Чиновник

Глава 15

Вернувшись домой и наскоро запихнув в себя тарелку остывшей каши (тётя Зина приготовила её загодя, а подогреть не успела), Николай снова взялся за писанину. После дня, проведённого на объекте, картина, в общем и целом, сложилась. Теперь её стоило формализовать на бумаге.

Полагаться в делах экономики на импровизацию Стрельников-Петражицкий уже давно перестал. Графики, планы, дедлайны, схемы поставок, наполнение кадрами — всё это и в спокойный период требовало подготовки, а уж в неспокойный и ограниченный по ресурсам — тем более.

Спать бывший сержант завалился лишь в половине второго. А в семь был уже опять на ногах.

Позавтракал чаем и бутербродами с ливерной колбасой. Последняя стоила в магазине всего шесть рублей за кило, поэтому её частенько использовали как готовый к употреблению фарш. Например, в макаронах по-флотски или вот так, как сейчас, намазывая на хлеб вместо масла.

К купленному три дня назад холодильнику тётя Зина привыкла, на удивление, быстро и уже не пугалась, когда тот внезапно включался и начинал, по её словам, рычаться и тря́саться, как оглашенный. В морозилке теперь лежала целая курица, а в основном отделении стояли банка сметаны, двухлитровый бидон с молоком, завернутый в вощёную бумагу большой кусок масла, четыре банки рыбных консервов и лоток с десятком яиц. Зелень и овощи Зинаида Степановна класть в холодильник пока опасалась («А вдруг усохнут?»).

Чай, кстати, она пила с сахаром «по нормальному», насыпая в чашку песок, а не по местной моде «вприкуску». Соседи, как правило, удивлялись. Колотый стоил дешевле, выглядел «эстетичнее», и покупали его, соответственно, чаще. Песок же во всех магазинах был желтоватый, с комками, сырой и обходился гражданам в девять рублей сорок копеек за килограмм. Как такой в чай класть? Зачем? Уж лучше от «сахарной головы» понемногу отламывать и грызть, словно леденец, а когда надоест, оставлять недогрызенную «ледышку» на блюдечке до следующего чаепития...

На объект Николай прибыл в восемь пятнадцать. До начала рабочего дня оставалось ещё три четверти часа, но вчера вечером он сам обещал Геладзе, что будет пораньше.

— А Гурамыч уже на месте, — сообщил вышедший из сторожки сторож.

Сторожа звали Иван Матвеевич. По словам мастера, ему было за шестьдесят, детей и жены пенсионер не имел и запросто оставался на стройке не только в ночь, но и по воскресеньям и праздникам.

Дато́ встречать бригадира из своей будки не вышел. Только дежурно гавкнул, обозначая присутствие на посту.

Георгий Гурамович, в самом деле, оказался на месте. И, едва поздоровавшись, сразу же заявил:

— Есть у Нино́ в магазине этот твой нитрит натрия, но мне он не нравится.

— Почему?

— Потому что он яд...

Следующие десять минут мастер с жаром и снова прорезавшимся кавказским акцентом рассказывал, как Нина Арчиловна прочла ему целую лекцию на тему пищевых добавок и «почему ими травят народ». Георгий Гурамович, конечно же, возмущался, но жена терпеливо объясняла ему азы биохимии и принятых в пищевой промышленности технологий. О том, что в тех дозах нитритов, какие используются на мясокомбинатах для приготовления нынешних «Краковской», «Чайной», «Докторской» и «Любительской», её кмари Георгий за один присест должен съесть такой колбасы килограммов двадцать, и только тогда нитриты и вправду начнут отравлять его мужественный организм. Что это как со змеиным ядом. В больших дозах яд, а в малых лекарство. Ну, или как с никотином, капля которого убивает лошадь, но папиросы все для чего-то курят и бросать почему-то не собираются...

— Ты прэдставляешь, Нико́! Она да-а сих пор упрекает мэня, что я кагда-та курыл! — кипятился Геладзе. — Как будто я нэ мужчина, а какой-то бичо! А всё из-за этой добавки, вот бы и нэ знать её никогда...

Стрельников слушал, согласно кивал и в мыслях ругал себя, что сразу не рассказал «хозяину стройки» о тех подводных камнях, которые неизбежно бы всплыли, когда бы он притащил на объект мешок «ядовитой химии». Кто ж знал, что жена «Гурамыча» не только официально торгует в своём коопторге нитритами, но и в курсе, где и как они применяются. Честно сказать, Николай совсем не рассчитывал, что этот весьма специфический химикат продаётся в обычном хозмаге. Он поначалу хотел сказать мастеру, что противоморозную добавку в раствор надеется раздобыть на мясокомбинате, «закоррумпировав» там какого-нибудь работягу. Метод, конечно, рискованный и не слишком законный, но ведь чего не сделаешь ради доброго дела...

А по поводу ядовитости азотистокислого натрия Нина Арчиловна была совершенно права. Права в том смысле, что если знаешь, как с ним работать, вреда чьему-то здоровью не возникает. В девяностых-двухтысячных этот модификатор продавался свободно, причём, не только в сухом, но и в жидком (уже растворённом) виде, в мешках и в канистрах. Мало того, Николай сам не раз и не два наблюдал, как его применяют на растворобетонных узлах и прямо на стройплощадках. Сам, помнится, открывал и откупоривал мешки и канистры и проверял прорабов и личный состав на предмет соблюдения мер безопасности и соответствия ППР и техкартам. Словом, чисто технологически, проблем с применением «натрия эн о два» он не видел. Проблемы таились исключительно в области психологии. Нормальной такой паранойи, без которой в строительстве никуда. Особенно, если это касается охраны труда и техники безопасности.

Положа руку на́ сердце, Стрельников для себя уже всё решил. Тему нитритов, так или иначе, следовало отработать до конца, с понятным всем результатом. И только потом, на его основе спокойно, без лишних усилий провести другое решение, устраивающее и мастера, и его самого, и рабочих, и даже начальство, пусть даже оно об этом ещё не знает... Стандартная управленческая интрига, работающая в любом коллективе...

— А давайте, Георгий Гурамович, мы сделаем вот что. У нас тут во сколько обеденный перерыв?

— С часу до двух.

— А у Нины Арчиловны?

— С двух до трёх. А к чему это? — нахмурился мастер.

— Так давайте мы с вами вместо обеда сходим к ней в магазин и посмотрим на месте, что представляет собой этот самый нитрит.

— Надеешься, что из-за этого он перестанет быть ядом?

— Нет. Не надеюсь. Я просто хочу убедиться: не всё то яд, что не съедено...

О тех, кого согласились прислать Николаю в бригаду, Георгий Гурамович выяснил по телефону. Лично позвонил Поликарпову и записал в тетрадку имена и фамилии.

Стрельников изучил этот список мельком. Запоминать не стал. Лучше это было делать вживую.

Новые кадры, по одному и по двое, прибывали на объект часа полтора. Всего таких набралось пятнадцать бойцов. Плюс «старожилы»: Шестаков и Запятный. Мастер и бригадир общались с каждым отдельно. Геладзе, как ИТР, проводил инструктаж по ТБ и отмечал прибывшего в ведомости, а дальше, в основном, наблюдал, как общается Стрельников. Стрельников, в свою очередь, выяснял, кто есть кто, что умеет, откуда родом, давно ли на стройке и сколько до этого зарабатывал.

Большинство, как и предполагалось, были разнорабочими. Профессионалов, понятное дело, с других участков никто бы не отпустил. Тем не менее, «склонность» к какой-нибудь из специальностей просматривалась и прослеживалась у всех. Кто-то пришёл на объект с участка сантехники, кто-то раньше работал с бригадой каменщиков, кого-то держали в разряде «подай-принеси» в «Электроспецстрое», кого-то в дорожниках, а у кого-то вообще весь опыт строительства сводился к колхозно-совхозным будням по возведению сараев, навесов, полевых станов и прочих «курятников»...

Последнее, между прочим, не выглядело таким уж пустяшным, как мысленно отмечал для себя Николай. Плотничать бывшие деревенские умели, и умели неплохо. А как раз плотники здесь и сейчас нужны были в первую очередь. А ещё каменщики, изолировщики, кровельщики, монтажники, сварщики...

В сварке он, в перспективе, видел свой главный затык. Ну, то есть, сам-то варить умел, в том числе, трубопроводы, газом и электричеством, но чтобы включить отопление к Новому году, одного его было мало. Он бы просто не успевал замещать собой все специальности сразу. А работы вести сейчас надо было именно так — параллельно.

Предварительно, в будущие сварные Стрельников определил двоих — Смирнова Геннадия из Шексны и Павла Щербатого из Череповца. Оба приезжие, обоим было под тридцать, оба проработали в Вологде несколько месяцев у сантехников, а до того: один на деревообрабатывающем на своей малой родине, другой — на судоремонтном. Причём, Щербатый, судя по оговоркам, какое-то отношение к сварке имел, но прямо признаться в этом почему-то отказывался.

Николай, впрочем, ни на каком «признании» не настаивал. Кто знает, из-за чего тот сбежал из Череповца? С работой там было даже получше, чем в Вологде, так что, скорее всего, Щербатый на прежнем месте так накосячил, что оказалось, что легче сменить место жительства, чем место работы.

Потенциальных каменщиков из новоприбывших было четверо.

Братья-погодки Калюжные из Верховажья (Константин и Роман).

Только-только вернувшийся из армии Володька Тарнавский, проработавший в «Вологодстрое» всего две недели и ещё ни черта не умеющий, но жаждущий (он так и заявил) приобщиться к высокому искусству «кирпичеклажения».

И самый старый из «претендентов» — сорокалетний Петренко Василий Иванович, фронтовик без двух пальцев на левой руке, полгода назад уехавший из леспромхоза под Тарногой в поисках лучшей доли в областной центр. По словам самого Василия Ивановича, в строительстве он всего умел понемногу. Немного копал и таскал, немного ковал, немного крыл, пилил и рубил, немного крутил, немного печи выкладывал...

Последнее-то как раз Николая больше всего и заинтересовало. Особенности печной кладки они обсуждали минуты четыре. Из разговора Стрельников уяснил: Василий Иванович, действительно, «что-то немного умеет», но насколько немного, можно было определить лишь на практике.

Ещё четверо новичков представляли собой настоящий интернационал.

Молдаванин Михал Нгуряну, прежде работавший на подсобке и изолировке в «Электроспецстрое». Аварец Ахмед Гаджиев из Дагестана, сказавший, что до армии занимался тем, что крыл крыши в кошарах. Увалень-белорус Сергей Штапаук из-под Мозыря, надолго задумавшийся над вопросом «Чего умеешь?» и секунд через двадцать ответивший: «Жалезныя карыта кляпаць». И армянин Артур Балоян, сходу похваставшийся бригадиру: «Магу щикатурить. Что хочишь, магу. Ты только скажи, гиде, и, мамой клянусь, всё сделаю. Я это сы детства умею...»

Про умение «чуть-чуть штукатурить», немного помявшись, сообщил бригадиру и следующий рабочий, Алексей Жихарев, стеснительный местный парень, этим летом окончивший школу и в армии ещё не служивший.

«А чего в техникум не пошёл или в ФЗО?» — спросил его Стрельников.

«Я в институт хочу, — вздохнул Жихарев. — А без рабочего стажа в два года туда сейчас не берут».

В ответ Николай только крякнул. Об этой практике, введённой недавно Хрущёвым, он слышал, но, поскольку ни его самого, ни знакомых это никак не касалось, довольно быстро запамятовал.

Ещё двое здешних, родившихся в городе, а не «понаехавших», Васильев Олег и Шишкин Степан, в отличие от остальных, считали себя настоящими профи. Но только не строителями, как таковыми, а строителями-дорожниками, несколько лет занимавшимися только укладкой щебня-бетона-асфальта, а не тем, на что Николай рассчитывал прямо здесь и сейчас.

Витька «Леший» появился на стройке примерно без четверти десять, пусть и не в первых рядах — важнее, что не в последних. Он ещё день назад сообщил, что тоже устроился на работу в «Вологодстрой» и что «протекция» Николая ему действительно помогла. Помогла тем, что взглянув в его паспорт и обнаружив, что ни на одной из работ этот «желающий стать строителем» в течение года не задержался, начальник отдела кадров вспомнил, о чём его попросил протеже самого Трепакова, и всё же оформил товарища Левашова на испытательный срок в бригаду товарища Стрельникова.

То, что они приятели, бывший старший сержант перед Георгием Гурамовичем не скрывал. Просто смысла не видел. Рано или поздно этот факт всё равно бы открылся, так зачем тогда делать вид, что они не знакомы. Уж лучше, как водится упредить, чем после оправдываться.

Геладзе подобное обстоятельство не возмутило.

— Главное, чтобы любимчиком ты его не назначил, — сказал он, когда Витька вышел. — Начнёшь потакать, будет хуже обоим.

— А вам?

— А мне-то с чего? — удивился мастер. — Начнёт куролесить, отвечать за него тебе. А я его просто выгоню. Есть у меня это право, ты знаешь...

О том, что он тоже, как и Геладзе, может выгнать кого-нибудь из бригады, Стрельников вспомнил, когда на площадке появился последний направленный к ним с другого объекта. Тоже дорожник, как Васильев и Шишкин. По фамилии Сапуньков. Кирьян Афанасьевич. Двадцати девяти с копейками лет.

— Давно откинулся? — спросил его Стрельников, разглядев характерные наколки на пальцах.

— В пятьдесят пятом. Вчистую.

— Где срок отбывал?

— В Печорлаге.

— По политической?

— Обижаешь, начальник, — осклабился бывший сиделец. — Сто шестьдесят вторая, пункт «д». Пятёрочка. От звонка до звонка.

— Воровал, значит?

— Что было, то было и быльём поросло. Я теперь чист, как слеза младенца, начальник. Исправляюсь, как говорится, честным трудом. Во благо советского общества.

— Ну, и чего ты умеешь во это самое благо?

— Могу работать, — хмыкнул Кирьян. — А могу не работать. Могу копать, а могу не копать. Короче, что скажут, то и могу. Я человек маленький, подневольный. За меня тут другие решают.

— Другие — кто?

— Вот ты, например. Или, вон, мастер. Вы умные, вы при должности, вам виднее...

— Не приживётся, — сказал Георгий Гурамович, когда дверь за Кирьяном закрылась. — Был бы помладше, можно было и побороться, а тут... — махнул он рукой. — Нет, с этим кадром лишь время терять.

— И никакие Макаренко не помогут? — усмехнулся старший сержант.

— С этими не помогут. Я таких уже навидался. Вот здесь они все сидят, — хлопнул себя Геладзе по шее. — Распустили их, понимаешь, после пятьдесят третьего, спасу нет.

— Ну... поглядим, как работать будет, — дипломатично заметил Стрельников. — А выгнать — дело нехитрое...

Спецодежду на стройках в пятидесятых, как правило, не выдавали. Точнее, выдавали, но редко. И не любому, а только в особых случаях и по особым специальностям. Например, боты резиновые электрикам для работ на подстанциях. Или робы сварным для работы с ответственными конструкциями. Максимум, что мог получить обычный рабочий — это брезентовые рукавицы раз в месяц, а бывало, что и в два, в три. Всё остальное работяги носили своё. Старые телогрейки, вытертые плащи-штормовки, куртки-полуперденчики, ватные шаровары, сапоги-кирзачи, реже ботинки, бахилы, валенки (в осенне-весенний период с галошами)...

Короче, выстроившаяся перед объектом бригада выглядела весьма разношерстно, одетая и обутая кто во что горазд.

Геладзе ничего удивительного в этом не видел.

Стрельников, соответственно, тоже.

Первым короткую речь толкнул мастер. Сказал, что объект архиважный и архинужный, что их бригада экспериментальная, комплексная и что руководство треста уверено: строительство интерната будет закончено в срок и с хорошим качеством. А если кто не согласен с такой постановкой вопроса, пусть сразу валит отсюда на все четыре стороны, и «плевать я хотел на ваши хотелки».

«Всё. Теперь ты, — буркнул Георгий Гурамович Николаю, когда закончил. — А я пока разнарядкой пойду займусь. Бумажный частокол вокруг наших задниц никто ведь кроме меня не построит...»

Бригадир своё выступление построил немного иначе. Не стал налегать на мораль, а сразу без обиняков объявил:

— Ну, что, граждане разнорабочие, подсобники, повремёнщики. Кто хочет сегодня заработать?

— Только сегодня? — негромко поинтересовался кто-то с левого фланга.

— Кому зарабатывать лень, — хмыкнул Стрельников, — тот только сегодняшним и обойдётся. А кто хочет нормальным строителем стать, кто хочет в месяц домой не по триста-пятьсот приносить, а, минимум, по семьсот, тому здесь самое место. Мне для того бригаду и дали, чтобы люди в ней не баклуши били, а зарабатывали.

— А ты не врёшь, бригадир?

Николай повернулся к сказавшему:

— Вру? Я?.. А вот скажи мне, товарищ Шишкин, асфальтоукладчики в вашем Дорстрое больше тебя получали?

— Ну, эээ... — смутился бывший дорожник.

— Понятно. Больше. А крановщики и монтажники, которые плитами набережные укрепляют? А плиточники, что мостовую кладут? А те, что пикеты с геодезистами выставляют и верстовые уклоны дают?.. Молчишь? Ну и правильно. Я лично два дня назад нормировочные ведомости в бухгалтерии треста смотрел. Так там эти парни, специалисты, знающие и умеющие в своём деле больше вас всех вместе взятых, хотя, по факту, такие же рабочие, как и вы, в месяц по тысяче с лишним на руки получают... Хотя почему получают? Зарабатывают. Именно зарабатывают. Теми знаниями и умениями, каких у вас нет и к каким вы, по-моему, не стремитесь.

— Чего это не стремимся? — подал голос один из братьев Калюжных, который постарше, Роман.

— Если б стремились, то вас бы сюда не направили.

Утверждение достаточно спорное, однако у Николая не было цели быть абсолютно точным в формулировках. Цель заключалась в том, чтобы быть убедительным.

— Короче, так. Моя задача на этом объекте — сделать из вас настоящих спецов. В двух-трёх профессиях, минимум. Причём, основная — чтобы не меньше четвёртого разряда. Хороший каменщик, например, а по второй специализации, чтобы неплохой штукатур или плотник. Понятно?

— А можно это... чтобы весь список? — опасливо попросил недавно окончивший школу Жихарев.

Стрельников еле сдержался, чтоб не заржать.

Один в один, как в комедии Гайдая: «Огласите весь список, пожалуйста».

— Весь список, боюсь, за три месяца не осилить. Но попробовать можно. Потом, когда интернат сдадим. Если, конечно, бригаду не раздербанят и поручат ей новый объект.

— А что надо сделать, чтобы её... эээ... не раздербанили?

— Что-что... Работать. Работать вместе и сообща, не разделяя расценки на выгодные и невыгодные. Что сказано, то и делать. А всё заработанное делить на всех, по степени участия каждого.

— Как трудодни в колхозе? — презрительно фыркнул бывший сиделец Сапуньков.

— Как трудодни, — кивнул Стрельников. — Но только платить за них будут не натурой, а живыми деньгами.

— То есть, как раньше в артелях? — уточнил фронтовик Петренко.

— Почти. Отличие будет в том, что у артельщиков всё своё. Механизмы, инструменты, машины, стройматериалы... частично. А нас этим всем обеспечит трест. А если ещё и аккорд дадут... к Новому году, к примеру, контур закрыть или там сдачу на пару месяцев раньше устроить, то по деньгам так вообще будет всё в шоколаде. Ну, если, конечно, с качеством и со сроками не обдрищемся. Жиденько так, с подливкой.

Рабочие, подобравшиеся во время этого спича поближе, предсказуемо заржали над шуткой, а Николай неожиданно ощутил себя эдаким Бендером, распинающимся перед васюковскими шахматными любителями из «Двенадцати стульев». Разница между ним и книжным Остапом была только в том, что он, действительно, собирался исполнить, что обещал.

— А условий, чтобы не обдристаться, будет всего три штуки. Первое: работать, не сачковать. Второе: соблюдать дисциплину. И третье... — он сдвинул брови и бросил суровый взгляд на влившихся вместе со всеми в бригаду электрика и механика. — Чтоб никакого спиртного на стройке. Сухой закон, как в двадцатых в Америке. Хоть запах у кого-то учую, сразу на вылет. Сперва из бригады, а после вообще со стройки. Понятно?

Собравшиеся негромко загомонили. Начали переглядываться...

— А ты не слишком ли круто берёшь, бригадир?

Стрельников развернулся к Кирьяну. Тот стоял, сунув руки в карманы и нацепив на «морду лица» выражение независимое и небрежное.

— Имеешь что возразить? — усмехнулся старший сержант. — Нет проблем. Ворота вон там, возражай, сколько хочешь... Не хочешь. Ладно. Так и запишем... Ещё у кого-нибудь возражения есть? Нету? Отлично. Тогда приступаем. Работа у нас сегодня будет такая...