Ловушка для сердцееда (СИ)

Глава 21. Их Граф, Хищный Соловей и Видение Сына

Дни сливались в череду дорожной пыли, скрипа перьев, запаха свежеспиленного дерева и теплого хлеба из печей его поместья. Леонард растворился в ритме своих владений. Карета сменилась верховой лошадью, а затем и собственными ногами. Он шагал по полям, только что вспаханным под озимые, заходил в крестьянские дворы, подолгу стоял у стройки новой школы — ее стены уже поднимались под чутким надзором старого плотника Мартена.

«Месье граф!» — кричали ему с полей, махая шапками.

«Граф наш!» — улыбались женщины у колодца, вытирая руки о передники.

«Ваша милость!» — кланялся седой пастух, указывая на пригнанное с пастбища стадо.

Это не был подобострастный страх перед сеньором. Это было доверие, уважение и надежда.

«Граф, на мельнице новый жернов — сила! Мука мельче пыли! Но крыша в амбаре у Жана течет…»

«Граф Леонард, дорога к Ле Бурже — грязь по колено после дождей. Повозки вязнут…»

«Ваша милость, у Мари-Луизы мальчик болен, лихорадка… Лекарства дороги, а знахарка шепчет что-то непонятное…»

Леонард слушал. В блокнот, подаренный предыдущему графу одной из любовниц (теперь он был затерт до дыр и исписан цифрами и заметками), заносил каждую просьбу, каждую жалобу. Его ответы были просты и весомы, как удар молота по наковальне:

«Крышу Жану починим до снега. Мартен, выдели двух человек и кровельный толь.»

«Дорогу к Ле Бурже укрепим камнем и гравием. Начнем на следующей неделе. Нужны руки — будет оплата и обед.»

«Мальчика Мари-Луизы посмотрит мой парижский врач на обратном пути. Лекарства будут. Знахарей — гнать.»

Люди кивали, глаза их светлели. Они знали, что слово графа — тверже камня. Знали, что он не бросит. Потому что это их граф. Не тот прежний, ветреный и жестокий, а этот новый — Леонард Строитель, Леонард Слушающий. Граф, который пришел остаться и делать.

Вечер застал Леонарда в седле, скачущим обратно в Париж. Пыль дороги смешалась с потом на его лице, под камзолом зачесалась простая рубаха из грубого полотна. Он ехал не на бал, а на еще одно испытание — салон мадам де Клермон. Подарок — изящно переплетенные ноты современных сонат — лежал в седельной сумке. Мысли его были далеки от музыки: он считал стоимость камня для дороги, прикидывал, хватит ли лекарств из его запасов для мальчика в деревне, радовался письму от Леруа — тот уже выехал.

Особняк де Клермон встретил его струящимся светом канделябров и томными звуками клавесина из соседней гостиной. Воздух был густ от дорогих духов и интеллектуального тщеславия. Мадам де Клермон, женщина с лицом хищной птицы и томными манерами, приняла его с подчеркнутой любезностью.

«Ах, граф де Виллар! Как любезно! Сесиль так ждала… Ваш подарок! Ноты! Как тонко!» — ее взгляд скользнул по его слегка помятой одежде и запыленным сапогам, но выражение лица осталось безупречно вежливым.

Сесиль де Клермон была воплощением холодной, отточенной красоты. Ее платье — шедевр портновского искусства, лицо — фарфоровая маска, оживающая лишь при появлении важных гостей. Леонард вручил ей ноты.

«Мадемуазель, ваш салон славится изысканным вкусом. Надеюсь, эти сонаты займут достойное место в вашей коллекции и, возможно, порадуют слух гостей.»

Сесиль приняла подарок с изящным реверансом.

«Благодарю вас, месье граф. Вы очень… внимательны.» Ее голос был мелодичен, как серебряный колокольчик. Но взгляд… Взгляд был не соловьиный. Это был взгляд хищницы, оценивающей добычу. Он скользнул по дорогому, хоть и пыльному, камзолу Леонарда, задержался на перстне с гербом Вилларов, промерил его с ног до головы, вычислив состояние, влияние и перспективы. В ее глазах не было ни капли тепла, лишь холодный расчет и амбиция. Она видела не Леонарда, а Графа Виллара — выгодную партию, лакомый кусок на брачном рынке.

«Системное предупреждение: Обнаружена вредоносная программа "GoldDigger.exe". Уровень угрозы: высокий. Рекомендуется: изоляция и игнорирование.»

Музицировала Сесиль действительно божественно. Пальцы ее порхали по клавишам клавесина, извлекая сложные, виртуозные пассажи. Голос, чистый и сильный, заполнял зал. Это было искусно, технически безупречно… и совершенно бездушно. Как заводная фарфоровая кукла, поющая по заложенной программе.

Леонард слушал, отдавая должное мастерству, но внутри росло ощущение ледяного дискомфорта. Этот салон, эта музыка, этот оценивающий взгляд — все это было чуждо, фальшиво, как дешевая позолота. Его мысли, вопреки стараниям Сесиль, унеслись далеко от Парижа.

«Какая она должна быть, моя будущая жена?» — вопрос возник внезапно и настойчиво, как набат. «Не эта. Не холодная статуя, не расчетливая хищница. И не Амели, милая, но слишком хрупкая для моего мира хаоса и созидания.»

Образы всплывали сами собой:

1. Она не должна бояться грязи под ногтями после прогулки по новым полям.

2. Ей должно быть дело до людей, не из вежливости, а по-настоящему. Чтобы она могла зайти в хижину к больному ребенку, не морщась, и принести не только лекарство, но и утешение.

3. Она должна понимать, что мельница, дорога, школа — это не прихоть, а жизнь. И поддерживать это, а не тянуть назад в салоны.

4. Она должна быть сильной. Чтобы выдержать его отсутствия, его погруженность в дела, его споры с де Люси и интендантами.

5. Она должна… любить. Любить эту землю, этих людей. Любить… его. Не титул, не богатство, а его — Леонарда, со всеми его странностями, его прошлым, его одержимостью.

И тогда, как удар молнии, пришла вторая мысль, пронзительная и неожиданная:

«А еще… я хочу сына.»

От этой мысли у Леонарда резко потемнело в глазах. Он схватился за подлокотник кресла, чтобы не потерять равновесие. Звуки музыки на мгновение отступили, сменившись оглушительным гулом в ушах.

«Сына? Я? Лео Виллард, циник и бабник из 2025, который считал женщин развлечением? Леонард де Виллар, светский лев и дуэлянт, не думавший дальше следующей интрижки? Я… хочу сына?»

Это было не просто желание продолжить род под давлением маркизы. Это было глубокое, животное желание. Желание увидеть мальчика с его упрямым подбородком и глазами… чьими? Матери? Желание учить его ездить верхом, показывать ему поля, объяснять, как работает мельница, видеть, как он растет, перенимая не только титул, но и дело. Наследник не просто крови, но и духа.

Он никогда не задумывался об этом. Никогда не верил в любовь, считая ее химией или удобной иллюзией. Никогда не думал, что женится, предпочитая мимолетные связи. Как же все изменилось! Тело графа стало не просто оболочкой, а кузницей, переплавившей его душу. Попав в этот век, в эту жизнь, он был полностью перепрошит.

Он больше не был Лео, любителем женских юбок и легких побед. Он не был и прежним графом-ловеласом, игроком и дуэлянтом. Он стал… улучшенной версией. Версией, которая хочет не брать, а строить. Не разрушать, а защищать. Защищать свои земли от неурожая и произвола. Защищать своих людей от нужды и несправедливости. Защищать свою будущую жену — настоящую, не фарфоровую куклу и не хищницу — от всех бурь этого мира. И защищать их сына… дать ему то, чего не было у него самого: корни, дом, семью, мать, отца, который присутствует в трезвом виде, и дело, которое стоит продолжать.

Музыка Сесиль стихла под аплодисменты. Леонард автоматически присоединился к ним, его ладони хлопали, но взгляд был устремлен внутрь себя, в то новое, неожиданное и пугающе сильное будущее, которое только что родилось в его душе. Хищный взгляд мадемуазель де Клермон скользнул по нему снова, но теперь он казался Леонарду просто смешным, как жалкая попытка мухи притвориться орлом.

Он встал, чтобы откланяться. Впереди был долгий путь обратно в особняк, а завтра — снова дороги, стройки, люди. Его люди. Его жизнь. И где-то там, впереди, маячил образ женщины с теплыми, умными глазами и сильными руками, и мальчика, в чьем смехе будет звон нового утра над полями. Все остальное — салоны, хищные соловьи, даже тень маркизы — отступило на второй план перед мощью этого нового видения. Он знал, что будет искать. И знал, что найдет. Потому что теперь он знал, чего хочет. По-настоящему.