Железный Аспид. Война

Глава 33 Андроид выбирает одно из двух скверных решений

Самина не пошевелилась.

— Ты… что?

— Знаю, где реле.

— Нет. Нет, ты лжешь. Ты не можешь знать наверняка! Ты же еще в пещере ска…

Эйден снова протянул ей фотографию.

— Я не стал говорить при всех, но если ты как следует присмотришься, и сама догадаешься. Жрицы прилетели на торжественное открытие памятника архитектуры. Всего через несколько дней — судя уже по документам — Хмерс распорядился о переносе аппаратуры из бункера. А теперь ты мне скажи: куда?

Жрицы лучезарно улыбались. На заднем плане, между их фигурами, горели буквы виртуальных табло: «…щад……ан…». Справа в кадр попала часть транспаранта. Его перекрывали флаги, но там, где их не было, можно было прочесть: «Откры……мятн… гип…».

— Они праздновали открытие аллей на Площади Доминанты, — прошептала Самина. — Реле гиперскачка перенесли в символ Браны — прямо в дыру… Что, полетим туда прямо сейчас?

— Нет.

— Просто чтобы проверить. А?

— Перестань. Надеешься, что я поддамся искушению покончить с Харгеном? Рано сдаешься. Ты устала, но придется потерпеть еще.

— О, как же осточертело это ваше имперское промедление! Эта вечная тяжесть на подъем…

— И еще, и еще потерпеть. Потому что эта война не имеет ничего общего с моими желаниями: одна моя часть хочет убить тебя, а другая — за тебя.

— И какая часть больше?

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Много. И того, и другого. Значит, ты мне наполовину друг, наполовину враг?

— Интересная теория. Я тот, кто может принести тебя в жертву вместе с целой планетой, оправдав это чем-то вроде «о, это Нулевой закон, детка, ничего личного». Славно жить иллюзиями, что все будет хорошо. Что я добьюсь разрешения покинуть Брану, доберусь до планеты-наводчика и оборву цепь. Но вероятность моей неудачи с магнетарами — не гипотетическая, а вполне реальная. Так кто я тебе?

— Разве это не вопрос выбора?

— Нет. Я уже говорил: с повышением ставок личное теряет силу. Ты должна понять, через что я прохожу прямо сейчас, — и всякий раз, когда даю врагу еще немного времени. Нейтронной цепью магнетаров Харген уничтожает моих людей тысячами. Герцог риз Авир и адмирал Проци не отступят — без меня им просто не позволит совет миров. Но даже если они мобилизуют все силы, то прежде, чем империя уничтожит все звезды в цепи, в этой мясорубке погибнет не один миллион. Возможно, даже планет, а не людей. Разве не разумно пренебречь одной Браной, чтобы спасти их?

— Но вся наша планета…

— Сядь, я просто рассуждаю. Харген убивает их целыми системами.

— Но ты — не он!

— Я гораздо хуже! Потому что моя империя больше, а значит, больше и жертвы, на которые я готов пойти ради нее. То, что я никогда не поступал как он, это скорее случайность. Результат того, что я гораздо умнее и обычно вижу несколько путей. Но всегда — всегда! — один из них страшнее другого.

Эйден набрал такую скорость, что трубы заводов, над которыми они летели, смешались в одну сплошную пеструю линию. Самина заметила, что робот тоже не пристегнут. Что ж. Император — подходящая компания для авиакатастрофы. Как, впрочем, для любой катастрофы.

— Объективно и для Браны, и для Альянса, а главное, для меня ты полезнее мертвая, чем живая. Ты — мое искушение думать так, и оно растет с каждым убитым имперцем.

— Ну и? На твоем месте я бы не колебалась!

— Сядь на место и уравновесь эмоции с интеллектом! Ты не облегчаешь мне задачу, когда психуешь!

Что-то случилось, в этот самый миг. Самина взяла себя в руки или впала в ступор или сломалась или… непонятно, что. Вымерзла. Упала с полюса на полюс, теряя душу.

— Пока ты позволяешь жить врагу, шатаясь где-то в надежде подстрелить двух зайцев, ты будешь убивать своих, — произнесла она пугающе мирно.

— Да, но прямо сейчас я буду следовать прежнему плану. По крайней мере до тех пор, пока война не угрожает моим планетам. Пока это можно оправдать элементарной арифметикой: тысячи моих солдат не стоят сотен миллионов мирных бранианцев.

Они летели в зоне турбулентности, и андроид исподволь кидал взгляд на безвольные ремни пассажира. Говорить о безопасности расхотелось: отныне все, что робот скажет и сделает, будет истолковано так, словно он заботится о рождественском поросенке. Самина сложила руки на коленях и просто смотрела в окно. Оставалось лишь гадать, что она там видела, но только не реальность.

— И все же, если моя смерть окажется лишь вопросом времени, — то сколько это?

— Возможно, три-четыре недели. Примерно столько заряжается магнетарная цепь для нового удара. Харген прекрасно знает, что его ждет в случае проигрыша, и готов похоронить мою армию под своими же трупами. Все это перестает быть войной за сектор. Потерять флотилию из жалости к врагу — серьезная ошибка императора, но не преступление. Преступлением будет не предотвратить смерть мирной планеты, имея такую возможность, и отказавшись от нее по личным причинам. Но если Харген все же решит ударить по моим границам, то чтобы достать ближайшую, ему потребуется заряжать магнетары около месяца. За это время я либо разорву цепь, либо вернусь сюда, чтобы найти тебя, где бы ты ни была, и сделать то, что следует.

Впереди показался город. Так быстро? Они молчали, пока ныряли сквозь напряженный трафик лабиринтов. В этот раз андроид выбирал только горизонтальные (в других его бы теперь и самого, пожалуй, стошнило). Вскоре их приветствовали залитые солнцем аллеи правящих домов. Самина отвела взгляд от Площади Доминанты, но андроид и так умышленно обогнул ее, насколько смог.

— Из-за риска быть преданной мне нельзя заручиться ничьей поддержкой. Тебе не составит труда меня отыскать. Но ты обрекаешь меня на целый месяц ада.

— Более того, за тобой кое-кто присмотрит.

— Что?

— У меня есть рычаги давления на другое чудовище. Пока я разбираюсь с планетой-наводчиком, он проследит, чтобы с тобой ничего не случилось.

— Ясно. Чтобы я не вздумала покончить с собой или потеряться, — отрешенно сказала она. — Не перестаю поражаться тому, насколько же ты опасная зараза для нашей планеты. Знаешь, если все-таки решишь поторопиться, Роркс и Алливея раскатают к твоему реле красную ковровую дорожку. Да что там — любой дом мечтал бы избавиться от нас ради общего блага. Необязательно ждать месяц… Харген убивает не только врагов.

— Но и тех, кто громче всех кричал на суде, что это я их убиваю, помнишь? — Да, он сам просил ее успокоиться, но этот ее прыжок из крайности в крайность всё испортил. — Что же они не предприняли ничего? За все эти годы! Даже те, кто имел доступ к вашей планете и был вхож к председателю. В том, что Харген начал внутренний террор, — прежде всего их вина. Что они делали все это время, как не ждали, чтобы кто-то вдруг принес им это благо извне? Это ради них я должен поторопиться всех здесь убить? Ради этих трусливых, прогнивших чиновников я должен поскорее уничтожить всех, для кого мы добывали лекарство?

Эйден ловил взгляд леди Зури, но та снова отвернулась. Андроиду захотелось отвести длинную прядь ее мягких волос, что давно расплелись и выпали из пучка. Увидеть тонкий изгиб шеи и острую скулу. И ощутил почти физическую боль оттого, что, разумеется, не стал этого делать.

— Общее благо, о котором ты говоришь, служит лишь избранным, но состоит из несчастья многих отдельно взятых людей. Если ты станешь одной из них, то лучше позже, чем раньше.

Самина вдруг повернулась к нему сама. Она будто еще сильнее похудела и замерзла внутри, пока они летели.

— Это неправильно.

— Неправильно. И я либо вытворяю самую большую глупость, либо принимаю самое мудрое решение в своей жизни. Да, это — неправильно! Особенно то, что из-за тебя я перестал считать ваши собственные потери от оружия Харгена. Но что здесь вообще правильно? Должен ли я убивать женщин и детей противника ради солдат, которые поддержали мое решение объявить эту войну? Двести лет назад, без бремени ответственности за всю империю, для меня было бы очевидно, что нет. Но теперь я не знаю. У штурвала императора нет люфта: масштабы самого ничтожного промаха слишком велики.

Машина приземлилась у таунхауса на две семьи. Выходя, Эйден непроизвольно протянул Самине руку, но она так отшатнулась, что едва не выпала из карфлайта. Уже на пороге робот стянул с ее плеча рюкзак. На это она не протестовала: робот вернется в лабораторию, а ей в ближайшие сутки будет не до работы.

Спать. Лечиться. Думать. И снова спать.

Самина открыла входную дверь и застыла, не решаясь уйти в дом.

— Я боюсь, Эй. И мне не с кем поделиться этим страхом, кроме тебя, но как раз тебя-то я и боюсь больше всего.

— И дальше будет только хуже. Пострадай хоть одна моя планета, я пожалею, что не уничтожил Брану, пока это было так просто, — дьявол, он все-таки сделал это: на автомате, абсолютно бесконтрольно поправил ей волосы, но девушку передернуло, и прядь вернулась на плечо. — Поэтому как бы мне ни хотелось, я не могу позволить себе — тебя. Обычно я не использую это слово, но мы с тобой враги, Самина.

— Враги. Жаль, нет слова, что вместило бы еще больше ненависти. Хотя постой… С самого детства знала, что это твое имя!

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты меня ненавидела, — он разжал ее пальцы, примерзшие к двери, чтобы ту можно было наконец закрыть. — Потому что теперь и правда есть, за что. Потому что я уже разрушил твой привычный мир. Потому что если мне придется выбирать, а мне, видимо, придется, то лучше будет, если тебя убьет враг, а не друг.

— Не понимаю. Для кого из нас лучше?

— Ты будешь смотреть в глаза своему убийце, и только ненависть сможет подавить боль, заглушить страх. А умирать больно и страшно.

Самина шагнула за порог: вдруг поняла, что с нее достаточно. Что еще слово — только одно слово — и она потеряет сознание.

— Я тебя услышала.

— Так говорят, когда собираются сделать по-своему. Не советую, — пригрозил робот и запрыгнул в карфлайт. — Береги себя.

«Серьезно, аспид?»

— Умри, Эйден, — бросила она, закрывая за собой дверь. — Просто умри… где-нибудь подальше от меня.

Домашний комм разрывало от сообщений Ориса и Бена, которые вернулись домой на рассвете. Теперь было почти девять, и Самина стояла перед огромным зеркалом в ванной комнате. Стояла уже долго, слушая трели комма. Она хотела, чтобы эти звуки вернули ее к реальности, но им было не под силу.

Связались с нею, значит, живы. И все. Орис уж, верно, отчалил в тренировочный полет, а Бен… ей было нечего сказать Бену. Система управления домом сообщит ему, что жива и она. Беспокойная Той встретила хозяйку в прихожей, всплеснула руками и помчалась набирать ванну с настоящей водой. Было преступлением не разориться на жидкую воду для бедняжки этим утром.

Когда через полчаса тишины рабыня скромно заглянула за дверь, она увидела Самину все так же стоящей перед зеркалом в растерзанном комбинезоне и со спутанными волосами. Вода лилась, никому не нужная. Комм бился в истерике.

— Той, — не своим голосом позвала Самина. — Скажи, может, все это нам в наказание? За то, что мы сделали вас рабами.

Женщина смущенно шагнула к ней и промолчала, не зная, что сказать. По правде, в этом доме Той никогда не волновало ее положение. Самина смотрела на неё через зеркало.

— У нас все еще есть рабство, разве это не ужасно? А пытки? А охота ради развлечения? Да много, много всего. Я всегда старалась держаться подальше от политики и всего, что происходит за стенами лаборатории. Но дело в том, что правда рано или поздно настигает всех. Кого-то по касательной, а тех, кто слишком долго прячется — разит наповал. Знаешь, о чем я думаю? Мы хотим управлять галактиками, а у нас самих — ржавые люки и люди на привязи! Так нам и надо, Той. Так. Нам. И надо.

— Самина, моя хорошая, да что с вами?.. — рабыня принялась искать глазами острые и другие опасные предметы, чтобы забрать их от греха подальше. — Вас же все так любят, — и я, и наемные слуги… даже мелкий Шэнк, хоть вы его и ругаете… Но ведь за дело всегда! Давайте я помогу вам раздеться? Доктора я уже вызвала, он посмотрит раны…

— Той, я отпускаю тебя, ты свободна. Я не шучу. Я положу тебе на счет хорошую сумму, — все, что у меня есть. Хочешь — лети к родителям или открывай свое кафе, как ты мечтала, хочешь — делай, что хочешь.

Бывшая рабыня хлопала глазами и терялась, говорить что-то хозяйке сейчас, или лучше нет, ибо та не услышит ее. Она просочилась между Саминой и ванной, прихватив маникюрные ножницы и упаковку витаминов, и тихонько скрылась за дверью.

— Могу ли я рекомендовать подходящий музыкальный фон для госпожи Зури, исходя из ее текущего эмоционального состояния? — рискнула система управления домом.

— Совсем контакты потекли? — огрызнулась Той. — Только попробуй! И что за цвет стен? Смени этот полоумный оранжевый на нормальный.

— Согласно людям более образованным, чем кастелянши, оранжевый повышает настроение. И не стоит мне указывать в подобном тоне: я слышал, как вас только что уволи…

— Да катись ты к метановым озерам! — рявкнула Той и отключила систему с пульта. — Пальцы-то мне еще не отрубили.

Хозяйке как воздух нужен был отдых от искусственного интеллекта. В любых его проявлениях.

— Орис пропал.

Сиби маялась по гостиной, не зная, куда девать руки, пока Самина продирала глаза.

— Как пропал? — Опешила она, с трудом заглатывая горсть энергетиков. Успела проспать всего часа три после возвращения. — Он же написал мне на рассвете из дома. Что у него все в порядке… И что предупредил тебя о показаниях для Бритца, ну, насчет моей заколки… Он уже собирался в полет!

— Все так. Эзер шантажировал его, и Орис хотел исчезнуть прежде, чем тот сам явился бы за ним. Но Кай… Кайнорт перенес старт и выцепил твоего брата прямо в космопорте! Другие пилоты видели, как они разговаривали… А через час после вылета его корабль просто исчез.

— Исчез?..

— Ни следа, ни сигнала, ни обломков — будто ластиком стерли!

Зловещие картинки заворочались в памяти, и Сиби прочитала ее мысли:

— Там рядом граница зоны, занятой имперцами. Ты ведь знаешь, какое у них оружие?..

Самина знала. Лично наблюдала аннигиляцию в действии.

— Харген в курсе? — выдавила она. — В смысле, что Орис пропал.

— Боже мой, да уж, поди, вся Брана в курсе! Традиционный старт выпускников передают на всю планету, — горячо злилась мачеха, будто хоть что-то здесь передавали не на всю. — Харген прочесал тренировочный сектор вдоль и поперек, но без толку. Вот это назревает скандал: единственный наследник, надежда и гордость Альянса… Меня донимают мои же репортеры, будто видят во мне только пресс-секретаря, но не мать!

— Отчим уже допрашивал Бритца? Ты же говорила, были свидетели его беседы с Орисом.

— О, как же, первым делом. Да только с него как с гуся вода! Энтоморф был в космопорте по долгу службы: «…нет, ничего странного, да, беседовал с каждым пилотом, а как же, таков порядок, ах, да вы что, неужели, ну конечно, мы приложим все усилия…». Подлый таракан! А со мной он и разговаривать не желает.

— С другой стороны, эзеру не пришлось выдавать меня. Пока Харген ни в чем Бритца не подозревает, ему это не выгодно. А если пытаться прижать ему хвост…

— Да, тогда я потеряю обоих детей.

Самина заметалась из гостиной в спальню и обратно, собирая и натягивая какую попало одежду. Потом расчесалась пальцами и скрутила пучок на затылке. И всё равно осталась красивой.

— Надо поговорить с андроидом, — … красивой и злой. — В конце концов, ведь это его крейсеры у наших границ! Если один из них убил моего брата, я…

Но даже в общих чертах она не представляла, что же тогда сделает. Единственный доступный ей способ отомстить — это пойти к Харгену и умереть там.

— С императором я хочу встретиться сама, — настояла Сиби. — Я понимаю твое рвение, но просьба матери трогает глубже. А тебе лучше не избегать Бритца: он нашел ту резинку для волос, что ли… в архиве. Теперь уверен, что твое алиби не стоит и жженого карминца, и не любит, когда из него делают идиота.

— Но ты ведь подтвердила ему, что была со мной в ту ночь? Ведь да⁈ Отчего бы ему тогда думать, что…

— Он знает, с кем я была на самом деле, — перебила мачеха. — Сходи в Башню, Самина. Быть может, хозяйке той заколки перепадет молекула откровенности.

— Х-хорошо, — в глубине души она признавала, что с подлым шантажистом побеседует куда охотнее, чем с андроидом.

Прихватив еще энергетиков, Самина догнала мачеху у двери. И вспомнила:

— Той, я ведь отпустила тебя. Почему ты все еще здесь?

— Вы сказали, я могу делать, что захочу, — отрезала та и скрылась в доме.

Через минуту карфлайт мчал Самину к Башне Эзеров. Она не активировала внешние экраны и летела в полной темноте, чтобы настроиться на разговор. Но вместо сосредоточения пришел страх. Обезоруживающий, душный. В детстве она заполняла тьму молитвой, и тревога отступала. Как же давно она перестала верить? Со своей первой энциклопедии? С первой медали по биологии? После защиты диплома? Для ученых вроде Самины бог стал присказкой, оборотом речи, ведь получить знание можно лишь в обмен на веру, и обратного пути, увы, нет. Слишком образованным не на кого уповать. Слишком умным некого просить о чуде, которому нет места в их вселенной.

Так и Самине Зури больше не на кого было надеяться — кроме разума и самой себя. Свободная от иллюзий, она была раздавлена камнем своей ответственности перед другими в этой войне. Но когда тело сковывает страх, не хочется свободы: хочется того самого, недоступного теперь опиума. И она завидовала машинам… Машины не знали, каково это: человек научил их бояться, но вместо бога выдал учебник. Он не щадил их, как наши родные щадят нас. Робототехнику претит равнять себя со своим детищем, ибо, на его взгляд, «четыре» и «дважды два» суть не одно и то же, а его собственный зелёный — зеленее, чем у андроида. Может быть и так, но тогда выходит, что машины свободны сразу, как только сошли с конвейера. Свободнее, чем человек.