Демоны должны умереть

Глава 25

– Господа, не дадите ли проехать? – обратилась я к законникам, припарковавшим машину прямо перед воротами поместья.

За оградой стоял вызванный по смартфону Георг. Стоял и мрачно смотрел на привалившегося к калитке уже знакомого мне блондина.

Олег Хорошилов собственной персоной.

– Госпожа Ника Владимировна Ланская, верно? – обратился ко мне стоявший рядом с Хорошиловым законник.

– Да.

Толку отпираться? Зачем бы ни приехали, выяснить кто я точно смогут.

– Извещаю вас, что по запросу вашего жениха, Олега Дмитриевича Хорошилова, опека над вами как над ограничено дееспособной, в связи с болезнью исполнявшего роль опекуна Марата Евгеньевича Ланского, была передана роду Хорошиловых в связи с отсутствием в роду Ланских дееспособных родственников.

И долго перед зеркалом тренировался, интересно?

– Я понимаю, это очень неожиданно, любимая, – негромко проговорил блондин.

Последнее слово отозвалось в теле вполне однозначной реакцией.

Я скрипнула зубами. Липкий страх, вызванный уже покойным Виноградовым, никуда не делся, а теперь еще и это. Хотя в некотором роде наносные эмоции друг друга уравновешивали. Своей искусственностью в первую очередь.

– В прошлый раз я был слишком поспешен. Приношу свои извинения. Надо было позвать с собой целителя, понятно, ты тогда еще не оправилась, а зелья этого алкоголика целителя дурно на тебя повлияли, я же был слишком настойчив... Но, уверен, все позади. Ты ведь понимаешь, что в нынешние непростые времена тебе стоит проводить время под надежной защитой. Того, кто пытался тебя убить, еще не поймали, и…

– Исключено, – отрезала я. – И – уйдите с дороги к моему дому, господа. Иначе из-за вас может погибнуть человек, которому нужна помощь целителя, и в этом случае вам не поздоровится.

У Федора Оберихина был один важный недостаток – целителей он не любил и дома никого из них не привечал. Хотя навыков Голицына, который первую помощь оказывать умел, хватило, чтобы Нетан не превратился в труп, это все – полумеры. Матвей Васильевич небезосновательно подозревал, что его откровенно плохое самочувствие связано с влиянием демона, а потому надеялся на помощь Георга, который как раз работал раньше с такими случаями. Да и не оставлять же его у Оберихина? Тот и так был недоволен случившимся. Ладно после обещания разобраться с тем, кто и зачем напал на его сына, несколько успокоился и отдал нам информационный кристалл с действительно находившегося в доме устройства для записи картинки.

Полицейский несколько неуверенно глянул на Хорошилова и подошел к автомобилю Голицына. Тот опустил стекло, явив стражу местного закона бледного Нетана. Мужчина в форме достал какой-то амулет с пояса, наставил на Матвея Васильевича, прищурился… И бросил своему оставшемуся в машине напарнику:

– Максим Леонидович, тут и правда больной…

– Ну так и везите его в лечебницу, – с раздражением отозвался второй законник. – Олег Дмитриевич имеет полное право…

– Подать заявление, которое должно быть рассмотрено с участием всех заинтересованных сторон, – вмешался Голицын, – в том числе и следователя третьего ранга Тайной Канцелярии Его Императорского Величества Голицына Александра Витальевича, то есть меня. А я никакого заявления не видел и ничего не одобрял – во-первых. А во-вторых – дайте проехать. Закон «О Полиции», статья сто первая, пункт восьмой. И…

– Ника, любовь моя – давай не будем ссориться. Я хочу как лучше для тебя, – мягко произнес Хорошилов, приблизившись ко мне. – Все будет хорошо, обещаю. Тебе у нас понравится.

Понравится…

К буре чувств присоединилось еще и совершеннейшее нежелание расстраивать этого прекрасного человека. Он ведь столько для меня сделал, он ведь мне и правда нравится…

А еще начала болеть голова. И из-за действия Нитей, которому мне приходилось сопротивляться, и из-за недавнего сражения, и из-за этого уже покойного Виноградова и его никак не желавшего проходить воздействия.

Можно все прекратить. Сейчас. Просто согласиться, поехать – и забыть все как страшный сон…

Мгновение это казалось мне хорошей идей, но разум победил чувства. Хотя и по здравому размышлению нужно не спорить, а соглашаться. На своих условиях.

– Хорошо. Я поеду. Но сначала передам своего друга в руки целителя и соберу вещи.

– У нас есть все необходимое, – твердо заявил Хорошилов. – Напасть могут в любую минуту.

Вот он все-таки… Ладно, попробуем иначе. Да, я могу даже сейчас, думаю, уложить что Олега этого, что законников. Попытаться, по крайней мере. Но проблем тогда будет…

– Я не собираюсь ехать в твой прекрасный дом без сменной одежды. Всей одежды, если ты понимаешь, о чем я.

Ближайший законник, молодой парень, покраснел.

– Дорогая, но у нас правда есть все, под твой размер, и…

– И что за спешка? Ограниченная дееспособность мешает мне захватить любимое нижнее белье? А другие женские мелочи? Или ты уверен, что в моем доме меня подстерегает опасность? Тогда тебе стоит рассказать о ней Александру Витальевичу, он ведь ищет того, кто меня едва не убил. Ты что-то знаешь, дорогой?

Фу. От самой себя противно. Но этот Хорошилов хуже любого демона, и что самое поганое – он уже сидит в моей голове. Остается только подыгрывать. Ну и надеяться, что он не догадается.

– А правда, Олег Дмитриевич, – подал голос Голицын, – поделитесь неведомой напастью, которая не дает даме захватить исподнее, пожалуйста.

Хорошилов сжал зубы.

– Обстановка в городе нервная, господин Голицын. На ресторан, говорят, напали.

– И как это относится к родовому поместью Ланских? Или у вас есть информация, что на него будет совершено нападение? Так раскройте ее. Иначе прямо сейчас я открою на вас дело за препятствие к оказанию помощи, потому что по вашей просьбе сюда прибыли эти мешающие проехать господа, и за взяточничество, благодаря которому ваше прошение было удовлетворено в обход меня.

– Вы забываетесь…

– А вы мешаете мне попасть домой, – бросила я. – Господа – уберите авто. Ну или проезжайте внутрь, если вам так неймется передать меня лично в руки «жениху».

Я открыла ворота. Терпение заканчивалось. Концентрироваться на дыхании и постепенно прогонять по телу и разуму силу астрала, игнорируя наносные чувства, было не так уж и просто. Теоретически, если перенастроить защиту, то можно просто отпихнуть автомобиль, и…

– Ладно, Ника, если ты действительно хочешь взять то, что любишь – не буду мешать. Поехали, помогу собраться, любимая. Поехали с нами.

И вновь так не хотелось его расстраивать… Но пришлось.

– Езжайте. И быстрее, человеку плохо, – я вернулась в машину к Голицыну.

Хорошилов бросил на меня недоуменный взгляд – и все же залез в автомобиль вместе со вторым законником, неспешно вкатываясь на территорию особняка.

К нам подсел Георг.

– Держи, – целитель тут же всунул мне в руку какой-то флакон. – Выпей, Ник.

– Это…

– Это ослабит эмоции. Сильно. Потом будет откат, но сейчас – выпей. Ты ведь понимаешь, что Олег тебя не защитить хочет, а изолировать? Что ты его не любишь, что…

– Да понимаю, не дура, – я опрокинула в себя содержимое пузырька.

Автомобиль трясло на кривой брусчатке, но сейчас расстояние от ворот до особняка и то, что законники сами не спешили, было плюсом.

– Шац, старший из полицейских – скотина, – бросил Голицын, пока Георг осматривал, как мог в стесненном пространстве, Нетана. – У него хорошие покровители. Здесь, в Москве. Я могу опротестовать принятое решение, но он наверняка заявит, что комиссия собиралась, а я на нее просто не пришел. И пока буду оспаривать – пройдет время, и все это время решение будет в силе.

– Четыре контроллера, – тихо произнес Нетан. – Долгое сопротивление им может… плохо закончиться.

– Да не собираюсь я к нему ехать! Обойдется. Можно заблокировать эти «Нити» хотя бы в моем доме?

– Не думаю. Воздействие уже встало, сейчас оно магии не требует.

Вот же… Ладно, потреплю. Снадобье Георга пока вызвало только какую-то усталость и слабое отупение, но зато страха стало меньше хотя бы. После Высшего разве не справлюсь с этим блондинчиком, решившим, что он тут самый умный?

– А наша запись? Видео, аудио? – спросила я Голицына. – Не поможет снять с меня эту дурацкую недееспособность?

Трибунальщик поморщился.

– Время, Ника. Нужно время. Коль у нас нет самого Виноградова и его не допросить, то все это – косвенные улики, да еще и полученные в очень специфических обстоятельствах. Да, они есть, да, я кое-кому уже все отправил, да и Шуйский обещал содействие. Но это все равно потребует нескольких дней минимум, а по факту, боюсь – минимум несколько недель. Особенно если вы не хотите рассказывать, что там за чай такой был, каждому следователю в городе.

Я бросила взгляд на Нетана. Тот на вид казался хотя бы не таким бледным, как до того. Что бы ни делал Георг, положив руку на загривок «изобретателя» и прикрыв глаза, это явно помогало.

– Какие «плохие последствия» возможны при сопротивлении «Нитям»?

– Если без лекций, на которые нет времени – постоянное подчинение или большие проблемы с эмоциональной сферой, вплоть до потери волевого контроля над побуждениями. Как повезет.

Звучит паршиво...

Я выглянула в окно. До поместья оставалось всего ничего… Нужен план. Но просто напасть на Хорошилова – бесполезно. Потеряет опеку он – получит кто-то другой из его рода.

– А если Олег сам признается в умысле? В Нитях? – спросила я у трибунальщика. – Я смогу остаться тут до выяснения всего?

– Думаю, да. Есть протоколы… В общем, я могу, скажем так, взять на себя ответственность за вас как за потерпевшую. При наличии непосредственной угрозы, например, от другого рода.

– Что ты задумала? – приоткрыв глаза, поинтересовался Георг.

– Надавить на женишка. У тебя осталось средство, которым мы усыпили Марата?

Голицын бросил на меня заинтересованный взгляд – но промолчал.

– Увы, нет.

– Снотворное? Слабительное? Еще что-нибудь, что займет полицейских?

– И то, что можно развести в воде, – Ловец, появившийся на приборной панели, взмахнул хвостом. – Да, я слышу твои мысли. Жажду я этим двоим обеспечу и Стефании все объясню.

– Найдется, – кивнул Георг. – Ты уверена? Если они что-то поймут…

– То попроси Ивана Алексеевича их занять, пускай строителям помогают, пока дама собирается, – бросила я. – Александр Витальевич, если можно как-то это все оспорить…

– Оспорю, – усмехнулся Голицын, – я не слишком заинтересован в том, чтобы вы пропали в недрах Хорошиловского поместья. Только помните: Олег не идиот, он быстро поймет, что вы задумали.

– Думаю, у меня есть пара аргументов.

В глубине глаз Голицына мелькнуло что-то темное, но тут же пропало.

Хорошилов уже ждал меня около входа в дом. Один из законников стоял рядом, второй так и остался в автомобиле.

– Позволь мне помочь в сборах, любимая, – улыбнулся блондинчик, – и мы поедем ко мне. Матушка уже написала, говорит, что скоро ужин в честь твоего приезда будет готов. Все ждут только тебя.

Вот ведь манипулятор… И никого не смущало ничего, вон этот полицейский рядом только глаза отвел.

– Помогите отнести пострадавшего в дом, – попросил Георг. – Прошу, мне одному не справится.

– Как и мне, – Голицын выбрался из автомобиля. – Максим Леонидович, я понимаю, что это, конечно, задание не для вашей светлости, но, может, хоть подчиненного своего одолжите для благого дела?

– У нас – конкретное задание…

– И вы что, госпоже Ланской и ее жениху свечку держать собрались?

Нетан едва слышно застонал. А он правда хороший актер…

– Максим Леонидович, ну имейте совесть!

– Ника, давай не будем заставлять этих достойных людей ждать нас, – напомнил о себе Хорошилов, – не знаю, где ты нашла друга этого пьяницы и зачем привезла сюда, но все же – это проблемы Георга. Идем.

– Идем, – согласилась я. – Надеюсь, Матвею Васильевичу помогут. Уверена, с тобой приехали достойные люди.

Так, главное – говорить искренне, не смеяться и не морщиться. И спокойно подниматься к себе в комнату, делая вид, что все в порядке.

Собираться под взглядом блондина было неприятно. Особенно из-за того, что стоило повернуться и наклониться, выгружая вещи из комода, как его взгляд стал откровенно хозяйским. И без семи пядей во лбу понятно, чем должен закончиться «ужин»…

Упаковывала вещи я неспешно, со знанием дела. Подумала – и положила в отдельную сумку «Книгу Рода».

– Любимая, зачем тащить с собой такую тяжесть? – мягко проговорил Хорошилов, подойдя ближе. – Пусть останется здесь. Твой дядя прекрасно справится со всем. Когда поправится, разумеется. Думаю, ему захочется это прочесть.

Ловец появился прямо на сумке с фолиантом.

– Прочитать не может – вот и завидует, – усмехнулась белка, едва не кусавшая собственный хвост. – Ты же не собираешься с ним ехать? За пределами особняка род…

Слабеет, я понимаю.

– Да не просто слабеет – я ничем помочь не смогу! Ты со своими фокусами нормальной объем энергии провести не можешь, меня перевести не сумеешь, и…

Расслабься. У меня есть идея.

– Надеюсь.

Так себе идея, на самом деле, но других не было.

– Ладно, думаю, ты прав, – я повернулась к Олегу и попыталась выдавить подобие улыбки. – Но записи отца я хочу забрать. Это все-таки память.

– Да, разумеется, – заулыбался блондин. – Конечно, бери, Ника.

Я кивнула и направилась к выходу из комнаты.

– Любимая, ты куда? – Хорошилов шагнул ближе и поймал меня за плечо.

Даже после выданного Георгом зелья мне стоило большого труда не выкрутить ему руку. Пришлось замереть – и, кажется, блондинчик принял это как-то по-своему Его глаза заблестели, дыхание участилось, а пальцы по-хозяйски прикоснулись к щеке.

– Какая ты… прекрасная, – улыбнулся он. – И умная.

Я замерла, изучая его лицо. Красивое ведь лицо, привлекательное. Так и хочется утонуть в этих светлых глазах…

– Твой отец так рано ушел… А он гордился бы тобой, хотел бы, чтобы ты помнила о нем, читала его записи. Где они, Ника?

А ведь так не хотелось разочаровывать любимого… Но пришлось:

– В кабинете.

– О, никогда там не был. Расскажешь, как туда попасть? Я схожу, а ты пока собирайся, любимая.

– Пойдем вместе, дорогой, – я очень постаралась говорить ровно, – там есть секрет. Только для Ланских по крови. Хочешь, покажу?

Хорошилов белозубо улыбнулся и кивнул.

– Никогда не откажусь познакомиться поближе с твоим родом.

– Тогда пойдем.

На пути до кабинета мне никто не встретился. И к лучшему… К тому же, если я все правильно чувствовала, один из приехавших с Хорошиловым законников занял уборную, а второй помогал строителям на чердаке.

Вот и прекрасно. Идея, пришедшая мне в голову, элегантностью не отличалась. Но и церемонится с этим Олегом желания и сил не было, а вот почивший Виноградов совсем недавно подсказал одну прекрасную идею. Посмотрим, насколько стоек Хорошилов.

Ловец, ты можешь внушить страх?

– Что? – белка появилась у двери в кабинет и пошла рядом со мной.

Внушить страх. Ну или усилить страх, я не знаю. Что-то такое.

– Нет. Но ты, если пробудишь нужную Печать – сможешь.

Пробудить Печать – это как?

– Книги надо было читать… Нужно желание. Нужно представить результат, очень четко, увидеть мысленно нужный рисунок Печати и преломить через этот рисунок энергию, воплощая этот самый результат. Ты видела, как выглядят рабочие Печати. Ну, когда Шуйский Голицына проверял. Так что представь что надо и позволь энергии пройти через подходящий знак на руке. Только если пробудишь так Печать Менталиста – то будут проблемы.

Понимаю. А какая-то другая с подобным эффектом? Сможешь показать знак?

Думать, слушать и идти одновременно было сложновато, но я старалась. Старалась и игнорировать жадный блеск в глазах Хорошилова, усилившийся когда мы подошли к проходу между стеллажами. Пришлось подавить отвращение, обхватывая чужую вспотевшую руку.

– У отца были секреты, – негромко проговорила я. – И записи он хранил подальше от глаз домочадцев.

На мгновение на лице блондина мелькнуло сомнение. Он явно вспомнил нашу последнюю встречу, мою злость…

– Если хочешь – подожди меня здесь, – улыбнулась я. – Я быстро.

Хорошилов с собой справился и покачал головой.

– Пойдем, дорогая. Нужно торопиться, нас ждут.

Ловец перебрался на ближайший стеллаж.

– Тебе нужен страх? Хочешь испугать его?

Да.

– Хорошо. Я нарисую знак в подходящий момент.

Сейчас!

– Доверься! Я все-таки – фамильяр, а не тупая белка!

И исчез. Ладно, выбора нет…

Я, едва только провела блондина через проход, отпустила его ладонь и устремилась вниз. «Жених» последовал за мной.

– Что тут… произошло?

Шок в голосе Хорошилова казался совершенно искренним.

После появления в подвале Собирателя Георг убрал только то, из чего демон себя, собственно, собрал. Запах, кстати, тут стоял такой… Алхимический, в общем. И разрушения никуда не делись, да и на полу осталась черная кровь и серебряная паста вокруг кое-где целых, кое-где разбитых клеток.

Я пожала плечами. Прошла к оставшемуся целому столу и поманила за собой Хорошилова.

– Собственно, секрет тут. Положи руку на стол, чтобы я могла открыть его тебе.

«Жених», медленно ступая, подошел ко мне.

– Ника, я понимаю, что ты меня любишь и не хочешь причинять мне вред, – улыбнулся он, оглядываясь по сторонам, – но это место, оно…

– Мое. Моей семьи.

Олег сглотнул.

– Да, конечно. Записи…

– В этом столе, да.

Я протянула руку и сама поймала затянутую в перчатку ладонь Хорошилова. Тот улыбнулся, вглядываясь мне в глаза.

Я ведь не хочу причинять ему боль. Не хочу расстраивать, не хочу перечить… Головная боль усилилась, обручем стискивая череп. Не хочу… Но придется.

Эмоции, приглушенные препаратом, но не ушедшие, разрывали разум на части, но тело мне подчинялось. К сожалению для Хорошилова. Несколько отточенных движений – и блондинчик, ничего не успевший сообразить, рухнул на колени со сдавленным стоном. Нацепленные защиты не спасли женишка от залома руки. Хотя, может быть, дело в том, что это место – дом моего рода.

– Любимая, ты что… – я надавила сильнее, – что делаешь? Ты что…

– Не «любимая» для тебя, погань. Еще слово – сначала сломаю руку, а потом убью, как твоего любимого дедушку Альфреда. Или как там его звали? Того ублюдка, который решил, что нормально прислуживать демонам. А он, кстати, умер не так уж и давно. Если бы поторопился со свадьбой – смог бы его спасти, пожалуй.

– Ты – сумасшедшая! Эй, помогите! У Ники приступ, она опасна, она…

Я надавила на руку – и блондинчик подавился следующими словами.

– Заткнись. Ты не представляешь, насколько мне хочется проткнуть тебя так же, как и твоего родственничка, чья проклятая кровь была видна в день нашей последней встречи.

Олег сглотнул.

– Тебе это с рук не сойдет! Ты на всю жизнь останешься сумасшедшей! Отправишься в психушку!

– О, вовсе нет. Я как раз более чем нормальная – к твоему несчастью. И твои «Нити» на меня не действуют, а тот, кто поставил их – мертв. Ну и признание у меня есть. Хочешь послушать?

– Нет! Отпусти меня, припадочная! Ты не хочешь причинять вред! Ты будешь делать то, что я говорю!

В голове словно что-то взорвалось. Я ослабила хватку – и Хорошилов выкрутился из захвата. Выкрутился, метнулся в сторону…

И врезался в поставленный мной щит. Короткая команда Сердцу – и входная дверь захлопнулась прямо перед его носом. Теперь не сбежит, сволочь.

– Ну уж нет, ублюдок, – я медленно подошла к столу и вытащила хранившийся там скальпель. – Ты никуда не пойдешь. Стоять на месте!

– Пошла ты! Совсем сбрендила! Выпусти меня!

– Нет.

– Я приведу полицию – они тебя мигом утихомирят!

– Попробуй, – улыбнулась я, медленно приближаясь к Хорошилову со скальпелем в руке. – Правда, они тебя не услышат, да и заняты пока. А ты – в моих руках. И целым ты отсюда не уйдешь, – я вложила в эти слова всю ненависть к этому ублюдку, всю ярость, всю злость на то, что он собирался сделать с Владимировной. Превратить человека в безвольную куклу! – Отец меня много чему научил. Очень многому.

– Слушайся меня! Делай, что я говорю! Отойди!

От боли в голове потемнело в глазах. Ну уж нет, ублюдок. Я тебя отсюда не выпущу!

Я возвела вокруг Хорошилова щит. Физический щит…

Сейчас, когда крик Высшего не заползал в разум, когда боль и алхимия смели лишние эмоции в один большой ненужный комок, я могла чувствовать то, что делаю с помощью Печати на удивление ясно.

Печать – это преобразователь. Простой преобразователь. И ее с помощью я могу сделать то, что мне нужно. Окружить этого ублюдка щитами – и не дать ни одному его слову прорваться за их пределы. Ни одному звуку. Ни одному жесту. Щит ведь может быть не только физическим. Я могу создать преграду, не пропускающую… Ничего. Ничего из того, что пропускать не нужно. Даже слова. В особенности слова.

Я шагнула ближе – и сдавила щитами тело Хорошилова, притягивая руки к бокам и лишая его возможность издавать звуки. Он открыл рот – но не издал ни звука. Дернулся, покрывая себя энергией, активировал амулеты на шее, пытаясь разрушить щиты…

Но это – мой дом. Рядом – мое Сердце. И в моем доме будет так, как я хочу.

На Олега давила не только моя воля, не только моя сила, но и сила всех Ланских, всех, кто был до меня – и кто будет после. Этот ублюдок решил сделать из меня послушную куклу. Он, не скрываясь, пытался управлять мной в моем доме. И поплатится за это.

Щиты, поддерживаемые Сердцем, сжали его. Спеленали, самого превращая в куклу, не давая двинуться, не давая обратиться к Печатям. Сжали, сжигая амулеты, предназначенные для поглощения вреда… Но я не принесла никакого вреда. Пока.

– Ты – в моей власти, «женишок». Целиком и полностью. Ты решил, что сможешь управлять мной, а зря. В любом месте моего дома ты – в моей власти. Я сделаю все, что хочу. Причиню столько боли, столько захочу. Отберу у тебя магию, отрежу самое дорогое, – я шагнула ближе, поигрывая скальпелем, – и никто не поможет. Никто. А еще прокляну так, что никто не спасет. Здесь, в этой комнате, я убила твоего деда, продавшего себя демонам. А теперь послушай вот это.

Я включила запись. Запись разговора с Виноградовым – и запись его смерти.

– Твой дружок мертв. А видео того, как он, заигравшись, превращается в чудовище, уже у законников. Не у твоих купленных дружков, а в Тайной Канцелярии. Есть свидетель, знающий, что именно на тебя настроены Нити. Так что вся твоя семья отправится на плаху. А ты, лично ты, сегодня погибнешь от моей руки в муках. И ничего мне, безумной, не будет. И даже если и будет – ты об этом не узнаешь. Ты умрешь, умрешь в боли и страхе.

Последнее слово я выделила – и перевела глаза на появившуюся за плечом Хорошилова незнакомую Печать.

Что ж, стоит довериться белке. Выбора-то нет…

Нужно глубоко вздохнуть. Нащупать бегущую по телу энергию, и обратиться не к астралу, а к этой самой теплой силе. К тому, как она проходит по рукам, как двигается, как приближается к реальности, как преобразуется, проходя через нужный знак…

Пусть теперь этот блондин, решивший, что ему все можно, чувствует тот ужас, который вызвал его дружок-менталист. Решил, что можно сделать из Владимировны покорную куклу? Теперь пусть сам станет ей. А я с этой куклой поиграю.

Сжатый по рукам и ногам, не способный ни двинуться, ни закричать, Хорошилов лишь разевал рот – и смотрел на меня расширившимися от ужаса глазами.

А я чувствовала, как по телу течет энергия. Течет – и через руку, через ладонь, через нужный Преобразователь-Печать сначала несмело, а потом все больше и больше заполняет мир вокруг. Да, пока тело Владимировны не способно проводить много, но Преобразователь помогал добиться нужного результата проведения за счет точности влияния на реальность. Помогал окутать липким страхом мир вокруг. Помогал пробудить в Олеге Хорошилове, белозубом блондине в прекрасном костюме, тот ужас, что испытывает ребенок, вглядываясь в темноту, ужас, который чувствует младенец, когда рядом чужак – и никто не защитит. Ужас умирающего, проткнутого мечом. Ужас, наполняющий разум и заставляющий искать лишь одного – безопасности. И неважно, каким путем эта безопасность будет обретена.

Хорошилов сопротивлялся. Несколько мгновений светлые глаза смотрели с вызовом… А потом трус внутри победил. Победил, взял верх, заставил оконфузиться, стучать зубами, дрожать в холодном поту…

– Ты расскажешь все о том, как и когда заставил Виноградова поставить на меня «Нити», – холодно произнесла я, – ты ответишь на мои вопросы, когда я верну тебе голос, а после придешь и расскажешь все то же самое полиции. Иначе…

Я вновь коснулась энергией едва появившегося на ладони рисунка – и глаза блондина расширились еще сильнее. В этот раз он оконфузился по-крупному.

– Отвечай, червь, – я включила диктофон, продолжая, хотя и слабее, вести энергию через новую Печать. – Когда на меня были поставлены Нити?

Я позволила долетать звукам через щит.

Мгновение – и Хорошилов медленно проговорил:

– В-в-в янв-в-варе.

– Год?

– Эт-тот…

Вот и хорошо. Вот и прекрасно. Ты мне, «женишок», много о чем расскажешь.