Глава 12

— Витька?! Пропал? Когда? — не сразу врубился Стрельников.

— Да если б я знала? — развела руками Зинаида Степановна. — Это надо у Раи спросить. Она говорит, что Витька бумагу какую-то написал. А что там, наверное, только ты и поймёшь.

Старший сержант выскочил из-за стола и ринулся в коридор.

Раиса Ивановна сидела около двери на табуреточке, не снявши пальто, со сбившимся на затылок платке. Из-под платка выбивались растрёпанные волосы, лицо казалось осунувшимся, глаза припухшими.

— Вот, — протянула она Николаю бумажный листок.

«Стрельник, сегодня я соскочу. Ровно как ты говорил. Надеюсь, что всё получится. А не получится, значит, судьба такая. Мама поймёт».

— Я ничего, Коль, не понимаю. Совсем ничего, — голос у тёти Раи дрожал, но всё же она пыталась держаться. — Куда соскочить? Зачем? Может быть, ты что-то знаешь. Я с работы пришла, а Витюши нет, и он до сих пор пришёл. И это письмо ещё непонятное...

Стрельников посмотрел на часы.

Двенадцать пятнадцать. Неплохо, однако, он засиделся. И насчёт Витьки тоже не очень понятно. Хотя...

— Раиса Ивановна, — посмотрел он на Левашову. — В вашей школе и музучилище аванс когда выдают?

— Двадцатого, — удивленно ответила та.

— А привозят вечером девятнадцатого, — припомнил старший сержант ещё доармейские разговоры с «Лешим» и прочими, кто брал уроки баяна у тёти Раи.

— Ну да, девятнадцатого. Наша бухгалтер сама за деньгами ходит. До банка там недалеко, всего два квартала, но её всё равно всегда кто-то сопровождает. Кто-нибудь из мужчин.

— И деньги в кассе всю ночь лежат?

— Ну, наверное. Где же им быть-то?

Стрельников дёрнул щекой.

Он не помнил, был ли в кассе училища и объединённой с ним музыкальной школы даже не сейф, а хотя бы металлический шкаф, но подобная безалаберность — оставлять в общественном здании на ночь крупную сумму (хоть на зарплату, хоть на аванс) вместо того, чтобы раздать её сразу... нет, его «молодого» это ни разу не удивляло. А вот другого, более опытного, искушённого, отлично помнящего, что частенько случалось в таких ситуациях в будущем, буквально в ступор вводило...

То, что бухгалтерша музучилища ходила в банк на день раньше положенного, было по-житейски понятно. Двадцатого, когда туда сходятся и съезжаются со всех городских предприятий, там, наверное, не протолкнуться. А стоять в очереди никому неохота. Вот поэтому самые «хитрые» и приходили туда заранее. И даже не думали, что «житейская мудрость» и «безопасность» могут быть абсолютно несовместимы...

— Идите домой, тётя Рая, и никуда больше не выходите. Я постараюсь выяснить, что да как... И не волнуйтесь, — добавил старший сержант, заметив, как дёрнулась женщина. — С Витькой ничего нехорошего не случится. Вернётся домой, как миленький. Я прослежу...

Ничего больше не объясняя, он надел сапоги, накинул на плечи старую куртку, взял с полки фонарик и, бросив «Я к Бочкиным», вышел на лестничную площадку.

Сосед-участковый обнаружился дома и, как оказалось, спать ещё не ложился. Хотя и зевал.

Выслушав Стрельникова, он негромко вздохнул и принялся одеваться. Через пару минут они вместе вышли на улицу и двинулись в сторону Октябрьского моста.

— Вообще-то, это не мой участок. И даже район не мой, — пробормотал Бочкин через пару минут. — Ты точно уверен, что музыкалку сегодня хотят подломить?

— Точно.

— И что твой Витька не соучастник, а наоборот?

— Уверен, — кивнул Николай. — Уверен, что он там в засаде засел. Думает, идиот, помешать этим гаврикам. С поличным взять хочет.

— Действительно, идиот, — покачал головой участковый. — Хотя, если честно, не верю я в это всё.

— Так зачем же тогда со мною пошли? — удивился Стрельников.

— Сигнал поступил, надо его отработать, — объяснил Бочкин. — Если там никого не окажется, а скорее всего, так и есть, поставим отметку «информация не подтвердилась».

— А если я прав?

— А если твой Левашов там и вправду в засаде сидит, то произведём необходимые оперативные действия.

— Что-что мы произведём? — недопонял Стрельников.

— По обстановке мы будем действовать, вот что, — бросил Аркадий Семёнович, ускорив шаг...

Музучилище располагалось на другом берегу реки и примыкало с тыла к Старому рынку. Главный фасад выходил на улицу Маяковского. Свет ни на первом, ни на втором этаже не горел.

— Вон там должен сторож сидеть, — указал Николай на окошко слева от входа. — Спит что ли?

— Да. Непорядок, — проворчал озабоченно участковый. — Открывайте, милиция! — забарабанил он в дверь кулаком.

Из здания не доносилось ни звука.

Стрельников поднял с земли камушек и аккуратно бросил в окно «где сторож». Стекло отчётливо звякнуло, однако и в этом случае реакции изнутри не последовало, и даже собаки нигде поблизости не залаяли.

— Чёрный ход есть? — спросил Бочкин.

— Есть. Со двора. Но это через рынок идти.

— Значит, пойдём через рынок...

Рынок по ночам не работал. Правда, чтобы проникнуть на территорию, стучаться в закрытые ворота не требовалось. В оградах между лабазами ещё дореволюционной постройки лазеек и дырок хватало. В одну из них Бочкин со Стрельниковым как раз и пролезли. Ещё один «необозначенный на картах» проход нашёлся в заборе, отделяющем задний двор музыкалки от торговых рядов...

— Стоять, суки! — завопили откуда-то из темноты Витькиным голосом.

Зазвенело выбитое окно, послышались звуки ударов, мат, шум упавшего тела...

Какая-то тень, подволакивая ногу, метнулась к калитке в дальнем конце двора.

— Стоять! — рявкнул Бочкин и бросился следом, свистя в милицейский свисток.

В свете выглянувшей из-за тучи Луны Николай углядел металлический отблеск.

— Ё-о-о! — болезненно вскрикнули в полутьме у стены.

Стрельников выхватил из кармана фонарик и рванулся на вскрик. В неярком фонарном круге замер, сощурив глаза, какой-то мужик в телогрейке. В руке у него был нож. Рядом, на пару метров правее, держась одной рукой за живот, а другой опираясь о стену, стоял Левашов. Точнее, пытался стоять, пошатываясь, будто пьяный или «поплывший» после чужого удара.

— Руки в гору! Милиция! — заорал Николай.

Неизвестный кинулся в сторону. Недолго думая, бывший старший сержант швырнул ему вслед подвернувшийся под ботинок кирпич.

Бросок оказался удачным. Получив кирпичом по хребту, бегущий споткнулся и выронил финку. Но не упал, а только зло зашипел и согнулся, раскинув руки, словно хотел кого-то схватить и заломать по-медвежьи.

Бороться с этим придурком Стрельников не собирался. Он просто швырнул в идиота ещё одну каменюку (во дворе их валялось достаточно), а затем прыгнул вперёд ногами, целя противнику в грудь.

Прыжок и удар вышли на загляденье.

Мужик в телогрейке впечатался в стену и сполз по ней наземь, закатив зенки.

Николай сразу же навалился на упавшего сверху, заломил ему руки и начал вязать их ремнём, так же, как в поезде, не своим, а вырванным из штанов уркагана.

— Стрельник?.. Ты это что?.. Откуда?..

Кое-как доковылявший до приятеля «Леший» продолжал держаться за стену и зажимал бок рукой.

— Живой? — оглянулся на него Николай.

— Да вроде бы... да...

Будто не веря себе, Левашов осторожно убрал с живота свою левую руку и посмотрел на пальцы. Потом расстегнул тужурку и вытащил из-за подкладки, разорванной около пояса, давешний портсигар. Тот самый, что утром в субботу спас жизнь Николаю, приняв на себя нож бандита. Стрельников сам отдал его Витьке в «Блинной», сказав, что пускай тот теперь и его талисманом немного побудет. В шутку, конечно, без какой-либо задней мысли.

— Вот... За подкладку упал... Свезло, так свезло, — растерянно пробормотал Левашов, глядя на смятую крышку из мельхиора.

— Свезло, — кивнул Николай. — А говорили, что дважды в одну воронку не падает.

— Эт-точно, — выдохнул Витька и, плюхнувшись прямо на мокрую землю рядом со Стрельниковым, протянул ему дважды пробитый ножом подарок. — Сработало, значицца. Возвращаю.

— Уверен, что не понадобится?

— Только после тебя, — засмеялся приятель...

За теряющимся в потёмках забором раздавались трели милицейских свистков, рычала мотором машина, кто-то истошно вопил, словно его пытали, выкрикивались отрывистые команды, заливались лаем собаки... «проснулись-таки... болонки сторожевые»... а Стрельников с Левашовым сидели возле спелёнатого бандита, привалившись спиной к спине, и ржали, как кони, отходя от случившегося... или, скорее, от неслучившегося, так и не ставшего непоправимым...

* * *

— Детский сад, штаны на лямках! — бросил в сердцах Аркадий Семёнович ранним утром, когда Левашова и Стрельникова наконец отпустили из отделения и он лично сопровождал их домой, чтобы они снова чего-нибудь не отчебучили. — Вас же придурков могли на пятёрку закрыть, а если бы я был судьёй, то и десятку впаял бы. Ну, это же надо додуматься! Иметь железобетонные подозрения и не сообщить о них, куда следует. А потом ещё кирпичом злоумышленника... едва не убить... И самим, мать, чуть было не окочуриться.

— Ну, ведь всё же нормально прошло, дядь Аркаш, разве нет? — улыбнулся Стрельников.

— Нормально, потому что других фигурантов всех повязали, — отрезал Бочкин. — И эти фигуранты дали показания... в вашу пользу. Хотя могли бы и потопить этого идиота, с гарантией, — сердито кивнул он на благоразумно помалкивающего Левашова...

Участковый был абсолютно прав. И Николай это хорошо понимал, но в то же время ни в чём не раскаивался. Нынешней ночью Витька действительно «соскочил». Да так, что теперь за него уже точно не стоило беспокоиться.

Вообще, около музучилища повязали целую шайку. Все — бывшие дружки-собутыльники «Лешего». Тот, кого «уронил» Николай, носил погоняло «Сыч». Второго, за которым погнался Бочкин, сарайная публика знала, как «Шпинделя». Оба — сидельцы, освободившиеся из мест не столь отдалённых около года назад. Ещё двоих прихватили на рынке. Васька Шадрин и «Сарафаныч» стояли на стрёме и, по словам Бочкина, зону ещё не топтали, но это упущение, как опять же уточнил участковый, будет исправлено в самое ближайшее время.

Месяц с лишним назад, после того, как Витька унёс из дома аккордеон, его дружки ненавязчиво, под рюмашку, в течение нескольких суток выясняли у находящегося в сильном подпитии Левашова, что вообще интересного может храниться в училище. Плохо соображающий Витька выкладывал всё без утайки и даже не думал, чем это может закончиться.

Что конкретно задумали бывшие дружбаны, он понял только вчера, когда встретивший его возле дома «Шпиндель» (кстати, тот самый придурок, что клянчил у Николая в субботу деньги на выпивку) вдруг предложил прогуляться вечером к Старому рынку, сказав, что одно интересное дельце там намечается и что без «Лешего» его проворачивать западло.

Сложить два и два Левашову удалось без труда. После воскресного разговора со Стрельниковым он долго думал над способом, как, пока не устроился на работу, не вернуться к прежнему образу жизни. Ведь дружки-собутыльники никуда не исчезли. И стоит лишь дать слабину, поддаться на уговоры, и аллес — пиши, пропало, о возможности «соскочить с этого несущегося к обрыву состава» можно забыть навсегда.

Вот поэтому, собственно, Левашов и решил не идти с подозрениями в милицию, а сделать всё самому. Самому устроить засаду во дворе музучилища, самому взять воришек с поличным, самому сдать их скопом, куда положено. Одного не учёл: воришки — не дети, и для них он — добыча, а не охотник. И если б не школьный друг «Стрельник», валяться бы сейчас «Лешему» под забором с распоротым брюхом или, при диком везении, давать показания в качестве соучастника, а не свидетеля.

А так — да, и впрямь соскочил. Не подкопаешься...

Сто́рожа, кстати, в эту ночь в музучилище, действительно, не было, как и в две предыдущие. По словам Левашова, такое и раньше случалось — уволился, заболел, другого найти не успели... И вообще, занятия заканчивались в восемь вечера, последние представители педсостава покидали свои кабинеты в одиннадцать, истопник выходил на смену примерно в полтретьего... ну что может произойти непредвиденного за три с половиной часа?.. Ведь если раньше прокатывало, так почему бы и нынче такому не повториться? Тут главное, сразу наверх не докладывать, не суетиться, волну не гнать, перетерпеть кое-как недельку-другую, а там уж оно само по себе всё наладится, не впервой...

Жаль только, что злоумышленникам при этом не объясняли, что в эти ночи им тоже, как всем, лучше дома сидеть, а не в чужие дома забираться и шариться там, надеясь поживиться чем-нибудь ценным. Кто ж знал-то, что злоумышленник нынче хитрый пошёл и злоумышляет теперь лишь в те ночи, когда сторож на месте отсутствует...

— Бдительность, бдительность и ещё раз бдительность, — с назиданием повторял Аркадий Семёнович, когда они уже подходили к «левашовскому» дому. — Милиции на всех лоботрясов может и не хватить. Спасение утопающих, в первую очередь, дело рук самих утопающих. Граждане сами должны это понимать, а уж ответственные лица — тем более...

* * *

Поспать перед тем, как идти на работу, удалось всего три часа. Ещё час ушёл на то, чтобы рассказать тёте Зине о том, что случилось, во всех подробностях. Ну, за исключением тех, что касались ножа с портсигаром. Волновать её Николай не хотел и очень надеялся, что Витька и дядя Аркаша тоже не будут касаться этих «тонких материй» в своих объяснениях с Раисой Ивановной и Валерией Павловной.

Хорошо хоть, что первый рабочий день начинался у Стрельникова не с девяти, как у всех, а с одиннадцати.

— Завтра к одиннадцати приходи, — объявил ему вчера Трепаков. — Раньше мы всё равно ничего тебе не подберём. И если меня не будет, зайдешь на третий этаж, к Поликарпову, прорабский участок номер четыре. Он примет, я ему всё объясню...

Ясное дело, Трепакова на месте в одиннадцать не оказалось, и Николай направился на третий этаж, к товарищу Поликарпову, Фёдору Кузьмичу, начальнику 4-го участка, который, как помнилось, станет впоследствии руководителем одного из стройуправлений треста, и его фото тоже будет висеть на Доске почёта в горкоме.

— Так ты и есть этот самый «универсальный солдат», о котором мне главный всё утро талдычил? — усмехнулся Фёдор Кузьмич, когда Николай представился.

— Выходит, что тот, — не стал спорить Стрельников.

— Ну, тогда садись вот сюда и сам выбирай, что тебе подойдёт, — указал Поликарпов на стол с разложенным на нём городским генпланом, где были отмечены красным карандашом все трестовские недострои.

— А расклад по текучке где посмотреть?

— На листе номер два. Там данные на каждый объект плюс сроки и процент выполнения.

— Понял. Спасибо...

На выбор ушло минут десять. Просмотрев с десяток объектов, Николай попросил:

— А можно чуть поподробнее вот про этот, что на Урицкого?

— Что именно тебе надо?

— Ну... последние исполнительные, например. Или там... протоколы производственных совещаний, докладные прораба.

— Экий ты шустрый! — засмеялся начальник участка. — Если решился, выбрал, то всё это можешь там посмотреть, а здесь... Здесь это надо искать, в бумагах копаться. А ради тебя никто своё время тратить не будет. Ну, если конечно ты в наш партком не пожалуешься, а от него уже управляющему цидуля придёт. Уловил?

— Уловил, — кивнул Стрельников. — Поеду прямо сейчас на Урицкого.

— Выбрал?

— Выбрал.

— Кота в мешке?

— Его са́мого.

— Ну, вот и ладненько, — хмыкнул Фёдор Кузьмич. — А людей, значит, мы тебе завтра туда подгоним. Хотя парочка там уже есть. Но такие... чисто подай-принеси.

— А мастер-то хоть на месте?

— Мастером там Геладзе Георгий Гурамович. Товарищ заслуженный, опытный, боевой... Скоро, правда, на пенсию, но дело знает. Сработаетесь...

Загрузка...