Железный Аспид. Война

Глава 32 Хороший правитель не бывает хорошим человеком

Эйден методично ворошил кишки доисторической косули, сидя на коленях. Тушки других копытных, а еще мартышки и бобра, лежали рядом образцовым сатанинским кругом.

— Эта тоже мимо.

В голосе андроида не было досады, лишь констатация факта. Но он констатировал то самое «мимо» уже не впервые, и Самина с раздражением швырнула на пол фрезер.

— Может, выучишь меня паре имперских ругательств? Ваш язык резок, как по мне. Так что они должны звучать довольно хлестко.

— Те, что действительно помогают, пожалуй, чересчур грязные.

— Посмотри вокруг, мы в дерь… о-ох! Хотя да: мы в дерьме!

Подцепив зубами, синтетик снял очередную пару перчаток, чтобы тут же напрыскать новую. За последние пару часов он провернул это раз двадцать, переходя от тушки к тушке, чтобы не ввести в заблуждение нуклеовизор.

— Мы в сказке, принцесса, — пожал он плечами. — Просто мы в ней антагонисты, вот и декорации получаем релевантные. Тебе остается только спеть — на радужной поляне из потрохов, среди всех этих косуль, белочек и птичек.

— Ну да, и вон та мертвая ласточка вспорхнет мне на плечо.

— Могу бросить ее в тебя.

И он принялся распутывать метровый кусок внутренностей, чтобы провести по нему аппаратом.

— Перечитал бы ты разок то, что люди называют сказкой. Ты что-то путаешь, — проворчала фея требухи. Эйден, не отрываясь от косули, снова пожал плечами. Поиски затягивались, но атмосфера чуть разрядилась.

Самина боролась с очередным зверем, когда до нее вдруг донеслось:

— Нашел!

И она скатилась с кристалла, как с ледяной горки.

Эйден стоял посреди своего мрачного жнитва и улыбался. Взгляд леди Зури рыскал по телам у его ног. Но рукой, свободной от перчатки, робот приподнял ее лицо за подбородок и заставил смотреть вверх.

Там, на потолке, густо росли турмалины, и в их бирюзовых призмах темнела мятая туша.

— Мать твою, корова… Корова Жупельбера! — закричала Самина, потому что в одном из кристаллов горело клеймо.

— Да. Думаю, сразу после катастрофы шахту затопило, и животное прибило к потолку.

— Но откуда нам знать, что вот именно эта конкретная буренка страдала червями? Представь, каково будет понапрасну выколупывать эту тушу?

— Я думаю, неспроста корова оказалась там. При паразитах в кишечнике скотину часто мучают газы, вот при наводнении она и всплыла. Скажу даже так: если здесь и не было воды, с таким раздутым пузом она бы взлетела сама.

Девушка еще постояла, уперев кулаки в бедра и хмурясь в потолок, но была вынуждена согласиться. Разумеется, вздутие могло иметь массу причин, но Жупельбер был ответственным хозяином, да и клевера и других бродящих трав здесь не росло. А вот паразит водился точно. Было решено крошить турмалин возле коровы ультразвуком, а потом осторожно вытаскивать тело.

— Здесь же работы на сутки, — кусала губы Самина.

Но только самый настоящий искатель приключений знает, насколько все вдруг может пойти не так. Кристаллы у потолка оказались слишком хрупкими, и после первого же звукового пучка начали густо крошиться и сыпаться. Эйден и Самина оказались в сердце турмалиновой бури. Они сбежали из-под радужного дождя: осколки кристаллов были чрезвычайно мелкими, но вот-вот могло случиться кое-что похуже. И точно. Спустя всего несколько секунд три центнера говядины рухнули в самый центр их научного алтаря. Мелких зверей и кишки с него разбросало по сторонам. Это было просто чудовищно, и можно было не сомневаться: раз уж сам дьявол откликнулся на их жертвы, значит, червя они теперь точно найдут.

И они нашли.

Всего через полчаса Самина была счастлива. В самом деле: не каждый день вы стоите посреди кучи вспоротых туш, обрызганные древней кровью, голодные, раненые и уставшие, с категорическим отсутствием понятия где, собственно, выход. Но все это меркло в сравнении с образцами зараженных тканей в контейнерах, что биолог заботливо укладывала в свой рюкзак. В отдельном кармашке потрескивал нуклеовизор: он завершал расшифровку ДНК паразита. Сателлюкс замер над останками коровы, будто отдавая должное ее заслугам перед медициной будущего. На самом деле светлячок ждал приказа. В него попали осколки кристаллов, и уровень заряда стремительно падал. Надо было поскорее выбираться из шахты.

Длинный зал с турмалином и кварцем тянулся ещё далеко, но драгоценных кристаллов в тающем свете фонарика становилось все меньше. Вскоре на пути стали попадаться ржавые, окаменелые мощи горной техники. Рабочие побросали ненужное, когда объявили эвакуацию.

— Если мне не изменяет внутренний компас, то коридор шахты сильно забирает на юг, — сказал Эйден. — Это значит, мы обогнули лес и почти всю пустошь.

— То есть, прямо за той стеной — наш карфлайт?

— Не совсем так. До него еще вверх ярдов сто, как не больше.

— Почему бы природе хоть раз не уступить моей бестолковости…

Коридор темнел и сужался. Они вышли к стене, неказистой и серой: шахта закончилась неожиданным ничем.

— Как же так-то? — негодовала Самина, обшаривая на пару с роботом шероховатые камни. — Как они отсюда выходили? Ведь это точно начало шахты, здесь инструментов больше, чем в том конце…

— Жаль, если твоя блистательная дедукция погибнет здесь вместе с тобой.

— И с тобой.

— Нет, я буду жив еще очень долго. Очень, очень, очень…

— Я поняла! Пожалуйста, не надо.

— Разумеется, я поступлю глупо, позволив тебе в одиночку проглотить все капсулы, прежде чем ты все-таки умрешь от жажды, когда они закончатся. Потом мне придется есть те протухшие туши.

— Они не протухли.

— Но у них определенно вышел срок годности. Возможно, со временем я съем и тебя, а многим позже Бензер заметит, что ты вроде как не вернулась, и пришлет помощь. Или нет.

Самина поймала сателлюкс, от которого почти не было толку, и запустила в синтетика. Не попала, но свет померк.

Но только искусственный свет: стена, что они изучали сантиметр за сантиметром в четыре руки, озарилась голубым, белым, зеленоватым сиянием. Оно лилось из каждой трещинки, из каждого надлома и щели. И было похоже на молодую галактику в окуляре телескопа.

— Это арахнокампы: личинки биолюминесцентных грибных комариков, — узнала Самина. — Они светят тем ярче, чем сильнее их трогаешь. Видишь? Там, где мы провели руками, они как новогодняя гирлянда.

— И кажется, их больше в трещинах. Нам надо зажечь все, чтобы как следует осмотреть стену.

Эйден достал акустический эмиттер, которым они крошили турмалин, и убавил мощность пучка. Комариков нужно было только пощекотать. Почти сразу биохимия внутри арахнокамп зажглась с такой силой, что в их свете можно было читать. Это и правда кое-что прояснило. На стене впереди проявился квадрат с человеческий рост, который переходил в точно такой же на полу, а сверху в квадрат на потолке. И в два — по бокам. Это были границы лифта для горнодобывающей техники, и путешественники стояли прямо внутри него.

— Отлично, милорд, и как же нам его запустить?

— Не знаю, не знаю… У вас люки приходят в негодность за сотню лет, а тут…

— Дался тебе этот люк! Брана славится жизнестойкими технологиями: в институте работает кофейный автомат, который старше тебя.

— Шутки про финансирование в твоем институте устарели еще больше, — хмыкнул синтетик и кивнул на хлипкую консоль. — Кажется, это пульт от подъемника?

Они наскоро очистили панель от арахнокамп и серого лишайника с помощью ножей. Тонкая крышка сенсора с изображением ладони рассыпалась прямо на глазах — похоже, она держалась на одних комариках. Эйден в порыве оптимизма приложил руку к магнитной полусфере, что обнаружилась под крышкой, но ожидаемо без толку.

— Жизнестойкая технология немножко мертва, — объявил он. — Видишь, нет реакции даже при прямом контакте с сенсором.

И тут Эйден узнал, что хлесткие имперские ругательства — не такие уж и грязные. Плюс выучил еще одно по-браниански.

— И что теперь?.. — завершив тираду, Самина от бессилья прислонилась к стене. За ее спиной растревоженный народец вспыхнул голубым.

— Сожалею, но придется возвращаться к гадюкам. Попытаемся расчистить завал.

— В полной темноте⁈ По этим острым кристаллам, вниз по змеиным гнездам, по живым кобрам, — и все ради того, чтобы ткнуться в непроходимый завал и все равно умереть от жажды? Лучше убей меня сразу и возьми все мои капсулы!

— Пожалуй, так и сделаю, — ее распотрошил несимметричный взгляд. — Уж не думала ли ты, что я буду сутками терпеть твои стенания?

Минуту (секунду? час?) он просто смотрел. И это было нечестно. Потому что сзади была эта стена, и воздух в легких заканчивался, а дышать… а как дышать?

— Ладно. Пойдем назад, — моргнув, сдалась леди Зури и на прощание ткнула в сенсор. Ну знаете, по детской привычке всюду совать пальцы и безотчетно трогать все подряд.

В тот момент, когда ее рука коснулась сенсора, гора зашумела. Камни под ногами затряслись и прямо из стены выехала искореженная цельнометаллическая дверь. Лифт закрылся и замер, блокируя путников: теперь от шахты их отделял дециметр легированной стали.

— Ну вот. Ты не хотела туда идти — ты не пойдешь, — бормотал Эйден, тщетно ковыряясь и не находя способа задвинуть плиту обратно. — Значит, пульт не реагирует на синтетику, попробуй еще раз.

Самина положила руку на сенсор, и лифт пришел в движение. Пол закачался, сверху посыпалась труха, из-за тряски было трудно удержаться на ногах. Механизм оказался суров не меньше, чем шахтеры, что когда-то в нем катались. Но следовало отдать им должное: поднимался он довольно быстро. Примерно на трети пути Самина вдруг прервала контакт и затрясла рукой в воздухе. Лифт застыл.

— Сфера так нагревается! Не могу пока… больше… — и опустилась на пол от боли.

Андроид присел рядом с ней и взял за руку.

— Ты сумасшедшая? Ожоги второй степени. Зачем было терпеть до пузырей?

— А будто у меня есть выбор — у нас билет до конечной!

— Увы, ирония так не работает! Просто открой дверь, посмотрим, что за ней.

— Думаешь, здесь на каждой остановке комфортабельный этаж?

— Или неучтенный выход. Прежде, чем ты обожжешься до культей, надо испробовать и другие варианты.

Самина подняла бровь — а Эйден закатил глаз.

— А после я позволю тебе обжечься до культей.

«Договорились».

К счастью, пульт успел немного остыть. Когда лифт открылся, на свет поползли многоножки: громадные, сплошь покрытые белесым ворсом и желтушными усами. Пещерные жители, видели они плохо и фигур не различали. Но биолюминесценция и запах мяса влекли их к людям. Самина, бледнея и стараясь не дышать, потянулась к сенсору. Твари осторожно приподнимали туловище вверх и раскачивались, но как только дверь стала закрываться, бросились в нее. Те, что подлиннее, застряли в щели. На две-три проскочивших успел наступить Эйден, но давились они с трудом. А разорванные надвое, не унимались: половинки еще долго ползали по кругу. Дверь не могла закрыться до конца из-за бледных тел на пороге, и синтетик протолкнул их наружу фрезером. Повезло еще, что зверюги так вымахали: будь они короче метра, оказались бы куда проворнее. Самина все еще нервно жалась в угол и побаивалась опустить руки.

— Знакомься: наимерзейшие твари Браны — июльские сороконожки. Единственные всеядные существа в дикой природе. Представляешь, каким уродом надо быть, чтобы переварить нашу траву? Тысяча шестьсот пар ядовитых ног, три пары ядовитых жвал, ядовитая щетина по всему телу… О, и еще — будто прочего недостаточно — ядовитые железы, из которых брызжет ядом, как из форсунок. Яд, яд и яд, Эйден…

— У меня дома — две почти такие же милые. Постой. Июльские, ты сказала? Но у вас ведь еще апрель.

— Уже апрель! А в мае они максимально опасны.

— Меня сейчас замкнет.

— Да, это не так просто объяснить, но… У многоножек начался период спячки, и они слишком агрессивны.

— Серьезно, много роботов ты убила этой логикой?

— Уж поверь мне, — горячо зашептала Самина, — эта идея гораздо… гораздо хуже. Июльские сороконожки распотрошат нас в темноте и высосут как смузи. И ртутью твоей не подавятся! Лучше уж я потерплю жар сенсора. У нас есть обезболивающие?

— Нет.

— Нервные блокаторы?

— Нет.

— Ты проверил?

— Нет. Да. Все разбились. И они бы все равно не спасли тебе руку.

— Ерунда, сильнее пульт уже не нагреется! Максимум, что меня ждет, — еще несколько пузырей.

— Слушай, может, тебе просто нравится запах горелой плоти? — впрочем, синтетик возражал по инерции. Джур порою называл его «глумквизитор». Красные сколопендры с Фарадума не шли ни в какое сравнение с июльскими тварями, но уступить Самине без того, чтобы довести ее до ручки, было не спортивно.

— Эйден, да не пойду я к июльским сороконожкам! Ты что, не видишь, что они за чудища?

— Я не объективен к ним, знаешь. У меня неоднозначные отношения со сколопендрами.

— Хр-р-р, хорошо! Обещаю, если не справлюсь тут, пойдем к сороконожкам.

— Ладно, — робот наигрался. — Межзвездная конвенция запретила пытки. Так хоть одним глазком полюбуюсь.

Не говоря больше ни слова, Эйден отошел от двери к дальней стене лифта и прислонился к холодному камню. Он наблюдал отстраненно, как Самина провела здоровой ладонью по остывшей панели. Сенсор потеплел, дверь хрустнула многоножкой и закрылась как следует. Двое остались в инфернальном свете галактик. Самина занесла над полусферой обожженную руку, передумала и сменила на здоровую, чтобы затем передумать снова.

— Эй… — она сама не знала, почему так сократила имя. Язык не слушался. — Ты не мог бы… придержать мою руку на сенсоре, пока мы не поднимемся? Если надо, можешь, не знаю… дать по голове, чтобы не кричала. Или заткнуть мне рот.

Она просила, но все же надеялась, что робот возразит, опять назовет ее сумасшедшей. Или разыграет удивление. А он просто кивнул и оторвался от стены.Самина оцепенела и успела передумать, но робот взял ее за руку, какую выбрал для жертвы подъемнику. Электризованный воздух кололся и не давался вдоху: андроид становился болезненно, аномально ближе. Так близко, что столкнул ее с шершавой стеной и накрыл ее губы своими.

В неравном поединке разума и природы машина чутко манипулировала первобытными инстинктами. Вселенную Самины поглотил уверенный и острый поцелуй мужчины, который точно знал, — как. Отмирала воля самых стойких. Но ее ответ был так искренен, что выпорхнул один рваный выдох, и поцелуй изменился. Эволюционировал, уже неподконтрольный искусственному интеллекту.

Из методичного и древнего он стал живым. Синтетик нарушил свой же сценарий: ослабил влияние и прижимал теперь не к стене, а к себе, освободив тот нежный эгоизм, когда целовать «для себя» — на самом деле лучше для обоих. Все задрожало, потеряло структуру, смешалось в наркотическом эфире: крупинки драгоценного турмалина на ресницах и языке, темные потеки на шее, смазанные ладонями, бледные пальцы в пыльных волосах. Вместе дрогнули на секунду веки, приоткрылся навстречу желтым — зеленый. На радужке Эйдена горели отблески комариков. Страшно. Горячо. Больн…

Нет, светло, ярко! Свежо.

Они выбрались из лифта, жмурясь на утреннем солнце. Карфлайт впереди! Андроид пытался остановить ее, но Самина не сразу поняла, зачем. Она сделала несколько шагов и согнулась пополам: рука, что робот удерживал на сенсоре, адски горела, и с каждой секундой было только хуже.

— Присядь… — подхватил ее Эйден. — Нет, лучше приляг. Я обработаю тебе ладонь плантагинацеей, станет легче.

— Как я раньше… почему я не почувствовала раньше?

Солнце палило ей прямо в лицо, и слезы текли по вискам на землю.

— Удивление — самая короткая из базовых эмоций, но здорово отвлекает. А коктейль из эндорфина и фенилэтиламина анестезирует.

— Говоришь так, будто сделал мне инъекцию.

— Технически так и есть. Использовал надежный и доступный инструмент. И выводы на основе реакций твоего организма на близкий контакт со мной — в среднем за последнюю неделю.

— Ах да. — Самина прикрыла глаза свободной рукой. — Я недостаточно благородного происхождения, чтобы со мной называть вещи своими именами.

Эйден ловко удалял мертвые ткани. Отточенными, уверенными движениями он работал так, будто и не было никогда в его распоряжении высоких технологий, а только эти полевые бинты и подорожник (который, кажется, помогал лишь когда его называли по-научному). Вот где определенно была его стихия. Без привычных лекарств эти прикосновения жгли и щипали раны, но физическая боль сейчас была анестетиком.

— Если уж говорить как есть, то хотя ты мне и нравишься, я сжег тебе руку, чтобы выбраться. А когда найду реле, то с высокой долей вероятности прикончу. Ну как, звучит? — распыляя криоспрей поверх бинта, спросил андроид.

Самина приподнялась на локтях.

— Как серпом по совести. Я нравлюсь Железному Аспиду?

— Ты, кажется, не слышала, что я сказал после.

Слышать-то слышала, да только это уже не было новостью. День, когда они оба не пожелают друг другу смерти, будет прожит зря. А в ее глазах замер другой вопрос. Эйден моргнул.

— Это же очевидно. Посвятить тебе балладу, или достаточно того, что мой язык побывал у тебя во рту?

— Пожалуй, на этом достаточно прямоты, Эйден.

— Мы бы избежали этой неловкости, если бы я еще раз проверил аптечку.

Самина села и нахмурилась.

— О чем ты?

— Обычно мои пути решения проблем мало похожи на джентльменские. Если кто-то думает, будто император стоит в одном ряду с героями, то крупно ошибается. На деле я не могу себе позволить и толику их благородства. Любой правитель — коронованное чудовище. И чем больше его империя, тем оно опаснее своим хладнокровием.

Эйден поднес к ее глазам капсулу с нейроблокатором.

— Она была в рюкзаке. Оказалось, разбились не все, одна уцелела. Я нашел ее только что. Там, когда это было так важно, я просто не проверил. Понимаешь? Я мог бы… я должен был проверить еще раз. И ты не мучилась бы от страха и боли. Но я этого не сделал, потому что легче было согласиться удержать твою руку на пульте силой. Ведь я посчитал это нормальным. Приемлемым и скорым решением. Более того, я знаю точно: если для твоего спасения потребуется оторвать тебе голову, я сделаю это, не задумываясь. Меня будет волновать не твое отношение ко мне после этого, а лишь очевидная эффективность и процент выживания, отличный от нуля. А что, если когда-нибудь мне легче будет убить тебя, чем просто приложить чуть больше стараний?

— Но тогда речь пойдет о всей Бране!

— Не важно. Потому что убить целую планету мне еще проще, чем тебя одну.

— Комплимент в самый раз для овцы на заклание. Если я тебе и впрямь нравлюсь, мне тебя жаль. Это, знаешь… это как увлечься рождественским поросенком! Брать его летом в дом, катать в тележке, одевать в штанишки. И надеяться, что мама разрешит тебе его оставить, а на праздник зарежет… ну, допустим, гуся.

— Отличная аналогия. Поэтому мы не будем давать этому логическое продолжение.

Самина оттолкнулась от земли. Шатаясь, она добралась до карфлайта и упала в пассажирское кресло. Спустя какое-то время Эйден скользнул на место пилота, взглянул на ее ремни, висевшие без дела. И в глаза, наконец.

— Самина, так уже было. Или почти так. И все закончилось плохо — потому что все, кто приближаются ко мне, рано или поздно оказываются на весах против целой планеты, системы, галактики. Есть только один человек, ради которого я могу совершить исключительную глупость, и это не ты. К тому же ты отныне — мой план Б.

— Мертвый план. Ведь когда планету выбросит в космос, я умру.

— Да. И я не могу отделаться от мысли, насколько мне это выгодно. Прямо сейчас выгодно, понимаешь? Я предполагаю — нет — я точно знаю, где переключатель. — Он поднял машину в воздух и развернул к городу. — Пожалуйста, пристегнись.