Чиновник

Глава 23

Первого декабря в понедельник, в первый день календарной зимы, потеплело, если верить термометру, аж до плюс четырёх. Снег таял, на улице моросил лёгкий дождик.

Вроде бы стоило радоваться (всё-таки плюс на дворе), однако ни Стрельников, ни Геладзе подобным не обольщались. Назавтра опять прогнозировали морозы, а постоянные переходы туда-сюда через ноль с сопутствующими им замерзаниями и оттаиваниями ничего положительного строителям, как правило, не несли. Тем не менее, не воспользоваться сутками тёплой погоды было бы с их стороны непростительно.

«Леший» пришёл в понедельник на стройку с забинтованной физиономией. Отёк ему в пятницу в стоматологии сняли, но десна, по его словам, до сих пор побаливала. Ставить его на тяжёлые физические работы Стрельников побоялся. А вот на относительно лёгкие «механические» — наоборот.

Как и пообещал перед выходными Геладзе, с утра команда «монтажников-металлистов» начала устанавливать ступени на лестницу. Не долеченного приятеля Николай поставил на кран. Механик Шестаков отвечал за строповку на месте. Сам бригадир руководил процессом подъёма и спуска сверху, с перекрытия над вторым этажом. Там же, только с другой стороны от лестничной клетки за работой монтажников наблюдал неожиданно заявившийся на объект Зубарев, инженер по техническому надзору из исполкома.

— Я теперь каждый день у вас буду, — сообщил он с утра бригадиру и мастеру. — Личное распоряжение товарища Петухова.

— С чего нам такое счастье, Виктор Михайлович? — ехидно поинтересовался Геладзе. — Нет, в целом, мы только за, но раньше, как помнится, товарищ Петухов нашу стройку замечал только на планёрках.

— А вон из-за этого, — указал Зубарев на висящий на стене «сетевой график». — Сегодня его утвердили и в исполкоме, и в тресте. А после ещё и горкомовские позвонили. Так что, Гурамыч, не обессудь, комиссии к вам теперь зачастят.

— И кому ж мне за это спасибо сказать? — закатил глаза к небу Геладзе.

— Товарищу Стрельникову, конечно. Ну, и себе заодно, — усмехнулся гость. — Он это дело нарисовал, а ты поспособствовал. Поэтому всё, боржоми пить уже поздно.

— Вот это ты верно сказал. Боржоми пить поздно, — вздохнул Гурамыч. — Хочешь не хочешь, придётся теперь исполнять. Но, правда, не нам одним. И, ты не поверишь, Михалыч, вот это «не нам одним» греет мне душу лучше любого боржоми..

— Не только тебе, Георгий. Не только тебя, — ответно вздохнул технадзор...

На установку трёх с лишним десятков железобетонных ступеней (их отливали как раз на том ЖБИ, где работала Светка) ушло три часа.

И какой только, мать его, гений архитектуры нарисовал в небольшом типовом проекте лестницу «как в театре»? С широченным подъёмом на промежуточную площадку и последующим разветвлением на два узких. Нет, для парадного входа это, наверное, выглядело красиво, но для обычного интерната, максимум, на полсотни воспитанников подробная лесенка была перебором.

Да и строителям приходилось с ней мучиться. С тем же нетиповым монолитом, к примеру.

Конечно, где-нибудь лет через сорок замонолитить площадку в пятнадцать-двадцать квадратов проблемы не представляло, но в пятидесятых, да ещё и в провинции...

— Как опалубку собираетесь выставлять? — живо поинтересовался Зубарев, когда со ступенями было покончено.

— Подручными средствами, — пожал Николай плечами. — Инвентарного-то никто нам не дал.

— А у вас в тресте есть инвентарное оборудование для опалубки? — удивился «надзор».

— В субботу, насколько я знаю, не было. И за выходные, мне кажется, оно там из воздуха не возникло.

— Из воздуха? Не возникло? Вы в этом уверены? — попытался сыронизировать технадзор. — А вы хотя б представляете, как оно может выглядеть?

— Представляю, Виктор Михайлович. Очень хорошо представляю. Вот прямо глаза закрою и вижу. Как наяву.

— И даже можете изобразить на бумаге?

— Легко. Но не прямо сейчас.

— А когда?

— Да хотя бы... хотя бы в обед.

— Ловлю вас на слове, товарищ Стрельников...

До обеда «бойцы» успели только перенести куда надо изготовленные неделю назад подмости да вырезать-вырубить из доски подкладки с «расклином» (по тому образцу, что им показал бригадир).

Придумку с расклином Зубарев похвалил, сказав, что распалубливать с его помощью будет действительно проще. А после, в бытовке у мастера, Николай принялся рисовать на бумаге то, что хорошо помнил по будущим временам:

— Обычная телескопическая стойка. Стандартная сорок восьмая труба вставляется в пятьдесят седьмую. В первой просверливаются отверстия с шагом... ну, скажем, сто пятьдесят или двести. Высота регулируется штифтами. Сверху и снизу навариваем по фланцу. Самое сложное, что делается не на коленке, а на заводе — это примерно такая хреновина с прорезью и резьбой. Её наваривают на нижнюю часть. Плюс соответствующая гайка нужна, достаточно крупная, со скобой-воротком. Идея, надеюсь, понятна?

— В общем и целом... да, — почесал себя за́ ухом «технадзор». — Высота регулируется в широком диапазоне, нагрузку держит, но... Что это нам даёт? Нагрузка выходит точечная, а не площадна́я.

— Во-о-от, — поднял палец Стрельников и набросал на бумаге ещё один 3d-чертёжик. — Чтобы раскинуть точечную нагрузку по площади, изготавливаем вот такую вот... унивилку. Вставляем её в стойку сверху, где фланец, и — вуаля. На неё можно теперь опирать поставленную на ребро доску́ или две доски́, или сборный двутавр, чтобы массу уменьшить...

— Ага! Я понял, — сообразил «технадзор». — Доски-балки можно пускать через эту вилку в любом направлении, главное, чтобы толщины выдерживались одинаковые.

— Ну, да. А сверху на эти доски ещё один слой, но плашмя, а на него фанеру. Лучше, наверное, бакелитовую, она поровнее.

— А если к бетону прилипнет?

— А чтобы не прилипала, её надо маслом обмазать. Какой-нибудь отработкой. Её на любой автобазе хоть жопой жуй. А если для этого дела ещё и специальной лаковой плёнкой фанеру покрыть, тогда её циклов на двадцать хватит, а то и побольше. Знай только, не роняй, не ломай, и тогда можно этажей по десять-пятнадцать одним таким вот комплектом перекрытия возводить. Да ещё и без крана, вручную.

— Ну, вручную — это ты, конечно, загнул, — не согласился Виктор Михайлович. — Там ещё ведь и арматуру надо наверх поднимать, но если брать в целом... да, идея мне нравится. Не возражаешь, если я эти бумажки возьму? К проектировщикам хочу съездить, пусть глянут. Может быть, что-то ещё посоветуют.

— Да ради бога, берите, — махнул рукой Николай. — Чем больше людей посмотрит, тем лучше. По крайней мере, будет понятно, стоит ли этим всем заморачиваться или не стоит...

После обеда «сантехников-сварщиков» Щербатова и Смирнова бригадир отправил в подвал работать «по основному профилю» — заниматься отводами-трубами. К Васильеву и Сапунькову присоединил «снятых» с кладки Гаджиева и Тарнавского и поставил их всех на опалубку. Ещё двоим, «жестянщику» Штапауку и «не пришей рукав» Жихареву он дал задание нарубить из мотка стальной проволоки тысячу штук отрезков сантиметров по тридцать каждый и изготовить четыре десятка «лягушек». Как, из чего их делать и нафиг они нужны, Николай объяснил сначала на пальцах, а потом на листке бумаги. Материал для работы — обрезки стального прутка — был найден на свалке отходов, тех, что копились возле у забора стараниями Гурамыча на случай «а вдруг пригодится». Ну, вот они, собственно, и пригодились. Случай, как говорится, настал.

Проволокой и «лягушками» Жихарев со Штапауком занимались два с половиной часа. Затем Штапаук отправился делать «крючки для вязания», но только не ниток, а той же проволоки — короткие стержни из витой арматуры, заточенные и загнутые на конце. Жихарев же развёл во дворе небольшой костёр, соорудил над ним что-то вроде решётки, и принялся обжигать на ней нарубленные из проволоки обрезки.

— А зачем он их обжигает? — заинтересовался подошедший к костру «технадзор».

— Так они мягче будут, — объяснил Николай. — Необожжённые при вязке ломаются, обожжённые — нет.

— Откуда известно?

— Мы так в армии делали

Аргумент, уже ставший для Николая привычным, в очередной раз сработал. Новых вопросов от Зубарева не последовало...

К концу рабочего дня опалубку, хоть и умаялись, но поставили. Даже Геладзе принял участие, лично установив нивелир и откорректировав с его помощью основные отметки. А после ещё и сверху прошёлся, проверяя надёжность конструкции собственным весом, а горизонт — двухметровым прави́лом и ватерпасом.

— Армируем завтра? — спросил подошедший Зубарев.

— Завтра, — ответил мастер.

— И завтра закончим, — добавил Стрельников. — Строго по графику. А послезавтра заливка.

— Ясно, — кивнул «технадзор». — Но предупреждаю. Каркас принимать буду тщательно. Найду косяки, то хоть на колени вставайте, скрытые работы не подпишу и никакую заливку делать не дам. Понятно?

— Понятно, тащ проверяющий, — весело отозвался Стрельников. — Готовьте чернила для актов...

Когда «технадзор» ушёл, Геладзе собрал во дворе весь личный состав и коротко объявил:

— Завтра с утра закрываем месяц. Кому интересна цифирь, подходите в половину девятого...

Прийти на объект на полчаса раньше отказников не нашлось. Услышать, сколько получит бригада за восемь дней ноября, хотели все...

* * *

После работы Стрельников забежал в фотостудию. В понедельник она работала до восьми.

— Здравствуйте, Николай, — поприветствовал его Арон Моисеевич. — Ваши снимки готовы, можете забирать.

Николай расплатился, вынул фотографии из конверта. Две себе, две Барковой.

— По-моему, получилось неплохо, — сказал Арон Моисеевич.

— Неплохо, — кивнул Николай.

— Но чего-то, мне кажется... всё-таки не хватает, — вздохнул фотограф, уловив настроение гостя. — Вы прекрасно смотритесь вместе, и я, поверьте, старался, но... — развёл он руками. — А хотите, я покажу вам все варианты?

— Давайте.

Арон Моисеевич вынул из-под конторки целую стопку отпечатанных позитивов размером четыре на шесть и протянул Николаю. Тот внимательно их просмотрел и снова кивнул. Фотограф был прав. Из всех вариантов он выбрал действительно лучший. Но даже лучший из снимков оказался всего лишь хорошим, без искры, без страсти, без магнетизма. И это была не вина фотографа. Он выжал из композиции всё, что возможно. Но пара на снимке... они совершенно не сочетались. Просто мужчина и женщина, случайно попавшие в объектив...

Николай вернул «пробники» и повернулся к стене с рекламой.

— Скажите... а это фото, — указал он на фотографию, висящую рядом с его портретом. — Вы когда его сделали?

Арон Моисеевич вгляделся в снимок, задумался...

— Кажется, припоминаю... Да. В самом деле. Этот снимок я сделал... три года назад. Не то в феврале, не то в марте... Да-да. Точно. В феврале 56-го. Вообще говоря, история достаточно любопытная. И сразу скажу, эту девушку я не знаю. Ни как зовут, ни откуда...

— И даже квитанции не сохранилось?

— Молодой человек, — укоризненно покачал головой Арон Моисеевич. — Ну, какие такие квитанции через три года? Они давно уже в печке. Да и потом, никаких квитанций я ей тогда не выписывал.

— Как так? — удивился Стрельников.

— Не выписывал, потому что оплаты не было. Просто... вы понимаете, Николай. Когда она вошла ко мне в студию, я понял, что не имею права упускать этот шанс. Она не собиралась фотографироваться. На улице было холодно, она просто вошла погреться. Но я её всё-таки уговорил. И не взял с неё ни копейки. И даже сам предлагал заплатить, но она отказалась. Абсолютно фотогеничные лица, мой друг, встречаются достаточно редко. А абсолютно фотогеничные люди, вообще, уникальны. Я сделал всего десять кадров, и все они, абсолютно все оказались... ну, если не гениальными, то, как минимум, потрясающими...

— А взглянуть на них можно?

— Увы, Николай, — ещё раз вздохнул фотограф. — Увы мне и ах, я не смог сохранить негативы. То ли случайно положил не в ту папку, а потом её выбросил, то ли что-то другое, но результат налицо. У меня осталось лишь эта вот фотография... А, впрочем, нет, погодите! Есть ещё пара пробников. Как же я мог забыть?! Да, — он скрылся за стойкой и принялся рыться в каких-то ящиках. — Сейчас-сейчас. Минутку... Есть!

Арон Моисеевич высунулся с победным видом из-за конторки и выложил перед Николаем два «пробника». Того же формата, что и его фотографии-варианты с Барко́вой.

— Да. Действительно, то же самое фото, — протянул Николай, а затем неожиданно для себя попросил: — Арон Моисеевич, а вы не могли бы... продать мне его? Ведь это же просто пробник, на стенку его не повесишь.

— Продать, говорите? — собеседник хитро прищурился. — А знаете, Николай... пожалуй, я так и сделаю. Но не продам, как вы просите, а... как бы сказать, обменяю.

— На что?

— На то же самое, что и раньше, — растянул рот в улыбке фотограф. — Дайте мне разрешение использовать вашу нынешнюю фотографию для настенной рекламы, как предыдущую, и забирайте пробник бесплатно.

— Так вы же сами сказали, она получилась не слишком хорошая. Зачем же тогда её вешать? — опять удивился Стрельников.

— Молодой человек, — строго заметил Арон Моисеевич. — Я не говорил, что она не слишком хорошая. Я сказал, что она, к сожалению, не шедевр, а согласитесь: это отнюдь не одно и то же.

— Ну, в общем, да. Согласен, — не стал спорить Стрельников. — Но всё равно тут есть небольшое препятствие.

— Какое препятствие?

— Я-то, в целом, не против. Но моя спутница может не согласиться, что её будут вешать здесь без её разрешения.

Арон Моисеевич рассмеялся:

— Ох, молодой человек, молодой человек! Похоже, вы просто плохо знаете женщин. Поверьте вышедшему в тираж ловеласу, она не только не возмутится тому, что её фотографию разместили здесь без её разрешения. Она возмутится тому, что её не повесили раньше.

— Вы так полагаете? — Николай сделал вид, что задумался.

— Уверен, мой друг! — решительно заявил Арон Моисеевич. — Да и потом, если говорить юридически, заказчик ваших портретов вы, вы за них заплатили и, значит, имеете полное право решать их судьбу без согласия дамы.

— Спорно, но так и быть, — усмехнулся Стрельников. — Согласен отдать вам права копирайтера.

— Как-как вы сказали? Права копирайтера? — заинтересовался фотограф. — Удивительно точное определение. Надеюсь, вы разрешите использовать мне и его заодно с фотографиями?

— Валяйте, — махнул рукой Николай. — Тем более что не я его изобрёл, а значит, и прав никаких на него не имею.

— Ну, вот и отлично, — азартно потёр рука о́б руку Арон Моисеевич. — Держите свою таинственную незнакомку, — отдал он пробник. — И кстати, если вы неожиданно где-нибудь её встретите — я знаю, такое случается — то передайте ей мою просьбу.

— Заглянуть к вам на огонёк? — догадался бывший старший сержант.

— Именно так, Николай. А уж за мной, уверяю, не заржавеет, — посулил фотограф.

— Всенепременно, Арон Моисеевич. Как только встречу, так сразу и передам, — кивнул Николай, взял «подаренный» пробник, спрятал его за пазуху, попрощался и вышел на улицу.

На душе у него пели птицы.

Он не думал о том, встретит он эту девушку хоть когда-нибудь или не встретит. Он был просто рад тому, что она где-то есть. Или где-то была. Или где-нибудь будет. И значит, его попадание в это время...

Пусть даже у него ничего не выйдет с прогрессорством — экономическим, технологическим, политическим... Шансы на это были и впрямь небольшими — настоящие книжные попаданцы попадали, как правило, сразу в генсека или царя, или же, на крайняк, в приближённую к «трону» особу. А он — простой работяга, дембель-стройбатовец. Что и кому он докажет? Что дадут ему здесь изменить? Какую-нибудь ерунду, не влияющую, в историческом плане, вообще ни на что? Так зачем тогда что-то делать, барахтаться, словно лягушка в сметане?..

Нет, смысл барахтаться всё-таки был. Пусть и не ради всего «прогрессивного человечества». Не ради личных успехов. А хотя бы ради того, чтобы эта таинственная незнакомка на фото стала бы хоть немного счастливее...