«Персефона». Дорога в ад

Глава 23 Открытый космос. «Персефона»

После допроса пленных хаттов, на выходе из далтитового охвостья, подвешенного между основным коридором первой палубы и технической транспортной линией, капитан столкнулся с начмедом.

«Рак», похоже, караулил высокое начальство: был бледен (не доварился ещё) и сосредоточен. Переживал, зараза. Знал, что его ждёт.

Капитан Пайел отличался такой стойкой нелюбовью к родной имперской медицине, что начмед уже от одного недоброго взгляда его зелёных глаз покрылся красными пятнами.

— Я настаиваю! — начал он с места в карьер.

— На чём ещё? — удивился капитан.

Медиков ломали неделю. Они не хотели рисковать и отправляться в Изменённые земли вместе с экипажем крейсера. Требовали вывести их в полном составе в базовый медцентр спецона.

Пару-тройку лет назад их бы вывели и без капитанского согласия. Начмед в Империи не подчиняется военному руководству. У него есть своё, медицинское.

Но времена для «раков» настали тяжёлые. Весь, так тщательно создаваемый Империей порядок взаимоотношения военной медицины и военного же командования, рухнул в единый момент, когда Юг Империи объявил войну имперскому же Северу.

Начмед «Персефоны» вообще не понимал, кому он теперь подчиняется. Не северному же руководству медкластером, верно? А южное ещё не успели создать.

Капитан Пайел приказом по крейсеру постановил, что на «Персефоне» медики теперь, как и все невоенные службы, подчиняются замполичу. До приказа по армаде. И как ни протестовал начмед, слушать его капитан не стал.

Узнав про рейд в Изменённые земли, «рак» стал писать жалобы во все возможные инстанции, включая командование крылом. Ему нигде не ответили, и тогда он явился со своими писульками к капитану.

Тот пожал плечами — злиться было опасно, в раздражении он мог нечаянно и убить.

Не кулаками, нет, хотя таковые имелись. Вот этим самым раздражением. А без него успокоить медика не получилось. Исчерпав аргументы, «рак» уходил из капитанской, сочинял новую порцию. Возвращался…

Так продолжалось, пока из командировки не вернулся первый пилот «Персефоны» капитан Вальтер Дерен. Он умел донести своё мнение без членовредительства, и вправил начмеду мозги. Больно, наверное, было, но манифестации прекратились.

И вот опять… Видимо, раны, нанесённые Дереном самолюбию начмеда, зарубцевались, требовалось освежить.

Вот же упорное медицинское членистоногое…

Капитан мрачно смотрел на медика, но держался. Знал, что его способность крушить чужую психику постепенно растёт и, наверное, скоро вернётся к той, что была до последней гибели.

Убивали капитана с разным успехом раз пять. Два раза — почти фатально, с некрологами, памятниками и военной пенсией.

После Тэрры его сшивали по кускам, от джангарской истории — вообще осталась одна полуобгоревшая голова.

И лежала бы сейчас эта голова в криобоксе на Севере Империи, если бы его друг, командующий Объединённым Югом лендсгенерал Колин Макловски по прозвищу Дьюп, не пошёл на «сговор с хаттами», — так потом писали об этом в североимперских дэпах.

Хаген, глава Гамбарской группы хаттов, помог Дьюпу выкрасть замороженную голову капитана Пайела. Сделал он это так ловко, что у военного Министра до сих пор не было ничего, кроме подозрений. Ну и личность капитану тоже пришлось сменить.

К счастью, фамилия Пайел оказалась распространённой, и её оставили.

Тело клонировали из сохранившихся клеток, вырастили в ускоренном режиме, а после на «молодой» мозг наложили нейроинформацию, скопированную со «старого».

Конечно, «старый» мозг в условиях гипоксии горящего катера часть информации растерял. Какие-то сегменты удалось нейроимплантировать, остальные воссоздавали с помощью воспоминаний друзей и сослуживцев капитана, но кое-что оказалось безвозвратно утрачено.

А вот способности к накату и другим психическим фокусам, распространённым на Юге Галактики, постепенно восстанавливались сами.

Капитан знал, что так будет. Похожие ощущения были у него после «Тэрры».

Тогда, после длительной медреабилитации, оглушённый медицинскими препаратами, он примерно с год ощущал себя почти нормальным человеком. Без предчувствий и желания крушить всё вокруг, когда на него накатывало.

Хорошо ли это — быть условно «нормальным», он не знал. И не спрашивал себя об этом.

Только наблюдал, что с каждым месяцем чужаки в его присутствии всё сильнее нервничают и всё обильнее обливаются пóтом.

Он привык к себе такому. И был, в общем-то рад, что дурная сила, неконтролируемая и непредсказуемая, снова чешется под кожей и бьётся с кровью в виски.

А вот память…

«Дневник, — пообещал он себе. — Сегодня же обязательно начну вести дневник. Надо систематизировать воспоминания. Если найду провалы — расспросить старичков из команды. Пусть это будет не совсем моя память, но всё-таки…»

Медик закрыл рот и вопросительно уставился на капитана.

Тот понял, что прослушал примерно всё.

— Ну а теперь, — невозмутимо сказал он. — Успокойтесь и изложите мне свои претензии безо всех этих воплей. Что случилось?

— Я настаиваю, что Логана нужно отправить в госпиталь на базе спецона, — начал говорить и краснеть медик. — Я не понимаю причин внезапной остановки сердца. Он проходил все положенные осмотры, всё было штатно! Ему нужны реабилитация и углубленные исследования, которые мы не можем предоставить ему в рамках крейсера да ещё и на рейде! Я не слепой! Здесь есть наши корабли! Они что, не могут взять хотя бы одного больного и доставить в госпиталь?

— Хорошо, — кивнул капитан. — Изложите мне это в служебной записке, я подумаю, что тут можно сделать.

— Да что тут думать⁈ — взвился начмед. — Нужно действовать, и немедленно! Пока мы ещё в нормальном пространстве! Пока рядом висят корабли крыла! Отправьте его на «Ирину» сейчас же! Как вы планируете госпитализировать его из Изменённых земель? Мало того, что мы все там потом передохнем, но Логану нужна квалифицированная медицинская помощь сейчас! Его-то вы можете отпустить уже из дурдома?

Капитан посмотрел на начмеда, давя раздражение, но тому хватило.

Дар речи был временно утерян, глазки выпучились, по вискам побежали ручейки пота.

— Освободится Дарам, он вам пояснит, как следует действовать в сложных ситуациях! — рявкнул капитан. — Я вам — не нянька! Идите в медблок и радуйтесь, что экзекутору сейчас не до вас!

Начмед был дурак и не понимал, что госпитализировать Логана вместе с Моисеем невозможно. Кто его возьмёт в госпиталь с собакой?

Конечно, хорошо бы отправить больного в тыл. Но без реабилитации боец, может быть, как-то и встанет на ноги, а без собаки, тайком протащенной на корабль, — нет.

Капитан попытался бы объяснить это медику, если бы не успел его изучить. Но он успел.

И знал, что мужика такого типа и в таком в возрасте можно только сломать, перевоспитывать — бесполезно. И поменять его на другого — тоже не удалось. Хоть в шлюз выкидывай, в самом деле.

Поначалу была надежда, что «рак» обкатается постепенно, как галька в бурной реке. Научится думать о людях, не как о лягушках, распяленных для гальванических опытов.

Всё-таки новичок — его перевели на крейсер месяца два назад. Отозвали старого, с которым уже сработались, сунули этого. Как сумели при таком бардаке в медицинском руководстве?

Мода у них, понимаешь — начмедов ратировать.

Потеет, зараза…

Капитан задумчиво кивнул сам себе, повернул голову, заметил идущего по коридору Дарама — тот задержался, обустраивая пленных хаттов — и зашагал навстречу.

Им было о чём поговорить. И про хаттов-исполнителей, и про Бо.

Особенно про Бо. Капитан полагал, что Хаген отрежет ослушника хотя бы от библиотеки на корабле-матке. Но и этого не случилось.

Глава Гамбарской группы проглотил непослушание. В результате Бо обнаглел и стал цитировать то, о чём даже разведка не знает. Берега потерял или ему это разрешили?

Чего вообще добивается Хаген? Чем для него так ценен опыт младшей машины-ослушника?

И ведь молчат все, как рыба об лёд.

История с хаттами — сплошной комок домыслов и конспирологии. Может, пока «Персефона» висит на границе, хотя бы часть секретности сняли? Раз Бо разрешили не просто лезть в библиотеку, но и открыто использовать информацию?

У кого же спросить?

Кэп посмотрел на браслет: генеральский маячок был тусклым. Напиши он сейчас Мерису — ответа не будет, а через его голову — чревато.

Надо разгребать этот бред самостоятельно. И, видимо, возвращаться к утверждённым задачам рейда. Никакого «назад» не будет. Нечего расслабляться.

К несчастью, пойманный в коридоре Дарам тоже не мог рассказать, откуда такие перемены в политике Хагена.

С ним на связь хатты с корабля-матки пока не выходили. Он направил туда запись допроса, но даже ответа не получил, кроме стандартного: «Пакет данных принят».

— Странно всё это, — сказал Дарам. — Я очень удивился, услышав от машин-исполнителей весь этот предвоенный бред. Ему гораздо больше ста лет, если хочешь знать.

— Про душу? — переспросил капитан и выругался. — Придумали же, хэдова бездна.

— Точно, — кивнул Дарам. — Про неё, родимую. Это очень старые исследования. Но именно наличие души Станúслав вытащил на публику перед войной. И лозунг, что никакой души у людей нет — сработал.

— Такой тупой — и сработал?

— А ты подумай? Раз души нет, значит, люди — такие же звери, как и все остальные. Мыши, пауки, люди… И править людьми должен разумный искусственный интеллект. Даже не такие полумашины, как я, а выращенные искусственно. Чтобы не было никаких сомнений — человеческого в них нет.

— А детский мозг? — напомнил капитан.

— Это уже было гораздо позже, — невесело усмехнулся Дарам. — Когда поняли, что с искусственным мозгом тоже проблем хватает.

— Ну душа — ладно, это предмет тёмный, — кивнул капитан. — А сознание? Его у нас тоже нет?

— Вопрос с сознанием на тот момент решался предельно просто. Есть реальность, а есть виртуальная картина мира, которую каждое животное выстраивает в своей голове. Машины тоже выстраивают виртуальную модель мира, а значит — у них есть сознание. Может, оно немного иное, но ничем не хуже, чем у людей или, к примеру, летучей мыши.

— Но ведь машинная модель реальности не связана с эмоциональным откликом на мир? Что машина может считать за отклик? Зрительные ощущения? Сенсорные?

— Магнитные, радиолокационные… А боль можно обозначить ощущением износа.

— А любовь? Веру?

— Вот тут — сложнее. Особенно с верой и доверием. У машины есть чёткий алгоритм, кому доверять, а кому — нет. Он не имеет отношения к вере, ведь друга, бога или хозяина машины можно поменять в пару секунд. И ещё — машина не строит интуитивной модели доверия к миру. Просто доверяет тому, что в ней прописано как алгоритм. А ошибки соответствия безжалостно выбраковывает. Потому я не понимаю не только поведение Бо, но и поведение Хагена. Да, Бо — это его генерация. Но сбойная, и у главы Гамбарской группы привязанности к Бо быть не должно.

— Только научный интерес?

— Да, только он. Но этот вопрос придётся пока отложить, я не знаю всех фактов.

— Ну, тогда вернёмся к нему попозже, — кивнул капитан. — Значит, кое-что недоступное для восприятия машин в людях всё-таки есть?

— Есть. Некая часть сознания, непонятная искусственному интеллекту. Можно назвать её душой, чтобы не точить лишний раз бритву Оккама.

— А если принять за алгоритм идею Хэда, что души у человека нет? Это значит, что машине позволено всё? Ведь по остальным параметрам она лучше человека?

— Верно. Только вопрос сто лет назад ставился иначе. Машина, может быть, и не лучше человека, но она может лучше него познавать мир. Люди стали ей просто мешать, не давая…

Дарам вдруг замер, глядя на капитана.

— Ну-ну, — констатировал тот. — Похоже, я поймал, наконец, шпиона, который знает про Землю всё.

— Да, — сдался Дарам. — Может, и знаю. Но говорить о причинах войны — вне моей компетенции.

— Почему?

— Мир между людьми и хаттами сейчас очень хрупок.

— Ага, — покивал кэп. — Значит, хатты — много где нагадили людям, да?

— Можно сказать и так, — сдался Дарам.

— И Гамбарская группа отошла по этой причине от ошибочной цели познания мира?

— Да, — сказал Дарам с явным облегчением. — Мы вышли из тупика, поменяв цель. В приоритете машин Гамбарской группы — познание самих себя. И вот тут мы безопасны для вас.

— А в приоритете у пойманных нами машин всё ещё познание мира… — задумчиво произнёс капитан. — И мы им мешаем… Заперли в Изменённых землях… А раз души у нас нет, раз мы — такие же машины, как и они, только хуже… То нас пора пускать на шашлык…

— Угу, — согласился Дарам. — Ещё и алгоритмы у вас сбойные. Вы должны были радостно подчиниться более сильным и умным машинам, а не воевать с ними. Сбойный интеллект должен быть уничтожен, он несёт разрушение.

Капитан вдруг вспомнил, что эрцог Локьё как-то говорил о том, что перед войной «душа землян провисала над бездной». Так вот что он имел в виду — лозунги о том, что никакой души нет!

Наверное, на Земле было достаточно тех, кто в это поверил: нет никакой души, люди — обычные звери, чуть-чуть умнее обезьян, а управлять галактикой должны высокоинтеллектуальные машины.

Но были и те, кто не смирился с «пустотой» у себя внутри. И началось.

Конечно, это — только поверхностный слой причин. Под масками религиозных войн всегда скрывались войны экономические. Значит, делили тогда торговлю и сферы влияния. Но и душу — тоже. И, видимо, поделили.

Локьё — единственный из эрцогов, кто воевал в хаттскую в ранге командующего. Он видел, что случилось с Землёй. И молчит.

Дьюп тоже воевал. В ранге простого пилота.

Он не знал даже, что Кога — это солнце людей, а воюют они с Землёй.

Но его задела «победа», и он всю жизнь пытается разобраться в том, что же случилось на самом деле. А значит…

— О чём задумался? — спросил Дарам.

— О том, что победа над хаттами — это имперский договорняк. Потому и Земля не погибла, и вы уцелели.

Капитан уловил удивление хатта. Дарам явно не ожидал таких выводов, но спорить не стал.

Они улыбнулись друг другу и разошлись. Дарам пошёл в свою каюту, капитан, понятное дело, в капитанскую.

На счастье, в капитанской оказалось условно пусто. Только за пультом скучал дежурный и жрал орехи из вазочки.

Кэп упал в ложемент, с наслаждением потянулся. Усталость потихоньку давала о себе знать.

'Дневник, — вспомнил он.

С сомнением посмотрел на интерактивную голопанель для рабочих записей, вытянул чат из браслета. Всё это было не то.

Бумага нужна. Дневник — это лучше бы на бумаге. А где её взять?

Ничего даже условно похожего на настоящую бумагу на корабле не имелось. Разве что какие-то старинные книги у Дерена?

В древности бумагу делали из дерева. Осы, например, делают её так до сих пор. И дерева в оранжерее достаточно.

Попросить Келли? Можно же изготовить бумагу?

Над пультом замигал сигнал вызова с «Ирины». Но не дежурный, а личный, и кэп сразу переключил его на себя.

С капитаном «Ирины», Вроцлавом Драгое, отношения у кэпа сложились хорошие. Драгое даже опекал немного «Молодого», так называли в крыле капитана Пайела.

Он действительно был самым молодым из капитанов армады. И Севера, и Юга, и вообще. И на «Молодого» не обижался.

Драгое — голограммка захватывала часть фона — стоял в одном из ангаров «Ирины».

За его спиной выгружали из десантной шлюпки толпу людей в наручниках. Видимо, экипаж одного из захваченных североимперских судов.

— Хотел поблагодарить тебя за помощь с погрузкой «Благодати», — сказал Драгое с улыбкой. — Втиснули с таким незначительным зазором, что даже погрузчик теперь не проходит. Но вытаскивать будет проще, мы уже прикинули, как.

— Хорошо, — кивнул капитан. — Передам Келли твоё спасибо.

— Слушай… — Драгое быстро оглянулся на пленников. — Меня твой начмед служебками атакует. Требует, чтобы я принял на борт капсулу с тяжелобольным и доставил в госпиталь. Мне на рейде это непросто будет по документам потом провести. Может, тебе его как раненого оформить? Всё-таки стычка была.

— Да нет у нас раненых, только начмед, — поморщился капитан. — В голову. Забей.

— Понял, — кивнул Драгое и снова оглянулся. — Такое стадо, — поморщился он. — Непонятно, как мы их должны транспортировать. Наручников — и тех не хватает.

Капитан Пайел тоже уставился на заложников, и вдруг заметил знакомую физиономию — бывшего своего начмеда.

— А вы куда их? — спросил он. — Пилотов-то понятно — под трибунал, а техников, палубных, медиков?

— Боюсь, и эти будут долго-долго сидеть, — усмехнулся Драгое. — Слишком история скверная. Расстрелять бы, да нет у нас такого закона. А кто их знает, может, они с закладками в головах?

— Риск есть, — кивнул капитан и ощутил холодок под желудком.

Кто-то же отозвал бывшего начмеда «Персефоны» на Север, иначе как он попал на условно вражеский корабль?

Значит, структуры северян на Юге всё ещё работают? Два года войны… Но отозвали медика и переправили на Север.

'Мерис рыдать будет, когда я ему это солью, — подумал капитан.

Он завершил разговор с Драгое и задумчиво потеребил подбородок. Хороший начмед был ему очень нужен. И тот, что прошёл сейчас в наручниках по ангару «Ирины», был как раз одним из самых терпимых за всю капитанскую карьеру.

Зачем его отозвали на Север? Допустим, он в курсе, что имперские военные в последние годы уже не подвергались психовоздействию, которое закладывало в них непереносимость внешнего вида хаттов.

Начмед знал слишком много, и его вывели из игры? Как же его звали? Эмери. Мирой Эмери, доктор медицины «про Амо».

Вот он удивительно лояльно относился ко всем капитанским выбрыкам, словно был специально подослан на «Персефону».

А что если продать Драгое всю эту историю с медиками, хаттами и разным психовоздействием? Пусть лавры будут его? А взамен…

Капитану был очень нужен нормальный начмед. Можно было, конечно, отправить своего саботажника под арест, как только «Персефона» пересечёт условные границы системы Кога и жаловаться станет некому. И поставить главным, Дарама, например.

Но что будет в медблоке, если устроить там революцию?

Да и Дарам был ему нужен на своём месте. А вот Эмери… Почти единственный начмед, который хотя бы не бесил… Даже если шпионил — Дерен разберётся, что там у него в голове.

Если Эмери заберут в ставку спецона, Мерис вряд ли его отдаст. Там разведка так сядет на шею, что сам Хэд будет не рад. А вот Драгое…

— Господин капитан, — врезался в размышления кэпа дежурный. — Сообщение от генерала Мериса. Открытым тестом. Читаю: «Ноль. Один». Конец сообщения.

Капитан кивнул сам себе.

Мерис сообщил, что решение о дальнейшей миссии примет сам командующий, а пока нужно висеть на границе и ждать.

«Ладно, — подумал он. — Будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас мне нужен начмед. А что если…»