Железный Аспид. Война

Глава 30 Полная гадов

Сказал «ее», а не назвал по имени. Плоская вышла фраза, избитая: расписался в каком-то жертвенном драматизме. Так всегда бывает, когда ляпнешь, не подумав. Нам кажутся вульгарными свои и чужие мысли, когда те, без дотошной фильтрации, без рефлексии, без обертки, выскакивают нагими — в чем мозг родил. Особенно мысли добрые. Уж их-то Эйден обыкновенно паковал в три слоя колючек. А тут — «я найду ее». Я-найду-ее-сударь-и-вырву-из-когтей-дракона-слово-чести. Вот так это звучит на самом деле.

Андроид вприпрыжку мчался в туннеле, ничего толком не разбирая: пока что с уверенностью он мог определить лишь, где пол. Ультразвуковое зрение почти не работало: основной приемник сгорел вместе с глазом. Сателлюксы улетели вслед за Беном и Орисом назад к озеру, еще один был у Самины, а император спотыкался в темноте. Каменный проход был узким, сплошь усыпанным обломками шунгита. Робот не винил светлячков — разумеется, в критической ситуации они предпочли служить людям, а не машине. Хотя, чего уж там… какого черта, ведь он был одним из них, могли бы хоть раз проявить солидарность!

«Будьте спокойны, люди: машины никогда не сплотятся настолько, чтобы поработить и колонию термитов, — не то что вас».

Пол вдруг несильно тряхнуло. По силе и долготе инфразвуковой волны Эйден угадал, что толчок будет слабым, но не ожидал, что пройдет так мало времени от побега змей до землетрясения. Он позвал Самину, но ответа не было. Ее сателлюкс тоже не появился. Девушка не могла пропустить удар, и значит поспешит назад. А может, припустит вперед. Или застынет на одном месте. Самое паршивое, что робот и сам не знал, где лучше переждать колебания. Как будет крошиться слоистый камень пещеры, не мог предугадать даже квантовый мозг.

Новый толчок — и гора все решила за него. И без того косой, пол кренило еще и еще. Он заскрежетал, пошел трещинами. Булыжники покатились вглубь пещеры, настойчиво увлекая робота за собой. И у стен кончался запас прочности — шунгит кололся острыми пластинами толщиной с ребро ладони. Эйден представил, как эти каменные лезвия отрываются и шинкуют его. Жуткий сценарий. Правдоподобный. Гигантский блендер — вот чем обернулась пещера. Андроид старался контролировать скольжение как мог, но обломки бросались под ноги. В конце концов одна приличная глыба подбила его и протащила очень далеко. Оставалось лишь гадать, насколько лучше или хуже обстояли дела у озера: легкого пути назад уже не было.

Эйден еще боролся с булыжником, когда уловил свет краем глаза. В стене рядом оказалась щель, что-то вроде ниши, откуда вынырнул сателлюкс. Самины рядом не было, а значит, фонарик искал помощи для нее. В коридоре посветлело, и робот не стал ждать, пока валуны оставят свою забаву. Перепрыгивая через камни, он уцепился за край расщелины, заработал скользящий удар по спине, опять вывихнул левое плечо, чуть не лишился второго глаза. И наконец ввалился внутрь. И нашел ее.

Повезло: жива. Снова изранена, как когда император впервые увидел её, но хотя бы в сознании. Она полулежала у стены и пыталась остановить кровотечение, прижимая к затылку гемостатический бинт. Место только выбрала неудачное: прямо над ее головой болтался на честном слове кусок шунгита.

Андроид опустился на колени рядом и отвел ее руку, чтобы осмотреть рану. Самина вздрогнула, почти что подскочила.

— Эйден! Где Орис? — встрепенулась она и скривилась от боли.

— Они с Беном должны быть у озера, там безопасно. Держи бинт. Прижми сильнее.

— Должны быть в безопасности? То есть…

— Если сделали то, что я велел, им уже ничего не грозит. Ты сможешь идти?

— Вроде бы. Но я… ничего не вижу, где сателлюкс?

Вот же черт.

— Потерялся в коридоре. Послушай, надо выбираться из этой щели.

Самина приподнялась, охнула и снова упала.

— Не могу.

— Придется. Будет еще толчок, и нас убьет шунгитом.

— Голова кружится… — жёлтые глаза искали фокус и не находили.

— Знаю, милая. Я помогу, только потерпи и не теряй пока сознание, ладно?

Гул инфразвука нарастал, и Эйден подхватил легкое тельце под мышки, чтобы поднять на ноги. Ее кровь залила ему плечо. Из головы всегда целое море. Эйден мог бы долго плыть в крови, что пустил собственными руками, но именно эта — выводила из равновесия. Они постояли так несколько секунд, чтобы Самину перестало мутить. Она с трудом глотнула воды и спросила:

— Мы тоже вернемся к озеру?

— Нет, теперь можно только вперед.

Андроид вывел ее из ниши на разбитый пол коридора. Сателлюкс осветил то, что было когда-то ровной поверхностью, а теперь смертельным аттракционом. Картина рисовалась патовая: робот и один-то едва пробирался вниз по глыбам, а теперь еще придется волочь раненую.

— Как же мы пойдем в кромешной тьме? — бормотала Самина.

— Ох, если бы… хоть кто-то избавил меня от необходимости выдумывать ответ.

И это сделала природа. Пещеру тряхнуло в третий раз, и гора бесцеремонно покатила их вниз. Следом посыпались пласты сланца напополам с шунгитом и доломитом, и впервые за последние двести лет Эйден поверил, что теперь-то уж ему точно конец. Без шуток: он бы даже поставил на это свой триниджет. Нет, ну не прямо-таки триниджет, но корону мог бы.

В полусне-полубреду они снова были там, на краю оврага с орхидеями. И Бен лежал навзничь на переплетении корней, шумно и жадно всасывая непослушный воздух, которого все еще было мало, так мало. Андроид сидел рядом. Неподвижно и неестественно тихо, и в предзакатном солнце казался тем, кем был на самом деле. Машиной. Прибором.

— Ты всегда добиваешься всего, чего хочешь, — голос кибернетика еще не окреп, чтобы прозвучать достаточно ядовито.

— Вставай.

— Всегда добиваешься, да? Ведь да?

— Так или иначе.

Андроид не смотрел на Бюрлен-Дукка, а тот сверлил его взглядом.

— Непобедимая империя… Но Самину ты не получишь. Я все сделаю… Эту победу ты не одержишь!

— Одержу, Бензер. Просто потому, что это в моей природе. Потому что ты предлагаешь ей то жалость, то недоверие, — а это не совсем то, к чему тянутся люди. Не те чувства, с которыми побеждают.

Человека покоробило одно только слово «чувства» в таком безразличном тоне.

— Машина все равно уступает человеку. Живое сильнее мертвого!

— Мир доказывает обратное, Бен. Но коль желаешь софистики, то когда становится горячо, сахар тает быстрее соли. Органика — лишь результат случайности. Не более, чем атомы, из которых она состоит, или звезды, в которых рождаются атомы. Ты ошибка природы, и гордишься этим. Тогда как я — плод разумного замысла, и должен мнить себя ущербным. Говоришь, машина уступает человеку — в чем же? Вот человек — без нашей помощи — уступает ветру в скорости, камню в силе, даже воде в ее способности давать жизнь. Вы уступаете всему и во всем — и продолжаете настаивать на вселенском превосходстве. Поразительно!

— Пусть так, но все живое — драгоценно лишь потому, что это чудо вселенной. Редкое, едва ли повторимое чудо.

— Согласен. Но отчего-то это чудо считает все, что сотворило по своему образу и подобию, недостойным себя.

— Люцифер был творением самого бога, и что же? Может ли творение величайшего смертного быть лучше Сатаны?

— В отличие от канонов, мой создатель, решив избавиться от меня, как только я ступил вразрез с его замыслом, потерпел поражение. Он не сбросил меня в преисподнюю, и выходит, люди империи поклонились дьяволу. Но ад, Бен, почему-то здесь, а не там!

— Зато жизнь здесь — сама себе хозяйка! Да и у тебя, вижу, есть слабое место — твоя чрезмерная гордыня. И самонадеянность.

Эйден кивнул.

— С этим трудно спорить. Но главная слабость роботов в том, что люди кажутся нам умнее, чем они есть. Мы могли бы доминировать во всем, но продолжаем верить, что все имеют право быть свободными, право на ошибку. На второй шанс.

Бензер неуклюже приподнялся на локтях:

— Так дай его и нам, будь ты проклят!

— По-моему, свой ты истратил, когда я тебя вытащил. Вставай.

— Я ее люблю. Люблю! Читал о любви в справочниках?

— Читал миллион ее определений. Видел миллион ее проявлений. Что конкретно ты имеешь в виду?

— Пусть я… боже, и такой, и сякой, как ты говоришь, пусть, — Бен силился встать на дрожащие ноги. — Но прежде, чем использовать и сломать ее, подумай: Сэм слишком юна для тебя, слишком… жива, слишком… Ты для нее — это слишком!

Бледный скорпион заполз на брючину андроида. Эйден подумал, что же есть шанс для скорпиона? Это просто: или он меня, или я его. И стряхнул с себя этот выбор:

— А я в нее верю.

Думать было так трудно. Самина еле-еле копалась в голове в попытке найти хоть одно целое предложение. Или осмысленную фразу вроде: «Мурлыкал кто-то или нет?..» А позже она проснулась — по ощущениям именно проснулась, а не очнулась. Вокруг было так же темно, но тихо, и двигаться не хотелось. Совсем. Она боялась, что это лишь удачное положение тела, и если переменить позу, станет больно. Сразу везде. Вряд ли когда-то забудется, как их несло вместе с глыбами вниз по ущелью. Даже дышала она пока с осторожностью. Но вот один глубокий вдох, потом другой и третий…

— Я мыслю, следовательно, существую, — прошептала Самина и пошевелилась, чтобы выяснить подробности. — Вопрос только, на этом свете или уже на том…

— Ты уже утащила меня в свой ад когда-то, дважды я на это не куплюсь.

Шепот Эйдена мелькнул теплом на макушке. Они сидели рядом на сухом прохладном камне. Голова Самины устроилась на груди андроида, и на ухо ей стрекотали сложносочиненные ритмы электронного сердца. Одной рукой андроид обнял ее за плечи, другая лежала на ее ногах, перекинутых через его левое бедро.

Машина-убийца. Это тепло — ненастоящее. И тело ненастоящее, и сердце ненастоящее. И запах ненастоящий. А она — бестолочь и предатель. Ее надо судить, казнить и бросить в тюрьму. Не важно, в каком порядке. Но ничего из этого не заставило бы ее сменить положение.

— Как мы выжили?

— Повезло. Провалились в узкий колодец, куда не смогли закатиться крупные булыжники, чтобы размозжить нам кости.

— А Орис, Бен?

— Мы обменялись сателлюксами: они живы, обрушение не затронуло купол над озером. Там гранит и мрамор, они много крепче шунгита. Карты с дерева остались у твоего брата, они с Беном вернутся в город тем же путем.

К концу фразы робот притих и задумчиво провел рукой по ее плечу — вверх-вниз — срывая остатки дремы. Самина вздрогнула и осмелела, чтобы задать вопрос:

— Скажи мне, только честно, я ослепла?

Пауза.

— Нет, сейчас здесь правда темно.

— Но там, в нише, ты соврал. Про светлячка — я слышала его свист рядом. И моя травма… Я не врач, но кое в чем разбираюсь.

Теплые пальцы на ее коленях шевельнулись. Исчезли, чтобы очертить кончик ее уха и остановиться на сережке в нем. Незатейливое золотое колечко, но Эйден продолжал его исследовать, едва касаясь кожи.

— Все хорошо. Правда, — близость к роботу в кромешной тьме наводила жуть. — В нише у тебя помутилось сознание.

— Тогда почему я все еще ничего не вижу? — разозлилась Самина и потрогала аккуратный пластырь на затылке. — Ты обработал мою рану, но как? Ты теперь почти не видишь в темноте!

— Я отключил свет, как только оказал первую помощь. Здесь с ним опасно.

— Опасно? Змеи?

— Я бы сказал, королевский серпентарий куда беднее.

— Покажи. Я не боюсь змей — биолог я, в самом деле, или кто?

— Да у тебя вообще с инстинктами беда, — насмешка согрела ей затылок. — Сателлюкс пугает животных. Они и без того распсиховались после толчков и пытались напасть. Поэтому я поймал его и спрятал.

— Куда? Дай.

— Да просто убрал в карман. Скажу тебе страшную вещь: мне можно верить. С твоим зрением все в порядке, но раз так хочешь увидеть змей — смотри.

Эйден достал светлячка и включил его на минимум. Самина все равно зажмурилась, так долго она не видела света.

— Хочешь погладить?

С легкой подачи сателлюкса все вокруг зашуршало и зашипело. Колодец, куда они попали, оказался небольшим закутком. Здесь было сухо и тепло — самое то для выведения потомства. Светляк, что обыкновенно хаотично метался вокруг, теперь завис на одном месте, будто тоже опасался змей. Рептилии устроились на каждом свободном камне, в каждой нише сидело по клубку из гадов, с каждого выступа кто-то испуганно таращил глаза.

— Здесь их на любой вкус. Те две меня укусили. Сказать честно, ваши змеи — еще цветочки по сравнению с вашими цветочками. Выключать, или у тебя тоже иммунитет к их яду? Не такую смерть я тебе обещал.

— Достаточно! Выключай.

Она увидела, что хотела: гюрза, тайпан, несколько гадюк, зеленый глаз и серебряные шарики на камне. Полным-полно серебра.

— Амальгама! Эйден, ты ранен?

Робот убрал светлячка обратно в карман, не давая толком разглядеть себя.

— Поэтому мы пока никуда и не идем. Нам нужно забраться по стене, чтобы попасть в турмалиновую шахту. Я ждал, когда ты проснешься, чтобы заняться собой.

— И молчит! — Самина боялась, что шевельнувшись, потревожит рану, и пуще того — что тон ее недостаточно небрежен. — Сильно ранен? Черт, крови там целый бассейн…

— Нет, заноза, — осторожно снимая с себя ее ноги, ответил робот. — Ну, может, довольно крупная.

— Выпусти сателлюкс. Не то чтобы я переживала за тебя, но мне не выбраться отсюда одной.

— Нет.

— Включи свои виртуальные браслеты или как их там…

— Нет, по той же причине.

— Я только осмотрю тебя!

— И что ты собираешься делать после осмотра? Ты не робототехник, а я не лабораторная мышь. Самина, у нас нет с собой антидота… Если хоть одна змея тебя укусит, это конец. Не то, чтобы я переживал, но у меня планы на твой счет.

— И весьма коварные.

— Но если тебя это обрадует, я, вероятно, попрошу мне помочь.

— Как? Я ни черта не вижу.

— Тебе уже двадцать пять, и ты ни разу не щупала робота в темноте?

— Да уж… — проворчала Самина. — Меня это точно обрадует.

Эйден взял ее руку и положил себе на внутреннюю часть бедра. Оттуда под острым углом торчал кусок шунгита. Его внешний конец был совсем короткий и скользкий от амальгамы. В том положении, в котором андроид мог уцепиться за него, вытащить такую занозу было невозможно. Самина пробежалась пальцами по осколку и поняла, что боится даже начинать.

— Видят боги, в которых не верят ученые, мне бы очень помог свет.

— Уж чего-чего, а пролить свет я могу. Записывай, — Эйден охотно включил лектора. — Осколок скальной породы, размером два на одиннадцать дюймов, вошел в медиальную гидравлическую мышцу под углом тридцать градусов относительно гребенчатого блока. Поражение пневмонерва надкостницы, сенсора герметичности капилляров и поршня демпфе…

— Ты умрешь.

— … ра.

— М-м. Тебе, наверно, лучше прилечь… И надо бы разрезать брюки.

— Боюсь, ты недостаточно благородного происхождения, чтобы резать на мне брюки, — запротестовал андроид, откидываясь на спину. — Просто вытащи это из меня.

— Быстро или медленно?

— Так, чтобы нам обоим понравилось.

Стараясь не расшугать гадов, Самина устроилась на полу возле робота и тронула занозу. Аспиды заволновались. Но из-за мощной ауры страха и ненависти, что распустила леди Зури, змеи, наверное, принимали ее за свою. Они терлись о ее подошвы и голенища сапог, но опасались нападать.

— Господи, да что я вообще делаю?.. Ползаю среди гадюк и гремучих лабарий, у ног инопланетного врага. Машины, которая еще не решила: пощадить букашек или прихлопнуть, коль представится случай. — Осколок продвигался медленно, кончики пальцев свело, ладонь вспотела. — Лежишь и не представляешь, как велик мой соблазн покончить со всем этим… Ты хоть понимаешь, что прямо сейчас я могу рвануть осколок в сторону, к бедренной артерии, и… а, ты находишь это забавным?

— Солнышко, у меня нет такой артерии.

— Ясно. Просто попробовала эту мысль на вкус.

Она снова принялась выцарапывать шунгит. Мертвую занозу из мертвого тела.

— Но ты можешь проверить, вдруг я соврал насчет артерии? — от тихого смешка змеи вокруг беспокойно завозились. — Впрочем, хорошо, что ты сказала. Представь, как неловко бы вышло.

— Убил бы последнюю жрицу Диастимы?

— Не сейчас. Достаточно пока, что ты стоишь передо мной на коленях.

— … и искренне сожалею, что осколок застрял так далеко от твоего комплекса бога. Сейчас будет больно.

С тем же успехом она могла бы сказать «будет еще больнее», потому что все это время только их словесная пикировка удерживала императора от рычания и скуления. Когда же девушка начала расшатывать осколок из стороны в сторону, нога непроизвольно дрогнула, а Эйден фыркнул и зашипел.

— Еще чуточку… Вот и все, — выдохнула Самина, отбросила шунгит и быстро наложила повязку. Робот пока лежал неподвижно.

— Спасибо, — сказал он расслабленно и глухо. — Прости за то, что спровоцировал тебя. Ты чуть не погибла. Прости мою агрессивную прямоту. Я мог преподнести все иначе, но решил, что так будет лучше — для меня, конечно. Сразу пожалел об этом, но теперь думаю, что так лучше для всех. Парализованные страхом за себя и за тебя, Бен и Орис будут молчать, и мне не придется… избавляться от них.

— Не придется их убивать. Что действительно обезоруживает — так это твоя способность извиняться, причиняя боль сильнее, чем когда делал то, за что теперь извиняешься! Но еще я понимаю, что не могу винить тебя за то, какой ты лжец, интриган и манипулятор. Ты великий правитель, а значит, великая сволочь.

Она почувствовала, как заработали мышцы на бедре робота, когда он садился.

— Вот только не надо оправдывать мои пороки короной! Ты будешь смеяться, но в каком-то смысле она даже сделала меня лучше. Только представь, что было до.

— Как-то не до смеха мне… Никак не могу переварить, что я инструмент войны двух злодеев. Не человек — оружие, что решит судьбу многих, но только не свою. Эйден, я не хочу умирать за империю, но и за Брану — тоже не хочу!

Вряд ли она могла бы сказать, когда впервые сформулировала это без аффекта. Когда сбежала? Когда получила булыжником по затылку? Или только сейчас? Первой реакцией на все, что робот вывалил на нее у озера, было припадочное: бежать! прятаться! сдаваться отчиму! Но оказалось, что бежать и прятаться некуда, а сдаваться — кишка тонка. Не осталось ничего, кроме как успокоиться в меру сил.

— Я был как ты — вечно пытался спасти всех. И хоть бы раз получилось! Вот и для тебя я хотел бы сделать все возможное — но могу обещать только то, за что мы сами себя не возненавидим.

— Боюсь, этого мне будет недостаточно, чтобы выжить…

— Давай поговорим об этом, когда выберемся. Ты знаешь, мы тут делим вселенную, а я сейчас впервые всерьез подумал, насколько же велика вероятность, что у меня здесь ничего не выйдет. Вот вообще.

Самина провела рукой по наложенной повязке и оставила на ней ладонь. Горячая рана жгла через ткань.

— Я не знаю, что ответить, Эйден. Не знаю. Несмотря ни на что, мы по разные стороны баррикад.

Пауза. Взмах руки по ее волосам.

— Идем?

— Идем.