Чиновник

Глава 27

В отделении Николай просидел до утра. Сперва его долго и нудно допрашивали, потом отправили в камеру, потом снова допрашивали и снова отправили «отдыхать», дальше опять допрашивали... Стражи порядка никак не могли составить «непротиворечивую» картину совершённого преступления, поэтому загребли в отделение всех, кто попался им под горячую руку и показался достаточно подозрительным. А преступление, в самом деле, оказалось такое, что заставило родную милицию суетиться.

Двойное убийство, да ещё с применением огнестрела — это вам не комар чихнул. Волна бандитизма послевоенных лет уже схлынула, и рядовым постовым даже оружие перестали на выходы выдавать. По слухам, об этом распорядился лично товарищ Хрущёв. Мол, времена репрессий прошли, преступный элемент измельчал, нарушители стали «сознательнее», поэтому нечего больше граждан стволами пугать, милиция — часть народа, и всё такое.

И тут — бац! — два жмура с пулевыми ранениями. На уши, ясное дело, подняли всех. А всех возможных свидетелей на всякий пожарный переквалифицировали в подозреваемых. И Николай, в этом плане, оказался наиболее «перспективным». Во-первых, он находился поблизости. Во-вторых, участвовал в драке с двумя убиенными. И в-третьих, знал потерпевших раньше. Эх, если бы ещё и орудие преступление у него обнаружилось, было бы «совсем замечательно».

Жаль, что эта прекрасная версия рассыпалась на глазах, по ходу допросов прочих задержанных. И женщина, что смутно видела драку возле забора и своим криком спугнула будущих потерпевших, и тот самый Афонька, что выскочил потом из калитки, и сосед из дома напротив, который и вызвал милицию — все в один голос уверяли, что когда прозвучали выстрелы, гражданин Стрельников находился около них и, значит, просто не мог никого пристрелить.

Максимум, что Николаю могли после этого предъявить — это то, что он был участником драки с гражданами Бушуевым и Порывкиным (они же уже знакомые ему «Жорик» и «Мухомор»). А то, что потом их обоих пристрелил кто-то третий, причём, практически сразу же после драки, когда они решили сбежать... ну, это конечно да, весьма подозрительно, но к делу, увы, не пришьёшь.

На факт, что эти два гаврика не просто дрались со Стрельниковым, а пытались его убить, обратили внимание только тогда, когда в дежурку явился тот самый старлей, который вёл дело по Сапунькову.

— Ну, что же вы, Николай Иванович, сразу не рассказали про свой портсигар? — упрекнул он задержанного, вынув из ящика изъятый у Стрельникова мельхиоровый «талисман». Сегодня на нём к двум прежним отметинам от ножа прибавилась третья, аналогичная.

«Ну, просто потрясающая стабильность, — мысленно пошутил на сей счёт Николай. — Один раз — случайность, второй раз — удача, третий — традиция. А если будет ещё и четвёртый, то это уже какое-то «правило портсигара» получится».

— Так ваши архаровцы про него и не спрашивали, — сердито ответил он оперу.

— Тут да, согласен. Промашка вышла, — развёл руками старлей. — Но только и вы поймите. Мотив, по которому эти вдвое на вас напали... И почему их потом убили?.. И, главное, кто их убил?.. Всё это вопросы, ответы на которые могут быть связаны, в том числе, с вами, товарищ Стрельников.

— Я понимаю, товарищ уполномоченный. Каждый делает своё дело. Я строю дома, вы ловите преступников. И работу свою мы оба должны исполнять хорошо. Тогда и претензий ни к вам, ни ко мне высказывать будет некому...

Из отделения его отпустили в восемь тридцать утра. Именно к этому времени в отделение прибыл начальник городского отдела милиции, тот самый полковник, что три недели назад вручал Николаю Почётную грамоту МВД и ценный подарок.

— Ну, вы, Николай Иванович, и везунчик, — начал товарищ полковник прямо с порога, войдя в «допросную» и остановив вскинувшегося с докладом старлея. — Получил сегодняшнюю сводку, увидел вашу фамилию, удивился... Так это и есть ваш счастливый портсигар? — кивнул он на стол, где лежал «вещдок».

— Он самый, Дмитрий Михайлович.

— Забавно. Впервые встречаю такое, чтобы три раза подряд и в дамки. Товарищ Галчевский, — повернулся он к оперу. — Вы с этого портсигара всё, что положено, сняли? Прорез ножу соответствует?

— Так точно, товарищ полковник! Всё соответствует, — вытянулся во фрунт старлей.

— Вопросы к товарищу Стрельникову дополнительные имеются?

— Никак нет!

— Ну, тогда, полагаю, и незачем его здесь держать. И портсигар, полагаю, надо вернуть. Вам всё понятно... товарищ старший лейтенант?

— Понятно, товарищ полковник...

Из милиции Николай, чуть подумав, отправился не на объект, а домой. После бессонной ночи в милиции ему дико хотелось спать. Гурамычу, чтобы предупредить, он позвонил из телефонного автомата. Мастер в проблему вник и отгул предоставил...

— Ну, наконец-то! — встретила дома племянника тётя Зина. — А я уж и не надеялась, что дождусь. Полночи заснуть не могла, хотела уже по больницам тебя разыскивать, да, слава богу, Аркашка пришёл, сказал, что в милиции ты. Вот даже уже передачку тебе приготовила, нести собиралась...

— Да выпустили меня, тётя Зина. Вчисту́ю. Я же просто свидетель, а не преступник, — успокоил женщину Николай. — Спать хочу просто жуть как.

— Ой, господи! Что ж это я старая! Ты, Коля, поспи, конечно. Поспи. А захочешь поесть, так я тебе пирожки на кухне оставлю, и са́льца. И молока ещё в холодильнике...

— Хорошо, тётя Зина. Спасибо. Я так и сделаю, — зевнул Николай.

— Ну, вот и ладно. А я тогда на работу пойду. Ты сам-то здесь справишься без меня?.. Ну, хорошо. Тогда побежала...

Спал Николай как убитый. Как упал на кровать, так провалялся на ней до трёх часов пополудни. Кошмары, к счастью, не мучили, голова после сна не болела, и, что ещё удивительнее, поднявшись с кровати, он неожиданно понял, что больше не ощущает в себе никакой депрессухи. Ни по поводу Светки Барковой, ни по поводу Сапунькова... Складывалось ощущение, что он словно по новой родился. И даже две разные личности в голове друг с другом больше не спорили, не ругались, а будто куда-то ушли, оставив хозяина наедине с собой — Стрельниковым Николаем Ивановичем, живущим вторую жизнь и совершенно по этому поводу не рефлексирующим.

Терзающее его две последних недели чувство вины, непонятной ответственности за чужие проступки и неудачи, ушло безвозвратно. Нет, ему было вовсе не всё равно, как отзовётся то, что он делает, на людях вокруг, на стране и на мире, однако груз личной ответственности над ним теперь не довлел. Вообще не довлел.

После ночи в милиции до Николая внезапно дошло: в смерти Кирьяна его вины нет. Если бы Сапуньков и вправду хотел «соскочить»... как тот же «Леший, к примеру, он сделал бы это сам. Сам пошёл бы в милицию и всё бы там рассказал, а не пытался с помощью Николая скрыть одно своё преступление новым, менее тяжким. Фиг знает, что связывало Сапунькова и тех двоих, «Мухомора» и «Жорика», кто был тот неизвестный, что их пристрелил, зачем Сапуньков вообще пошёл к Николаю в бригаду и какое конкретное преступление он хотел спрятать своей «эскападой» в бытовке...

Версий себе напридумывать Стрельников мог, конечно, сколько угодно. Но все они, он был абсолютно уверен, не отражали бы то, что на самом деле. Единственное, что казалось ему сейчас достоверным — кому-то действительно очень хотелось скрыть информацию, которой владел Сапуньков. И этот кто-то дико боялся, что бывший сиделец кому-то её передал. Например, бригадиру, а через него и милиции. А единственной ниточкой к этому неизвестному были «Жорик» и «Мухомор». И это означало, что их всё равно бы прикончили, убили бы они Стрельникова или бы не убили.

Сам Николай какой-то угрозы от неведомого убийцы больше не видел. Ведь если бы у него и вправду имелась какая-то информация от Сапунькова, после всего случившегося он, сто пудов, передал бы её в милицию. Так что хоть убивай его нынче, хоть не убивай, ничего уже не изменится. Лишние карты сброшены, партия сыграна, пора начинать другую...

На площадку в субботу Стрельников всё-таки заглянул. Пусть и к концу рабочего дня, но просидеть воскресенье дома, не зная, что было на стройке, пока его не было, он просто б не выдержал...

На объекте, хвала небесам, всё шло, как надо, по плану. Отсутствие бригадира на работе бригады почти не сказалось.

Заизолированное вчера перекрытие под стропилами вовсю засыпа́ли теперь керамзитом. Монтировать сами стропила, а с ними и слуховые окна почти что закончили и теперь набивали по ним обрешётку. Стояки отопления и основную разводку Щербатый с помощниками протянули практически полностью. Чугунные радиаторы установили на всех этажах, оставалось лишь подключить их да присоединить всю систему к элеваторному узлу в подвале и двум расширительным бакам под кровлей. Дорвавшиеся наконец-то до штукатурки Нгуряну и Балоян демонстрировали просто фантастический темп и только покрикивали на обучающихся у них теперь братьев Калюжных, словно бы компенсируя все обиды, которые те позволяли себе в отношении всех остальных по каменной кладке...

— Ну, что? Убедился? Научились твои работать без понуканий? — подколол Николая мастер, когда тот пришёл в полседьмого в бытовку подбить итоги недели.

— Ну, а куда они делись бы, с подводной-то лодки? — пожал бригадир плечами. — Пролетарской сознательностью и материальной заинтересованностью можно добиться гораздо большего, чем одной только пролетарской сознательностью.

— Вот это ты верно сказал, Нико́! Одобряю, — засмеялся Гурамыч...

* * *

Двадцать первого в воскресенье Стрельникову впервые за три недели не удалось заставить себя заниматься политучёбой. Книги, газеты, журналы с сочинениями основоположников и их нынешних продолжателей остались лежать неровными стопками на столе и на полках.

— Тёть Зина, а ты не помнишь, куда я свои коньки задевал? — спросил Николай, заглянув на кухню.

— Так на антресоли же, — ответила женщина, оторвавшись от варки чего-то такого, что испускало дивные ароматы курицы с чесноком. — Как ты их туда перед армией положил, так они и лежат...

Тётя Зина не обманула, коньки там и вправду лежали. Пусть и покрывшиеся местами пятнами ржавчины, но, в общем и целом, рабочие. Ботинки за три с лишним года не развалились, на ноги влезали, надо лишь лезвия хорошенько почистить и наточить.

Заточкой ножей, кос, топоров и коньков занимались на рынке. Будка точильщика стояла около входа, сразу же за воротами. Ещё две таких же располагались чуть дальше, между рядами. И к каждой сегодня выстроилась небольшая очередь из таких же, как Стрельников, желающих покататься. Оно и немудрено. День для коньков сегодня был замечательный. Мало того что морозный и ясный, так к тому же ещё выходной. И речки с прудами уже окончательно встали, провалиться под лёд никто не боялся.

На «Динамо» Николай не пошёл. На обширном катке, залитом поверх футбольного поля, было сегодня не протолкнуться. Не стал он и шариться по дворам вдоль Пушкинской, где тоже имелись небольшие площадки, но каталась там, в основном, детвора. А вот прогуляться к Самаринскому пруду возле ДК железнодорожников, куда, начиная с середины сороковых, он захаживал регулярно, показалась идеей здравой.

Городские, посадские и зареченские здесь, как правило, соблюдали нейтралитет и отношения между собой старались не выяснять. Наверное, потому что девчонок тут всегда было много, а драться у них на глазах считалось не по-пацански. Вот, скажем, на речке между Октябрьским и Красным — другое дело. Там испокон веков на Масленицу стенка на стенку сходилась и молодёжь, и взрослые мужики, а уж пацанва́ и пода́вно. Но здесь, на Самаринском — тут люди другую удаль показывали. Не силу и не умение драться, а ловкость и технику.

Размерами Самаринский пруд не уступал динамовскому катку, а уж извилистостью превосходил на порядок. Скамейки, где можно переобуться, стояли вдоль всего берега. И что любопытно, на памяти Николая, не было ни единого случая, чтобы здесь что-то украли.

Коньки катились по льду хорошо. Народу в парке хватало. И молодые, и старые, и целые семьи с детьми, и отдельные стайки парней и девчонок... Кого на катке только не было. Школьники и студенты, рабочие и служащие, кустари и артельщики, домохозяйки и творческая интеллигенция. Пионеры и комсомольцы, партийные и не состоящие, никогда не участвовавшие и ещё не вступившие...

Старые навыки никуда не исчезли. Николай лавировал между другими катающимися прямо как горнолыжник на трассе специального слалома. Сделал вдоль берега оди́н круг, второй, затем решил срезать угол и пересечь пруд наискосок...

— Ух, ты же, ёшки-матрёшки! — чуть не столкнулся он с летящим навстречу парнем и... — Леший! А ты здесь чего?

— Стрельник? — резко затормозивший перед приятелем Витька выглядел... ошарашенным. Словно он, в самом деле, совершенно не ожидал здесь увидеть своего лучшего друга.

— Витя, ты как? Что случилось?.. Ой! — девушка, подъехавшая к «Лешему» сзади, прикрыла ладошкой рот и в испуге уставилась на Николая. В лыжном свитере, шароварах, раскрасневшаяся, с выбивающимися из-под вязаной шапки кудряшками, Светка Баркова выглядела... абсолютно счастливой. Хотя и немного растерянной.

Немая сцена продлилась пару секунд.

— Ну и чего застыли, словно пришибленные? — весело бросил Стрельников, глядя на смущённых доне́льзя Витьку и «бывшую». — Кататься поехали! Люди ж кругом — мешаем...

На катке они про́были до обеда. Катались, смеялись, падали, поднимались, возили друг друга за́ руки и за верёвочку, прямо как в детстве. Встретили там же Володьку Тарнавского, потом двух его знакомых девчонок Лену и Галю с Молкомбината. Потом Лёху Жихарева. Познакомились с парой сестричек-близняшек Таней и Олей из Завокзального, работающих на железной дороге. Дальше все вместе пили чай и компот в столовке возле ДК и заедали их пирожками с капустой и яблоками. Затем гуляли по городу...

Домой Николай возвратился лишь к вечеру, самым последним. Пока девчонок всех проводили, пока то да сё...

— Без обид? — протянул руку «Леший» возле своего дома.

— Без обид, — хлопнул Стрельников о ладонь и довольно оскалился. — На войне и в любви, друг мой Витька, правил не существует. Так что удачи тебе! Завтра увидимся. Не опаздывай. Нам ещё отопление на объекте включать...

В кармане бушлата у Николая лежала карточка-пробник из фотостудии. Он так пока и не встретил здесь, в этом времени, запечатлённую на карточке незнакомку. Но он почему-то знал, что когда-нибудь это случится. Может быть, даже завтра, а может, и через год, через два... Не просто же так ему эта фотка досталась, в конце концов...

На душе у него было легко и приятно. Дела постепенно шли, проблемы решались...

Через неделю, он уже в этом не сомневался, тепловой контур на интернате они сдадут, как и было обещано. Тогда же, двадцать девятого, пройдёт партсобрание треста, и если Судаков не соврал, на нём Николая выберут делегатом на городскую партконференцию, оттуда на областную, а дальше, чем чёрт не шутит, возможно, что и на съезд.

Но это всё будет после. Потом. А сейчас ему надо просто прийти домой, поужинать и лечь спать. Утро, как всем известно, вечера мудренее, и никакой дом сам себя не построит. Его строят люди. И не поодиночке, а вместе. По плану, а не по наитию...

Вместо эпилога

Большой Кремлёвский дворец, 27 января 1959 г., 10 часов утра.

Появление в ложах Президиума товарищей Аристова А.В., Беляева Н.И., Брежнева Л.И., Ворошилова К.Е., Игнатова Н.Г., Кириченко А.И., Козлова Ф.Р., Куусинена О.В., Микояна А.И., Мухитдинова Н.А., Суслова М.А., Фурцевой Е.А., Хрущева Н.С, Шверника H.M., Поспелова П.Н., Коротченко Д.С., Калнберзина Я.Э., Кириленко А.П., Косыгина А.Н., Мазурова К.Т., Мжаванадзе В.П., Первухина М.Г., Подгорного Н.В., Полянского Д.С., а также руководителей делегаций зарубежных коммунистических и рабочих партий делегаты встречают бурными, долго не смолкающими аплодисментами.

Все встают.

— Товарищи! На XXI съезд партии избрано 1269 делегатов с решающим голосом и 106 делегатов с совещательным голосом. Прибыли на съезд 1261 делегат с решающим голосом и 106 делегатов с совещательным голосом. По уважительным причинам на съезд не прибыли 8 товарищей.

По поручению Центрального Комитета вношу предложение начать работу съезда.

(Аплодисменты).

Внеочередной XXI съезд Коммунистической партии Советского Союза объявляю открытым.

(Бурные аплодисменты. Все встают).

Товарищи! За истекший после XX съезда КПСС период международное коммунистическое и рабочее движение лишилось ряда выдающихся деятелей и среди них — наших незабвенных товарищей Марселя Кашена, Болеслава Берута, Антонина Запотоцкого, Джузеппе Ди Витторио, Георгия Дамянова, руководителя Всемирного движения борцов за мир товарища Фредерика Жолио-Кюри. Почтим их память минутой молчания. Прошу встать.

(Все встают).

Прошу садиться.

Товарищи делегаты! На наш съезд прибыли делегации от семидесяти зарубежных братских марксистско-ленинских партий.

(Бурные аплодисменты).

...............

Разрешите перейти к формированию выборных органов съезда.

О выборах Президиума съезда. Слово для предложения по этому вопросу предоставляется товарищу Найдеку...

Вологодскую делегацию разместили в центральном секторе, на девятнадцатом и двадцатом рядах. Николай сидел на двадцатом, с краю, сразу за товарищем Волковым, Иваном Алексеевичем, председателем облисполкома.

Через проход от них расположились воронежцы. Дальше товарищи из Владимира и Костромы. Стрельников никого их не знал и познакомиться пока не стремился. Как, в общем-то, и они с ним. Все взгляды собравшихся были обращены на президиум и трибуну.

Брежнев, Косыгин, Фурцева, Микоян, Ворошилов, Суслов, Хрущёв...

Всех их Стрельников видел на фотографиях, по телевизору, в кинохронике, но ни разу вживую.

А ещё в кулуарах съезда, за час до открытия буквально в трёх шагах от него о чём-то беседовали Королёв и Курчатов, Твардовский и Шолохов, Конев и Рокоссовский...

Подкручивая усы, стоял возле информационного стенда маршал Будённый...

Что-то негромко выговаривал маршалу Малиновскому товарищ Громыко...

Великие люди. Великие времена...

Николай смотрел на президиум вместе со всеми, вместе со всеми хлопал, вставал, садился, слушал, что говорят выступающие, поднимал удостоверение делегата...

Спустя полчаса необходимые по протоколу выборы членов Президиума, Секретариата, Редакционной и Мандатных комиссий наконец завершились, и на трибуну Зала собраний снова вышел Хрущёв...

— Товарищи! Нам необходимо рассмотреть и утвердить порядок дня и регламент XXI съезда КПСС. Проект порядка дня и регламента съезда роздан делегатам. Нужно ли зачитывать его?

(Голоса: нет).

Будут ли предложены изменения или замечания по порядку дня и регламенту съезда?

(Голоса: нет).

Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы утвердить порядок дня и регламент съезда, прошу поднять удостоверения. Прошу опустить.

ПОРЯДОК ДНЯ XXI СЪЕЗДА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

«Контрольные цифры развития народного хозяйства СССР на 1959—1965 годы» — докладчик Первый секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета Министров СССР товарищ Хрущев Н.С.

РЕГЛАМЕНТ XXI СЪЕЗДА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

1. Заседания съезда происходят с 10 часов до 14 часов и с 16 часов до 18 часов.

Перерыв объявляется через каждые два часа работы съезда на 20 минут.

2. Ораторам в прениях по докладу предоставляется слово — первый раз 20 минут, второй раз 10минут.

3. Личные заявления, внеочередные запросы и заявления и фактические замечания вносятся в Секретариат в письменном виде и оглашаются по постановлению Президиума съезда.

4. Слово к порядку и предложения вносятся в Секретариат в письменном виде.

5. Все вопросы решаются на съезде простым большинством голосов...

Конец первой книги