С Запятным и Шестаковым бригадир провозился до самого вечера. Даже рабочий день продлил ради этого, и им, и себе. Но результат того стоил. Резонно прикинув, что раз оба они деревенские и, значит, плотничать должны уметь стопроцентно, бывший старший сержант сначала устроил им что-то вроде экзамена по стропильным системам и установке дверей и окон, а после проверил, как это выходит на практике. По стропилам — «условно» (фронт работ на крыше пока отсутствовал), по окнам-дверям — реально.
Двери и окна Георгий Гурамович хранил на первом этаже, в той части, что была перекрыта до самого верха. Оконные блоки, уже остеклённые, изготавливались на нескольких местных фабриках, одна из которых входила в структуру треста. С оборудованием для них проблем не было. Заводы «Строймаш» и «Северный коммунар» производили станки и машины для лесопромышленных и деревообрабатывающих предприятий не только Вологды и близлежащих районов, но и других областей — Архангельской, Кировской, Ленинградской, и автономных республик — Карельской и Коми.
Все оконные блоки запасливый мастер завёз к себе на объект ещё в сентябре, но из-за постоянной смены кадрового состава на стройке их успели установить лишь четыре штуки. Остальные сейчас пылились на складе и места там, вместе с дверьми и дверными коробками, занимали едва ли не треть.
Совмещение «полезного и приятного» (найти «лоботрясам» работу, начать закрывать, как было обещано, тепловой контур и одновременно освобождать помещение склада) получило со стороны Геладзе полное одобрение. Время от времени он даже сам подходил, чтобы понаблюдать, как Стрельников учит «Сашку» и «Мишку» монтировать окна в четверть с отливами и круговой изоляцией. С советами, к счастью, не лез. Хотя, наверное, мог бы. Соображал, видать, что авторитет подрывать нельзя, а если какие вопросы и возникают, то лучше их позже перетереть, не в присутствии обучаемых.
К слову, пока обучаемые промеряли проёмы и соотносили размеры с хранящимися на складе изделиями, Стрельников ненавязчиво проверял их (не блоки, а обучаемых) на соответствие текущим обязанностям и должностям.
Электрик Запятный свой «тест» почти провалил. Сдал на троечку с минусом. И немудрено. Связистом он в армии был, можно сказать, номинальным. Обретался в хозвзводе, провода и антенны видел лишь на плакатах, а о чём-то чуть более сложном слышал только в курилке возле казармы.
На его фоне техник-механик-стропальщик Шестаков выглядел почти профессионалом. Башнёр-заряжающий на пятьдесятчетвёрке — это вам не хухры́-мухры́. Что и как перетащить, перекантовать, поднять, уронить — знал назубок. И механизмов, имеющихся на стройке, ничуть не боялся. Но это-то как раз и пугало.
А что не пугало, так это то, что механизмов на стройке было не так уж и много. Пара консольных кранов на втором этаже, каждый грузоподъёмностью на двести кило, не больше. Управляемый снизу двухтонник МБТК-2у, установленный перед центральным фасадом. Сломанная бетономешалка на четверть куба. Сварочный трансформатор СТН-300. Циркулярная пила на станине. И «совершенно убитый» (если верить механику) воздушный компрессор, тоскующий по ремонтникам с середины лета возле навесов с «мусором». Плюс в бытовке у мастера лежали четыре строительных дрели, но он выдавал их только под роспись, для конкретных работ, а не просто «попробовать, авось не развалится».
Одну из таких Георгий Гурамович как раз и выдал сегодня Стрельникову, под его «личную ответственность». Дрель оказалась массивная, с двумя ручками, способная сверлить кирпич и бетон, а уж древесину-то и пода́вно.
Кирпич, впрочем, в этот день сверлить почти не пришлось. Деревянные закладные в боковых откосах стояли, забивать пробки надо было лишь в основания, и то вспомогательные, только чтобы подкладки под рамные короба на кирпиче зафиксировать.
Ещё хорошо, что сами оконные блоки шли с фабрики уже «проолифеннные», и дополнительно обрабатывать их до установки в проёмы, в общем и целом, не требовалось.
«Весною окрасим, вместе с фасадом, — заявил по этому поводу мастер. — Одна зима — это ерунда, продержатся...»
Николай с ним не спорил. По его личному опыту, дереву больше вредило солнце, а не мороз. А под покраску имеющуюся на объекте столярку уже и так подготовили.
Стеклопакетами в это время, ясен пень, и не пахло, но сама по себя технология монтажа мало чем изменилась.
Стекло из несъёмных рам и рамные створки, как внутренние, так и наружные, включая форточки, приходилось перед установкой снимать. Во-первых, для облечения — стекло, оно вообще не из легких. А во-вторых, чтобы последнее попросту не побилось при монтаже. А чтобы коробку при этом не перекашивало (тут технологии будущего и прошлого отличались), требовалось вставлять внутрь раскосы.
Пока Шестаков и Запятный устанавливали первый блок, бригадир попутно читал им «лекцию» на тему тепло- и пароизоляции ограждающих конструкций, фазовых переходах и «точке росы». Голую теорию он сопровождал практикой. Подробно, со знанием дела рассказывал-объяснял, нафига между кладкой и деревяшками надо закладывать пергамин, потом заполнять зазоры минватой, а дальше ещё и заделывать их смоченной в алебастре паклей...
На установку первого блока со всеми сопутствующими работами ушло часа полтора. Следующие три смонтировали быстрее, всего по часу на каждый. Остаток рабочего дня потратили на жестянку.
Ножницы по металлу, и ручные, и гильотинные, а также киянки на складе, к счастью, имелись, поэтому Николай сперва сам изготовил из жестяного листа стандартный оконный отлив, а после заставил повторить свои действия Шестакова с Запятным.
Заготовки те вырезали достаточно сносно. А вот дальше случился затык. Загнуть металл по краям, пускай и неровно, у них получилось, но выполнить капельник оказалось задачей намного более сложной.
— Да ладно, тут пока можно не напрягаться, — подытожил наблюдающий за их потугами мастер. — В зиму отливы можно не ставить. Под них всё равно подстилающий слой надо класть, а он в такую погоду закиснет.
— Или замёрзнет, — кивнул Николай.
— Или замёрзнет, — подтвердил мастер.
— Но отливы, считаю, надо всё-таки ставить, — выдержав паузу «на подумать», заявил Стрельников.
— Поясни, почему, — включился в «режим обучения» Георгий Гурмович.
— Стяжки на нижних откосах нет. Дождь, ветер, снег, солнце, мороз, оттепель, переход через ноль, постоянные циклы оттаивания-замерзания. Настанет весна, часть кладки на месте отливов разрушится. Нам это надо? — взглянул на навостривших уши электрика и механика.
— Не надо, — помотали те головами.
— Значит, придётся ставить.
— Уговорил, — засмеялся Геладзе. — А как закончите, подходите в прорабку. Посмотрим, сколько вы за сегодняшнее заработали...
Отливы на установленные четыре окна ставить всё же не стали. Чуть поразмыслив, Николай решил подождать. Специально готовить раствор под «подстилку» не было смысла. Вот когда кладка пойдёт, тогда можно и заморочиться. Но сами отливы надо всё-таки подготовить. А после, как минимум, прогрунтовать. Ведь оцинковку на стройке в пятидесятых, как правило, не использовали, покрытия делали из простого металла, а потом красили; и кровлю, и сандрики, и флюгарки, и водосточные трубы.
Закончив с работой — капельники на заготовках Николай сделал сам, грунтовку поручил обучаемым — все двинулись к мастеру.
— Ну, что? Шабаш на сегодня? — поинтересовался Геладзе, когда они ввалились в бытовку.
— Шабаш! — Стрельников бросил на тумбочку рукавицы и плюхнулся на табурет перед мастером.
— Будем считать?
— Считаем...
Подсчёты заняли около четверти часа. И хотя калькулятора у Геладзе, понятное дело, не было, зато были счёты, обычные «магазинные», и мастер ими довольно умело пользовался.
— Ну, вот, — сообщил он, когда закончил щёлкать костяшками. — Если всё закрывать по ЕНиРам, без хитростей и без зимних наценок, то получается, что сегодня вы на троих заработали... восемьдесят четыре рубля шестьдесят копеек.
— А если зиму включить? — спросил Николай.
— А если зиму... ноябрь... там по разным работам наценки разные... — полистал мастер справочник. — То выйдет рублей примерно на семь, на восемь побольше...
— Без всяких накруток? — уточнил Стрельников.
— Да. Без накруток... Почти...
— Так это что, значит, получается? — почесал в затылке Запятный. — Мы, получается, неполный день отработали чисто по сделке, и чисто по сделке нам полагается по полторы полли́тры на брата? Ну, в смысле, где-то по тридцать с копейками?
— А в месяц тогда выходит... семьсот-восемьсот, да? — задумался Шестаков.
— Да. Где-то так. А, возможно, и больше, — подтвердил Николай. — Но это если работу любую производить, а не по специальности, на которую нанимался. Работаешь каменщиком, будь готов, если кладки нема, штукатурить, трубы тянуть, провода, окошки с дверьми устанавливать, траншею прокладывать, фундаменты ставить, плиты монтировать, кровлю... А будете только что-то одно уметь... Ну, кто же вам тогда доктор? — развёл он руками...
Когда Шестаков и Запятный, озадаченные свалившимся на них «откровением», отправились по домам, Георгий Гурамович поставил на плиту чайник, достал из подстолья сахар, заварку и с интересом взглянул на задумавшегося непонятно о чём бригадира:
— А ты-то, Нико́, чего домой не идёшь? Полвосьмого уже, рабочий день кончился.
— Кончился — это верно, — огладил несуществующую бороду Николай. — Да только ведь завтра всё повторится.
— Что именно?
— Новые люди придут. Им надо фронт работ назначать. Смотреть, что умеют, а что не умеют. А умеют, я полагаю, они существенно меньше, чем не умеют...
— Хочешь, чтоб я помог? — прищурился мастер.
— Да было б неплохо. Да.
— Ну, значит, помогу. Учить людей через труд, через... материальную заинтересованность — это правильно. Как раз по заветам Макаренко. Пусть даже это не дети, а взрослые... Взрослые дети... Ты чай, кстати, будешь?
— Буду.
— Ну, вот и чудненько...
Заваривать чай Геладзе умел. И явно не только из чайных листьев солнечной Грузии, но и из чего-то ещё, навроде кинзы или какого-нибудь, прости господи, бергамота.
— А вы сами-то, Георгий Гурамович, чего домой не идёте? — спросил Николай, отхлёбывая из чашки.
— Так а чего мне там делать? Нино́ моя тоже с работы приходит поздно, в полдевятого-девять, не раньше. Вот я и стараюсь, чтоб вместе с ней приходить.
— А что у неё за работа?
— Заведующей в кооперативном хозяйственном. Это на Герцена, ближе к речному. Вёдра, лопаты, грабли, топоры, молотки, москате́ль...
— Лаки, краски, извёстка, — продолжил Стрельников, улыбнувшись.
— Ага. Удобрения, химикаты, конский навоз в мешках... Можно даже крысиный яд прикупить, если нужно.
— Не-а. Крысиный яд мне не нужен, — хохотнул Николай. — А вот химикаты...
— Фотографией увлекаешься? — попробовал угадать собеседник.
— Да нет, другое, — покачал головой бригадир. — Прикидываю, чем можно раствор зимой затворять, чтобы при минусе не замерзал.
— А тут и думать-то нечего. Спиртом! — предложил со смехом Геладзе.
— Спиртом нельзя, — вернул смешок Николай. — Если начнём туда спирт добавлять, раствор тогда есть начнут. А если всё же замёрзнет, то грызть. Поэтому спирт отпадает. Хотя если честно, идея богатая. Одобряю...
Они чуток посмеялись, а затем мастер припомнил, что раньше в раствор золу добавляли. Ну, и соль иногда, но от неё вреда больше, чем пользы. А вообще, у них в Вологде, да и в области, здания невысокие, поэтому чаще всего кирпичную кладку кладут или способом замораживания или же в тепляках. Но тепляки — это муторно и не всегда получается. А ежели, скажем, бетон укладывать, то только в фундаменты. Там масса большая, а цемент, когда схватывается, тепло выделяет и, получается, сам себя греет. Ну, если, конечно, бетон привозить горячим, опалубку утеплять и следить, чтобы раньше положенного не остыло...
Стрельников слушал его и размышлял. До Нового года кладку, так или иначе, надо закончить. А потом ещё плитами второй этаж перекрыть, стропила доставить, кровлю, окошки. Плюс отопление попробовать запустить, а не то все его обещания, что главному инженеру, что начальнику стройучастка, что мастеру окажутся пшиком. И это означает одно: к нему будут относиться, как к балаболу, и никакое экономическое и иное прогрессорство будет уже невозможно. Но если, наоборот... если он сделает, что обещал... перспектива появится. Вместе с авторитетом. Пусть сперва небольшим, в пределах одного управления, одного треста, района, города... А там уже можно и вширь идти, по «горизонтали». Нарабатывать связи, соратников. Без них никакого рывка не случится. Хоть политического, хоть хозяйственного, хоть просто карьерного...
Сейчас же всё упиралось в зимнюю кладку.
Способы Николаю были известны. Причём, и в теории, и на практике. В начале двухтысячных, работая в крупной московской компании, он отучился заочно в МГСУ, а ближе к десятым перешёл на службу в стройдепартамент сперва префектуры, а после и мэрии. Строили в те времена достаточно много и проблемы строительства в зимний период обсуждали достаточно часто.
Электропрогрев, тепляки, противоморозные добавки...
Прогревать электричеством стены, хоть проводом, хоть электродами, хоть тепловыми матами — все эти способы бывший старший сержант отверг без особых раздумий. На нынешнем производственном и технологическом уровне, да ещё при цейтноте и неподготовленных кадрах — это лишь перевод денег и времени.
Организация тепляков? Тут Николай был согласен с мнением мастера. Суеты дофига, но не факт, что получится.
А вот по методу замораживания он с Геладзе не соглашался. Слишком уж много там было подводных камней, и результат слишком сильно зависел от чёткого соблюдения технологии. Да, в нынешних пятидесятых это было привычно, но тех же аварий, неравномерных осадок и обрушений весной, когда кладка оттаивала, случалось достаточно. Стрельников, помнится, даже про Трепакова читал, что его в своё время понизили в должности и перевели из «Вологодстроя» в какую-то ПМК как раз из-за одного из таких «замораживаний». И повторять этот негативный опыт Николаю совсем не хотелось.
Хочешь не хочешь, из всех возможностей выбора оставалась, по сути, одна — использовать «незамерзайку»...
— Скажите, Георгий Гурамович, а у вашей супруги в хозяйственном нитрит натрия продаётся?
— Нитрит натрия? Что за зверь? Почему не знаю? — усмехнулся Геладзе.
— Химикат есть такой. Пищевая добавка. Его в колбасу на мясокомбинатах кладут, чтобы срок годности увеличить, как консервант. Из-за него она ещё красным цветом становится, как обычное мясо.
— Надо же! Как интересно. И каким боком эта добавка к нашим делам?
— Она не даёт воде замерзать при низкой температуре, помогает раствору твердеть и нейтральна по отношению к арматуре. Мы её в армии применяли, на спецстроительстве, результаты я видел. Нам даже журнал испытаний показывали.
— И до какого минуса этот твой... нитрит натрия действует?
— Примерно до минус пятнадцати. Но, наверное, может и ниже работать, нам ниже просто не позволяли.
— До минус пятнадцати — это хорошо. До минус пятнадцати — это просто отлично. Ну, если, конечно, ты не ошибся и всё так и есть, — хозяин бытовки в задумчивости побарабанил пальцами по столешнице, а затем резко хлопнул ладонью. — Ладно! Спрошу у Нино́. Вот прямо сегодня об этом твоём нитрите всё и спрошу... Ты, кстати, чай-то пей, а не то глазом моргнуть не успеешь, остынет.
— Да я пью, Георгий Гурамович, пью, — Николай опять отхлебнул из чашки, потом поставил на стол и долил в неё кипятку.
— И сахар тоже бери, — кивнул Геладзе на блюдце с колотыми кусками. Сыпать их в чай, растворять в кипятке, как в будущем, здесь не привыкли. В этом месте и времени сахар, как правило, употребляли вприкуску, как леденцы. — У нас в Гори тебя бы ещё вином угостили, а ещё персиками, алычой, мандаринами, но здесь не Гори, а Вологда, так что не обессудь, генацвале. Что есть, то есть.
— А вы там часто бываете?
— В Гори-то? Нет, дорогой. И хотел бы, да не получается. Вот как на пенсию выйду, так, наверное, и уеду. Родственников-то полно, помогут. Ну, если, конечно, Нино согласится. Она-то уже здесь жить привыкла. И дети все нынче по севера́м живут, а не на юге. В Мурманске, в Северодвинске, в Ухте. Вот думать-то и приходится, что, как, куда...
— А Гори... ведь это товарища Сталина родина?
— Ха! — всплеснул Геладзе руками. — Ну, ты сказал, так сказал, дорогой! Я, если хочешь знать, ещё его матушку помню. Кеке Геладзе, она жила на соседней улице, мимо нашего дома часто ходила, с мамой моей иногда разговаривала.
— Она тоже Геладзе? — удивился Стрельников.
— Конечно! Мы там полГори Геладзе. Все родственники, все знают друг друга вот с такого вот возраста, — мастер провёл ладонью на уровне чуть пониже столешницы. — И знаешь, Нико́, скажу тебе, как на духу... Зря у нас нынче в ЦК и в газетах про товарища Сталина небылицы рассказывают. Не таким он был. Совсем не таким. Уж я-то помню...