Civilization

Глава 2

Я смотрел в его черные, с прищуром, глаза, и, не зная, что сказать, лишь чувствовал, как страх, наполняя тело и сознание, буквально сковывает меня. Такое случалось со мной лишь в кошмарном сне, когда, беззаботно прогуливаясь, вдруг оказываешься на краю пропасти, и земля тотчас же начинает обваливаться под ногами. Мне стало вдруг отчетливо ясно — произошло что-то плохое, нечто настолько необычное и скверное, что это просто невозможно осознать и оценить в привычных координатах. И случилось это не со мною одним, нет, это не инсульт, не потеря памяти, не Альцгеймер, не маразм. Это произошло сразу со многими людьми, возможно, со всем миром!

— Я ехал по дороге через лес, — начав говорить, я вдруг понял, что не узнаю собственный голос, настолько безжизненно и плоско звучал он. — Потом вдруг оказался тут у вас в поле. Я не могу понять, как это произошло!

— Так! А откуда же вы ехали и куда?

— Из Москвы в село Алексеевка. Это в Тверской области. Остановился на дороге и, видимо, потерял сознание. Как только очнулся, увидел ваше стадо. Не знаю, сколько времени был в отключке. Вроде бы недолго….

Я осекся. Хозяин смотрел на меня так, как будто я его ножом ударил.

— Юноша — произнес он наконец, медленно и злобно выговаривая слова. — До Твери…. далеко. Терская область. Хутор Новосвятский. Не Тверская — Терская, понимаете? Предгорья Кавказа!

Я мог только тупо молчать. Хозяин круто развернулся.

— Извольте идти за мной!

На ватных ногах я поплелся следом.

Пройдя мимо овчарен и каких-то еще строений, мы зашли под большой навес из серого пластикового тента. Под ним стояла разнообразная сельхозтехника — тракторы, различные прицепы к ним, два больших комбайна. Здесь же находился внедорожный пикап незнакомой мне марки, веселеньким салатовым пятном выделяясь на фоне видавших виды брутальных сельхозмашин.

— Прошу садиться!

Подошел еще один немолодой мужчина в спецовке, — то ли бригадир, то ли тракторист. Представившись Тимофеем Ивановичем, он протянул мне жилистую, крепкую руку и, уступая место в салоне, легко, по-молодецки заскочил в кузов пикапа. Хозяин сел за руль, завел двигатель, дернув вверх рычажок тумблера, и мы выехали из ангара.

Проехав по гравийной дорожке, мы далее свернули в поле, где машину сразу стало бросать из стороны в сторону на неровностях, да так, что я подлетал до потолка. Однако водитель, явно привыкший к таким поездкам, даже и не думал сбрасывать скорость. Проехав мимо моей машины, одиноко стоявшей с открытой дверью, Клим Егорович резко затормозил. Наша машина пошла юзом на мокром грунте и встала, упёршись в колею.

С нескрываемым изумлением Клим Егорович смотрел через ветровое стекло на тот пейзаж, что открылся перед нами. Затем он резко открыл дверцу машины и выскочил наружу так скоро, будто пикап запылал, облитый напалмом.

Впереди нас стоял типичный для Центральной России сосновый лес, весь засыпанный снегом и заледенелый. Дождь быстро прибивал легкий снег к земле, от деревьев веяло холодом.

Между деревьев виднелась просека и асфальтовая замерзшая дорога, по которой я и ехал полчаса назад.

На границе этих двух столь разнородных локаций стояла еще одна машина с людьми внутри. Они остановились, когда дорога закончилась столь внезапно, и явно пытались понять, что же произошло. Увидев нас, мужчина из машины пошел к нам навстречу.

— Куда дорога делась, не знаете? — без предисловий начал он. — Сколько тут ездил, ничего подобного не видал!

Из машины вышли женщина с девочкой лет семи. По их выговору я понял, что эти люди, видимо, мои товарищи по несчастью из Тверской области.

— Вы тверские? Представляете, говорят, мы попали на Северный Кавказ! Только не спрашивайте меня, как это случилось…

— Господи! — Женщина, и без того, видно, бывшая на взводе, похоже, начала впадать в истерику. — Да как так-то? Ведь ночь же начиналась! Ночь! Вон у меня, полвосьмого! — она показала мне экран своего смартфона. «Сеть недоступна» — успел увидеть я.

— Мы и сами ничего не понимаем. Вот эти люди, — я показал на пикап, — говорят, что мы в долине Терека!

— Не «люди говорят», а так и есть! — горячо прервал меня Клим Егорович.

— Мы из Твери ехали, от родственников! Женщина начала плакать. — Не может быть, чтобы мы на Кавказ попали!

Семья действительно оказалась из Тверской области. Они, видимо, ехали сзади недалеко за мною. Перемещение из Центральной России куда-то на Ставрополье за считанные мгновенья совершенно не укладывалось в головах ни у прибывших, ни у хозяев. Потрясенные, мы не знали, что случилось, и не понимали даже, в каком направлении нам мыслить, чтобы разобраться в во всём произошедшем. Женщина окончательно расклеилась, и мужчине пришлось утешать и ребенка, и ее.

— Посмотрите-ка сюда! — позвал нас Клим Егорович. Оказалось, они с Тимофеем в это время рассматривали границу между тверским лесом и ставропольским полем.

Мы подошли. «Зимний лес» и поле «стыковались» заметной, извилистой ломаной линией, где два пласта почвы где-то шли почти вровень, где-то наползали друг на друга, обнажая то корни сосен, выпирающие из песка, с одной стороны, то ослепительно-черный степной грунт, с другой. Как будто столкнулись два разных континента!

Потрясенные, мы рассматривали этот «разлом», и каждый, наверное, втайне мечтал, что вот сейчас откроется, что это всего лишь сон. А пройдя по «меже» чуть дальше, мы увидели и вовсе невероятное зрелище!

«Зимний лес» буквально задирался кверху, поднимаясь холмом. Стволы сосен и берез клонились под углом в 45 градусов, проступая сквозь пелену дождя кошмарными надолбами. Все это напоминало фильм «Начало», где город сворачивался в трубочку, только тут были не дома на парижской улице, а старый сосновый лес.

Поле же оставалось ровными, и этот обрыв между «Полем» и «Лесом», угадывавшийся впереди, казался просто чудовищным.

Я хотел было пролезть еще дальше, но тут земля дрогнула под ногами. Женщина страшно закричала. С ужасом мы смотрели, как деревья впереди, взметнув к небу мокрые ветви, с чудовищным оползнем повалились вбок, на поле! Гигантский косогор не выдержал и обвалился, разметывая деревья! Сотни тысяч тонн мокрого грунта с гулом сползало на ровную, как стол, степь. Земля ходила под нами ходуном, как при землетрясении; раздавался дикий треск ломающихся стволов, и бревна и сучья со склона летели, казалось, прямо на нас! Все очертя голову бросились бежать к машине, и мне тут пришлось хуже всего — ведь именно меня дёрнуло выше всех забраться по склону!

Задыхаясь, я ткнулся в борт чужого пикапа. Рядом, глотая ртом воздух, опёрся на капот Клим Егорович — его трясло крупной дрожью. Оглянувшись на месиво из переломанных бревен, корней, сучьев, земли, сползшее на сотни метров, я понял, как же нам повезло: в основном вся эта масса ушла на поле, вбок от нас. А ведь одно удачно прилетевшее бревно — и привет: отдыхай с переломанными костями!

— Только бы до построек не достало! Господа, поехали! — закричал Клим Ефимович, энергично махнув рукой в сторону хутора.

Забрав спасённых людей — мне при этом пришлось пересесть в кузов пикапа к Тимофею Ивановичу, мы рванули обратно к хутору. Обвал не дошел до него, да и не мог дойти, — все-таки хутор стоял далеко от внезапно появившегося леса. К моему удивлению, мы не стали здесь останавливаться; окинув взглядом постройки, Клим Егорович повел машину дальше, проехав в противоположном от нашей первой поездки направлении.

За хутором открылось большое озеро, образованное запрудой. Проскочив по дамбе, заросшей пирамидальными тополями, мы, разбрызгивая воду из дорожных луж, стали подниматься по щебеночной дороге вверх. Пробираясь мимо пустых полей, мы наконец выехали из неглубокой низины, где стоял хутор, на большую пологую возвышенность, где одиноко стоял медленно вращавший лопастями ветряк. И здесь, на верху, примерно в километре от хутора, нам открылось новое шокирующее зрелище.

Остановив машину, мы вышли наружу. На хозяина было уже страшно смотреть: он буквально потемнел лицом. Обсуждая с бригадиром увиденное, они уже совершенно не стеснялись в выражениях. Из их до крайности эмоционального диалога я заключил, что весь пейзаж в радиусе километра от хутора полностью изменился! Сам хутор и кусок степи возле остались, как есть, а вот природа вокруг ничем уже не напоминала Ставрополье. Впереди должны были быть поля и лесостепи, а мы наблюдали какой-то тропический пейзаж с пальмами и странными, бутылкообразными деревьями. А, проехав чуть дальше, увидели границу еще одного разлома!

Испуганная девочка тем временем снова расплакалась, и мать не могла ее успокоить. Странно, но слёзы ребёнка как будто вселили в мужчин присутствие духа.

— Давайте вернемся на хутор. Все равно мы тут ничего толком не изучим, надо оставить женщин и хорошенько подготовиться! — решил Клим Егорович, и мы поехали в хутор.

Припарковавшись у большого одноэтажного дома, мы зашли внутрь. Интерьер оказался одновременно и знакомым, и чужим. Вышитые рушники, иконы в углу, черно-белые фотографии, шашка на стене — все это можно было бы увидеть, наверное, в любом южнорусском доме; но, марки бытовой техники — холодильников, телевизора, форма розеток и выключателей были совершенно мне незнакомы.

Нас встретила женщина, которую я уже видел во дворе.

— Мария Афанасьевна, — представилась она нам.

— Константин, — ответил я.

— А по отчеству?

— Не надо по отчеству, я молод еще, — ответил ей я. Женщина явно удивилась, но ничего не сказала.

— Виктор, — назвался мой товарищ по несчастью. — Это Юлия, моя жена, и дочь, Алина.

— Вы из Твери? — уточнил я.

— Нет, из Бежецка, — ответила Юлия.

— Я имею в виду — не с Терека?

— Нет, что вы! Даже не были ни разу!

— Девочка-то ваша, наверное, кушать хочет! — прервала нас хозяйка. — Сию минуту, сейчас!

Пока она хлопотала с обедом, я еще раз проверил телефон. Связи и интернета на хуторе не было. Смартфоны внезапно оказались совершенно ненужными предметами, напрасно утяжелявшими карманы. Телевизионные тарелки не ловили никаких сигналов, кроме «белого шума».

Клим Егорович молча поднялся по лестнице на чердак и спустился со старой радиостанцией, которой когда-то пользовались для связи с пастухами, уходившими летом со стадом в горы. С ее помощью мы несколько раз попытались просканировать эфир, но тщетно.

— Скажите, — спросил я у хозяина, упрямо крутившего ручки настройки радиоприемника, — а вы-то что почувствовали час назад? Было что-то необычное?

Клим Егорович покачал головой:

— Как раз с час назад был толчок, довольно сильный, наверное, на 5 баллов, но это не редкость у нас.

— А мне показалось, что перед толчком за окном потемнело, — сообщил Валериан, совсем еще юный племянник хозяев.

Наконец нас позвали за стол.

— Пожалуйте, борщ, жаркое!

Борщ оказался очень густым — в нём буквально «стояла ложка», и неимоверно вкусным. Не знал, что это блюдо можно готовить без свеклы, зато с салом и алычой! Немного придя в себя, я наконец-то смог рассмотреть моих тверских товарищей по несчастью.

Виктор — крепкий мужчина примерно моих лет, с черной, чуть вьющейся бородой и добрыми улыбчивыми глазами, производил впечатление спокойного, вдумчивого и надежного главы семьи. Юлия была, наверное, его ровесницей или что-то около того — светло-русая женщина с приятным лицом и хорошей фигурой. Дочке на вид было лет 7–8, симпатичный ребенок, наверное, будет красивой. Она, наконец, успокоилась и согласилась поесть, шмыгая носом и озираясь вокруг красными от недавних слез глазами.

После обеда хозяйка пригласила нас пить чай «в залу».

Дом состоял, как видимо, из нескольких частей — самая старая была глинобитной мазанкой, к которой пристроили большую кирпичную пристройку, а с другой стороны — просторную веранду, где хозяева хотели было накрыть стол, но поднявшийся сильный ветер заставил нас вернуться внутрь.

В зале, находившемся как раз в старой глинобитной части дома, все было так, как и бывает в большинстве своем в южнорусских селениях — беленые стены, но не известкой, а какой-то белой глиной, на стенах старые фотографии мужчин в казачьей форме и женщин в деревенской одежде. Только один портрет выбивался из этого ряда — не фотография, а именно портрет мужчины пожилого возраста в полувоенном костюме, и явно не родственник хозяев.

Я спросил Марию Афанасьевну, чей это портрет.

— Государь император Александр VI, конечно — ответила она, — рисован с дагерротипа, снятого здесь, у нас, когда он проезжал в Невинномыск через Бичераховскую.

Я опешил. Никогда не считал себя знатоком отечественной истории, но хорошо помнил, что императоров с именем Александр в России было три — один воевал с Наполеоном, второй освободил крестьян, а третьего когда-то играл Михалков.

— Это когда же он правил? — поинтересовался я у хозяина, и получил обескураживающий ответ:

— Отчего же «правил»? Он и сейчас еще на троне!

— Император Александр VI?

— Да!

— А год сейчас какой?

— 1959! Восьмое ноября!

Виктор рядом со мною побледнел. Мы обреченно с ним переглянулись, читая в глазах друг у друга один и тот же приговор… Все ясно, как божий день, но, черт возьми, как же трудно это осознать!

— Простите, Клим Егорович, — я говорил, тщательно подбирая слова, как будто шел по минному полю — а революции в 17-м году у вас тут, значит… не было?

— Ну как же, был такой эпизод, — откликнулся он, — но «революцией» это никто не называет… Жаль, не работает «комрето»* я бы вам подробно показал!

Из дальнейших его слов выяснилось, что жители станицы проживали совсем в другой реальности. И находимся мы не в Российской Федерации, а в Российской Империи. Страна, уроженцами которой были наши добрые хозяева, избежала знакомых мне основных исторических катаклизмов 20 века. Удивительно, но отмена крепостного права произошла тут много раньше, чем в моём мире, еще при Александре I Благословенном. Примерно с тех же пор страна является конституционной монархией, при том, что император формально остаётся «самодержцем».

Эта версия России не знала ни мировых войн, ни политического террора, — давным-давно Государственной Думой был объявлен полный нейтралитет в международных делах, и в 40-е годы мировым державам не удалось вовлечь Россию в войну Англии и Германии. Столицей России теперь был Екатеринбург — видно, опыт гражданской войны с неутихающими волнениями, атаманщиной и сепаратизмом в Сибири и на Дальнем Востоке не оставил новому правительству выбора.

Виктор и его семья выслушали этот исторический экскурс с открытым ртом, а я был несказанно рад тому, что хоть с кем-то мы изучали историю России по одним и тем же учебникам!

— Параллельный мир — наконец произнес он. Я только кивнул.

— Мы попали к вам откуда-то… из другого измерения, — объяснил я хозяевам. — Не знаю, что случилось, не понимаю, как, но у нас все было по-другому!

Мой долгий и сбивчивый рассказ о нашей с Виктором версии отечественной истории вызвал крайне недоумение. Мария Афанасьевна, по-моему, так и не поверила нам до конца. Наверное, на ее месте я бы тоже не поверил — слишком фантастично звучала история 20 века в нашем пересказе. Хорошо, что нас тут оказалось трое взрослых из «моей» реальности — а то бы я, пожалуй, сам стал сомневаться, не сошел ли с ума!

— И год у нас сейчас другой — 20**, декабрь! — добавил Виктор, в отчаянии вглядываясь в портрет «Александра 6-го»

— Это что получается, какая-то сила вытащила вас из вашего мира и перенесла к нам, вместе с куском тверского леса? — удивился юный Валериан. — Невероятно!

— Суди сам. Телевидения нет. Связи никакой нет. «Комрето» пропала. Ничего не слышно и в КВ, ни в УКВ диапазоне. Произошел какой-то страшный катаклизм! Тут никакие версии не следует сбрасывать со счета, даже самые фантастические, — резонно ответил Клим Егорович.

— Надо обозреть все окрестности, добраться до соседей. Тут рядом станица Богословская, может быть, хоть там связь есть.

На этом и порешили. Но, «человек предполагает, Бог располагает» — ночью поднялся ураганный ветер. Этот режущий вой за окнами и в дымовой трубе огромной печи не давал никаких шансов для сна. Стены дома стали угрожающе сотрясаться. Казалось, что великан бьет по дому гигантскими, с железнодорожный вагон, ватными кулаками! «Баммс!» — раздался звук бьющегося стекла. Большая ветка, брошенная порывом ветра, разбила одно из окон. Клим Егорович героически вышел на улицу и закрыл деревянные ставни, но, ветер уже гулял по всему дому, прорываясь сквозь разбитый стеклопакет.

— Давайте-ка спустимся в погреб. Береженого Бог бережет, — наконец решил хозяин. Сбежав по железной винтовой лестнице мы оказались в погребе — просторном помещением под домом, со стенами из какого-то местного камня. Несколько комнат включали мастерскую, винный погреб, холодильное помещение, где хранились бараньи туши, большой склад с яблоками и овощами, и «переднюю» с винтовой железной лестницей. Мария Афанасьевна и еще несколько человек, в том числе Виктор с Юлией и маленькой Алиной уже были здесь. Глядя на них, я испытал вдруг острое чувство жалости. Как человек, не успевший обзавестись семьей, я понимал, что мне, свободному от привязанностей и ответственному только за себя, повезло, наверное, больше, чем Виктору. Если, конечно, вообще уместно говорить о везении…

Как оказалось, на хуторе проживало одиннадцать человек — Клим Егорович с женой и шестнадцатилетним племянником — Валерьяном, Тимофей Иванович с Евдокией — полной женщиной средних лет. Кроме них в доме у плотины жила семья из четверых человек — муж с женой и двое мальчишек. Встретившие меня пастухи — узбеки работали на хуторе уже несколько лет и проживали отдельно в просторном щитовом доме. Они в подвал прятаться не пришли.

— Не знаю, где Низам и Файзали, наверное, укрылись где-то. В бытовке их нет! — сообщил хозяин, вернувшись после долгих поисков.

— Сильный ураган там?

— Ужас! Тут у нас сильные ветра — не редкость, но такого я не припомню! Меня дважды с ног сбило, пока до бытовки добирался. Выдержит ли ветряк…

Хозяин сбросил вниз одеяла и тюфяки. Их разложили по полу — ночевать мы будем здесь. Пока женщины устраивали ночлег, мы с Виктором разговорились о причинах случившегося, и о том, чего нам теперь, собственно, ожидать.

— Может быть, это ядерный конфликт? — предположил он, поглаживая белокурую головку дочери, беззаботно втыкавшей в смартфоне какую-то оффлайн-игру. — Последнее время такая дичь творилась….

— Ну, нет, все было не настолько плохо! Да и странный эффект для термоядерного взрыва. Вон сколько было испытаний, и ни разу не случалось подобного!

— Откуда мы знаем? Может и случалось…

— Тогда никто бы не решился!

— А что еще могло быть?

— Я слышал про испытания коллайдера. Может быть, что-то произошло там?

— А вот это может быть. Читал, что это очень интересный физический эксперимент — по– сути, открытие черных дыр на микроуровне!

— Разве? Я думал, там управляемая термоядерная реакция?

— Нет. Управляемый термояд — это токамаки. Проект ИТЕР. Он еще не запущен. У китайцев была еще очень перспективная установка. Но — вряд ли из-за этого. Это тот же термоядерный синтез, только растянутый по времени и локализованный по пространству, чтобы отбирать энергию на электрогенерацию.

— Понятно, значит, я все напутал. Я, знаете ли, гуманитарий, юрист, в этих штуках не разбираюсь.

— Я и сам далек от этого. Да и не особенно важно теперь, «кто виноват». Сейчас актуальнее вопрос «что делать»!

— Алин, доча — прошептала жена Виктора — давай уже спать…

Не желая тревожить засыпающих людей далеко не радостными предположениями и прогнозами, пялясь в темноту подвала, я погрузился в печальные мысли.

Как такое могло случиться? Как будто реальность раздробили на куски и клочки пространства и обрывки времени перемешали в случайном порядке.

Неужели больше уже нет, и никогда не будет того единственного мира, который я знал? Мира, который худо-бедно, через войны, катастрофы, катаклизмы и эпидемии развивался, переосмыслял себя после очередных ошибок, ужасался содеянному, приходил в чувство, вставал на ноги и снова шёл, как ему казалось, вперед. Десятки тысячелетий, человечество училось охотиться, обрабатывать камни, убивало себе подобных, создавало, забывало и вновь создавало письменность, совершало изобретения, измышляло человеконенавистнические идеологии, создавало шедевры искусства и поп-арт, вакцины и оружие массового поражения.

И вот этого несовершенного, постоянно ошибающегося, но такого привычного мне мира уже нет и не будет? А что же возникло вместо него? Кто знает…

Наутро смартфоны не проснулись, и по УКВ никаких сообщений тоже не поступило. Разумеется, по погодным условиям все походы пришлось отменить. Ураган продолжался несколько дней. То стихая, то усиливаясь вновь, ветер валил деревья, носил по небу, мусор, ветки, комья перекати-поля и огромное количество пыли, поднимавшейся от окрестных степей. На небе нависали плотные слоистые облака, из-под которых с трудом пробивался тусклый сиреневый свет.

* «комрето» — интернет.