Осеннее солнце, уже не такое жаркое, но все еще щедрое, заливало светом галерею замка Виллар. Леонард стоял у парапета, наблюдая, как слуги готовят карету для поездки в деревню Фурво. В груди — лишь легкое тянущее ощущение, напоминание о прошлом, а не помеха. Он чувствовал себя сильным, хозяином положения. И именно это чувство заставило его заметить Жизель.
Она несла свежее белье в его покои, двигаясь легко, почти танцующей походкой. Увидев его, она замедлила шаг, щеки вспыхнули румянцем, а в глазах вспыхнул тот самый огонек — смесь обожания и робкой надежды. Леонард вздохнул про себя.
«Пора».
Откладывать дальше было нечестно по отношению к ней. Он подал знак Пьеру подождать с каретой и мягко окликнул:
«Жизель, можешь на минутку?»
Девушка замерла, как лань, почуявшая охотника. Она подошла, держа стопку белья как щит перед собой.
«Ваша светлость?» — ее голос был чуть выше обычного.
Леонард выбрал место у колонны, в относительном уединении, но на виду. Никакого кабинета, никакого намека на интимность.
«Жизель,» — начал он, глядя ей прямо в глаза, стараясь, чтобы его голос звучал не холодно, а по-доброму, но твердо. «Ты — прекрасная, трудолюбивая девушка. И твоя преданность службе… и замку… не остаются незамеченными.»
Она замерла, затаив дыхание, ожидая продолжения, в котором, как ей казалось, будет признание или хотя бы намек.
«Именно поэтому,» — Леонард сделал паузу, подбирая слова, — «я не могу позволить себе… злоупотребить своим положением. Ты находишься под моей защитой, как и все в этом доме. Моя обязанность — обеспечить тебе безопасность и уважение, а не… создавать ситуации, где твои чувства или преданность могут быть истолкованы превратно или поставят тебя в неловкое положение.»
Он видел, как румянец с ее щек сбежал, оставив мертвенную бледность. Глаза, только что сиявшие, наполнились растерянностью, а затем — глубокой, безмолвной болью. Она поняла. Поняла совершенно ясно. Надежда рухнула.
«Я… я не…» — она попыталась что-то сказать, но голос сорвался. Она резко опустила голову, низко прижав к груди белье, и пробормотала: «Простите, ваша светлость. Мне пора.» Не дожидаясь ответа, она почти побежала прочь, свернув за угол галереи.
Леонард остался стоять, чувствуя странную тяжесть под ложечкой. Черт. Он хотел как лучше. Хотел защитить ее, быть честным. А добился только того, что причинил боль и, вероятно, сделал ее жизнь в замке невыносимо неловкой. «Откупные» бриллиантами не дашь служанке. И «уходи, домработница придет» — здесь не сработает. Сделал только хуже. Муки совести были непривычны и неприятны.
Поездка в Фурво прошла в мрачном настроении. Спасаясь от собственных мыслей, Леонард ушел с головой в дела. Он вызвал к себе старосту отдаленной деревни Фурво, того самого, что находился в зоне спорного леса с де Люси. Мужик по имени Клод, коренастый и обветренный, робел в роскошном кабинете.
«Дорога, Клод,» — начал Леонард без предисловий, разложив карту. «От Фурво до развилки у Сен-Клу. Сейчас — грязь и ухабы. Сколько людей нужно, чтобы сделать ее проезжей для телег даже в дождь? Сколько камня, гравия, бревен?»
Староста, удивленный вопросом не о лесе или налогах, а о дороге, замер, потом начал бормотать расчеты. Леонард слушал, мысленно переводя его «деревенские метрики» в свои: объем работ, человеко-дни, логистика материалов. «Физический канал связи. Требует оптимизации маршрута и пропускной способности.» Одновременно он вел переговоры со старостой о спорном участке леса и совместном межевании весной. Он был корректен, точен, приводил доводы, ссылаясь на свою карту и старые (хоть и сомнительные) грамоты, найденные Мари в архивах. Староста, человек угрюмый и недоверчивый, ворчал, но в итоге согласился на весеннюю встречу с представителями барона де Люси. Победа дипломатии, а не силы.
«Начнем весной, после межевания с бароном,» — заключил Леонард, возвращаясь к дорожному вопросу. «Готовь людей и списки нужного. Материалы графство обеспечит.» В глазах Клода вспыхнула надежда, смешанная с недоверием. Дорога? До их глухого Фурво? Это было невероятно. Первый камень (буквально) в грандиозный проект. Но Леонард не чувствовал удовлетворения. Мысль о заплаканных глазах Жизель преследовала его.
Вернувшись в замок под вечер, его ждал сюрприз. В парадной гостиной, потягивая вино и разглядывая фамильные портреты, его ждал маркиз де Сален. Тот самый сноб-сосед. Он был одет с изысканной простотой, что говорило о большом вкусе и еще большем достатке. Его лицо, обычно выражавшее скуку или снисходительность, сейчас было оживлено любопытством.
«Виллар, дорогой сосед!» — воскликнул он, поднимаясь. «Наконец-то вы в строю! И, судя по слухам, не просто в строю, а во главе прогресса!» Его улыбка была искренней, без прежней язвительности.
Они уселись. Маркиз расспрашивал о нововведениях: о сортировке шерсти (его интересовал источник сбыта в Лионе), о трехполье («Смело! Очень смело!»), о прозрачной системе помощи («Разумно и милосердно одновременно»). Леонард, отбросив мрачные мысли, отвечал четко, без хвастовства, подкрепляя слова цифрами из отчетов Жака. Он видел, как растет уважение в глазах маркиза.
«Именно это и привело меня к вам, Виллар,» — признался маркиз ближе к концу беседы. «Дорога. Та, что идет от моих угодий через ваш лес к тракту на Париж. Она… ужасна. Весной и осенью — непроходима. Торговцам — мучение, мне — убытки. Я слышал, вы занялись ремонтом своих путей?»
Леонард кивнул, мысль работала быстро.
«Мы ремонтируем участки у мельниц и деревень, маркиз. Но дорога к тракту… это стратегический объект. Для нас обоих.»
«Именно!» — маркиз оживился. «Предлагаю совместное предприятие. Я беру на себя камень и половину рабочих. Вы — организацию работ, ваших управителей, которые, как я слышал, теперь работают как часы, и… ну, ваше свежеобретенное умение находить эффективные решения. Дорога будет платной? Или мы просто выиграем от роста торговли и налогов?»
Леонард улыбнулся.
«Давайте обсудим детали, маркиз. И выгоды.»
Огромная победа. Не только признание его способностей, но и реальный, выгодный проект, укрепляющий связи с влиятельным соседом. Дороги. Пора.
После отъезда маркиза, окрыленный успехом переговоров, Леонард отдал распоряжения Арману и Жаку: начать расчеты по дорожному проекту, составить смету, определить участок для первого совместного участка. Энергия била ключом. Он шел по коридору в свой кабинет, строя планы, как вдруг увидел Жизель.
Она мыла пол в дальнем конце коридора. Услышав его шаги, она не убежала, не опустила голову. Она выпрямилась, отложила тряпку и… посмотрела на него. И этот взгляд сразил Леонарда наповал. В нем не было ни боли, ни обиды, ни прежнего робкого обожания. В ее серых глазах светилось глубочайшее уважение. Чистое, сильное, почти благоговейное. И сквозь это уважение — такая же сильная, но теперь безопасная для нее и для него любовь. Любовь к господину, который поступил благородно, который не воспользовался слабостью, который защитил ее честь, даже ценой ее слез. Она видела его силу, но теперь видела и его доброту. И это сочетание покорило ее окончательно и бесповоротно.
Она молча сделала глубокий, безупречный реверанс, держа голову высоко, и снова взялась за работу. Ни слова. Но этот взгляд и этот реверанс сказали больше любых признаний.
Леонард прошел мимо, чувствуя, как жар разливается по его лицу. Муки совести сменились сложной гаммой чувств: облегчением, что не испортил все окончательно, смущением от такого чистого обожания, и… новой порцией вины. Она теперь без ума от меня окончательно. И это… хуже, чем просто влюбленность служанки. Он понял, что невольно возвел себя на пьедестал в ее глазах. Пьедестал, с которого ему теперь придется очень осторожно слезать, чтобы не уронить ни себя, ни ее. Добрые намерения обернулись новым, тонким испытанием его характера.
В кабинете он подошел к карте. Рядом с пометкой «Фурво (дорога!)» он приколол записку о разговоре с маркизом. Но мысли путались. Воспоминание о взгляде Жизель перебивало логику дорожных маршрутов. Палец лег на линию будущей дороги — символа прогресса и сотрудничества. Но в его мыслях еще долго стоял образ Жизель с ее огромными, преданными глазами.
«Она… любит. Настоящей, бескорыстной любовью. А я? Я — администратор. Архитектор систем. Моя ОС не поддерживает такой софт без критических сбоев.» Муки совести вернулись. Он не хотел ее боли, но стал причиной еще более сильного, но безвыходного чувства. «Несанкционированное подключение к сердцу пользователя. Последствия — необратимы.»
Он резко ткнул пальцем в карту, в цепочку деревень между замком, Сен-Клу, Ларошелью и Фурво. Линия, соединяющая точки. Дороги. Конкретная, понятная, осязаемая задача.
«Пора,» — прошептал он, и в голосе зазвучал знакомый азарт, заглушающий личную тревогу. «Пора делать дороги. Физические линии связи. Артерии для товаров, новостей, войск если что…» Он взял циркуль и линейку, начал набрасывать на чистом листе трассы, рассчитывая углы подъема, места для дренажных канав, мостов через ручьи. «Оптимизация маршрута. Минимизация затрат. Максимизация пропускной способности и долговечности.»
Это был язык, который он понимал. Проект, в который можно было сбежать от сложности человеческих чувств. Грандиозная, системная задача, требовавшая всех его сил и знаний. Дороги станут его новым кодом, его новой страстью, его спасением от мук совести, вызванных слишком глубоким взглядом служанки. Но даже погружаясь в расчеты, он чувствовал на своей спине незримое, теплое присутствие того самого взгляда — взгляда, который теперь был его самой неожиданной и самой сложной «точкой доступа» в этом новом мире. Войны за земли и дороги он начинал понимать. Но война с собственным образом в сердце простой девушки… эта битва только начиналась, и правила ее были куда сложнее. Он вздохнул и взялся за перо. Дороги строить было проще.