Версаль. Казалось, само золото заката впитали в себя стены королевской резиденции, отражаясь в бесчисленных окнах и позолоте интерьеров. Воздух внутри бального зала был густым, как дорогой соус — смесь духов знати, горящего воска тысяч свечей, сладковатого аромата экзотических фруктов и легкой пыли, поднятой сотнями пар ног. Звуки сливались в непрерывный гул: шелест шелков и парчи, серебристый перезвон хрустальных бокалов, сдержанный смех, шёпот интриг и торжественные аккорды оркестра, льющиеся с хоров.
Леонард де Виллар стоял у края паркета, изящный фужер с шампанским в руке. Его темно-синий бархатный камзол, расшитый серебряными нитями, ловил блики свечей, делая его похожим на кусочек ночного неба, усыпанного звёздами. Но глаза его, обычно столь живые и наблюдательные, были прикованы к главному входу. Он механически отвечал на поклоны, обменивался светскими любезностями, пробовал изысканные закуски, которые казались ему безвкусным картоном. Каждый скрип двери, каждый новый силуэт в проеме заставлял его сердце сжиматься в болезненном ожидании.
«Где она?»
Арман, сияющий в камзоле цвета молодого вина, кружил в вальсе Элоизу. Герцогиня смеялась, её лицо, обрамленное каскадом каштановых локонов, светилось безмятежным счастьем. Лео поймал их взгляд, Арман подмигнул ему с ободряющей улыбкой. Лео ответил кивком, искренне радуясь за кузена. Но тут же его взгляд, словно магнит, снова потянулся к двери. Пусто.
«Она приедет, племянник, не изводи себя», — маркиза д’Эгриньи появилась рядом, как из воздуха. Её голос был удивительно спокойным, даже веселым. Она ловила восхищённые взгляды в свой адрес — строгое, но невероятно элегантное платье глубокого аметистового оттенка подчеркивало её царственную осанку. «Но учти, поговорить нужно до того, как Его Величество почтит нас своим присутствием. Потом к ней будет не подступиться».
Лео взглянул на тётушку с подозрением. её спокойствие было… неестественным. Слишком уверенным. «Она что-то знает. Что-то, чего не знаю я». Он мысленно отметил это, но сил расспрашивать не было. Всё его существо было натянуто, как тетива лука, готовое выпустить стрелу надежды или отчаяния.
И тогда она появилась.
Не громко, не вызывающе. Словно луч лунного света, проникший сквозь золотое сияние зала. Елена де Вальтер. Платье… оно было шедевром. Глубокий, насыщенный синий, цвет ночного неба перед рассветом, переходил внизу в почти черный, цвет уходящей ночи. Ткань — тяжелый, переливающийся атлас — ловила свет, создавая иллюзию движения, мерцания далеких звёзд на темном небосводе. Черные кружева, как тончайшая паутина, обрамляли декольте и рукава, не скрывая, а лишь подчеркивая изящество линий. Никаких кричащих украшений — только тонкая серебряная цепочка с небольшим сапфиром, каплей холодной росы у основания шеи. И белые садовые розы, вплетенные в темно-каштановую прическу, собранную с изысканной небрежностью. Эти цветы были ключом. Они, белые и чистые на фоне сине-черного траура, кричали о надежде, о смелом шаге из тени прошлого в свет возможного будущего. Это был не просто наряд. Это был манифест. Тихий, но невероятно красноречивый.
Лео замер. Мир сузился до одной точки. Шум бала отступил, превратившись в глухой фон. Он забыл дышать. Она была ослепительна. Не просто красива — значительна. Полна достоинства и той внутренней силы, которую он всегда в ней чувствовал, но теперь она была явлена миру во всей красе.
Елена вошла, её серые глаза, большие и ясные, как озерная гладь в ясный день, медленно скользили по залу. Она искала кого-то. Лео видел, как её взгляд скользил мимо герцогов, графов, блестящих офицеров… Искала.
«Леонард! — тётушка тихо, но властно тронула его локоть. — Если ты сейчас не подойдешь, через пять минут её окружит такой рой ухажеров, что пробиться сквозь них будет сложнее, чем взять Бастилию. Иди!»
Его имя, произнесенное тётушкой, стало толчком. Лео вздрогнул, словно очнувшись от сна. Он отставил бокал, выпрямился, и быстрыми, уверенными шагами направился сквозь толпу к той точке, где стояла Елена.
И в тот же миг их взгляды встретились.
Елена обернулась на его движение, и её глаза нашли его. Не просто увидели — нашли. То, что он увидел в них, заставило его сердце бешено забиться, вытесняя ледяную пустоту недель ожидания. Лёд растаял. Исчезла та стена отстраненности, та защитная броня недоверия и гнева. В её огромных серых глазах, устремленных прямо на него, больше не было презрения. Не было ненависти. Было что-то глубокое, сложное, но безоговорочно живое: боль прошлого, ещё не до конца затянувшаяся рана; трепетная надежда, робко расправляющая крылья; и самое главное — любовь. Та самая, истинная, которую не спрятать и не подделать. И вера. Вера в него? В них? Он не знал, но видел это сияние, этот чистый свет, который он когда-то цинично принял за наивность.
«Графиня де Вальтер, — Лео поклонился, его голос звучал чуть хрипловато от сдерживаемых эмоций. — Вы затмеваете само сияние Версаля этим вечером».
«Граф Виллар, — Елена ответила легким кивком головы. её голос был ровным, но в нем не было прежней ледяной формальности. Была… сдержанная теплота. — Благодарю вас. Вы выглядите… весьма представительно».
Обычные светские фразы. Но произнесенные здесь и сейчас, при этом взгляде, они звучали как признание. Как начало диалога.
Лео сделал шаг ближе. Он видел мельчайшие детали: как трепещет ресница, как сжимаются пальцы на веере из черного кружева. Внутри него бушевали страх и надежда, боль от пережитого молчания и ликующий крик при виде её взгляда. Он должен был говорить. Сейчас.
«Елена… — он произнёс её имя тише, почти шёпотом, так, чтобы слышала только она, отбросив титул. — Пожалуйста. Позвольте… поговорить. Хотя бы несколько минут. Наедине».
Он видел, как она колеблется, как взгляд её на мгновение скользнул по залу, оценивая внимание окружающих. Но потом она вернула взгляд ему. И кивнула. Один короткий, но безошибочно четкий кивок.
«Терраса, — тихо сказала она. — Там… тише».
Сердце Лео готово было вырваться из груди. Он предложил руку. Она чуть заметно задержалась, затем положила кончики пальцев на его рукав. Лёгкое прикосновение, но оно обожгло его сквозь бархат. Они двинулись к высоким стеклянным дверям, ведущим на одну из многочисленных террас Версаля.
Зал остался позади, вместе с его гомоном, жаром и любопытными взглядами. Их встретила прохлада июньской ночи, пропитанная ароматами. Сладкий, опьяняющий запах цветущего жасмина смешивался с горьковатой свежестью подстриженного самшита и едва уловимым дыханием большого канала, что тянулся вдалеке, отражая звёзды и огни дворца. Шёпот листьев в парке, далёкий смех с другой террасы, стрекотание цикад — всё это создавало интимную, почти волшебную камерность. Воздух здесь был чистым, наполненным обещанием. Глоток свежести после удушливой атмосферы бала и долгих недель тоски.
Они остановились у каменного парапета. Елена обернулась к нему, её лицо в лунном свете казалось ещё бол её одухотворённым. Сине-чёрное платье сливалось с ночью, лишь белые розы в волосах и сапфир светились призрачно.
«Леонард… — начала она, и в её голосе снова прозвучала та же глубокая нотка, что и в зале. Она смотрела ему прямо в глаза, без тени игры или кокетства. — Эти недели… они были нужны. Чтобы понять. Себя. Тебя. Твои слова». Она сделала паузу, словно собираясь с мыслями. «Ты сказал тогда… о той девушке. Лии. О своей ошибке. О том, что не разглядел её… ценность».
Лео замер, боясь спугнуть этот хрупкий момент откровения. Он кивнул, не в силах произнести ни слова.
«Скажи мне… честно, — голос Елены дрогнул, но взгляд не отвел. — Если бы… если бы тогда, в тот момент, ты осознал… что она не такая, как другие. Что она… особенная. Смог бы ты?..» Она искала слова, её пальцы сжали кружевной веер. «Смог бы ты полюбить её? Искренне? Не как мимолётное увлечение, а… по-настоящему?»
Вопрос повис в ночном воздухе, тяжёлый и невероятно важный. Лео почувствовал, как сжимается горло. Он вспомнил Лию. её серые, доверчивые глаза. её неуклюжую искренность. её боль при расставании. Боль, которую он причинил.
«Да, — выдохнул он, и это было чистой правдой, выстраданной за долгие недели раскаяния. — Да, Елена. Я думаю… я уверен, что смог бы. Она была… она была не такой. Она была как… как чистый родник в пустыне цинизма. Наивной? Возможно. Но в этой наивности была какая-то невероятная сила. Сила искренности, которой мне так не хватало. Я был дураком, — голос его сорвался, — слепым и самовлюблённым дураком, чтобы не разглядеть этого сразу. Я сказал тебе это не для оправдания, а потому что… потому что хочу быть честным с тобой. До конца».
Он видел, как что-то в её глазах сдвинулось, как глубокая складка боли между бровей чуть разгладилась. Взгляд Елены смягчился, в нем появилось… удовлетворение? Принятие? Она медленно кивнула, и на её губах дрогнул едва уловимый, печальный, но настоящий намёк на улыбку.
«Спасибо, Леонард, — прошептала она. — За честность». Она сделала шаг ближе. Её серые глаза, казалось, заглядывали ему в самую душу. «Ты знаешь… иногда прошлое… оно возвращается. Совсем не так, как ожидаешь. В другом обличье. С другим именем…» Она замолчала, давая словам повиснуть, намекая, вкладывая в них глубочайший смысл, который должна была понять его душа, даже если разум ещё спит. её взгляд был полон ожидания, почти мольбы: Догадайся, Лео. Пойми меня. Узнай меня.
Но Лео, чей разум был затуманен облегчением от её присутствия, от её взгляда, от того, что она здесь и говорит с ним, воспринял её слова как философское обобщение, как метафору их собственной сложной ситуации. Он видел боль в её глазах, связанную, как ему казалось, с Гаспаром, с его признанием о Лии, но не улавливал конкретики. Он видел надежду, но не видел ключа.
«Елена, я… — он начал, желая сказать, что готов ждать, бороться, искупить всё, что угодно, ради шанса на их будущее.
Но в этот самый миг гул в зале сменился торжественной, нарастающей волной. Заиграли фанфары — громкие, пронзительные, режущие ночную тишину террасы. Звук был таким мощным, что заставил их обоих вздрогнуть.
В дверях бального зала, озаренный сотнями свечей, в ослепительном золоте парчового камзола, усыпанного орденами, появился он. Король. Людовик XV. Его вход был подобен восходу солнца — всё замерло, всё взгляды обратились к нему, всё разговоры стихли. Даже оркестр умолк, уступив место королевским фанфарам.
Надежда, трепетно раскрывшая крылья на террасе, замерла. Мгновение возможного прорыва было безжалостно перечеркнуто явлением власти. Лео увидел, как в глазах Елены мелькнуло разочарование, почти отчаяние, прежде чем она опустила ресницы, принимая маску светской дамы. Королевская тень легла между ними, холодная и непреодолимая. Разговор был прерван. Игра при дворе начиналась, и ставки в ней были непомерно высоки — судьба Елены, а с ней, возможно, и судьба их обоих, висела на волоске. Лео сжал кулаки, глядя на золотую фигуру в дверях, чувствуя, как обещанный "глоток свежего воздуха" обернулся ледяным сквозняком политической бури.