Железный Аспид. Война

Глава 31 Харгену Зури не по себе, а Самина в восторге от землеройки

На Площади Доминанты вольничал сухой ветер. Носился по аллеям, развевал балахоны судей. Был настолько бесцеремонен, что трепал воротник самого Зури, пока тот поднимался на своей парящей трибуне над пропастью. Вокруг черной дыры установили силовые клетки. Наверное, больше сотни. В каждой сидел или стоял взрослый молодой карминец. Это были приговоренные — те, что явились в столицу, чтобы признаться в том, о чем они имели представление весьма смутное. Горизонт еще не начал светлеть, и площадь была полна сателлюксов. Они резали глаза карминцам и их палачам.

— Начинайте, — щурясь, приказал Харген. Ему не терпелось покончить с этим, пока застывшие в ступоре, жертвы не принялись выкрикивать лозунги.

По закону Альянса предатели не имели права на бой со своим палачом в зале суда. По словам Харгена, продавший родину умер уже тогда, когда пошел на сделку с врагом. И не смел претендовать на честный поединок. Честный в понимании правительства Браны, разумеется.

В клетки запустили хмерсий — газ на основе унбитрия-307, которому вскоре после первой такой казни дали новое имя. Состав подавался с тем расчетом, чтобы смерть не была мгновенной. Жертвы забились в агонии, когда их кожа начала пузыриться, несколько карминцев потеряли сознание, и в том была их большая удача.

Сиби Зури — любимица простых бранианцев — присутствовала на казни всякий раз, когда Харген сомневался в поддержке народа. Ей стало дурно еще при первом взгляде на клетки, а теперь она качалась на ветру и судорожно сглатывала, чувствуя подступающие тошноту и обморок. По традиции лично засвидетельствовать свершение правосудия могли немногие, лишь особо приближенные к Харгену. Место Сиби, согласно протоколу, располагалось между мужем и начальником его службы безопасности. Боги, дайте ей сил! Женщина не была уверена, от чего страдала глубже — от того кошмара над пропастью или от близости к его виновнику. Нет, ее отвращал не председатель. Это чувство к Харгену, как и все другие, перегорело в ней так давно, что ничего уже из сделанного им не сдвинуло бы ее сердце ни на микрон. Очередное формальное ожерелье в день рождения от него вызывало отклик не теплее, чем эта казнь невиновных.

Кайнорт смотрел прямо перед собой. Или кивал довольному председателю. Или непринужденно шутил с послом Хокс. После дежурного приветствия все, что досталось Сиби, это полное безразличие. Словно она здесь — лишь бутоньерка в петлице председателя. Впрочем, ей всегда казалось, что энтоморф даже во время секса смотрел куда-то сквозь нее.

Клетки внизу наполняли хриплые стоны и крики, еще несколько карминцев упали без чувств. Харген, вздернув подбородок, вышел вперед. Его жена не смогла бы сделать ни шага, даже если бы под нею загорелась трибуна. Она часто-часто задышала и схватилась за первое, что смогла найти: руку Бритца рядом. Он не сжал ее ладони в ответ. Последнее, чему поразилась Сиби, был его медленный, размеренный пульс.

Кожа на приговоренных сплошь покрывалась обугленной коркой, когда женщина прикрыла глаза и начала заваливаться назад, теряя сознание. Никто не поддержал ее.

Хокс обернулась, заслышав глухой удар тела, приподняла удивленно бровь и дала знак роботам-телохранителям унести жену председателя.

— Ты что, не видел, кто падает? — зашипела она сквозь зубы и толкнула Бритца в плечо.

— Обмороки не входят в мою компетенцию, Альда. Они не угрожают безопасности планеты.

— Очень остроумно. Завязывал бы ты со зверобоем.

Когда все закончилось и клетки исчезли, по краю пропасти остались торчать черные останки карминцев. Это была чудовищная инсталляция — сто мертвецов в разных позах, каждая из которых символизировала агонию и ужас. Харген спустился с трибуны чуть бледный, но гордый собой. В глубине души он понимал, что впечатлить двух древних эзеров быстрой казнью почти нереально. Поэтому он чувствовал необходимость разъяснить подробности.

— Эти твари удивительно стойкие! — воскликнул он, вылавливая скучающий взгляд посла. — Их кожа обуглилась и затвердела, но внутри почти все еще живы. Кое-кто в сознании. Микрокоптеры останутся здесь, чтобы следить, когда они сдохнут.

— Вы транслируете это на всю планету? — голос полосатой стервы был густ и безмятежен.

— Шутите? На весь Альянс, Хокс!

Альда кивнула и произнесла то, от чего советник просиял.

— Я под впечатлением, господин Зури. Из вас вышел бы отличный эзер.

«Не будь ты отличной закуской для эзера», — мечтала продолжить она.

— Кайнорт, вы заметили, что среди них нет главаря? — спросил Харген, обращаясь к стрекозе. — Старейшины поселения, как его…

Бледные глаза мигнули.

— Я полагаю, он не явился. Этого не было в условии.

Зури улыбнулся и покачал головой.

— Я был недоволен вами после операции в архиве, но сегодня я приятно удивлен тем, как быстро и ловко вы организовали арест, Бритц. Выше всяких похвал!

— Это моя работа.

— Вы слишком скромны для своей гордой расы. Надо же, провернуть все в одиночку, без крови и лишней огласки. Карминцы явились раньше срока, да сами — это безусловно означает, что они признали свою вину без какого бы то ни было давления.

— Разумеется. Теперь у Альянса нет оснований обвинять Брану в поиске козлов отпущения, чтобы скрыть неспособность вести войну, — подытожил Кайнорт, и Хокс мучительно закатила глаза, размышляя, благодарить его за такое резюме или выжечь язык. Да что с ним сегодня, в самом деле? Харген, впрочем, был слишком окрылен своей удачей и продолжал:

— В знак особой благодарности я оставил старейшину в живых, чтобы отдать вам, минори. Казните его сами.

Он щелкнул пальцами. Роботы вывели Иццасью. Его суховатые ноги, частично перетянутые жгутами, зашуршали по площади. У карминца не было рук в буквальном смысле, и наручники не пригодились. Охранники удерживали его за волосы, которые за ночь изрядно поредели и кровоточили.

— Это большая честь для меня, председатель, — сухо улыбнулся Бритц.

— Он ваш. Доказательством моего глубочайшего доверия к энтоморфам станет кровь этого карминца, а свидетелем — весь Альянс.

На краю пропасти, в круге черных умирающих фигур, было одно свободное место. Там роботы и оставили Иццасью — лицом к пустоте и братьям по несчастью. Сухие губы старейшины еще слабо шевелились, когда воздух позади него завибрировал. Губы заторопились, но так и не успели дочитать молитву: на мужчину обрушилась гигантская стрекоза. Насекомое вонзило ему в спину хвостовые щипцы, дернуло и потащило к себе, чтобы заключить в объятья шести длинных ног. Четыре крыла подняли жертву над пропастью, могучие жвала впились сзади в основание шеи и взрезали красную кожу. Бритц не осторожничал и не сдерживал свою природу, когда не было нужды оставлять пищу в живых. Его челюсти перекусили артерии, мышцы, трахею. Пока эзер кормился, когти на лапах впивались под ребра Иццасьи, царапали и рвали его тело. Кровь — ярче, чем у Харгена, отчего тот невольно дрогнул — лишь на мгновение попадала в лучи сателлюксов и тут же исчезала во рту насекомого. Прошла всего пара минут, а оно уже иссушило старейшину. Кайнорт отбросил труп на край черной дыры и оставил на том самом месте, где карминец читал молитву. Симметрия мертвых фигур не была нарушена.

Черная стрекоза сделала круг почета над Харгеном и опустилась на землю. Насекомое обернулось прежним Кайнортом: тем самым, таким скромным для своей гордой расы. Председатель, впрочем, как и все нормальные люди, терпеть не мог эзеров. Да и за что же их было любить? Они не старели. Умирая, они воскресали. Они жили эгоистами, свободными от совести и принципов. Космос извергал их, точно грозных ангелов, и там, где они падали, вершился ад. За что их было любить?

— Браво, капитан, — вальяжно похлопал Зури. — У меня было опасение, что главного преступника постигнет участь менее суровая, чем остальных. Но то, что мы видели сейчас, не уступает хмерсию.

Бритц сдержанно кивнул. Харген покрутил головой в поисках своего кортежа и улыбнулся полосатой стерве:

— Воистину эзеры поразительны! Ваши превращения так скоры, что кажутся волшебством, магией, — льстил он, прекрасно знакомый с ценой этих чудес для большинства народов. — Мне пора, Альда. Всего хорошего. Бритц, рейтинги сегодня будут на небесах!

Зури и телохранители расселись по карфлайтам.

— Если б ты Харгену кишки в пропасть выпустил, — задумчиво произнесла Хокс, отвернув лицо от камер. — Вот это были бы рейтинги.

— От Зури несет энтомофобией. Меня не влечет кровь, переполненная адреналином.

— Поэтому ты нападаешь сзади? Чтобы не успели испугаться?

— Чтобы не получить ногой в брюхо, Альда. Это отвлекает от еды и нарушает пищеварение.

— Как прозаично! Когда раздавали достоинства, ты дрался в очереди за кедами?

— Это «Рю Мизл», Хокс. Лимитированный выпуск. «Рю Мизл» можно обменять на любое из достоинств — было бы желание.

Так, неторопливо прогуливаясь мимо почерневших карминцев, эзеры дошли до края площади. Здесь камер не было совсем, и посол сменила тему:

— Весьма недурно было с твоей стороны перенести вылет выпускников с рассвета.

— Ректор был в ярости — я покусился на давнюю традицию. Но если бы они стартовали тотчас после казни, репутацию военной академии и всего бранианского флота связали бы с карательными операциями.

— Я почти ненавижу тебя за то, что эта мысль пришла не в мою голову! — Хокс напустила на себя кокетливую суровость. — Но она забита лишь предстоящей отправкой наших рабов на Урьюи.

— Я готовлю ее под прикрытием все того же отлета выпускников. Кто заметит один лишний грузовой корабль?

— Но как не привлечь внимания прессы? Карминцев будет сотен пять или больше! Я считаю, что должна присутствовать при отправке. Мне нужно лично все проконтролировать…

— Ни в коем случае! Альда, посудите сами: если на церемонии вылета будет находиться посол дома Эзеров, это не останется незамеченным, поскольку будет выглядеть странно. С чего бы насекомому крутиться возле рейса на каторгу? Начальник службы безопасности — другое дело. Никто не удивится, что Харген послал меня выполнить мои обычные обязанности туда, где рядом будет его сын.

Посол задумчиво кивала все время, пока Бритц говорил.

— Никто и не вспомнит, что ты с Урьюи, и не заподозрит, что груз летит вовсе не на Тат… — протянула она. — Что ж, Норти, тебе флаг в руки. Я видела твою преданность и не стану вмешиваться.

Бритц кивнул, и полосатая стерва оставила его. Занимался рассвет, над площадью гасли сателлюксы.

Неловко вышло с Сиби. Но в том сумеречном состоянии она чуть не выдала их связь. Настала пора вытравить себя из нее. А Хокс пусть думает на зверобой, который он давно забросил, — просто оттого, что не помогает. Пять лет назад из него вынули душу, но возвращать ее — прежнюю — Бритц передумал. Хотел сохранить в себе любовь к мертвой женщине, но и ее с каждым годом становилось все труднее удерживать. Пожалуй, теперь он не чувствовал ничего и ни к кому. Его ничто не трогало. И эта вечная мерзлота прогрессировала, ни в какую не поддаваясь антидепрессантам. Поэтому сегодня эзер был даже рад, когда понял: если бы рядом не потеряла сознание Сиби, мгновение спустя это случилось бы с ним.

Кай мотнул головой.

Где Орис?

Эзер оттянул его вылет, насколько позволила высокая должность, но мальчишка до сих пор не появился. С радаров он исчез почти сутки назад, вскоре после их разговора. И это после стольких усилий по установке наблюдения за ним в нарушение закона о частной жизни. Но если он рассчитывал отсидеться (пусть даже в выгребной яме для радиоактивных отходов, где нет сигнала), то будет очень разочарован, когда вернется. Личный комм пискнул, и Кайнорт поспешил развернуть экран.

— Надо же, прятался от меня в лесу, — улыбнулся он точке с подписью «Орис Зури», что возникла на границе города. — Попался, волчонок.

С подъемом в турмалиновую шахту они провозились почти час. В начале пути не было видно ни зги, Самина непрерывно спотыкалась, хотя шарила руками перед каждым шагом. Но она не жаловалась. Шершавый склон оказался покат и полон крепких выступов, как не слишком удобная, но безопасная лестница. Эйден припомнил некоторые свои восхождения и дал ей три балла по шкале от одного до «ну вас к дьяволу, я туда не полезу». Как только они миновали последнее змеиное гнездо, робот выпустил сателлюкс, чтобы иметь возможность поглядывать вверх и вниз — и пугаться высоты как положено. Правда, Самина осталась равнодушна: сил бояться уже не было, они все ушли на подъем. За весь час они оба не проронили лишнего слова, и мысли распирали без того больную голову.

Несмотря на рану, андроид достиг края первым, хоть и не слишком опередил биолога. Эйден вытянул ее за собой в шахту, где они какое-то время просто валялись навзничь, и все. А что было вокруг…

Если бы дорогой любитель фантастики обнаружил себя в этой шахте, он решил бы, что попал внутрь гигантской люстры из цветного стекла где-нибудь в зале дворца Долмабахче. Свет одного маленького сателлюкса отражался и множился в кристаллах бирюзового турмалина и кварца тёплых оттенков. Леденцы самоцветов тянулись снизу вверх, оживали на потолке хрустальными букетами. На стенах от причудливых конгломератов не было свободного места. У Самины захватило дух от контраста между колючей тьмой, из которой они прибыли, и этим чудом. Она поймала сателлюкс, увеличила яркость и пустила по центру шахты, чтобы его света хватило для работы.

— Кристаллы турмалина поляризуют свет, — Эйден потрогал каменную призму. — Мой глазной фильтр поврежден, но благодаря этому я впервые вижу радугу как видишь ее ты.

— Ты никогда не видел живую радугу?

Короткие и длинные, яркие и скудные, разноцветные лучи то и дело выскакивали наперерез взгляду и снова прятались в каменном саду.

Робот улыбнулся:

— Ни один андроид не видел. Я прекрасно знал, что это, но только в теории. Мы с тобой еще и по разные стороны фильтров.

«Ну, и что? Зрение каждого из нас уникально, — Самину дразнили отражения в кристаллах, каждый из которых искажал ее, настоящую, по-своему. — Можно смотреть на мир сквозь какие угодно стекла, только реальность от этого не меняется».

— Невероятная шахта! — приободрилась она. — Я, если честно, теряюсь, с чего же мы начнем…

— Как ты себя чувствуешь?

Самина натянула рукава, чтобы прикрыть ссадины на костяшках. Совсем не хотелось сейчас тратить на них время.

— Нормально.

— Тогда с ремонта нуклеовизора, — Эйден разложил перед собой четыре сломанных прибора и россыпь гнутых деталей. — Только предупреждаю сразу: я лучше работаю головой, чем руками. Останешься переживать за результат или пойдешь осмотреться?

Они огляделась, расценивая, как далеко смогут отойти, учитывая один сателлюкс на двоих.

— Уж не знаю, на что здесь больнее смотреть: на растоптанные приборы стоимостью в целую лабораторию, или на твой убитый вид, — сказала Самина.

Робот, не отрываясь, перебирал детали.

— Да, комбинезон совершенно испорчен.

— Если починишь хоть один нуклеовизор, клянусь, что разыщу и верну тебе имперскую форму, — без особой надежды на успех как первого, так и второго, пообещала леди Зури и направилась к цветастой россыпи кристаллов.

— И мой триниджет?

Она обернулась.

— И твой… как?

Короткий вздох был ответом.

Самина водила рукой по стеблям турмалина, будто прикосновения могли раскрыть больше, чем взгляд. Она не верила, что здесь могли оказаться нетронутые гены какого бы то ни было животного. Пока в одном из каменных букетов не увидела…

— Тут землеройка в кристалле! Эйден, прямо внутри камня! — возбужденный голос звонко отразился от стен. — Я ее вижу!

Андроид оторвался от нуклеовизоров, чтобы подойти ближе. Он понятия не имел, как выглядит землеройка, но по реакции биолога ожидал, что это будет кто-то невероятный. Внутри турмалина скрючился длинноносый комочек.

— Потрясающе. Эта мышь, кажется, жила при Хмерсе. Смотри, у нее совсем нет клыков.

— Это не мышь! Но ты прав, у нее резцы как у древнего грызуна. Два длинных впереди — сейчас уже нет таких… А тут бурундук! Настоящий бурундук, — этот восторг был сродни впечатлению первоклашки от луна-парка. — Просто фантастика, как же ты туда попал, дружок?..

— Кажется, он озадачен не меньше нас.

— Я думала обнаружить животных гораздо ниже этой шахты, в слоях вечной мерзлоты!

— Посмотри, может, здесь есть кто-то покрупнее? У меня не получается вернуть нуклеовизорам способность читать гены сквозь кристалл, а пока мы ковыряем оттуда землероек, и сами окаменеем.

Через полчаса они вдвоем нашли крысу, двух скорпионов, кого-то большого, от кого Самина отшатнулась с брезгливым «Фу! А, все равно он хищник…» и выводок выхухолей.

— Мне надо заглянуть в бумаги из бункера. — сказал Эйден.

— Думаешь найти в них что-то о кристаллах?

— Я хочу понять, при каких условиях они выросли. При повышении температуры или при понижении? Проще говоря, это вареный бурундук там внутри или мороженый. ДНК безвозвратно распадается при высоких температурах, и если мы не хотим пообедать тушеной крысой, незачем и доставать ее оттуда. Если же кристаллы образовались в экстремальном холоде, значит, нам повезло, и не придется спускаться в мерзлоту.

— Было бы здорово.

— Поброди вокруг в поисках стопроцентных травоядных. Я почти не знаком с вашей фауной, и здесь от меня толку мало. Я лучше займусь бумагами и прибором.

Эйден, конечно, лукавил. В чем он разбирался хуже, чем в инопланетной биологии, так это в допотопных, по меркам империи, механизмах вроде нуклеовизоров. Зато настоящей пыткой было ползать между кристаллами, изображая, что он совершенно не хромает, и ловить на себе этот неприкрыто встревоженный взгляд. Можно сколько угодно повторять, что вежливое участие и сострадание суть не одно и то же, но он не мог скатиться до жалости к себе.

Впрочем, Самину устроило такое положение дел. Поглощенная энтузиазмом, она куницей шныряла в лучах сателлюкса. Среди прочих зверей она вскоре обнаружила хорька и летучую мышь — вампира. Травоядных не было.

— Слишком медленно! — она с досады ударила ладонью по турмалину. — У меня уже в глазах рябит, а ведь я еще и половины не осмотрела. Мне кажется, я начала ходить по кругу… Этого ежа я уже где-то видела.

— У меня для тебя две новости…

— Давай с хорошей?

— … «так себе» и «немногим лучше».

Эйден возник перед ней с нуклеовизором в руках. После починки тот выглядел гораздо скромнее нового. Какие-то внешние детали, видимо, сломались безнадежно.

— Ляпископ внутри прибора совсем умер. Теперь он читает ДНК только при прямом контакте с животным. Придется резать кристаллы и доставать зверей, если повезет найти подходящих. Жаль, с нами нет Шиманая. Он, конечно, справился бы лучше.

— Я думаю, он бы умудрился достать здесь новый ляпископ! — хмыкнула биолог. — Но и такой нуклеовизор очень поможет. Без него пришлось бы доставать все эти тушки и тащить их на себе в город! А вторая новость? Надеюсь, ты начал с той, что похуже?

— Эти кристаллы выросли в период кратковременного, но экстремального холода.

— Так это же прекрасно! — от возбуждения Самина жестикулировала как жонглер. — Значит, если здесь есть травоядные, а в них черви, то мы сможем выделить их ДНК. Да?

Эйден почти рассмеялся.

— Ты забавная, когда увлечена.

— Если честно, в последний раз так сильно увлечена я была залпом по твоему кораблю.

Андроид свинтил улыбку в гримасу, на какую только были способны его лицевые мышцы.

— Отлично, — он присел на краешек рыжего кварца. — Если в тебе сейчас кипит хотя бы половина той дури, с которой ты палила по мне, то не составит труда изучить все поликристаллические конгломераты высотой до трех футов. И только светлых оттенков от голубого до бирюзового.

— Ты шутишь? Таких тут целый лес! Я думала…

— И я думал, Самина. Звери консервировались, потому что рост кристаллов происходил невероятно быстро — в течение нескольких дней. При этих условиях турмалин образует вот такие розетки. Одинокие темные стебли просто не могли сохранить ДНК.

Самина переступила с ноги на ногу и присела на тот же кварц, спиной к спине робота. Она собиралась проглотить капсулу с водой и энергетиком, прежде чем начать поиски.

— А там, в этих бумагах… есть причина внезапного понижения температуры?

— Я могу ошибаться, но косвенно все указывает на работу реле. Его запуск — первый и пока единственный — прошел с колоссальными затратами энергии.

— Которую взяли прямо из земли под бункером? То есть прямо отсюда? — Она ткнула в камень под собой.

— Да. Резко похолодало, в десятки раз выросло давление, я не знаю, что еще… Но, должно быть, что-то вроде этого. Животные пытались спастись, забираясь все глубже, и попали в ловушку кристаллизации.

— Какова же вероятность, что и растения изменились тогда же?

— Очень много целых и еще две десятых процента, — вздохнул Эйден, устраивая затылок на плече девушки. Ее шею и ухо защекотали чужие волосы — густые как шерсть и жесткие от пыли. Самина тотчас впала в оцепенение, словно кошка, которую схватили за шкирку.

— Больно? — спустя целую минуту без движения, спросила она.

— Чуть-чуть. Сейчас помогу тебе.

— Нет, я люблю работать одна.

Не говоря больше ни слова, Самина поднялась и забрала у андроида нуклеовизор. «Чуть-чуть», — думала она, удаляясь в заросли турмалина. Мир вокруг был слишком далек от мыслей о гиперпространственном реле. Он был похож на сказку. И последнее, что могла бы позволить себе принцесса в ней, это выразить озабоченность кровоточащей раной. Восхищаться драконьей тушей под мышкой — пожалуйста. Клохтать над тем, что рыцарь обозвал царапиной, — никогда. Даже если у него голова болталась на одном сухожилии.