскользнула сквозь запертую изнутри дверь.

— Имба, — одобрительно сказал я и сел на кровати.

Зевнул, потянулся и сделал моральную зарядку. Задумался, этично ли так эксплуатировать несчастную девушку. Повызывал у себя угрызения совести. Потом успокоил их тем, что, вообще-то, Диль — не девушка, а фамильяр, и служить призвавшему магу — ее основное предназначение. На зов сама пришла, никто не заставлял. А было бы что не так — сказала бы. Пока вообще впечатление такое, что ей скучно, могла бы — больше работала. Но жадный хозяин не даёт дела — вот Диль и томится в ждущем режиме.

Как и всегда, после моральной зарядки я почувствовал себя морально укрепившимся, бодрым и вообще всячески готовым к испытаниям нового дня.

На завтрак сегодня подали творожную запеканку с изюмом. Все были рады, только Диль — частично. Фиолетовая кошка начала с того, что обфыркала выданный ей кусок, а потом принялась есть, но, как в итоге выяснилось, все изюмины выплюнула. Так я узнал, что изюм Диль не любит. Вот такая у нее изюминка, значит.

— Сначала я застаю вас вдвоём у тебя в кабинете. Потом ты едешь к нему в гости, — ворчала Танька. — Мой жених общается с тобой больше, чем со мной.

— Татьяна, твоя ревность выглядит нелепо, — заметил умудрённый годами Фёдор Игнатьевич, бросив на дочь рассеянный взгляд из-за газеты. — Вадим Игоревич ожидает тебя на балу. И я полагаю, что именно там и будет сделано официальное предложение.

— Она не его ревнует, — сказал я, умудрённый пусть и не годами, но богатым опытом общения с женщинами, — а меня.

Зардевшаяся Танька швырнула в меня вилкой. Не то чтобы вилка была мне опасна — ну, врезалась бы плашмя в грудь, ну, испачкала бы халат. Но перед глазами мелькнула фиолетовая молния, клацнули зубы.

— Господи, да что же это такое! — простонал Фёдор Игнатьевич, сложив газету на столе. — Татьяна!

— А что я? Это всё его фиолетовая тряпка и глупые шутки к тому же! — Танька с оскорблённым видом скрестила на груди руки и вздёрнула нос.

Диль на полу с утробным рычанием разгрызла серебряную вилку пополам. Понюхав обломки, сделала пару демонстративных движений лапкой, как будто закапывала отходы жизнедеятельности, и удалилась из столовой.

— Татьяна, видите ли, по натуре — собственница, — продолжал я. — Сказались годы жизни в качестве единственной дочери единственного отца. Привыкла считать меня своей собственностью. Теперь закономерно тревожится, что я обзавожусь социальными связями.

— И вовсе всё и не так!

— Ну, не так — значит, не так.

— Саша, это невыносимо!

— Саша такой, да.

— Спорь со мной, возражай мне!

— Ты не права.

— В чём же?

— Не знаю. В чём тебе хочется, чтобы ты была не права?

Танька зарычала совсем как Диль. Сунулась было продолжать трапезничать, но столкнулась с тотальным отсутствием вилки.

— На. — Я облизал свою и протянул ей. — Я всё равно уже закончил.

— Это… — начал было Фёдор Игнатьевич.

Но Танька, буркнув «спасибо», схватила вилку и уже через мгновение отправила в рот кусок запеканки. Лишь разжевав его, о чём-то задумалась, посмотрела на отца и невнятно сказала:

— Фто?

Фёдор Игнатьевич, как человек воспитанный, не позволил себе ни инфаркта, ни инсульта. Поборов порыв, он совершенно спокойным голосом произнёс:

— Александр исполняет мою к нему глубочайшую просьбу. Я просил его сблизиться с господином Серебряковым и по возможности оказать ему какую-либо услугу.

— Кстати, да, — вспомнил я этот разговор. — Теперь можно отменить уроки танцев. Наши с Вадимом Игоревичем отношения уж точно выше всех этих мелочей.

— Угу, здорово, — буркнула Татьяна и с мрачным видом продолжила расчленять запеканку.

После завтрака я отправился в библиотеку. Постоял, зевая, перед заветной полкой, на которой стояли похищенные книги. Танька немало наворовала, злодейка эдакая. Но я уже всё прочитал и сейчас находился в этаком межкнижном состоянии, в литературном вакууме. Перечитать что-нибудь из старого? Или не валять дурака и взяться за основы стихийной магии? Или не браться за основы стихийной магии, а грустить, что в душе я маг Ананке, но общество не даёт мне возможностей для реализации?

Последний вариант был соблазнительным, однако я его отверг. Мне, конечно, нравилось пребывать в сплину или же в хандре, ничего не делая, но не по такой же скучной причине. Причина для хандры должна быть глобальная. Например, понедельник.

— Вот ты где, — буркнула, входя, Танька. — Я вчера ходила по паутине, принесла, что ты просил.

Проходя мимо, она стукнула кулаком по четырём здоровенным томам. На корешках было написано: «Нейрохирургия. Национальное руководство».

— Ты ж моя прелесть! — восхитился я. — Душевное тебе, Таня, спасибо! Сильнее всех тебя люблю на потоке.

Танька фыркнула и шлёпнулась в кресло. А я достал тома, взвесил их на одной руке и удовлетворённо цокнул языком.

— Диль!

— Я здесь, хозяин!

— Вот. Изучи. — Я протянул фамильярке «Нейрохирургию».

— Будет сделано!

Забрав книги, Диль исчезла.

— Ненавижу тебя, Саша, — проворчала Танька. — Почему у тебя всё так хорошо складывается?

— Так я же попаданец. Мне положено. Иначе какой смысл идти в попаданцы? Ты только представь себе: оказываешься ты в другом мире, а тебе ни самомалейшего рояльчика, ни даже клавесина какого, прости-господи.

— Фр!

— Сама фр.

— Нет, ты фр! Пряник мне принеси.

— Кого? Чего?

— Я слышала, у Серебряковых кухарка стряпает какие-то совершенно фантастические пряники. Кто в гостях отведывал — все в восхищении. А я и не была ни разу, но попробовать страх как хочется.

— Замуж выйдешь — ещё и не то попробуешь! Ладно-ладно, не пыхти. Понимаю, замуж — нескоро. Принесу, если оказия выйдет.

— Зачем он тебя вообще пригласил?

— Понятия не имею. Сказал, разговор какой-то есть. Конфиденциальный. Даже бухать не будем — во как всё серьезно.

— Опасаюсь я. Странно это.

— Не тревожься, со мной ведь Диль будет, она меня в обиду не даст. Видала, как вилку сегодня поймала? Вах! Если б у неё ещё и голова квадратная была…

Поболтав еще чуток на общие темы, мы с Танькой разошлись по комнатам, но ненадолго. Я только и успел что дверь открыть и увидеть Диль. Фамильярка лежала на полу, положив ноги на кресло, держала на вытянутых руках книгу и шелестела страницами. Впечатление было такое, будто листает невидимой третьей рукой.

Я даже рот приоткрыл, чтобы как-то прокомментировать это, но тут раздался истошный визг.

Поскольку визжал не я, Диль даже не дрогнула. Как листала книжку, так и продолжила. Но я танькин визг игнорировать не мог. Тут же кинулся на подмогу, гадая, что там такое.

Оказалось, всё очень просто. Войдя в комнату, Танька обнаружила на своей подушке дохлую мышь. Списать случившееся на самоубийство или несчастный случай не получилось, налицо были неприглядные признаки насильственной смерти — мышь перекусили пополам.

— Это всё твоя тряпка! — завопила Танюха, увидев меня. — Мстит!

— За что тебе мстить?

— За вилку!

— А когда вы с ней в шахматы играли?

— Че… чего? — Танька настолько обалдела, что даже вопить перестала. Я этим воспользовался и слинял.

Разминулся с перепуганным Фёдором Игнатьевичем, который тоже торопился выяснить, что за страшный кошмар постиг его дочь. Я мельком показал ему большой палец и зашел к себе.

— Диль!

— Да, хозяин?

Фамильярка продолжала чтение, даже не повернулась ко мне.

— Это не ты положила Тане дохлую мышь на подушку?

— Нет, хозяин.

— Ты же не можешь мне врать, Диль?

— Нет, хозяин.

— Слушай, давай только без этих вот всяких хрестоматийных выкрутасов. Мол, я не врала, это не мышь, а тушканчик… Ты что-то подкладывала Таньке на подушку или нет?

Тут Диль захлопнула книгу — всё равно та закончилась — и, перевернувшись на живот, посмотрела на меня. Ни дать ни взять — кошка, только в человеческом облике.

— Хозяин, я не делаю ничего такого, чего бы ты не приказал. Таня — твой друг, это я поняла, и я ей не причиню вреда ни в коем случае.

— Хорошо, коли так. Просто я вспомнил, как ты приносила мне крысу…

— Тогда я голодная была. Но ты мне объяснил, что кормить меня будут иначе. Если бы я и принесла крысу или мышь, то тебе на подушку. Таня тут вовсе ни при чём.

— Звучит безумно, но логично…

— Можно мне посмотреть?

— Да можно, наверное, идём.

Когда мы вошли на место преступления, Танька в красках расписывала отцу свои эмоции от нахождения дохлого подарка. Фёдор Игнатьевич лишь кивал, не находя возможности вставить ни слова.

— А ты что тут забыла⁈ — подпрыгнула Таня, заметив Диль.

Диль, не удостоив ее ответом, прошла прямо к кровати, наклонилась над подушкой и понюхала мышь.

— Фу! — содрогнулась Таня.

— Хм, — заметила Диль.

После чего с крайне сосредоточенным видом подняла мышь за хвост и отправила себе в рот.

Без лишних слов Танька грохнулась в обморок. Фёдор Игнатьевич едва успел ее поймать.

— Да что же это такое! — простонал он.

— Простите, — невнятно произнесла Диль. — Вам же она не нужна?

— Мышь? Нет, — сказал я.

Диль сглотнула. Я почувствовал желание распрощаться с завтраком, но подавил его — очень уж замечательной была запеканка, кухарка такого не заслужила.

— Плохи дела, хозяин, — сказала Диль.

— Что, мышь уже не вернуть?

Танька очнулась и встала, бледная, но живая.

— Мышь убита не человеком.

— Разумеется! — пискнула Таня. — Какому человеку придёт в голову…

— И не зверем, — перебила Диль, которая на шесте вертела все правила приличия, если разговаривала не со мной. — Не знаю, как и почему, но некий сильный дух обратил внимание на Таню.

В наступившей тишине ойкнула польщённая Таня.

— И что он хотел сказать этой мышью? — спросил я.

— Этого я учуять не могу. Но, наверное, ничего хорошего. На месте Тани я бы начала серьёзно опасаться за свою жизнь.

К файв-о-клоку я был в полнейшем раздрае. Танька боялась, ругалась, забивалась в углы. При этом углы она использовала исключительно в моей комнате. Оставаться одной ей не хотелось категорически.

Фёдор Игнатьевич отправился с визитом к главе кафедры спиритуалистической магии — чтобы тот пришёл и проконсультировал. Тот пришёл. Провел в комнате Тани час, вышел оттуда с выражением глубокой трагедии и сказал, что в доме завёлся сильный дух.

Мы сказали, что уже это знаем, и попросили больше конкретики, а также пошаговый план действий. Спиритуалист заявил, что поставил сильную защиту, и больше пока ничем помочь не может, но будет о нас думать. За сим откланялся и ушёл.

Защита простояла недолго. Мы с Таней сидели у меня в комнате (я читал основы стихийной магии, Таня переживала), когда ворвалась злая, как чёрт, Диль, срывая с себя полупрозрачные мерцающие золотые сети.

— Тебя где так угораздило? — спросил я, подняв взгляд от книги.

— Защиту он поставил! — прорычала Диль. — Сапожник! Да эта защита от игоши не спасёт!

— А ты её ещё и сломала?

— Прости, хозяин! — бросилась на колени Диль.

Танька, психанув, помчалась к отцу жаловаться на профнепригодность завкафедрой спиритуализма. Ну и правильно! Понаберут по объявлениям, а потом удивляемся, что это у нас уровень образования низкий такой.

Закончилось всё тем, что Танька осталась в кабинете у отца, надоедать ему по-семейному, а мы с Диль поехали к Серебряковым. Разумеется, Диль с самого начала была невидимой, неслышимой и неосязательной. Единственная её задача была — страховать мою голову от нежелательного проникновения. Ну и если вдруг Серебряков решит заточить меня в подземелье с другими скелетами, то тогда Диль будет меня спасать. Об этом мы сразу условились.

— А если не подвал, а чердак?

— Да, тогда тоже спасай. Или если в стену замуровывать станет. В общем, бди.

Резиденция Серебряковых поражала воображение. Натуральный дворец. Хорошо, император наш, дай Бог ему долгих лет жизни, далеко живёт, а то обиделся бы. Впрочем, у него, может, ещё и покруче, я ж не знаю, в столицах не бывал.

Встречал лично Вадим Игоревич — слонялся у ворот, делая вид, что прогуливается.

— Здравствуйте-здравствуйте, Александр Сергеевич!

— Николаевич, — возразил я, пожав ему руку.

— Как будет угодно, прошу прощения.

— Память шалит?

— Не думаю, Александр Николаевич. Просто плохо сплю и постоянно нервничаю, боюсь за свою память. А та в ответ выкидывает иногда такие вот коленца.

— Так может, вам лучше плюнуть на скрытность и попросить помощи?

— Всему своё время. Идёмте, друг мой, беседа будет интересной.

В дом Серебряков меня не пригласил. Очень за это извинялся, бил себя пяткой в грудь, уверяя, что не имеет в виду никакого неуважения.

— В доме я не могу быть уверен, что нас не подслушают, но в этой беседке я встречался даже с самыми высокопоставленными людьми, готов поклясться, чары на неё наложены самые надёжные! Впрочем, если угодно, то я мог бы вас пригласить в дом, познакомить, так скажем, показать…

— Умоляю вас, Вадим Игоревич, не нужно мне ничего показывать, я уже видел больше, чем мне хотелось в своей жизни! Давайте перейдём к делу. В свою очередь прошу прощения за столь безапелляционный переход, однако дома возникли некоторые обстоятельства… в силу которых я бы предпочёл надолго не отлучаться.

Сели в беседке. Девушка принесла поднос, разлила чай, поставила вазу с пряниками и с поклоном удалилась. Я взял пряник, откусил и одобрительно кивнул.

— Все хвалят пряники нашей кухарки, а я закормлен ими с детства и, признаться, видеть их не могу, да и вообще не жалую сладкого…

— Я тогда домой заберу, не обратно же в кухню нести.

— Разумеется, забирайте, если они вам так пришлись. Антонина будет рада, она всегда огорчается, когда её стряпня остается. Итак, к делу, Александр Николаевич, к делу! Я к вам с предложением.

— Слушаю вас внимательно.

— Дано: я поехал в вашу родную деревню и потерял память. За мной отправились двое полицейских агентов и канули в неизвестность. Вас подозревает Порфирий Петрович, а этот клещ просто так не отцепится, он либо докопается до истины, либо подумает, что докопался. В любом случае, зачем приличному человеку внимание полиции?

— Ни к чему. Куда вы клоните, Вадим Игоревич?

— Да всё предельно просто, Александр Николаевич! Я предлагаю вам авантюру. Давайте вместе отправимся на вашу малую родину и разузнаем, что там за чертовщина такая творится! Ну, что скажете? Вы и я! Это в наших общих интересах.