Господин учитель I. Магический источник

Глава 2 Учеба, позорище и ночной душитель

В кресле я расположился с толком. Этак полулёжа, одну ногу на подлокотник — удобно. Только успел книжку открыть — бах! — дверь распахивается.

На лицо я даже смотреть не стал, и так ясно, что молнии глазами мечет. Посмотрел сразу на ноги, удовлетворённо кивнул — в тапках — и опять уткнулся в книгу.

Это, собственно, одно из моих ключевых условий было — тапки для Татьяны. Нечего по дому босиком расхаживать, сие вредно для моего здоровья, как психического, так и всего остального. Долго бушевала, бестия, но перспективы перевесили: закупила себе пар десять.

Перспектива была, строго говоря, одна: я мог спокойно пойти на улицу и начать кричать: «Эгегей, я — сущность из иного мира! Татьяна Соровская меня призвала». Вот, собственно, и всё.

Очень жёсткий тут запрет на такие вещи. Говорят, была пара попаданцев, так чуть армагеддоном всё не закончилось. Так что теперь на воду дуют. А раньше, как Фёдор Игнатьевич утверждает, даже такая научная дисциплина была — ну как, «научная»? магическая, конечно, — про призывы, путешествия между мирами и всякое такое. Теперь, ясное дело, всё запрещено, книги изъяты…

Но у Фёдора Игнатьевича фолиантик завалялся, где вскользь было про призыв предметов. Татьяне этого «вскользь» хватило. Талантливая, зараза, это я уже сам понял, что не дура.

Фёдор Игнатьевич сквозь пальцы смотрел, потому что, строго говоря, в законе говорится только про призыв разумных существ. Ясен день, что если бы попались на книжках, всё равно бы разбирательство было. Но любимая дочка — дело такое…

Вот, например, у нашего директора фирмы тоже дочка. То танцам учится, то вокалу, то сценической речи, то биатлоном займётся, то японский язык штурмует. И всё, конечно, с крутыми учителями, за денежку. Сама, разумеется, не работает (двадцать четыре года девочке, куда ей), так что всё на папе. Тот и пыхтит… Ну, пыхтел, в смысле, пока фирма в унитаз не слилась. Сейчас не знаю, чего делает. Может, почки продаёт. Свиные. В мясном магазине.

Впрочем, я под литературку опять чего-то раздумался, а Татьяна, кажется, орёт. Переключу-ка я канал восприятия на аудио, вдруг что-то важное.

— … аже если бы ты был единственным мужеподобным существом на всю обитаемую вселенную, я бы скорее жила во грехе с первой попавшейся женщиной, чем с тобой! — выпалила Татьяна и тяжело задышала — умаялась.

— Полностью тебя понимаю. Я — тоже, — сказал я и перевернул страницу.

Там у меня женщина, вернувшись домой с работы, застала мужа с лучшей подругой. Жесткач, ситуация. И под Новый год, эх… Сердечно сопереживаю обоим. Или обеим? Всем участникам событий, в общем. Кроме лучшей подруги. Фу такой быть! Впрочем, муж тоже скотина, если разобраться. Эх, как хорошо, что это всё не про меня, аж на сердце легко становится! Вот она, целительная сила литературы. Благотворное её воздействие на психику.

— В смысле? — не поняла Татьяна. — Чего ты — тоже?

— Ну, если бы я был единственным мужеподобным существом на всю обитаемую вселенную, я бы тоже скорее жил во грехе с первой попавшейся женщиной, чем с тобой.

Татьяна помолчала, осмысливая. Гыгыкнула неподобающим аристократке образом и промаршировала к лестнице, прислонённой к стенке с книгами. Я проследил за ней взглядом.

— Ты что это задумала, рыжая? Соблазнять меня формами?

Она всерьёз нацелилась лезть вверх, что обещало некоторую усладу взору. Снаружи дресс-код какой-то существовал, но дома Танька в основном таскала в меру обтягивающие шорты. Как я краем уха слышал из их с отцом споров, одежда эта была мужская и спортивная, как она её раздобыла — вопрос непонятный, и папа был резко против. Но что он мог сделать? То-то и оно.

Танюха из отца, прямо скажем, верёвки вила. Но он таки обладал способностью иногда грохнуть по столу кулаком и сказать своё веское отцовское слово.

— Нужно мне тебя соблазнять! У тебя ни капитала, ни положения в обществе.

— А как же любовь, большая и чистая?

— Фр!

— А жгучая похоть?

— Так, сейчас случайно лестницу на тебя уроню!

— Молчу-молчу.

Полезла. Я, помимо воли, следил за ней взглядом. Чтоб Танюха, да на верхние полки устремилась посреди каникул?.. Хотя, если совсем уж честно, то каникулы уже за середину перевалили. Самое время, наверное, начать пихать в голову хоть какие-то знания из тех, что успели вывалиться.

— Ага, вот она. — Танька вытащила здоровенную томину, сдула с неё пыль и чихнула.

Чихнула от души, а книгу обеими руками держала. Ну и, как следствие, навернулась с лестницы. Хорошо, что я это предвидел и заранее отложил книгу, встал и вытянул руки.

— Пусти! Оставь меня! Нахал!

— Ногами не дрыгай, я тебя на них поставлю.

Поставил. Хоть бы спасибо сказала, что ли. Мне, конечно, не надо, но вежливость никто не отменял. На балу такое случись — обязательно бы выдала: «Ах, благодарю вас, князь такой-то, вы так любезны!»

Двуличие кругом, лицемерие. Аж тошно. Пойду книжку почитаю…

— Нет-нет-нет, с этим для тебя покончено! — Татьяна искусно подрезала у меня книжку и вместо неё всучила добытый сверху том. — Вот. Это надо выучить наизусть.

— Непруха, — кивнул я, взвесив на ладони книженцию. — Ну, учи, раз надо. А мне вон ту отдай.

— Тебе нужно выучить, господин учитель! — отступила на шаг Татьяна. — Я уже знаю!

— Да ну? — Я никогда не был против экспериментов. Открыл наудачу и прочитал: — «Таким образом, ментальная магия позволяет до известных пределов нивелировать…» Как там дальше?

Танька поморгала.

— Позорище, — резюмировал я.

— Да знаю я, что ментальная магия позволяет ниелировать позорище, отстань!

— А-а-а! — заплакал я. — «Ментальная магия позволяет до известных пределов нивелировать воздействие большинства зелий, направленных на помутнение рассудка, таких, например, как приворотное»!

— Да, — кивнула Танька. — И позорище — тоже. Поверь моему опыту. Я, конечно, ни разу не позорилась. Просто видела, как другие позорятся. И нивелируют… Погоди, что, правда⁈

Она подошла, выхватила у меня книжку, вчиталась. Хмыкнула. Задумалась о чём-то своём, глядя в потолок.

— Какая же я несообразительная. У него сосед по комнате — сильный менталист! Вот почему зелье не сработало!

— Позо-о-орище… — протянул я.

Тут Татьяна спохватилась, что сболтнула лишнего, и сунула книгу мне обратно. В закрытом виде.

— Изучай!

— Да на кой ляд мне «Введение в магическую теорию»? У меня же магии никакой нет!

— Так это теория! Ты будешь учителем в академии, Сашка! Это тебе что — шутки? Основы знать надо. Пока ты даже первокурсником не притворишься.

— Это-то ясно. Староват я для первокурсника.

— Помимо этого! Большую часть того, что тут написано, все ещё до поступления знают. Так что читай внимательно, учи вдумчиво. А я тебя через неделю проэкзаменую.

Любовную книжку Танька поставила на полку и добавила:

— В конце она за короля эльфов замуж вышла.

— Да блин! — заорал я.

— Следите за выражениями, господин учитель! Ах, как же я запамятовала. Вот, возьмите ещё это.

Она взлетела вверх по лестнице и спустилась с ещё одним фолиантом.

«Этикет», — прочитал я на обложке.

Ну, приехали… Закончилась лафа. А только-только удовольствие получать начал.

В комнату я вернулся слегка загруженным. Во всех смыслах: книги были тяжёленькими, а я уж пару месяцев ничего тяжелее вилки с едой не поднимал. Хотя… Вот, Таньку ловлю периодически. Неуклюжая она. Что всячески отрицает, предпочитая презентовать себя богиней покровительницей грациозности.

Книги я положил на стол и навис над ними зловеще, переводя взгляд с одной на другую.

Так-с… «Введение в магическую теорию», конечно, нужно. А то я на первом же разговоре проколюсь. Если придётся изображать из себя препода, то хотя бы надо постараться изобразить фигового препода. Потому что в противном случае кто-нибудь очень быстро заподозрит, что я вообще ни разу не препод.

Этикет… Этикет — тоже штука важная. Вилки в левый карман, ложки — в правый… Надо прокачать, а то будут смотреть, как на быдло из деревни. Слава богу, в этом мире всякие такие вещи очень похожи на те, что у нас.

Вообще, этот мир, как я понял, в принципе был идентичен нашему, но история в какой-то момент пошла… немного странно.

В мире на серьёзных щах существовала магия и, как следствие, маги. Не просто деревенские колдуны, нет, хотя и таких хватало. Маг по определению был аристократом и, так или иначе, входил в какой-нибудь древний род.

Как следствие, маги миром и рулили. Ну, той частью мира, в которую меня занесло, понятное дело. Про другие части я ничего не знал как раз потому, что рулили маги. Технологии трепыхались где-то в районе девятнадцатого века, и всем, в целом, было норм. Наука развивалась где-то далеко и неинтересно, смотрели на это дело, как на развлечение для черни. Соответственно, ни телевизора, ни интернета. А газету господин ректор выписывал только местную. У него и так голова была забита, чтоб ещё и на мир в целом поглядывать.

Ну ладно, буду честным. Если бы мне хоть чуть-чуть было интересно, как там всё крутится — я бы узнал. Поспрашивал бы, уговорил выписать другую газету и так далее, и тому подобное.

Но мне было так же плевать на Англию и Америку в этом мире, как было плевать на них в моём мире. Пожалуй, в этом — даже больше. Потому что они не снимали кино. Ну или, по крайней мере, смотреть это кино было не на чем.

Я полистал «Введение», открыл на середине «Этикет». Оставил обе книги открытыми, чтобы создать видимость усиленных занятий, сам же развернулся к окну и закинул ноги на подоконник.

За окном было небо и было хорошо. А я вот загрустил…

Это ж ведь не на пару недель занятие — учителем поработать. Нет, Саня, это тебе теперь кабала на всю оставшуюся жизнь. Фёдор Игнатьевич всё правильно говорит. Помрёт он однажды, Танька замуж выйдет. И останусь я с голой задницей… Конечно, можно их заложить хоть сейчас. Тогда обо мне, гипотетически, как-то позаботятся.

Но, во-первых, в стукачах я отродясь не ходил, а во-вторых — сильно сомневаюсь, что в рамках «заботы» меня увезут дальше ближайшей рощицы. Где прикопают, перекрестят место и объявят, что загадочная иномирная зверушка вернулась домой.

Хочешь не хочешь, нужно как-то зацепляться за этот мир. Трудоустраиваться. О жилье думать. Такое всякое.

Ладно, чего уж. Будем считать, что у меня был отпуск. Санаторий с полным содержанием. Я хорошо отоспался, отлично питался, состоял в книжном клубе из двух человек…

Впрочем, не всё было так радужно. К примеру, на вторую ночь меня пытались убить.

Выглядело это так. Я проснулся от скрипа двери и с интересом следил взглядом за шаркающей ногами тёмной фигурой. Фигура подошла к кровати, немного подумала и начала душить подушкой, которую принесла с собой.

Поскольку я, как обычно, спал на боку, меня это озадачило и заинтриговало. По кряхтению я узнал Дармидонта и лежал смирно, чтобы не напугать старика. А он долго толкал меня подушкой в ухо, прежде чем успокоился и ушаркал прочь.

Подушку с собой забрал. Чёрт её знает, то ли сжёг потом, то ли спать на ней дальше планировал. Если второе — кремень мужик, уважение. Я же немного порефлексировал по этому поводу, потом зевнул и уснул. Не полицию же вызывать. Без телефона дело это долгое, муторное, да и лень.

Фёдор Игнатьевич, надо полагать, заглянул под утро и увидел, что в постели лежит труп меня. Дальше он не пошёл — побоялся или побрезговал. Спустился вниз.

Спустился вскоре и я, к завтраку.

— Очень жаль, — услышал я тихий и скорбный голос Фёдора Игнатьевича. — Наверное, наш воздух оказался ему непригоден. Мне всю ночь казалось, что он кашляет… Не расстраивайся, родная, это к лучшему, право же, к лучшему…

Татьяна рыдала, сидя за столом. Фёдор Игнатьевич гладил её по голове. Дармидонт стоял у камина со сложным и трудноистолковываемым выражением лица.

— Доброе утро, — сказал я, входя в кухню.

Танька подскочила до потолка с диким визгом. Потом посмотрела на меня, на выпучившего глаза Дармидонта и — на побледневшего папу. Который смотрел на Дармидонта очень тяжёлым взглядом.

— Я всё могу объяснить! — вскочил Фёдор Игнатьевич, осознав, что взгляд дочери, устремлённый на него, превратился в остро отточенный кинжал.

Ну и разнос она ему устроила. Даже не думал, что пожилой мужик может так интенсивно убегать от такой соплюхи. Она в него две тарелки бросила, а потом с полотенцем гонялась. Дармидонт тем временем накрыл на стол, и я приступил к завтраку.

Дармидонт мне, вообще, нравился. Хороший мужик такой, совершенно невозмутимый. Только дверь я с тех пор начал запирать на ночь. Мало ли. Дружба, как говорится, дружбой, но сало лучше перепрятать.

Тук-тук.

Я сбросил ноги с подоконника, встал.

— Кто там?

Да, не только на ночь. Я дверь всегда теперь закрывал. Ибо ценил своё личное пространство.

— Отпирай! — послышался сдавленный голос снаружи. — Мне тяжело!

— Психологически? — уточнил я.

— Физиологически!

— Хм…

Открыл, посторонился. В комнату вошла гора книг с ногами Татьяны. По памяти добралась до стола и с грохотом обрушилась на него.

— Ты издеваешься⁈ — воскликнул я.

— Уф! — Танька потрясла руками. — История России и мира, философия магии, хрестоматия классической литературы, латинская грамматика…

— Зачем⁈

— Преподаватель обязан знать латынь! В академии этому учат с первых дней. Debes, ergo potes!

— Morituri te salutant, — буркнул я.

Курс латинского у нас в универе был. Осталась в памяти пара мемасиков.

— Ха-ха, — оценила Татьяна. — Приступай к штудиям. Через неделю — экзамен.

И усвистала восвояси, весьма довольная собой.