Господин учитель I. Магический источник

Глава 14 Кофе и папиросы

Степан Аляльев значился однокурсником Таньки. Род Аляльевых был, что называется, розой на навозе. То есть, за пределами Белодолска он особо никого не интересовал, но здесь его представители считали себя обязанными носить пальцы веером. Все потому, что Аляльевым, во-первых, принадлежала самая внушительная сеть распределителей (о которых позже), а во-вторых, они держали самый большой таксопарк. Извозчичий парк, то есть.

Денег у Аляльевых было дофига и больше, они, в частности, спонсировали академию. Не в таком объеме, чтобы тут заводить какие-то свои порядки, но все же к их мнению прислушивались. И когда их сын не вернулся домой, сказать: «Да бог его знает, сами разбирайтесь» Фёдор Игнатьевич не смог.

Перед первым занятием полиция тщательно допросила Арину Нафанаиловну, закрывшись с ней в кабинете, где помещалась кафедра магии Земли. Когда женщина оттуда вышла, на неё было страшно смотреть. Побледнела, глаза красные от слёз, покачивается.

Потом стали в тот же кабинет поочерёдно приглашать студентов, выдёргивая их прямо с занятий.

Моё занятие стояло вторым, и я только вошел во вкус, когда в дверь постучали.

— Ну-ка? — грозно рявкнул я.

В дверь просунулся специальный дяденька, который ходил с колокольчиком, нижайше извинился и попросил госпожу Соровскую.

— Забирайте, у меня их тут ещё тридцать таких же, — сказал я и Танька, опалив меня яростным взглядом, удалилась.

Я продолжил урок. Согласно моему плану занятий, до зимы у нас была одна сплошная теория. А потом — потом я потихоньку буду вводить элементы практики. А именно, предлагать студентам пробовать творить чудеса.

Судя по всему, студент, писавший диссертацию, подошёл к делу со всем тщанием, проработал все имеющиеся доступные источники. Я не видел смысла сомневаться в его добросовестности. Нет, будь у меня интернет — я бы усомнился. Забил бы название дисциплины в поиск, посмотрел бы, какие есть точки зрения, заценил бы видосы с применением магии в действии. Но — увы. Брать командировку и ехать по библиотекам Москвы, Европы и Америки у меня возможности не было. Или была… Охоты не было. Может, потом Серебрякова напрягу, ему несложно, он всё равно постоянно мыкается, как неприкаянный. Так хоть в библиотеках посидит, ума наберётся. Мне что-нибудь расскажет.

В общем, грядущая практика обещала быть в первую очередь обширным исследовательским полем. Я собирался добиться результата хоть от кого-нибудь. Хоть какого-нибудь. Чтобы самому понимать, есть смысл или нет смысла. Если смысл окажется — хорошо, дело будет меня кормить и дальше. Не окажется смысла — придётся принять, что как только Фёдор Игнатьевич прекратит быть ректором, закроют меня к едрене фене. И ладно ещё если только в академическом смысле. А то и в административном. Или вовсе в уголовном. Развёл тут, скажут, лженауку.

— Господин Соровский, вас просют, — сказал дяденька, вернувшись с Танюхой.

— Кто просит? — нахмурился я.

Прошло только сорок пять минут из отведённых мне полутора часов.

— Полиция-с.

— Подождёт полиция.

— Никак невозможно-с… Очень сильно настаивают.

— Ну так пускай приходят сюда сами и выводят меня в наручниках, если так срочно. У меня занятие.

— Так и передать?

— Так и передайте. И не тревожьте нас больше без крайней на то необходимости.

Опасаться полиции в среде аристократов было не принято. Любой контакт с силами защиты правопорядка, конечно, был нежелательным, ибо к приличному человеку полиция не придёт и к себе не позовёт. Я же был именно что аристократом, с документами. К тому же не студент. А значит, прогибаться смысла никакого не было. Полиции приходят и уходят, а работа — это всерьёз и надолго. И репутация тоже.

После того как звоновой дяденька закрыл дверь, я обнаружил, что студенты смотрят на меня с ещё большим уважением, чем раньше. Ну да, я вам не Арина Нафанаиловна. Смотрите, восхищайтесь. Только трогать не надо.

Когда за дверью зазвенело, я со всеми попрощался и первым вышел из аудитории. Снаружи меня поджидал дяденька.

— Не откажите-с…

— Да пошли, пошли, не отвяжешься ведь.

Мы пошли. Дяденька совмещал неприятное с полезным: вёл меня на допрос и звенел колокольчиком, возвещая студентам радость окончания очередного занятия.

У дверей земляной кафедры он перестал звенеть и тихонечко постучал.

— Да! — раздалось из-за двери.

— Прошу прощения-с, — сунул дяденька голову внутрь. — Господин Соровский, по вашему-с…

— Ну так пусть проходит!

Я оттеснил дяденьку, вошёл. Оценил обстановку.

Гвоздь программы, высокий плечистый мужчина лет тридцати стоял у окна и попыхивал папироской. За столом, где обычно сидел лаборант, примостилась секретарша с перьевой ручкой и чернильницей.

Секретарша собой ничего интересного не представляла. Невзрачная женщина в больших очках с немодной стрижкой. На меня едва взглянула. Впрочем, мужчина у окна не взглянул на меня вовсе.

— День добрый, — сказал я. — Чем обязан?

— А, господин Соровский! — тут же повернулся следователь и вдавил смердящий окурок в стоящую на подоконнике керамическую пепельницу. — Александр Николаевич. Позвольте отрекомендоваться! Следователь по уголовным делам, Дмитриев Порфирий Петрович!

— Приятно, — кивнул я.

— И это полностью взаимно! Присаживайтесь.

Я присел за основной стол, а Порфирий Петрович — напротив. Нацепил пенсне, завозился с какими-то бумагами, бормоча себе под нос. Вдруг, словно найдя нужную информацию, радостно треснул ладонью по столу.

— Ну вот-с, вот оно, приступим. Итак, дорогой вы мой Александр Николаевич, скажите, давно ли вы в последний раз видели господина Серебрякова, Вадима Игоревича?

Мне даже притворяться не пришлось. Я совершенно искренне изумился.

— Серебрякова?

— Серебрякова, да-с. Не ожидали такого вопроса?

— Никак не ожидал. Когда я его видел… Когда у Татьяны Фёдоровны вечер был, по случаю дня рождения. Вторая половина августа.

— А с тех пор не встречались?

— Нет. А надо было?

— Как знать, как знать…

Я покосился на секретаршу. Она, уткнувшись носом в бумагу, строчила, видимо, протокол. Я пожал плечами.

— А с чем связан вопрос?

— Ни с чем, ровным счётом ни с чем. Просто господин Серебряков пропал, найти его не можем.

— Вот как…

— Да-да, вот и решили, понимаете ли, заодно, так сказать. Раз уж вы здесь, по другому делу. Значит, так-таки и не виделись?

— Нет. Я, видите ли, до сих пор не вёл светской жизни. А господин Серебряков, насколько мне известно, напротив, человек общительный, обладающий многочисленными знакомствами. Так что ни я, со своей стороны, не бывал там, где мог бывать он, ни он не нанес Фёдору Игнатьевичу повторного визита. Так что — увы, не могу помочь.

— Понимаю, понимаю… Напомните, пожалуйста, откуда вы приехали в Белодолск?

Я сообщил Порфирию Петровичу всё, что только мог. Всё, что мы с Фёдором Игнатьевичем так долго и старательно учили, и наука не прошла даром.

Следователь бездарно притворялся, что всё это он спрашивает так, между делом. Плавно перешёл к пропавшему Аляльеву. Тут не задержался. Мой рассказ только подтвердил показания других участников слитого ритуала.

— Ну, не смею задерживать. — Порфирий Петрович встал и пожал мне руку. — Благодарю за уделённое время. И всё же, согласитесь, как странно!

— Что именно? — спросил я.

— Что люди из вашего окружения завели обыкновение исчезать-с.

— Хм… Не соглашусь.

— Отчего же?

— Хотя бы оттого, что ни Серебряков, ни Аляльев к моему окружению не относятся. С Аляльевым мы даже не знакомы, он ко мне на курс не ходит. А что до господина Серебрякова… Единственная встреча не делает его моим окружением.

— А тот факт, что он — жених вашей родственницы?

— Это уже факт?

Порфирий Петрович фальшиво-добродушно рассмеялся. Я расценил это как сигнал, что разговор окончен, и удалился.

В коридоре немедленно едва не столкнулся с Анной Савельевной Кунгурцевой, которая тащила куда-то огромную стопу книг.

— А давайте я вам помогу, — предложил я.

Анна Савельевна одарила меня ослепительной улыбкой, в которой крылась какая-то хитринка.

— Что ж, попробуйте, Александр Николаевич!

Хм. Чего там пробовать? Взял да понёс. Не так уж их и много, книг этих.

Я подсунул руки под стопку, но руки прошли сквозь книги. Остановились посреди стопки. Я их вытащил, внимательно осмотрел.

— Ну-с, что скажете? — Озорства в голосе Анны Савельевны поприбавилось.

— Ну, не знаю. Магия какая-то!

Анна Савельевна рассмеялась.

— Ну, вспомните, какой мой предмет. Вообще-то странно, вы должны были даже вес и плотность ощутить… Старею, видимо.

Я вспомнил предмет Кунгурцевой. Иллюзионная магия.

— Если желаете — можете составить мне компанию.

Я желал. И составил. Поскольку мои желания полностью совпадали с моими возможностями.

Поднявшись на два этажа, мы оказались в маленьком и уютном кабинете Анны Савельевны. Там книги попросту исчезли. Анна Савельевна захлопотала, разводя огонь в примусе, на который пристроила джезву. Запахло кофием.

— А зачем это нужно? — спросил я.

— Кофе? — удивилась Анна Савельевна.

— Нет. Фокусы с книжками.

— Ах, Александр Петрович, если бы вы только знали, как тяжело женщине в этом насквозь мужском мире! Мужчинам постоянно кажется, что я совершенно не работаю и получаю деньги за одни красивые глаза. Все эти мелочные придирки, постоянные попытки втянуть меня в какую-нибудь внеаудиторную деятельность… Я, признаться. не люблю этого всего совершенно.

Сердце у меня дёрнулось. Я подумал, что, пожалуй, нашёл любовь всей своей жизни. Но пока надо подождать, вдруг это не любовь, а что-то другое.

— Я тоже! Предпочитаю сам придумать какую-нибудь ерунду и увлечённо её добиваться.

— Вот, Александр Николаевич, вы меня прекрасно понимаете! Тем более, что вся эта внеаудиторная деятельность, как правило, никакой ровным счётом пользы не несёт. Вот я и прикидываюсь постоянно, будто ну очень, до невероятности занята. Никто не станет нагружать работой женщину, которая несёт кипу научной литературы! Ведь если к ней подойти — придётся помогать.

— А что, здешние так называемые мужчины и этого не приемлют?

— Они переоценивают женские чары. Думают, сегодня помогут донести книжки, а завтра я своим каблуком вдавлю их в землю. Большинство полагают, будто я заняла это место при помощи каких-то интриг и ухищрений… А я просто была лучшей иллюзионной магичкой. И результаты моих студентов были лучше, чем у всех остальных. Разве я виновата, что всё делаю сразу хорошо, потому что ненавижу переделывать?

— Господи боже, Анна Савельевна, что вы со мной делаете? Я же влюбляюсь! Вот прямо сейчас, в режиме реального времени. И вы говорите, что не используете никаких магических ухищрений⁈

Анна Савельевна засмеялась, щёки её порозовели.

— Зачем вы меня дразните, Александр Николаевич…

— Просто Саша, мы же договорились.

— Саша, это недопустимо в обществе.

— Но ведь мы сейчас не в обществе.

— Со всех сторон вы правы… Позвольте же мне проследить за кофием?

— Неужели же я вам мешаю?

— Вы меня не отпускаете.

— Как неблагородно с моей стороны. Что ж, дарую вам волю!

Я отвёл взгляд, и Анна Савельевна, в свою очередь, получила возможность обратиться к джезве.

— А вы знаете такую поговорку: на ловца и зверь бежит? — спросил я, подойдя к шкафу с книгами.

Шкаф обладал закрывающимися дверцами со стеклом, что добавляло книгам солидности. Судя по надписям на корешках, тут стояли сплошь научные труды по магии, преимущественно — иллюзионной. Я даже из интереса открыл дверцу и потыкал книги пальцем. Настоящие, твердые. Достал одну, на которой было написано: «Критические замечания к концепции иллюзионной природы вселенной».

— Разумеется, — откликнулась Анна Савельевна. — А к чему вы её вспомнили?

— Да просто столкнулся тут с чем-то наподобие иллюзионной магии и как раз думал вас отыскать, проконсультироваться. Так что наша встреча была срежиссирована небесами.

Я открыл книгу и хмыкнул. На титульном листе было написано название, немного отличающееся от того, что на обложке. А именно: «Трагикомедия Каллисто и Мелибеи».

— Где же и как вы столкнулись с… Ах, Господи, зачем вы взяли эту книгу? Она отвратительна, автор рассуждает о материях, в которых ничего не смыслит, и даже не в состоянии осмыслить сего факта. Такая чушь! Критиковать столь глобальную концепцию в терминах и понятиях бытовой логики! Все его аргументы сводятся к «если я могу потрогать — это реально». Как будто он не знает, а вероятно и вправду не знает, что иллюзии высшего порядка успешно охватывают все пять чувств. Я читаю эту книгу, когда мне грустно. Осознание того, как глупы наши идейные оппоненты, неизменно поднимает настроение.

— Тут, видимо, какая-то ошибка, — сказал я и показал собеседнице титульный лист.

— Эм, — озадачилась Анна Савельевна. — Прошу простить кажущуюся неуместность моего вопроса… А вы что, можете прочитать заголовок?

— В школе я демонстрировал лучшие результаты в чтении.

— В таком случае… В таком случае, сегодня у вас поистине урожайный день. Вы раскрыли второй мой обман. Я полностью нахожусь в ваших руках, Александр Николаевич. Моя жизнь, моя репутация, мои честь и достоинство. Ваш кофе, прошу. Позвольте сей фолиант.

Я охотно сменял книгу на чашку. Глотнул кофе, непритворно ахнул от восторга. И сырьё, и искусство варщицы демонстрировали одинаково высокий уровень.

Анна Савельевна же закрыла книгу и показала мне обложку. Теперь там информация синхронизировалась, тоже было написано про Каллисто и Мелибею.

— А в чём же заключается фикус-пикус? — полюбопытствовал я.

— Фикус-пикус, Саша, заключается в иллюзионной магии, которую я навела на все здешние книжки. И вот уже скоро десять лет как эта защита действует безукоризненно. Однако зашли вы — и немедленно раскрыли мой постыдный секрет.

— Он умрёт вместе со мной.

— Вы — человек чести! Так о чём вы хотели у меня спросить?

— Предмет моего интереса, — вздохнул я, — носит весьма, скажем так, деликатный характер, Анна Савельевна. Судьба, эта игривая и непредсказуемая дама, нашла, вероятно, некоторое удовольствие в том, чтобы столкнуть меня с говорящим деревом.

— Что вы такое говорите!

— Дерево сие, позвав меня в лесу и добившись моего внимания, стало делать мне предложения в высшей степени интимного характера. Недостойные, я бы сказал, прилично воспитанной девушки. Но это не то, что может шокировать мой закалённый деревенской жизнью ум, нет. Смутило меня то, что дерево сие казалось мне прекрасной девой. И когда оно рассказывало свою историю, я имел сомнительное удовольствие видеть всё происходящее как бы на сцене театра.

— Можете не продолжать. Вам посчастливилось встретить очень редкое хищное дерево. Название на латыни — Arbor obscena membrum laesura. Оно действительно обладает способностями к иллюзионной магии. И, раз вы сумели не поддаться на увещевания, это лишь доказывает, что вы, Саша, человек чести, рядом с которым женщина может чувствовать себя в полной безопасности.

— Увы, увы, дорогая моя Анна Савельевна! Я был бы счастлив принять ваши комплименты, но я их не заслуживаю.

— Как! Неужели вы поддались? Но почему же, как вы тогда стоите здесь, в моём кабинете?

— Все дело в том, что чары дерева плохо подействовали. И когда, по задумке, я должен был видеть нагую красотку, я лицезрел дерево. Так я и ушёл оттуда, провожаемый неприятными напутствиями.

— О! — Лицо Анны Савельевны сделалось потрясённым. — Ох…

— Вы меня пугаете. Что со мной? Я буду жить? Я смогу играть на барабане?

— Полагаю, да. Но у вас, судя по всему, принимая, так сказать, во внимание всю совокупность данных, попавших в моё распоряжение, есть сильный иммунитет к иллюзионной магии. Столь сильный, что ни о чём подобном я прежде не слышала.