Ловушка для сердцееда (СИ)

Глава 19. Приглашения, Подарки и "Порядочный" Граф

Утро после ужина у маркизы д’Эгриньи встретило Леонарда не ласковыми лучами солнца (их как раз и не было — небо было затянуто типичной парижской серой дымкой), а… аккуратной стопкой тяжелых, душистых конвертов на серебряном подносе рядом с кофейником.

«Доброе утро, месье граф,» — почтительно поклонился Пьер, чье лицо выражало смесь профессиональной невозмутимости и легкого любопытства. «Почта. Кажется, весьма… оживленная сегодня.»

Леонард, еще не до конца проснувшийся после вчерашнего светского марафона и тягостного разговора с маркизой, мрачно ковырял ложкой в тарелке с омлетом. Арман же, сияющий и явно довольный вчерашним триумфом кузена (и, несомненно, трюфельным паштетом), уже с аппетитом уплетал ветчину.

«Оживленная?» — пробурчал Леонард, откладывая ложку и протягивая руку к подносу. — «Давайте сюда этот "ураган любезностей".»

Первый конверт, украшенный миниатюрной лиловой веточкой лаванды, распечатал.

"Графу де Виллару. Мадам де Боссе и мадемуазель Амели де Боссе будут безмерно счастливы видеть вас за скромным семейным обедом в ближайшую среду…"

Второй, с изящно вытисненным на воске гербом в виде лиры.

"Графу де Виллару. Мадам де Клермон имеет честь пригласить вас в свой салон в четверг вечером. Мадемуазель Сесиль де Клермон исполнит несколько новых сонат…"

Третий, самый солидный, пахнущий дорогим сандалом.

"Графу де Виллару. Герцог и герцогиня де Ламбер с дочерью, мадемуазель Элоиз, просят оказать им честь вашим присутствием на воскресном обеде…"

Леонард молча свалил три приглашения перед Арманом.

«А-а-а!» — воскликнул кузен, сияя еще больше. Он схватил пергаменты, быстро пробежал глазами. «Боссе? Прекрасно, солидное семейство, поместье под Шартром. Амели — милашка, румяная, как яблочко! Клермон? Ах, да, их Сесиль — настоящий соловей, говорят. И салон у мадам — один из самых интеллектуальных в Париже! Ламбер? Ого! Герцогский титул, связи при дворе… Элоиз — безупречные манеры и фантастическое приданое! Поздравляю, кузен! Тетушка д’Эгриньи не теряет времени!»

Леонард ощутил, как в виски начинает стучать знакомое раздражение.

«Тетушка? Что именно успела нашептать тетушка?» — спросил он, стараясь сохранять спокойствие, но глядя на Армана с подозрением.

Арман закатил глаза, словно Леонард спросил, светит ли солнце.

«Дорогой мой, она не "нашептала". Она объявила. Вежливо, но недвусмысленно, нескольким самым влиятельным матронам, пока вы отходили к столу с напитками. Что-то вроде: "Наш Леонард наконец-то остепенился, стал разумным правителем и, представьте, порядочным молодым человеком. Прямо не узнать! Пора бы ему подумать о серьезном шаге и достойной партии. Род Вилларов должен продолжаться, не так ли?"» Арман мастерски сымитировал суховатый, властный тон маркизы. «После такого "секрета" весь "Свет" знает, что граф Виллар открыт для предложений. И вот — первые ласточки!» Он весело потряс приглашениями.

Леонард схватился за лоб.

«Без моего участия? Она что, собирается выбрать невесту и привести ее под венец, пока я буду считать урожай в Фурво?»

«О, не сомневайся!» — Арман рассмеялся, явно наслаждаясь замешательством Леонарда. «Если тетушка д’Эгриньи взялась тебя сватать, она доведет это дело до конца. И да, если ты будешь слишком упираться, она вполне способна найти способ "женить тебя без твоего деятельного участия". Знаешь, старомодные методы: закрыть в одной комнате с избранницей и компрометирующим свидетелем, подписать контракт во время твоего сна… Она из тех, кто считает благо рода выше личных капризов. Даже таких симпатичных капризов, как твои мельницы и школы.»

Леонард издал стон, похожий на рычание загнанного зверя. Системное предупреждение "Квест 'Продолжение Рода' активирован. Статус: 'Принудительное обновление'" замигало в его сознании красным цветом. Отказ от приглашений сейчас означал бы не просто оскорбление трех влиятельных семей, но и прямой вызов маркизе. А на это у него не было ни сил, ни, откровенно говоря, желания ввязываться в войну.

«Прекрасно,» — процедил он сквозь зубы, чувствуя, как его планы на спокойную рабочую неделю рушатся. — «Отвечай всем: "Граф де Виллар с глубокой признательностью принимает любезное приглашение и будет счастлив посетить…" и так далее. Подчеркни "глубокую признательность". Может, хоть это их немного успокоит.»

«Блестяще!» — Арман чуть не захлопал в ладоши. «Я сам займусь ответами. О, это будет так весело! Подготовься, Лео, тебя ждут осмотр, прослушивание и дегустация потенциальных "партий"!»

После завтрака, оставив Армана строчить изысканные согласия, Леонард вызвал Пьера в свой кабинет. Вид камердинера был безупречен, но в глазах читалось привычное ожидание какого-нибудь щекотливого поручения барина.

«Пьер,» — начал Леонард, стараясь звучать максимально деловито. «Мне нужны подарки. Три. Для мадемуазель Амели де Боссе, мадемуазель Сесиль де Клермон и мадемуазель Элоиз де Ламбер.»

Пьер едва заметно поднял бровь.

«Как всегда, месье граф? Бриллиантовые серьги? Жемчужное колье? Или, может, шелк из Лиона? У нас еще есть несколько отличных кусков, припасенных после… э… последнего визита к мадам де Марвиль.»

В голове Леонарда всплыли обрывки воспоминаний: дорогие безделушки, бесцеремонно вручаемые наутро после страстной ночи — своеобразные "откупные", чтобы женщины не строили иллюзий и не докучали.

«Мы были похожи, черт возьми,» — с горечью подумал он, сравнивая методы прошлого графа со своими собственными в 2025-м. Тогда он «откупался» от девушек дорогими украшениями и дизайнерскими сумками. Теперь же бриллианты и шелка служили той же цели в масштабах аристократии XVIII века.

«Нет, Пьер,» — сказал он твердо, ломая шаблон. «Совсем не «как всегда». Никаких бриллиантов, жемчуга или откровенно дорогих тканей. Это не откупные. Это подарки — знак уважения и благодарности за приглашение. От порядочного графа Виллара. Понял?»

Пьер моргнул, явно обрабатывая эту новую информацию.

«Понял, месье граф. Подарки… порядочные. И… уважительные.» Он немного помолчал. «Может… книги? Мадемуазель де Клермон музицирует — ноты, возможно? Мадемуазель де Боссе, говорят, любит сад — редкий сорт розы в горшке? Мадемуазель де Ламбер… увлекается благотворительностью — скромное, но изящное пожертвование в ее имя в приют?»

Леонард смотрел на Пьера с растущим уважением. Камердинер не только быстро сориентировался, но и предложил варианты, идеально соответствующие новому «бренду» графа — просвещенного, хозяйственного и порядочного.

«Пьер, вы гений!» — воскликнул Леонард, и на его лице впервые за утро появилась искренняя улыбка. «Именно так. Ноты — что-нибудь современное, но не слишком сложное. Розу — самую необычную, какую найдете. Пожертвование — скромное, но от графа Виллара в честь мадемуазель де Ламбер. И оформить все изящно, без помпезности. Бюджет… умеренный. Очень умеренный. Мы же не покупаем их благосклонность, верно? Просто проявляем вежливость.»

«Совершенно верно, месье граф,» — Пьер почтительно склонил голову, но Леонард поймал легкий огонек одобрения в его глазах. «Вежливость и умеренность. Будет исполнено.» Он развернулся и вышел, уже обдумывая, где достать редкую розу в ноябре.

Леонард с облегчением вздохнул. Один кризис миновал. Теперь можно было погрузиться в нормальную, понятную работу. Он вызвал Жака, сына мельника из Фурво, и Мари, дочь деревенского писца — своих юных "статистиков" и помощников. Они принесли кипы бумаг: отчеты по урожаю, списки материалов для ремонта дороги, сметы на школу.

Кабинет наполнился скрипом перьев, шелестом бумаг и сосредоточенным молчанием, прерываемым лишь четкими вопросами Леонарда и тихими ответами детей. Здесь, среди цифр, планов и реальных проблем, он чувствовал себя на своем месте. Никаких светских игр, двусмысленных взглядов или приказов о продолжении рода. Только дело.

«Вот оно, настоящее,» — думал Леонард, проверяя расчеты Жака по стоимости балок для моста. «Здесь я строю. Здесь я нужен. Здесь меня судят по тому, что я делаю, а не по тому, с кем я должен лечь в постель ради «камешка в арке»».

Работа шла своим чередом. Леонард даже позволил себе расслабиться, объясняя Мари хитрости деления. Вдруг раздался тихий стук в дверь. Вошел Пьер с еще одним письмом на подносе.

«От месье Франсуа Леруа, месье граф. Из Парижа.»

Сердце Леонарда учащенно забилось. Он сорвал сургучную печать и быстро пробежал глазами изящные строки:

«Графу де Виллару

Ваше письмо, полное столь необычных идей и искренней заботы о просвещении, глубоко меня тронуло и заинтриговало. Я долго размышлял над вашим предложением и… принимаю его. Видение школы, где талант важнее происхождения, где знания служат прогрессу, а не просто украшению ума, — достойно самой горячей поддержки. Я согласен стать наставником для ваших юных дарований и выезжаю из Парижа к концу недели. Подробности нашего сотрудничества и мои скромные требования мы обсудим лично по моем прибытии. С нетерпением жду встречи и возможности внести свой вклад в ваше замечательное начинание.

С глубочайшим уважением, Франсуа Леруа.»

«ДА!» — вырвалось у Леонарда громче, чем он планировал. Жак и Мари вздрогнули и удивленно подняли на него глаза. Он засмеялся, счастливый и немного смущенный. «Отличные новости! Наш учитель едет! Месье Леруа согласился!»

Они заулыбались, разделяя его радость, хотя и не до конца понимая ее масштаб. Леонард перечитал письмо еще раз. Это была победа. Настоящая, значимая. Луч света в туннеле предстоящих светских обязательств.

Он снова погрузился в работу с удвоенной энергией. Цифры, планы, детские вопросы — все это было его щитом от мира маркиз, невест и династических долгов. Вечером, когда Жак и Мари, уставшие, но довольные, ушли, Леонард еще долго сидел над картой дорог, ведущих к Фурво. Он мысленно уже был там, среди шума строящейся мельницы, запаха свежего дерева и открытых лиц детей, жаждущих знаний. Письма с приглашениями лежали в стороне, аккуратной, но пока неглавной стопкой.

«Пусть висит «Квест», — решительно подумал он, обводя карандашом участок дороги возле реки. — «Мое настоящее — здесь. На этих дорогах. В этой школе. С этими людьми. А маркиза, ее «камешек в арке» и три мадемуазель… подождут. Или найдут себе другого «порядочного» графа».

Он откинулся на спинку кресла, глядя на пламя свечи. Впереди была поездка к Леруа, спор с де Люси, сбор «чрезвычайного вспомоществования» для нужд армии на восточных рубежах, бесконечные расчеты… И это было его настоящее. Куда более реальное и важное, чем любой трюфельный паштет или перспектива «плодовитой партии». Он улыбнулся. Светские раунды были неизбежны, но поле битвы за свое будущее он выбрал сам. И это поле было далеко от позолоченных салонов Парижа.