Ловушка для сердцееда (СИ)

Глава 65. Утро После и Королевская Плата

Глава 65. Утро После и Королевская Плата

Утро в Шато Виллар было тихим, пропитанным остатками праздника и чем-то новым, глубоким и личным. Воздух, еще вчера звонкий от музыки и смеха, теперь был наполнен мирным пением птиц и сладковатым ароматом увядающих цветов, смешанным с запахом свежесваренного кофе и теплых круассанов, доносившимся снизу.

Лео проснулся первым. Луч солнца, пробившийся сквозь щель в тяжелых бархатных шторах, золотил прядь волос Елены, рассыпанных по его груди. Он замер, боясь пошевелиться, боясь спугнуть это хрупкое, невероятное счастье. Она спала, ее лицо, лишенное напряжения последних месяцев, было безмятежным, почти детским. Щека прижималась к его коже, дыхание ровное и теплое. Его рука лежала на ее талии под тонким шелком ночной сорочки, чувствуя каждый изгиб, каждый вздох. Его жена. Эти два слова отдавались в нем тихим, ликующим гимном. Вечность, обещанная вчера под звездами, началась здесь, в этой тишине, в этом тепле.

Он осторожно наклонился, вдохнул аромат ее волос — жасмин и что-то неуловимо ее собственное. Сердце сжалось от такой силы чувства, что стало почти больно. Страх, острый и холодный, как лезвие ножа, мелькнул где-то на краю сознания — страх потерять это. Потерять ее. Вчерашние слова тетушки Элизы, предупреждение у озера, вернулись тусклым эхом: «…будьте готовы к стуку в ворота…». Он отогнал мысль, как назойливую муху. Нет. Не сейчас. Не в этот миг. Он притянул Елену чуть ближе, обнял крепче, как будто мог защитить ее от всего мира одним лишь объятием.

Она проснулась, потянулась, как котенок, и открыла глаза. Серо-голубые, ясные, без тени вчерашней тревоги. Увидев его, она улыбнулась — той самой, редкой, ослепительной улыбкой, ради которой он был готов на все. Улыбкой, принадлежащей только ему.

«Доброе утро, муж мой», — прошептала она, голос хрипловатый от сна, но полный безудержной нежности.

«Доброе утро, жена моя», — ответил он, целуя ее в макушку, в лоб, в кончик носа, теряясь в ее глазах. Страх отступил, растворился в море тепла и облегчения. Они были здесь. Вместе. Ничто не могло разрушить это. Ничто.

Они завтракали на маленьком балконе их спальни, выходящем в частный садик. Стол ломился от изысков Луи: воздушные круассаны, душистое варенье, нежнейший омлет с трюфелями, фрукты, сверкающие каплями росы. Солнце ласкало кожу, пчелы гудели в розах. Лео наливал Елене кофе, их пальцы касались, и каждый раз от этого прикосновения по его коже пробегали искры. Они смеялись над пустяками, вспоминали вчерашние забавные моменты бала, строили планы на день — просто побыть вдвоем, прогуляться по парку, который теперь был только их. Лео ловил каждое ее движение, каждый взгляд. Он был опьянен ее близостью, ее смехом, самой простой возможности просто быть с ней. Страх потерять ее казался абсурдным кошмаром, рассеивающимся в солнечном свете. Как он мог бояться, когда она здесь, живая, сияющая.

Именно в этот миг абсолютной, безмятежной гармонии, когда Елена, смеясь, протягивала ему кусочек груши, а он ловил ее руку губами, раздался стук. Не в дверь их комнаты — это было бы слишком просто. Глухой, настойчивый, металлический стук в главные ворота шато. Звук, далекий, но неумолимый, как удар колокола.

Лео замер. Кусочек груши упал на скатерть. Улыбка застыла на его лице, сменившись мгновенной бледностью. Он узнал этот звук. Узнал этот ритм. Это был стук королевского курьера. Не просителя, не гостя — официального вестника, чей визит никогда не сулил добра.

Елена тоже услышала. Ее улыбка погасла, глаза расширились, в них мелькнуло понимание, а следом — ледяной ужас. Она сжала его руку.

«Лео…»

«Ничего», — он попытался улыбнуться, но получилось криво. — «Наверное, поздравления опоздали.» Голос звучал фальшиво даже в его собственных ушах.

Они молчали, прислушиваясь. Стук повторился — громче, требовательнее. Потом послышались шаги по мрамору холла внизу, приглушенные голоса слуг, скрип отворяемых тяжелых ворот.

Лео встал. Ноги были ватными. Он подошел к балюстраде балкона, не выпуская руки Елены. Внизу, во внутреннем дворике, залитом утренним солнцем, стоял всадник. Пыльный, в форменном камзоле королевской курьерской службы, с холодным, официальным лицом. Его лошадь тяжело дышала, с крупа стекала пена — он скакал всю ночь. В руке у него был не конверт, а тяжелый, свернутый трубкой пергамент, перевязанный алым шнуром и увенчанный огромной королевской печатью из темно-красного сургуча.

Слуга что-то говорил курьеру, указывая наверх. Курьер поднял голову. Его взгляд, безликий и жесткий, встретился с взглядом Лео. Он коротко поклонился, но в этом поклоне не было ни капли уважения — лишь формальность.

«Граф де Виллар?» — голос курьера, хриплый от дороги, резал утреннюю тишину. — «Именем Его Величества Короля Людовика Пятнадцатого, вам надлежит немедленно принять королевский указ.»

Лео почувствовал, как рука Елены сжала его с такой силой, что кости захрустели. Его собственное сердце бешено колотилось, глотая воздух, которого вдруг стало катастрофически мало. Королевские лапы. Они сомкнулись. Тетушка Элиза предупреждала. Она знала.

«Я… спускаюсь», — с трудом выдавил Лео. Голос был чужим.

Он отпустил руку Елены, но она вцепилась в его камзол.

«Нет, Лео, не ходи!» — в ее голосе звенела паника, мольба. Она видела его лицо, видела смертельную бледность под загаром, видела тот самый страх, который он так старался отогнать все утро — страх потерять ее, страх бросить.

«Я должен, Елена», — он взял ее лицо в ладони, пытаясь успокоить, но его собственные пальцы дрожали. — «Это приказ короля. Отказ…» Он не договорил. Последствия были слишком очевидны. Конфискация. Позор. Разлука. Возможно, тюрьма. Он видел это в ее глазах. — «Я должен.»

Он поцеловал ее в лоб, быстро, порывисто, впитывая запах ее кожи, как последний глоток воздуха перед погружением в пучину. Потом развернулся и почти побежал по лестнице вниз, не оглядываясь. Он боялся, что если оглянется и увидит ее лицо — полное страха и беспомощности — он не сдвинется с места. А это было смерти подобно.

В холле царила гнетущая тишина. Слуги столпились в дверях, застыв в немом ужасе. Курьер стоял посредине, как статуя, держа роковой пергамент.

«Граф Леонард де Виллар», — произнес он громко и четко, как на плацу. — «К вам обращается воля Его Величества Короля Людовика Пятнадцатого, короля Франции и Наварры.»

Лео остановился перед ним, выпрямившись во весь рост. В груди бушевала буря: ярость, бессилие, леденящий страх оставить ее. Оставить только что обретенное счастье, оставить ее одну перед лицом Версаля, де Лоррена, королевских интриг. Страх, что он уедет и не вернется. Страх, что вернется — и найдет ее снова в сетях королевской игры. Страх, что их «долго и счастливо» оборвется, не успев начаться. Он сглотнул комок, вставший в горле, и кивнул:

«Готов выслушать волю Его Величества.»

Курьер развернул пергамент. Шуршание бумаги казалось невероятно громким. Он начал зачитывать. Голос был монотонным, лишенным эмоций, но каждое слово падало на Лео, как удар хлыста.

«…в знак Нашего высочайшего доверия к вашей преданности и дабы предоставить возможность доказать вашу доблесть и рассудительность перед вступлением в права управления объединенными владениями Дома Виллар… назначаем Нашим Чрезвычайным Посланником и Полномочным Представителем при дворе Его Светлости Дожа Венецианской Республики…»

Венеция. Далекая, чуждая, опутанная паутиной интриг, где французский дворянин — легкая мишень. Где любой неверный шаг мог быть истолкован как шпионаж или измена.

«…вашей задачей будет урегулирование спорных вопросов касательно торговых пошлин и обеспечения лояльности венецианских купеческих гильдий интересам Короны Франции…»

Расплывчато. Опасное. Невыполнимое без огромного опыта и связей, которых у Лео не было.

«…отбыть незамедлительно. Предписывается покинуть пределы королевства не позднее чем через сутки с момента получения сего указа… Успешное выполнение сей миссии будет засчитано в доказательство вашей верности и зрелости…»

Угроза висела в воздухе неозвученная, но кричащая: Провал — и ты потеряешь все. Имущество. Титул. Елену.

Курьер закончил чтение, свернул пергамент и протянул его Лео. Тот машинально взял тяжелый свиток. Королевская печать давила на ладонь, как раскаленное клеймо. Запах сургуча, пота и пыли с дороги ударил в ноздри.

«Его Величество ожидает вашего немедленного отбытия для подготовки, граф», — добавил курьер. Хотя в его тоне не было сочувствия, на мгновение взгляд скользнул вверх, туда, где замерла Елена. — «Однако мои лошади пали бы через милю. Им необходим ночной отдых. Мы выедем на рассвете. Свежие кони будут ждать у ворот с первым светом».

Лео не ответил. Он стоял, сжимая в руке приговор. Весь мир сузился до этого куска пергамента и до ледяного ужаса в груди. Он слышал, как где-то наверху, на балконе, сорвалось короткое, подавленное рыдание Елены. Звук пронзил его насквозь.

Оставить ее. Через сутки. Только-только став его женой. Оставить одну в шато, еще хранящем эхо их свадьбы, под прицелом королевских шпионов и злобных завистников вроде де Лоррена. Оставить, когда их любовь была так нова, так хрупка, так нужна им обоим. Страх за нее был острее страха за себя. Что с ней сделают? Как она выдержит? Сможет ли он вернуться к ней целым и невредимым? А если нет?

Он поднял голову. Его взгляд встретился с взглядом Елены, выглядывавшей с верхней площадки лестницы. Ее лицо было мокрым от слез, но в глазах, помимо ужаса, читалась уже знакомая ему твердость. Твердость, которая не сломалась в Версале и не сломается теперь. Она была графиней Виллар. Его женой. Его союзницей.

Но от этого осознания не стало легче. Королевские лапы сомкнулись вокруг его горла, вырывая из только что обретенного рая. И плата за их вчерашнюю победу, за их счастье, оказалась чудовищной — разлука и смертельная опасность. Воздух в роскошном холле Шато Виллар стал густым и удушающим, как в тюремной камере. Сказка кончилась. Началась жестокая реальность королевской мести. Лео сжал пергамент так, что костяшки пальцев побелели, чувствуя, как его сердце разрывается между долгом, страхом и всепоглощающей любовью к женщине, которую он должен был оставить.

Конец