Особняк маркизы д’Эгринья вечером сиял, как драгоценная шкатулка. Каждая канделябра, каждый полированный паркет, каждая складка скатерти на столе кричали о безупречности. Леонард, облаченный в строгий, но безукоризненно сидящий темный костюм (камзол казался ему сейчас слишком театральным), чувствовал себя как солдат перед парадом. Нет, как программа перед стресс-тестом высочайшего уровня. «Будь безупречен. Вспомни ВЕСЬ этикет.» — слова тетушки горели в его мозгу неоновыми буквами.
И вот она вошла. Елена де Вальтер. Как всегда, в траурном платье, но не в тяжелом бархате, а в чем-то более легком, изысканно-темном шелке, подчеркивавшем ее хрупкую стройность. Траурная вуаль была откинута, открывая лицо — бледное, совершенное, с темными глазами, которые сразу же, как холодные сканеры, принялись оценивать обстановку… и его. Она была воплощением сдержанной элегантности и недосягаемости.
«Графиня де Вальтер», — голос маркизы прозвучал с подчеркнутой, почти церемонной вежливостью. «Как я рада, что вы смогли приехать. Позвольте представить вам моего внучатого племянника, графа Леонарда де Виллара».
Леонард склонился в безупречном поклоне, не слишком низко, но с глубоким уважением. Его взгляд встретился с ее — ледяным, аналитическим.
«Графиня», — его голос звучал ровно, спокойно, без тени прежней легкомысленности или навязчивости. «Для меня большая честь видеть вас снова. Вечер бала в Шато Виллар запомнился мне, в том числе, благодаря нашей беседе».
Елена едва заметно кивнула, ее губ коснулась легкая, ничего не значащая улыбка.
«Граф Виллар. Вечер действительно был… впечатляющим. И необычным».
Ужин протекал под незримым, но ощутимым диктатом этикета. Леонард был безупречен. Он знал, какой вилкой что есть, когда вставить реплику в разговор маркизы и Елены о погоде и последних парижских новостях (тетушка вела беседу с удивительной, для нее, легкостью), как предложить блюдо, как отклонить ненужное. Каждое его движение было отточенным, каждое слово — взвешенным. Он ловил на себе ее взгляд — холодный, оценивающий. Она отмечала все: как он держит бокал, как слушает, как кладет салфетку. Это был не просто ужин; это был экзамен под прицелом самого строгого экзаменатора.
«Старайся ещё больше, чертов идиот,» — мысленно бичевал он себя, чувствуя, как капли пота выступают у него под безупречным воротником рубашки. «Она видит каждую твою мысль. Не дай слабину!»
После десерта, когда слуги отодвинули стулья, маркиза предложила перейти в сад. Вечерний воздух был прохладен и напоен ароматом цветущих жасминов и роз. Они шли неспешно по гравийным дорожкам, освещенным фонарями. Маркиза чуть отстала, якобы поправляя шаль, оставив Леонарда и Елену на шаг впереди. Тишина повисла между ними, наполненная стрекотом цикад и напряжением.
Леонард знал, что момент настал. Нужен был осторожный вход.
«Графиня», — начал он, стараясь, чтобы голос звучал естественно, без дрожи. «Позвольте мне воспользоваться моментом… Я не получил ответа на свое письмо и был немного обеспокоен… не доставил ли мой скромный букет каких-либо неудобств?» — Он рискнул. Напоминание о букете было щекотливым, но единственной нитью, за которую можно было ухватиться.
Елена остановилась, повернулась к нему. Лунный свет серебрил ее черные волосы. Ее лицо в тени было трудно читаемым.
«Букет, граф?» — ее голос был ровным. «Он был… красив. Неожиданно красив. Благодарю вас». — Она сделала паузу, и Леонард почувствовал, как сердце замирает. «Что касается письма… Я получила его и … обдумывала ваше предложение».
Она снова замолчала, глядя куда-то в сторону кустов роз. Леонард не дышал. «И?» — едва выдохнул он.
Елена повернула к нему лицо. В ее глазах, казалось, мелькнул какой-то огонек. Не теплый, но… решительный.
«Я хочу, чтобы вы помогли мне, граф Виллар, обустроить нечто подобное в моем поместье. Школу. И… тот приют для малышей, о котором вы говорили». — Она произнесла это четко, без колебаний. «Моим людям… им это тоже необходимо».
Внутри Леонарда что-то взорвалось. Триумф! Победа! Месяц ожидания, сомнений, тишины — и вот она, награда! Его внутренний айтишник ликовал: «Цель достигнута! Доступ к объекту получен!» Его человеческое сердце билось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Эмоции, столько времени сдерживаемые железной волей, прорвались наружу с силой плотины.
«Йес!» — вырвалось у него громче, чем он планировал, с искренним, широким, почти мальчишеским облегчением и восторгом. Он даже чуть подпрыгнул на месте, забыв о гравитации и гравии под ногами. «Это… это замечательно! Превосходно! Я…» — Он вдруг осознал, ЧТО только что сделал. Увидел, как брови Елены взметнулись вверх, а в уголках ее губ заплясали едва уловимые тени… удивления? Насмешки? Ужас охватил его. Идиот! Совершенный идиот! Сорвался!
Он резко втянул голову в плечи, как провинившийся школьник, лицо пылало.
«Прошу прощения, графиня!» — заговорил он быстро, смущенно, отчаянно пытаясь вернуть утраченное достоинство. «Это было… совершенно неприлично. Непростительная вспышка… энтузиазма. Просто ваше согласие… оно для меня означает очень много. Я… потерял голову. Извините».
К его величайшему изумлению, Елена… рассмеялась. Не громко, не открыто, а тихим, серебристым смешком, который прозвучал как невероятная музыка в вечерней тишине. Она прикрыла рот изящной перчаткой, но глаза ее смеялись — впервые за все время их знакомства. В них читалось не только веселье над его комичной реакцией, но и… любопытство. И что-то еще. Подозрение? Как будто она увидела трещину в его безупречной новой маске и заинтересовалась, что же за ней скрывается.
«Не извиняйтесь, граф», — сказала она, еще не до конца справившись с улыбкой. «Искренний… энтузиазм… это редкость в нашем кругу. Довольно… освежающе». — Её взгляд стал изучающим. «Ваша тетушка, маркиза, рассказывала мне о вашем… преображении. О дуэли с графом де Марвилем. О тяжелом ранении. Она говорит, это перевернуло вашу жизнь, словно вы стали другим человеком».
Ловушка? Или искренний интерес? Леонард почувствовал, как земля слегка уплывает из-под ног. Тётушка подготовила почву легендой об амнезии. Нужно было играть по заданным правилам, но осторожно.
«Да», — ответил он, стараясь звучать задумчиво, слегка печально. «После того ранения… я очнулся, и многое в моей прежней жизни казалось мне чужим. Как будто я… ничего не помнил о своей прежней… «веселой» жизни, как ее называют». — Он посмотрел ей прямо в глаза, вкладывая в свой взгляд всю возможную искренность. «Это было словно чистый лист. И я решил… установить себе новые цели. Следовать новому плану. Жить иначе.»
«Новому плану?» — переспросила Елена, ее интерес был явно искренним. «Каков же он, этот план, граф Виллар?»
Леонард не стал хитрить. Он сказал правду, ту правду, которая стала для него путеводной звездой в этом мире.
«Я хочу семью, графиня», — произнес он тихо, но очень четко. Глаза его горели. — «Настоящую. И я хочу вкладывать в неё всю свою любовь, заботу, силы. Строить не только замки и поместья, но будущее для тех, кто будет носить мое имя и для земли, на которой я живу. Любовь — вот мой главный план. И больше ничего.»
Он увидел, как что-то дрогнуло в ее ледяном взгляде. Не растаяло, но… поколебалось. В ее глазах мелькнуло что-то теплое, удивленное, даже тронутое. Она быстро опустила ресницы, но он успел заметить. Её губы сжались, будто сдерживая ответ, который просился наружу. Она ничего не сказала. Просто кивнула, очень сдержанно. Но этого молчаливого кивка, этой мгновенной вспышки в ее глазах было достаточно. Его слова попали в цель. Ей понравился ответ.
Вечер подходил к концу. Маркиза, наблюдавшая за ними с тактичного расстояния, присоединилась. Прощание у кареты Елены было формальным, но Леонард чувствовал незримую нить, протянувшуюся между ними. Когда он поднес ее руку к губам, его поцелуй был легким, почтительным, но задержался на долю секунды дольше этикета. Он почувствовал, как тонкие пальцы под перчаткой чуть дрогнули. Она не отдернула руку.
«Граф Виллар», — сказала она, уже сидя в карете, глядя на него через окно. «Я жду вас в воскресенье на обед, чтобы обсудить… план работы. Чем раньше мы приступим, тем лучше». — Голос ее был ровным, деловым, но в нем не было прежней ледяной отстраненности.
«Я буду счастлив, графиня», — ответил Леонард, склоняя голову. — «В воскресенье».
Карета тронулась. Леонард стоял, не в силах двинуться с места, провожая ее взглядом, пока огни экипажа не скрылись в ночи. В его груди бушевал ураган счастья, облегчения, надежды. Она пригласила его! К себе! На обед! Для обсуждения их общего проекта. Это был не просто шаг — это был прорыв сквозь ледяную стену.
«Леонард». — Голос маркизы, сухой и требовательный, вернул его на землю. Она стояла на пороге особняка, ее лицо в тени было нечитаемым. «Пройдем в кабинет. Нам нужно поговорить».
Леонард обернулся. Эйфория мгновенно сменилась легкой тревогой. Что увидела тетушка? Его срыв с криком «Йес!»? Его эмоциональный ответ о семье? Ее тон не предвещал ничего хорошего. Но отступать было некуда. Он кивнул и последовал за ней, оставив счастливое оцепенение в саду, наполненном ароматом жасмина и эхом серебристого смеха Елены. Игра вышла на новый уровень, и теперь предстояло отчитаться перед своим самым строгим и неожиданным союзником.