Железный Аспид. Война

Глава 27 Нет гармонии, но есть ловушка

Все, что случилось днем, и что только ожидало внизу, давило на всех едва ли слабее, чем каменная глыба, сквозь которую они лезли. Самина услышала сверху приглушенную ругань и бормотание: «Многоножки, чтоб вас…» Вообразив, как Орис невзначай, в кромешной тьме, сбрасывает ей за шиворот сколопендру, девушка окончательно потеряла контроль над страхом. Пальцы на шнуре одеревенели, на беду вспомнился труп ученого в лесу. Ей пришлось даже расстегнуть ворот, потому что воздуха позарез не хватало. Но это, конечно, не помогло. Перед глазами у нее потемнело: разумеется, скажете вы, Самина ведь и так висела в адской темноте, но когда у вас темнеет в глазах, эти сумерки совсем иного рода. И кажется, она вздохнула чертовски громко.

«Наплевать. Пусть слышат, как я боюсь. Я ведь лезу. Лезу же?»

Будто сквозь вату донесся чей-то голос. Она хотела переспросить, но не осилила этот подвиг.

— Самина, — подергал ее за ботинок Эйден. — Я спросил, как зовут твою кошку?

Она вернулась из смога мыслей в расщелину и поняла, что не двигалась какое-то время.

— Дор… — новый судорожный вздох, — Дорси-Два.

— Масть?

— О-о… В самом деле, нашел же время… — прошипела Самина, спускаясь на несколько перехватов. — Ты ведь знаешь, из-за искусственного солнца у нас только белые кошки. Подобие цветного окраса сохраняют только дикие животные, самки которых обеспечивают передачу нужных генов. Как те зебры, например. А домашней кошке все равно, какой расцветки кот делит с ней добычу и теплую подстилку.

— Да они умнее многих людей. А что случилось с первой Дорси?

Самина двинулась вниз чуть увереннее, попутно обдумывая ответ.

— Она погибла в мусоровозе.

— Ты выкинула свою кошку? Зачем?

— Боже… Она мне надоела! И мне жаль, что здесь нет еще пары контейнеров.

— В моем случае свалка — расточительство, — до смешного деловито возразил андроид. — Ломбард вполне подойдет.

— У тебя золотое сердце?

— Это было бы иронично со стороны Гервина. Нет, золото слишком дешево по сравнению с моими сплавами.

Разговор снял приступ. Теперь ей самой захотелось продолжить.

— Гервин Эммерхейс, твой создатель и отец квантовой робототехники? Он был широко известен даже у нас, пока не погиб. Великая потеря для империи…

— Спасибо, это я его убил. Хотя это известно не так широко.

Самина вспомнила криптоновую нить на шее робота и белые тетраэдры с образами людей.

«Все мертвы?» — «По моей вине. Прямо или косвенно».

Был среди них и Гервин.

— Это вышло случайно?

— Нет.

— Он тебе надоел? — ей захотелось откусить себе язык.

— Да.

— Почему-то я не удивлен, — раздался комментарий снизу, где спускался Бен. — Отцеубийство… Так похоже на ибрионцев!

— Поосторожнее, доктор. Если уж мы заговорили о сходстве, то Гервин был психопатом, а у меня целый букет его генов.

Самина обдумывала сказанное, когда ее ноги перестали скрести камень и заболтались в пустоте. Расщелина привела их под своды пещеры. Где-то внизу пискнули сателлюксы — наверно, их выпустил Бензер, ведь он первым покинул узкий лаз. Все жаждали света. Во тьме, двигаясь на ощупь сквозь камень, они мнили себя питекантропами, которые еще не укротили огонь и мыкались по гнезду от лежанки к запасам сырой добычи. Может, Homo habilis и не жаловался, но тьма не дружелюбна к избалованным сапиенсам — ни к homo, ни к apparatus. Самина не впервые пришла к мысли, какими же беспомощными стали люди, выменяв однажды у эволюции (по глупости, конечно!) выносливость на мозг.

Путники почувствовали себя куда лучше и приободрились, когда смогли окинуть взглядом ту голодную бездну, над которой держала их нить. Сателлюксы недолго роились под самым куполом, и как только люди начали спускаться быстрее, двинулись вниз и наполнили пещеру светом.

Подземелье было огромным. Как маленький мир. Такое парадоксальное сравнение лучше всего подходило его антрацитовым стенам, похожим на космос. Камень их был влажен и сверкал всякий раз, когда луч сателлюкса касался его. Здесь было довольно прохладно. Пока люди спускались, то на протяжении многих и многих метров они не видели вокруг ничего, кроме черных стен. А те расходились все шире, и в самом низу охватили целое озеро. Над его поверхностью так сильно похолодало, что изо рта вился парок. Бюрлен-Дукк перезапустил терморегуляцию, которую замкнуло в овраге, и начал отцеплять крепления.

— Бен, подожди! — крикнула Самина. — Постой, в воде могут быть токсины, из-за водорослей.

— Здесь лед, — кибернетик мягко ступил на него и топнул. Сначала аккуратно, затем сильнее. — Толстый, прочный!

Он заскользил вперед, к островку на краю озера. Где-то далеко, у стены, расторопные сателлюксы метались над узкой полоской суши. Бензер разглядел старое витое дерево. Оно стояло у самой кромки воды и клонило светлую листву к берегу.

— Я вроде как вижу проход в следующий зал, там, за деревом, — прищурился он.

Еще осторожнее, чем Бен, на лед спустился андроид. Под его ногами тотчас разбежались паутинки трещин. Он решил пропустить вперед Самину и Ориса, пока не переломал всю корку. В который раз он попадал в дурацкую ситуацию из-за своей анатомии, которая делала его раза в полтора тяжелее того же Бена, при сравнимой комплекции. Умные сплавы давали фору в силе и мощи, но в бранианских злоключениях пригодилась бы легкость. Орис уже догнал Бена, когда оба вдруг остановились как вкопанные, и принялись растерянно озираться и подзывать сателлюксы.

— Здесь вода проточная! — крикнул Орис. — Лед заканчивается!

Они были почти на суше, но еще недостаточно близко, чтобы допрыгнуть, и недостаточно отчаялись, чтобы попытать счастья вброд. А если брода того на пару шагов, а дальше глубина по маковку? Плыть в кислоте и хлебать яды, какими полнились все известные реки Браны? Спасибо, как-нибудь потом.

Бен присел у границы льда, чтобы прозондировать дно. Самина шаркала подошвами, на которых давно оплавился протектор, и рисковала растянуться на потеху брату. Она спешила увидеть береговую проталину своими глазами, как позади вдруг раздались гулкий треск и всплеск. Все обернулись: от небольшой полыньи — совсем новой, угловатой — по сторонам бежали глубокие трещины. Темное зеркало у поверхности рябило тихо, мирно — будто и не проглотило робота секунду назад.

Он же вынырнет? Или вот это — все?

— Сэм, ты куда? Ты что⁈

Она очнулась, обнаружив, что несется к полынье, и через силу застыла на месте. Еще бы немного, и… Не тут-то было: равновесие подвело, ноги бросило вперед, и Самина рухнула на спину.

— Сэм, не спи! Давай сюда, живо! — замахали мужчины. Трещины росли и ширились под нею, и те, что брызнули от ее падения, образовали с первыми узор вроде паутины. Хрупкой ловушки с бледной мухой посередине. Ну уж нет, сегодня ей повезет чуть больше, чем андроиду! Крутанулась на живот, отползла от центра паутины и медленно встала. Здесь уже было относительно безопасно. Бен что-то кричал, а Самина гипнотизировала пустую майну, спиной к берегу. Не в силах отвернуться, она попятилась от трещины. Куда теперь торопиться, в самом деле? Страшно было всем. Вокруг — мертвая вода, и обратный путь наружу отрезан. К берегу, видимо, тоже. Скоро они втроем жались друг к другу на скромном островке нетронутого льда и все смотрели туда, где исчез андроид. Будто отвернуться значило принять все, что произошло. Но похоже, пришла пора. Что за токсин в этом омуте, что так быстро убил…

«Убил!»

Мысль была общей: кого-то пугала, кому-то стало легче. За ней пришла другая мысль: что сейчас лед провалится и под ними, и тогда… Эта пугала уже всех.

— Увы, Бензер, — новый всплеск заставил их обернуться. На берег выбирался мокрый с ног до головы синтетик. — Большинством голосов за я воскрес.

— Господи, черт, дьявол, боже! Ты проплыл подо льдом⁈ — Самина присела и провела рукой над водой, все еще не решаясь погрузить в нее пальцы.

— Пришлось… У ибрионцев ведь почти рефлекс — плыть дальше, раз уж все равно вымок.

— Вода не токсична?

— Да. Да, вообще. Да, и для вас. Да, точно. Конечно, я проверил. Да, я тоже удивлен, — устало бормоча ответы на все предполагаемые вопросы, Эйден достал из своего рюкзака дегидровел — карманную сушилку для одежды. Приборчик изрядно вымок, но со своей задачей, похоже, справлялся. Пока он наскоро облетал робота, Бен, Самина и Орис зажали ноздри и ступили на край полыньи у берега, где лед был тонким, как рисовая бумага. Они нырнули по очереди. До берега было метров двадцать, и там, где они плыли, оказалось довольно глубоко, а со дна густо тянулись водоросли. Течение клонило их прямо к людям: не касаться растений, отгребая от лица руками, было невозможно.

— Не бойтесь, они тоже не опасны, — сказал Эйден, видя их неудачные попытки отогнать от себя ламинарию. У берега синтетик помог Самине выбраться из воды. Он дал ей дегидровел и жестом поманил к запруде у корней дерева. Это был красный клен. Такой старый, что кора у основания растрескалась, а широкий ствол кренился к воде. Течения здесь почти не было, и на поверхности болталась ряска. Юркие рыбешки то и дело хватали ее круглыми ртами, а иногда ошибались и кусали лепестки желтоватых соцветий, что падали с дерева. Самина глядела на это чудо, как зачарованная.

— Не могу поверить, этого не может быть…

— Обычное дело для обитаемой вселенной. Симбиотическая гармония живых организмов одной планеты, — андроид смотрел на нее с нетерпением, будто ждал чего-то. Идеи, озарения? Чего-то недоступного ей. Самина вздохнула и поднялась, готовая вернуться к остальным.

— У нас не та планета, Эйден.

— Оглянись. Та самая.

— Здесь нет гармонии!

— А должна быть!

Самина сжала зубы и ощутила, как нарастает раздражение. Не от того, что андроид говорил намеками, а от того, что она перестала их понимать. Незримая связь, которая возникла еще в архиве, оборвалась — может, этим утром, в карфлайте. Из-за слов Бена. Она перестала воспринимать трудности как головоломки, что так увлекательно решать вдвоем.

— Нам нужен вон тот туннель, — синтетик указал на скалу, где обсыхали Бен и Орис. — Я скоро вернусь, а вы здесь попробуйте выйти за рамки школьных уроков по природоведению.

— Я не понимаю, о чем ты, но если ты что-то знаешь…

— Откуда? Я могу только догадываться.

— Тогда скажи!

— Нет, мне нравится наблюдать твое замешательство.

Леди Зури уже знала: пока глаз андроида горит красным, надеяться особо не на что.

— О, ну дай хотя бы туманную подсказку в двух словах.

— Ловушка Пеннинга.

— Ясно.

На самом деле из ясного было только, что большего от него не добиться. Андроид круто развернулся и пошел вверх по холму. Послушные сателлюксы парили чуть впереди. Самина проследила взглядом его маршрут и увидела высоко на стене, прямо в толще скалы, квадратное отверстие. Судя по размеру, это мог быть вход в тот самый бункер времен Хмерса. Его гранитные края — идеально ровные — казались неподвластными времени. Самину подмывало остеречь андроида, но она предчувствовала тщетность попыток его остановить. Если даже ее распирало любопытство, она представила, каково было роботу. Эйден попробовал уцепиться за выступы на скале и после нескольких сомнительных попыток полез вверх, прихватив страховку.

Брат и куратор ждали на краю нового туннеля. Никто и не думал сетовать на задержку — все остро нуждались в передышке. Бензер сидел на валуне, смотрел в никуда и подергивал ногой. Орис наблюдал, как император взбирается по стене. Продвигался он так себе — электромагнитное поле под куполом так шалило, что даже сателлюксы то и дело выходили из строя. Когда рука андроида сорвалась, и он пролетел полметра вниз, чтобы каким-то чудом ухватиться за край уступа, Самина не выдержала и отвернулась.

— Бен, ты знаешь, что такое ловушка Пеннинга? — спросила она.

Кибернетик перевел на нее затуманенный взгляд и несколько раз беззвучно повторил название. Наконец он мотнул головой:

— Точно где-то когда-то слышал, но убей, не вспомню, что. А тебе зачем?

— Он сказал, что нам следует подумать над этим, — Самина кивнула на Эйдена, карабкавшегося по скале. — Он думает, это как-то связано с тем, что растения в этой зале безвредны.

— Да он же умом тронулся!

Внезапно к ним обернулся Орис, его глаза заблестели:

— А я знаю! Знаю, потому что в прошлом семестре у нас был целый курс о вооружении кораблей имперцев. Ловушка Пеннинга — одна из частей древних коллайдеров. Она захватывает и накапливает античастицы. Которые спонтанно образуются. Обычно они сразу исчезают, а тут — нет.

— Ну да, точно, — хмыкнул Бен, — в таком случае робот знает, о чем говорит, — вся империя живет этими позитронами, мезонами и другими «онами». Ловушка… Я полагаю, он имел в виду, что мы в опасности?

— Нет, скорее, что все это место — накопитель античастиц, — предположил Орис, окидывая взглядом пещеру. — Я слышал, ловушка может быть любого размера! Она работает примерно так: на частицы действуют… дайте-ка вспомню лекцию… «вертикальное магнитное поле и электрический квадруполь». Только не спрашивайте, что это, — но оно какое-то время не дает частицам аннигилировать. И ведь наверняка здесь, под куполом, точно такие условия! Проверьте приборы-то, ну!

Самина, немало ошарашенная, пометила себе не называть Ориса впредь бесполезным:

— А ведь да: эффект, который залётные античастицы производят на атмосферу обитаемых планет, полезен для растений. Факт, который отмечали, но мало изучали. Если же допустить, что Эйден прав, и в пещере одновременно болтается чуть больше этих…

— Но загвоздка вашей теории в том, — перебил Бен, — что Брана с начала времен обитала в особых условиях, а растения-то были ядовиты не всегда. Так что, коллеги, не сходится.

— Очень даже сходится, — растерянно озираясь, будто видела этот мир впервые, произнесла Самина. — Если предположить, что когда-то давно — до Хмерса — Брана была обычной планетой. Не в гиперпространственном кармане, а в космосе.

Бен и Орис потрясенно уставились на нее. Самина запустила пальцы в растрепанный хвост и отвернулась. Она боялась, что под гнетом их осуждения или, чего хуже, — насмешек, — это открытие перестанет быть правдой.

Нелегок был путь наверх. И к бункеру, и к трону, думал Эйден, цепляясь за очередной крохотный выступ. Синтетик одолел половину высоты, когда в висках застучала — не кровь, но логика: зачем ему все это? Андроид позволил себе покатать эту мысль на языке.

«Посмотрим на ситуацию со стороны. Я сумел выбраться из тюрьмы, заручиться доверием отпрысков Харгена, и теперь путь домой — на расстоянии вытянутой руки. Подойди и возьми: в пещере столько превосходных мест, чтобы держать в заложниках младших Зури. Выставить Харгену свои условия — капитуляция из всех спорных секторов и мое возвращение в империю. Не так чтобы очень много, конечно… Магнетарную цепь он не разорвет, даже если всю его семейку варить в кислоте. Харген — сволочь и вряд ли обожает детей пуще власти. Но если он вовсе не пойдет на уступки, придется убить одного. Первой, конечно, будет Самина: увы, она лишь падчерица. Ее смерть ужаснет и подстегнет Харгена к верному решению, чтобы уберечь сына. А магнетарная угроза?.. Что ж, столице империи до нее дела нет. Это угроза отсталым мирам, а их у меня и так предостаточно. Магнетары Харгена, как ни цинично звучит, „санитары вселенной“. Чем меньше одичалых провинций на периферии, тем легче дышится высшим цивилизациям. Ибрион терпит убытки из-за постоянных гуманитарных миссий. Чем их будет меньше — тем лучше».

И все бы хорошо. Вот только это была не его логика. Это бесновался вирус, и после борьбы с орхидеями он совсем озлобился и гнул свою линию. Нет, его логика была безупречна. Более того: такая идеология с большим успехом работала у Харгена. Но кто бы что ни говорил, к единым знаменателям можно привести лишь точные науки. А жизнь — наука гуманитарная. Логику в ней заменяет размытое понятие правды, и у каждого она — со своим креном. Вирусу dn-4.nuf под рабочим названием «Демон» было плевать на принципы империи, философию и мировоззрение носителя. Он жаждал крови, как всегда.

Как тогда.

Рука Эйдена опять соскользнула, он ободрал пальцы и ударился виском. Перед глазами стало темно, во рту пересохло. Он сглотнул и продолжил путь на ощупь, по памяти выискивая для себя зацепы.

Изнывающий от безответной страсти и скуки, «Демон» завел тоскливую оду смерти.

Смерти. Смерти.