Господин учитель I. Магический источник

Глава 1 Начало прекрасной дружбы

— Да ну его, право слово, к лешему. Нет.

У Фёдора Игнатьевича опустились уголки губ. Не слишком низко, просто вот только что они были на пике, а тут — приняли среднее положение. Он всегда начинает разговор с улыбкой, оптимист, прости-господи.

— Послушайте, — сменил он заодно и тон, — я смирился с тем, что вы живёте на полном моём иждивении, но у меня молодая дочь, и я никак не могу объяснить вашего присутствия в доме. Слухи уже поползли, моя репутация… Впрочем, бог с ней, с моей репутацией. Репутация Татьяны под угрозой! Для юной девушки репутация — всё. Поэтому хотите или не хотите, но пришла пора стать полноценным членом общества.

Фёдор Игнатьевич развёл руками и откинулся на спинку кресла.

Я покивал, смотря в сторону. Потом медленно подался вперёд, заглянул Фёдору Игнатьевичу в глаза и произнёс:

— Объясните мне только одно. Вы кто такой, чтобы в подобном тоне со мной разговаривать?

Глазки сразу забегали, губы беззвучно зашевелились, будто Фёдор Игнатьевич вспоминал и проговаривал какой-то список. По сути, так оно и было. Я люблю иногда устроить ему на мозг DDOS-атаку, чтобы не расслаблялся. Человека надо в тонусе держать, а то он расклеится совершенно.

Фёдор Игнатьевич — очень неуверенный в себе мужчина. Казалось бы, это проблема, но он как-то умудрился выкрутить недостаток в свою пользу. Создал себе этакую «зону уверенности». У всех нормальных людей — зона комфорта, а у него — уверенности. Выделился, в общем.

«Видал у него папки в кабинете? — ябедничала мне Танька, в очередной раз погавкавшись с отцом. — У него там досье на каждого, с кем он встречается! Пока он всё про человека не узнает — он с ним будет сама вежливость и предупредительность, даже тапочки принесёт. А потом уже смотрит по факту и вносит в таблицу. А по таблице у него три основных графы: „ничтожество“, „ровня“ и „уважаемый человек“. Таблицу он раз в месяц обновляет. Его ректором назначили в середине сентября, так вышел конфуз. Он перед собственной секретаршей две недели расшаркивался и заикался. Она привыкла, на шею ему села. А он первого октября приходит и ка-а-ак рявкнет на неё! Я так хохотала — чуть сознания не лишилась».

В общем, Фёдор Игнатьевич всегда твёрдо знал, перед кем нужно лебезить, а на кого поплёвывать, ну и с кем за руку здороваться — тоже, само собой. А тут я ему сбой системы устроил. Кратковременный, конечно.

Вот он доподлинно вспомнил, что я в этом мире никто и звать меня никак, и лицо его покраснело.

— Александр Николаевич! — громыхнул Фёдор Игнатьевич.

— А чего сразу Александр? — пригорюнился я. — Николаевич ещё… Сироту всякий обидеть норовит…

— Какого… Какого, к чертям, сироту⁈

— А где моя мама, а? Где моя папа⁈ Похитили, украли меня, а теперь работать заставляют! Да против таких, как вы, закон должен быть!

Побледнел. Закон-то действительно есть, да такой, что мама не горюй. За ритуал с призывом сущности из иного мира — смертная казнь. Вообще без разговоров, достаточно предъявить сущность. Меня, то есть.

— Александр, будьте б-благоразумны, — пролепетал Фёдор Игнатьевич. — Поймите, я ведь не вечен. Я однажды планирую умереть.

— Обскорблю, — кивнул я.

— Как вы будете жить дальше⁈

— Об этом я подумаю завтра.

— Вы говорили то же самое месяц назад!

— Ну-у-у…

— Александр. Я даю вам потрясающую возможность! Это совершенно новая кафедра, новая дисциплина. Специалистов в нашем государстве нет! Вас никто не сможет уличить. И у вас будет время подготовиться!

Угу. Месяц до начала занятий. Нет, ну ладно бы ещё математику или биологию какую преподавать. Там можно учебники полистать — и проканает. Но эту… Как её вообще? «Магия мельчайших частиц»? Где я и где магия!

— Диссертация уже есть. — Фёдор Игнатьевич хлопнул по толстенной папке на столе. — Один мой студентик накропал, должен был. — Тут у Фёдора Игнатьевича по лицу пробежала тень неприятного воспоминания, но быстро рассеялась. — Документы с родословной нарисуем. Уважаемая профессия! Заработок. Вес в обществе. Связи. Да вы через пару лет и не вспомните, откуда пришли! Думать про свой мир забудете!

— Я не умею преподавать.

— Никто не умеет. — Фёдор Игнатьевич положил руку на сердце. — Вы думаете, я умею?

— Слушайте, ну… То, что у меня есть диплом учителя, ещё не значит, что я вообще могу…

Я заткнулся, потому что уголки губ Фёдора Игнатьевича медленно потекли вверх, и вообще лицо как-то осветилось, будто лампочка внутри зажглась.

— Вы об этом не знали, да? — обречённо спросил я.

Про диплом я Таньке точно рассказывал, а этот, видать, не в курсе был.

— Са-аша… — протянул он и встал.

— Нет! — шарахнулся я в кресле.

— Сашенька… — Фёдор Игнатьевич вышел из-за стола, взял с полочки графин с коричневой жидкостью и два стаканчика. Поставил стаканчики на стол, наполнил оба.

— Я сказал: нет! Что непонятного⁈

— Сашулечка, сыночек…

Фёдор Игнатьевич сунул мне под нос стакан.

Я взял его и обречённо посмотрел внутрь.

Да-а-а… Похоже, моя, до недавних пор скучная и обыденная жизнь собирается выкинуть ещё один кульбит.

Едва я вышел из кабинета Фёдора Игнатьевича, как на меня налетела Танька и затормошила:

— Что⁈ Зачем он тебя звал? О чём говорили, а? Погоди… Он что, наливал тебе из графина коричневой жидкости⁈

В её широко раскрытых глазах заметались искры. Удивительные глаза. Жёлто-рыжие какие-то, никогда таких не видел. Иногда казалось, что они даже в темноте светятся.

Но Таньке этого было мало. Она выкрасила волосы в ярко-красный цвет и носила высокую, как каланча, причёску. Ну, чтоб уж с гарантией каждому встречному с первого взгляда врезаться в память.

— Эх, Татьяна… — Я положил руку ей на плечо и тяжело вздохнул. — Вот и кончились наши с тобой светлые деньки, прощай, безоблачное детство. Фёдор Игнатьевич просил пока не говорить, но я ж тебя уважаю, а потому буду честен. Замуж тебя папка выдаёт.

Танька побледнела и попятилась. Даже заикаться начала:

— К-к-как — замуж? За что⁈

— Ни «за что», а «за кого», — поправил я. — Ну, известно, за кого. Соседи, говорит, косятся, слухи ползут. Выбора нет. Поверь, я сам не в восторге. Ты мне, конечно, нравишься, но свободу я люблю больше. Однако — увы! — ничего не попишешь. Придётся уж как-нибудь, того-этого…

— Вы что, совсем ума лишились⁈ — подпрыгнула на месте Танька. — Да я… Безумие!

Выкрикнув так, она оттолкнула меня и поскакала в сторону кабинета Фёдора Игнатьевича. Я проводил её доброжелательной улыбкой и даже послал вслед воздушный поцелуй. Пусть развлекаются, им полезно. Семейное общение, то-сё.

А сам я пошёл в библиотеку.

Вообще, если в жизни творится всякая дичь, лучше всего идти в библиотеку. И не важно, что ты уже давно скачал себе всю Флибусту. Это вообще другое. Библиотека — особый мир. Там живут мысли.

В библиотеке Фёдора Игнатьевича мыслей хранилось великое множество. Имелась даже лестница, чтобы лезть за самыми серьёзными мыслями наверх. Уборщица боялась высоты, потому там, наверху, пылюги было — караул.

А снизу стояли книжки попроще. Одну из них я вытащил не глядя и упал в кресло.

С книжки-то всё и началось. И — с библиотеки.

Фирма, в которой я верой и правдой отработал почти семь лет, начав ещё студентом, решила разориться. Пьяный директор собрал сотрудников, долго слезливо извинялся, раздал каждому по конвертику — мол, чем могу, девочки и мальчики, — и помахал ручкой.

Хоть бы предупредил заранее! А так… Не, ну десять косарей — это, конечно, лучше, чем ничего, однако гораздо хуже сорока тысяч зарплаты, которые я планировал получить через пару дней.

Как назло, в прошлом месяце купил новый ноут за наличку, и сбережений осталось — что-то около нуля. А надо за квартиру платить через неделю. И даже если вдруг найду работу прям сегодня — кто мне там денег сразу даст, а? То-то…

Куда в такой ситуации пойдёшь? Ну ясный день — в библиотеку.

Пришёл, библиотекарше кивнул, как старой знакомой. Потянулся за случайной книжкой. И тут — бах! — как будто молния ударила.

Стою я в библиотеке у Фёдора Игнатьевича (тогда я, правда, не знал, что есть такой — Фёдор Игнатьевич) с книжкой в руке и сложный комплекс эмоций испытываю.

А в кресле передо мной сидит девчонка с краснющими волосами и со светящимся браслетом на руке — и эмоций в её сияющих глазах ещё больше. Хотя казалось бы, куда уж больше!

— Эм, — сказал я первое, что в голову пришло.

— Ты кто такой⁈ — взвизгнула девчонка — и ногами на кресло.

А сама — босиком. Это, кстати, очень плохо. Потому что у меня мозг работает так, что голая девушка в кроссовках — это ещё лёгкая эротика, можно и внимания не обратить. А вот одетая девушка с босыми ногами — это прям порнография. В общем, с огромным трудом я от этих ног взгляд оторвал. Прям заставил себя, всю силу воли применил, какая была.

— Курьер из «Озона», — говорю. — Принёс книжку, которую вы заказывали. Только я вам её не отдам, потому что у вас доку́ментов нет.

Девчонка, значит, смотрит на книжку, на меня. Снова на книжку, опять на меня. И тут до неё явно доходит, что что-то не так. Побледнела — я думал, сейчас в обморок хлопнется.

Но тут у меня за спиной распахивается дверь и влетает лысеющий мужичок с солидным брюшком.

— Татьяна, что слу… Кто этот молодой человек⁈

— Ку… ку… — говорит бледная Татьяна.

— Это уже десятый вопрос, — возражает мужичок. — Каково его имя, род и положение в обществе? Представь нас, как подобает, а уже потом мы поговорим о том, что ты приводишь в дом гостей мужеского полу, не поставив меня в известность, и в неприёмные часы.

— Ку-курьер, — лепечет Татьяна.

— Какой курьер⁈

— Из «Озона»…

А сама на меня так умоляюще смотрит… В общем, когда на меня так босая девушка смотрит — я ни в чём не могу отказать. Смекнул, что она пытается выкрутиться, решил поддержать:

— Такие дела, — говорю. И книжкой махнул, для наглядности.

Только взгляд мужичка за книжку зацепился и потемнел. Потяжелел даже.

— Та-а-а-ак, — сказал он.

— Папа, я всё объясню! — завопила Татьяна.

— Кому⁈ Судье? Палачу⁈ — Мужичка уже трясло. — Ты понимаешь, дурья твоя башка, ЧТО ты натворила⁈ Молодой человек, тысяча извинений, что вам приходится лицезреть эту неприятную сцену… Сейчас слуга проводит вас в гостиную, а я скоро приду.

Это он ещё в табличку меня не внёс, потому вежливо говорил, как с главой самого крутого рода. Но я про эти роды на тот момент ещё ничего не знал. Пожал плечами.

А мужичок — ну, Фёдор Игнатьевич, — высунулся в дверь и завопил:

— Дармидонт! Дармидо-о-онт! Проводи гостя в гостиную!

Слово за слово, пришёл этакий плешивый подслеповатый и чуточку сгорбленный божий одуванчик, увидел меня, вопросов задавать не стал, только буркнул: «Прошу-с, за мной».

Я пошёл за ним. Уже по пути смекнул, что дом приличный, но — запущенный. В смысле, вроде как чистенько, но, например, ковровая дорожка с проплешинами, ступеньки скрипят так, как будто вот-вот обрушатся, а перила вовсе шатаются. Дармидонт до них не касался, ну и я тоже поостерёгся.

— Вы можете обождать здесь, — сказал Дармидонт.

Стулья здесь были красивые, как в кино «Двенадцать стульев», только тоже — побитые временем. Я даже завис ненадолго: можно ли садиться, или разорутся, что экспонат? На Дармидонта посмотрел — и забоялся спрашивать. Помрёт ещё от мыслительных усилий. Этакая развалина…

Да и вообще, веселее всё исследовать методом тыка. Взял и сел. Стул, конечно, крякнул, но сдюжил. Я чуток поёрзал, прислушиваясь к ощущениям, потом расслабился. Ногу на ногу закинул. Вдруг смотрю — а книжка-то до сих пор у меня!

Ну, открыл и начал читать.

Чтение — оно думать помогает. Мельтешит всякая лабуда перед глазами, а мозг тем временем серьёзными вещами занят. И вот сижу я, читаю про то, как пленную королеву погибшего государства против её воли подчиняет потный и волосатый предводитель победивших варваров, а сам думаю: «Что ж творится-то, Господи⁈»

Что я из районной библиотеки куда-то переместился — это к гадалке не ходи. Частный дом обедневших аристократов. А откуда, спрашивается, у нас обедневшие аристократы?.. Нет, ну технически, конечно, могут быть. Но вот Дармидонт сюда уже никак не вписывается. Ни по имени, ни по статусу.

Варвар в книге сменил позицию на такую, которой даже вообразить-то сходу не получилось. Я три раза перечитал абзац. Хм… Пардон, а глаза его она как при этом видеть умудряется?.. Нет, ну если… Боже, это ж какого размера должны быть…

— Здравствуйте, молодой человек, прошу прощения, что заставил вас ждать.

Я вздрогнул и вскочил. Не привык, чтобы вот так. Когда человек с тобой настолько вежлив, нужно как минимум перестать читать порнографию и встать. Есть же какой-то этикет, там, я не знаю.

— К сожалению, в виду обстоятельств, мы не можем быть представлены друг другу, как подобает в свете, так что, с вашего позволения, я представлюсь сам. Меня зовут Фёдор Игнатьевич Соровский, я — ректор магической академии Белодолска.

— Бело-кого? — переспросил я.

— Белодолск, это город, в котором вы находитесь, — любезно пояснил Фёдор Игнатьевич. — Вы сейчас в моём доме, и я смею надеяться, что вы назовёте своё имя.

Я подвис ненадолго. Потом откашлялся и сказал так:

— Александр Николаевич Вербицкий, вольноопределяющийся.

Что такое «вольноопределяющийся» — я даже близко не знал, просто слово откуда-то вспомнилось, и оно показалось мне солиднее, чем «безработный». Когда перед тобой целый ректор распинается, хочется что-то из себя представлять.

— Вы — военный? — уточнил Фёдор Игнатьевич.

— Просто Саша, — махнул я рукой. — А, это… Ну, кхм… Ну, как бы, вы же понимаете, что я ничего не понимаю?

Фёдор Игнатьевич грустно покивал, махнул мне рукой как-то так, что я понял — садись, мол, чего уж. Сел. Фёдор Игнатьевич составил мне компанию.

— Вы, Александр Николаевич, пожалуйста, постарайтесь воспринять спокойно. Вы сейчас не в своём мире находитесь…

— Давайте сразу к сути, — перебил я. — Вопрос первый: мне с кем-то придётся спать? Вопрос второй: это будут существа женского пола? Меня сейчас очень тревожит облако тегов.

Фёдор Игнатьевич меня сначала не понял. А потом понял всё, кроме тегов, и лицо его мучительно исказилось. Как будто я при нём в занавеску высморкался.

— Что вы такое говорите, Александр Николаевич!

— Рабство? — допытывался я. — Сексуальное или обычное?

— Нет!

— Я избранный?

— Куда⁈

— Я-то откуда знаю⁈ Это вы меня призвали! Пытаюсь понять, зачем.

Фёдор Игнатьевич поёрзал на стуле. Тема была ему явно неприятна, но он сделал над собой усилие и сказал:

— Произошла чудовищная ошибка.

— А. Вам нужен был другой, а попался я?

— Нам вообще никто не был нужен. Видите ли, Александр Николаевич, моя дочь, Татьяна, до крайности любит предаваться чтению. А в нашем мире, знаете ли, с одной стороны грамотность не столь распространена, а с другой, государственный цензурный комитет неусыпно блюдёт нашу нравственность. Она прочитала, пожалуй, всё в интересующем её жанре и нашла способ… эм… заимствовать книги из параллельной вселенной. Не могу сказать, что я одобряю это её занятие. Скорее, наоборот, я резко против. Но я — чрезвычайно занятой, одинокий мужчина, и мне трудно уделять воспитанию дочери столько времени и сил, сколько подобает… Каюсь, я предоставил ей определённую свободу. И это привело к катастрофе.

По-моему, это — самое идиотское объяснение попаданства, которое я когда-либо слышал.

— Ну, допустим, — кивнул я. — А в чём катастрофа? Разверзлась бездна звезд полна, и из неё теперь полезут демоны, с которыми мне нужно сражаться?

— Если бы! — воскликнул Фёдор Игнатьевич. — Катастрофа в том, что призыв разумных существ из иных миров — это одно из самых страшных преступлений, за него карают смертью всех причастных, и род уходит в опалу на сто лет! Впрочем, в нашем случае достаточно будет казни, в опалу уходить некому…

— Есть деловое предложение. Верните меня обратно, дайте с собой золотишка килограмма три-четыре (я сделал скидку на то, что семья явно не жирует) — и я никому ничего не скажу.

— В том-то и загвоздка, Александр Николаевич, — поник Фёдор Игнатьевич. — Ритуалов, позволяющих вернуть изъятое, не существует… По крайней мере, я о них не знаю.

Мы с ним долго-долго смотрели друг на друга. Потом я хитро улыбнулся и погрозил пальцем:

— А-а-а-а, «заимствовать книги», да? «Заимствовать» — это когда потом возвращают! Дочка-то воровством промышляет? Нехорошо, Фёдор Игнатьевич. Межмировое литературное пиратство!

— Я этим не горжусь! — ударил себя кулаком в грудь Фёдор Игнатьевич.

Ну, гордится или нет, а факт оставался фактом. Я — тут, пути назад — нет, и что со мной делать — тайна тайн во тьме веков.

Для начала мне отвели гостевую комнату, постелили постель. После ужина я долго лежал, не мог заснуть, всё думы думал. И тут вдруг дверь открывается, и в комнату входит маленький такой силуэт.

— Стоять, — тихо сказал я. — Бояться.

Силуэт замер, но бояться не стал.

— Это я, Татьяна, — услышал я шёпот. — Ты, это… — Она шмыгнула носом. — Книжку верни?

— В смысле, «верни»? — запротестовал я (книжка у меня под подушкой лежала). — Ты её украсть пыталась! Это уголовное преступление.

— Не у тебя же украсть!

— А ты откуда знаешь?

— Я только ничейные книги брала. В «паутине» это сразу видно.

— Не ничейные, а общественные. Ты, можно сказать, совершала преступления против всего человечества!

— Слушай, — не прониклась рыжая, — меня и так папка розгами отходил, как маленькую! Я что, зря страдала?

— Тебе рано такие книги читать, — сказал я, вспомнив, что вытворял с несчастной правительницей дерзкий варвар.

— Мне восемнадцать лет, вообще-то! А через два месяца — девятнадцать будет.

— Я б такое до тридцати лет никому не советовал.

— Самому-то сколько?

— Уела. Двадцать семь.

— Фр! — смешно сказала Танька и всплеснула руками. — Взрослый мужчина, можно сказать, пожилой! Зачем ты читаешь дамские романы⁈

— В них много доброты и любви, а в конце все женятся и счастливы. Это немного раскрашивает мои серые будни.

В общем, как она меня ни стыдила, как ни пугала, а книжку я ей не дал. Ну, тогда — не дал. Потом, когда сам дочитал — отдал, конечно. Что я буду с этой макулатурой, как дурак с писаной торбой носиться.

Много обсуждали сюжет, даже пытались реконструировать ту странную позицию. Ну, так, «насухую», без обнажёнки. Пришли к выводу, что автор — школьница младших классов, получившая сексуальное образование из таких же книг.

Ну и как-то так незаметно завязалась у меня с Татьяной хорошая дружба.