Глава 7

* * *

Проснуться на полу голым в обнимку с унитазом под песню будильника: «А мы не ангелы парень» — такое себе удовольствие.

Но, стоит отметить: стало значительно легче. Всё прошедшее вчера воспринималось уже не так остро. Голова, не то, чтобы прям встала на место, но, хотя бы как-то, пусть очень шатко и ненадёжно к среднему равновесному состоянию вернулась. Предательские мыслишки о том, что неплохо бы и «продолжить банкет», пусть и звучали ещё, но были гораздо тише, и внутренняя реакция на них стала твёрже.

Стоит добавить сюда ещё тот день, который я провёл в мире писателя. Не будь его, с головой у меня было бы куда хуже. А так, я позвонил и сказался на работе больным. Жене говорить ничего не стал: дождался, когда она отведёт сына в садик и сама утопает на работу. Потом вылез из-под одеяла, оделся, сходил на пробежку, долго потом стоял под душем, позволяя струям воды, смывать грязь с моих мыслей и чувств. Помогло не очень. Так что, я вылез, вытерся, оделся и умотал в близлежащий к городу лес, где и бродил до самого обеда один, в тишине, подальше от всех, кто мог бы, даже случайно, вызвать во мне гнев или раздражение. Слишком это было опасно… для них. В таком неустойчивом психическом состоянии, я вполне был способен наделать глупостей. В том числе, и страшных глупостей.

Вечером же, когда вернулись жена и дети, сказался больным уже для них, забрался с головой под одеяло, воткнул в уши наушники со спокойной инструментальной музыкой, завалил голову для надёжности подушкой и лежал так, пока не уснул.

Пробудился уже в этом мире. В вышеописанном неприглядном положении. Но, было уже полегче. Состояние, пусть с натяжкой, но можно было назвать устойчивым.

Хотя, всё равно, это всё — лишь «тонкая ледяная корочка над жерлом притихшего на время вулкана». До настоящей «нормализации» психики с восстановлением всех нужных табу и запретов, когда я стану снова пригоден к мирной гражданской жизни, было ещё очень далеко. Да и самочувствие с настроением оставляли желать лучшего.

Что, кстати, странно: ведь, если подумать, то первоначального моего тела, как такового, уже не осталось вовсе — слишком много раз я «восстанавливал» его, а по факту, полностью пересобирая, используя при этом, то, что под руку попадётся. Этот, теперь уже, полностью синтетический организм не мог «недомогать» или чувствовать себя плохо. Просто, нечему в нём было «недомогать». Он чистый, как бывает чистым лист бумаги, который ещё не трогала ни одна ручка, не пятнали никакие чернила.

Но вот пробежаться после приведения себя в порядок не получилось — за дверью комнаты ожидал служитель. Или слуга? Или, как их тут называют? Я как-то не удосужился этим поинтересоваться, так как редко сам с ними взаимодействовал.

Так вот, за дверью комнаты ждал работник обслуживающего персонала Академии, и стоило мне в моём спортивном костюме выйти из комнаты, как он, с поклоном, поспешил передать устное приглашение пройти на беседу в кабинет к Ректору. В половине шестого утра…

Даже странно, что оно, в данных обстоятельствах, было именно в такой форме — вежливое, безо всяких «срочно», «немедленно» или «незамедлительно». Да и вообще: слуга ждал, а не конвой… Но, дали выспаться — уже хорошо. И на том, как говорится, спасибо! Всё-таки, сейчас я был в несколько лучшем состоянии для ведения нормальной человеческой беседы, чем несколько часов назад: возможно, хоть немого меньше глупостей понаделаю. Совсем-то без них куда? Совсем без глупостей — нам не как…

С другой стороны, а сколько этот служитель здесь уже ждёт? Как давно его ко мне отправили? Интересные вопросы. И я не постеснялся их ему задать, приправив лёгким-лёгким «давлением» недавно открытого в себе Дара. Всё ж, без проверки конкретно на людях, не до конца ещё верилось в его у меня наличие. Нет, верилось, конечно, но, скажем так — сомневалось, немножечко. А не показалось ли мне, часом? Не перепутал ли с чем-нибудь? Не само ли оно так получилось… случайно.

Нет, не само. Не случайно. Воздействие, в этот раз, я сумел прочувствовать достаточно детально и подробно. Да — оно было. И оно работало. Так что, служитель кое-что интересное рассказал, помимо того, что ему сказать было велено.

Оказалось, что ждёт он тут не час и не два. А с самого вчерашнего вечера. С того момента, как в общежитие примчались Ректор с нашим Куратором и ещё одним «молчаливым господином». В сопровождении коменданта общежития, они открыли дверь моей комнаты запасным ключом коменданта, вошли и остановились, увидев моё спящее в обнимку с «белым другом» тело.

Пронаблюдав за ним минут пять в молчании, так же молча развернулись и удалились. Дверь закрыли, служителя оставили с приказом дождаться моего выхода из комнаты и пригласить к Ректору. Вежливо, но… во сколько бы я не проснулся. В четыре — так в четыре, в пять — так в пять, в три — так в три.

Что ж, очень любезно с их стороны дать мне выспаться и прийти в себя. Вежливо и разумно. Вряд ли бы разговор у нас получился, если бы они разбудили меня посреди ночи такой толпой.

В кабинете Ректор был уже не один. Всё те же Граф Сатурмин и неизвестный мне молчаливый Herr тоже присутствовали. Складывалось впечатление, что эти трое вообще только вместе и существуют. Ни разу я ещё их в неполном комплекте не видел… Хотя, нет — вру. Один раз было: недавно совсем, на приёме у Кайзера, когда он наши клипы отсматривал.

Я вошёл, поздоровался. Меня поприветствовали в ответ. Ректор пригласил проходить, присаживаться к нему, за традиционный для крупных организаций совещательный «Т»-образный стол. Сам он, что естественно, сидел во главе. Я занял ближайшее к «перекладине» кресло слева. Напротив уже сидел в таком же кресле Сатурмин. А тот молчаливый Herr расположился, как и обычно, на стуле возле входной двери в кабинет. Такая позиция была для него излюбленной.

На столе перед Ректором лежали рядком: мой телефон с треснувшим экраном, стилет в ножнах на оборванном ремешке, значок Ратника, пистолет, запасная обойма к нему и четыре Артефактных пули.

Хм, видно, кому-то пришлось хорошо постараться, чтобы найти их все и извлечь из тех мест, в которых они засели. Ведь, точно помню — колонку они пробили насквозь и полетели дальше. Повезёт, если никого не убили или не ранили из случайных людей по пути. Того-то, кому предназначались, они, к сожалению, не задели… А так, глядишь, и не было бы у меня такого срыва. Убил бы быстренько одного, и успокоился…

— Не расскажете нам, молодой человек, что же с вами, всё-таки, случилось вчера на площади? — обратился ко мне Ректор, когда я умостился в кресле и успел полюбоваться представленной экспозицией. — Заставили вы нас поволноваться.

— Я… не очень хорошо помню, что случилось, — почти соврал я. Почти. Сильно исказил суть, но по форме, всё ж, это ложью не было. Ведь, формально, учитывая, что уже целый день и две ночи отчаянно пытаюсь забыть это всё, то сказать, что «помню не очень хорошо» — не значит соврать. — Освежите память? Как это выглядело со стороны?

— Что-о-о ж, — протянул Ректор. И по его виду, спокойному, ровному и прямому, как и всегда, трудно было разобрать, как именно он отнёсся к такому моему предложению. Однако, к моему удивлению, начал действительно рассказывать. — Попробую. Вчера, по прибытию вашей «группы» на площадь, по пути от машин к сцене, произошла яркая вспышка, временно ослепившая и наблюдателей, и охрану, и ваших товарищей. Пострадала даже записывающая техника. Меньше, чем через секунду после вспышки, прозвучала серия выстрелов, настолько быстрая, что в показаниях многих свидетелей, была она принята за один или короткую очередь. Дальше был хлопок, сравнимый по громкости со взрывом противотанковой гранаты. После того, как наблюдателям и охране удалось проморгаться, оказалось, что вас на площади уже нет. А на том месте, где вы до этого стояли, повреждена брусчатка. Вокруг разбросаны мокрые клочки порванной одежды. Брызги воды. Но ни тела, ни крови нет. Всё, что удалось по итогу поисковых мероприятий собрать экспертам, перед вами. Так, что же произошло, Юрий Петрович?

— Трудно сказать, — решил и дальше идти в несознанку я. — Вспышку помню. Что с испугу начал палить, в белый свет, как в копеечку, тоже помню. А дальше… удар, потеря контроля над «Водным покровом», который, в результате взорвался, порвав одежду и, похоже, вызвав контузию… и… и всё. Очнулся уже в своей комнате, в ванне. Где-то, через час, наверное, после происшествия… Чувствовал себя отвратно. Еле дополз до унитаза, в обнимку с которым и провёл весь вечер и всю ночь. А, когда проснулся и вышел из комнаты, тут же получил ваше приглашение. Вот я здесь, — виновато-беспомощно развёл руками.

— Понятно… — постучал пальцами по столешнице Граф Сатурмин. — «Не видел, не знаю, не помню», — проворчал он.

— Что поделать, если это так? — снова развёл руками я.

— И, кто устроил настоящее сражение, переполошив весь город, экстренные службы и даже войска, в заброшенном госпитале на Клайалле, возле леса Груневальд, как раз после вашего исчезновения, вы, видимо, тоже не знаете? — хмыкнул Граф.

— Ну, это же логично, да? — похлопал глазками я.

— Логично… — повторил Ректор. — Вы настаиваете именно на этой версии событий, Юрий Петрович? — при этом взгляд его был очень внимательным и настойчивым. Настолько, что я даже немного растерялся.

— Не то, чтобы прямо настаиваю… — попытался как можно аккуратнее сформулировать свой ответ. — Но другой у меня, всё равно, для вас нет.

— То есть, заявлять о похищении и покушении на убийство вы не собираетесь? Официально? — продолжил Ректор. — Вы не передумаете?

— Что-то я вас не до конца понимаю, Herr Рейсс… — нахмурился я, действительно никак не будучи в состоянии сообразить, что он от меня хочет? Может я ошибаюсь, но… к чему он меня подталкивает такими формулировками?

— Ситуация очень… неоднозначная, Юрий Петрович, — немного помолчав, ответил Ректор. — И может грозить огромным политическим скандалом с очень серьёзными немедленными последствиями, вплоть до разрыва мирного договора, и перехода… кризиса в Польше в… горячую фазу. Так что, я повторюсь: вы настаиваете на своей версии события? Не будете менять показаний перед… прессой? Не станете делать заявлений?

— Вы можете толком объяснить, что произошло? Почему я должен менять показания? — нахмурился я. — И, уж лучше вы сделаете это здесь и сейчас, в этом кабинете, чем это произойдёт позже, когда мне об этом расскажет кто-то другой, сильно исказив в свою сторону факты… та же пресса.

После этого вопроса, какое-то время тянулось напряжённое молчание. Используя уже чуть ли не на автомате фокус с капельками воды на волосах, я даже успел уловить обмен взглядами Ректора, молчаливого Herr-а и Сатурмина. Согласным опусканием век Ректору ответили оба его визави.

— Хорошо, — вернул свой взгляд на меня Рейсс. — Как уже ранее упоминалось, примерно в то же время, как вы пропали с площади, с разницей всего в несколько минут, в здании старого военного госпиталя на Клайалле, возле леса Груневальд, начались взрывы, быстро перешедшие в ожесточённый бой с применением высокоранговых Стихийных техник. Грохот стоял такой, что происшествие не имело ни малейших шансов остаться незамеченным. Были подняты по тревоге экстренные службы, Жандармерия и Гвардейский корпус. Но, к моменту их прибытия, бой уже закончился. Не удалось задержать ни одного из возможных участников или даже просто подозреваемых. Осмотр места происшествия… ничего не дал. Ни тел, ни пострадавших, ни следов крови. При весьма серьёзных разрушениях самого здания: три верхних этажа снесено полностью, ещё два имеют многочисленные обрушения, так же, многочисленные повреждения стен, основания, выбиты окна там, где они ещё оставались… Так же стёкла были выбиты в домах в радиусе пяти километров от здания госпиталя. Поваленные деревья, множественные обрывы проводов, аварии. Есть пострадавшие, — спокойно, обстоятельно и деловито рассказывал Ректор, не отводя от меня своего внимательного взгляда.

— В ходе расследования «по горячим следам», удалось достоверно установить три Стихии, применявшиеся во время боя на крыше здания. Это Молния, Ветер и Вода. Ранг применявшихся техник определяется специалистами, как Пятая-Шестая ступень Овладения Даром. Тут мнения разнятся. Но, точно не ниже Пятой. Это то, что является установленным фактом.

— Интересно, — произнёс я. — Но, пока не могу уловить всей сложности. Ну, подрались какие-то Одарённые в старой заброшке, пошумели, да разбежались… в чём «политический скандал» и «немедленные серьёзные последствия»?

— Во-первых, сам по себе бой Одарённых аж Пятой ступени в городе — ситуация совершенно не рядовая и будет разбираться лично Кайзером со всей тщательностью и серьёзностью. Подобный бой может легко снести несколько кварталов и принести тысячи жертв среди населения — Пятая ступень — это не игрушки! Тем более — Шестая.

— Хм… — задумчиво почесал нос я. — А «во-вторых»?

— Здание старого госпиталя и земля под ним, несколько месяцев назад были арендованы Южно-Американским Аристократом: Авкапхуру Куачтемока — Седьмая ступень овладения Даром. Начались работы по реконструкции здания. Из ЮАИ прибыл он сам, его сыновья и все ученики. В следующем году должно было состояться открытие новое отделение Семейно клиники Куачтемока в Берлине…

— А, каких Рангов сыновья и ученики? — поинтересовался я.

— Старший сын — Пятая ступень Молнии. Второй сын — Пятая ступень Воздуха. Старший ученик — Шестая ступень Солнца. Остальные — не выше Четвёртой ступени. Сам Куачтемока — Седьмая ступень Солнца.

— Ну, видимо, сыновья что-то не поделили? Вот и подрались? — пожав плечами, предположил я. Так, на грани бреда.

— Не сходится: не было у Куачтемока в учениках или Семье Водника достаточной силы. Один был — но, он лишь Второй ступени Овладения Даром. Никак не мог он использовать техники, подобные тем, которые описывают свидетели.

— Хм. Я просто предположил, — пожал плечами и снова посмотрел на Ректора. — Так проблема-то в чём?

— В том, что на территории нашей страны произошло… произошёл серьёзнейший инцидент с возможным участием иностранных подданных. И дело касается не кого-то, а Южно-Американской Империи… и Империи Российской. И это уже серьёзно. Очень серьёзно. Проблема даже не уровня Кайзера Германии, а Великого Магистра ФГЕ.

— Не понял, — нахмурился я. — А Российская Империя тут причём?

— Та вспышка на площади, перед вашим исчезновением, Юрий Петрович. Специалисты определяют её, как одну из техник Стихии Солнца. Причём, именно Инко-Ацтекской Школы.

— То есть?..

— То есть, с высокой долей вероятности, в вашем похищении с площади мог участвовать Старший ученик Куачтемока.

— То есть… вы сейчас меня обвиняете в нападении на… Одарённого Седьмой Ступени освоения Дара? Точнее, даже не так: в нападении на всю его Дружину? — почти натурально округлились мои глаза. — Ратник Воды на Богатыря, Пестуна, двух Витязей и ещё сколько-то там всякой «мелочи», вроде Ратников⁈ Серьёзно?

— Я ни в чём и никого не обвиняю, — спокойно и ровно ответил Ректор. — Обвинять — не моё дело. Я пытаюсь прояснить картину происшедшего.

— Хм, и как же, по-вашему, всё произошло? — скрестил на груди руки я.

— Старший ученик Авкапхуру произвёл ваше похищение с площади и доставил в здание старого госпиталя…

— За несколько минут? — изогнул бровь я. — Через весь город?

— Одна из высших техник Стихии Солнца Инко-Ацтекской Школы позволяет перемещаться на… значительные расстояния, используя солнечный свет, с его скоростью. Значительные — это десятки километров.

— Оу… — осёкся я. — Не знал.

— А, если бы взяли дисциплину «Теоретические основы Дара», то уже знали бы. Обзор крупнейших Школ изучается в первом семестре третьего курса, — не преминул попенять мне Рейсс. Я с тяжёлым вдохом закатил глаза. Развивать тему он не стал. Спор наш о том, почему я не стремлюсь развиваться в этом направлении, мог быть и был бесконечным. Начался ещё в первый день, в студии. И до сих пор, ещё не окончен. Но сейчас было не место и не время.

— … произвёл похищение и доставил в здание старого госпиталя, — продолжил с того места, где я его прервал, Ректор. — Где уже ваша негласная охрана, отследившая ваше место нахождения, ввязалась в бой в попытке отбить и вернуть вас. Их усилия увенчались успехом, и вы благополучно были возвращены в Академию.

— У меня есть «негласная охрана»⁈ — в совершенно искреннем удивлении повернулся к Сатурмину я.

— Мне-то почём знать? — пожал плечами Граф. — Мои полномочия, хоть и велики, но в дела «Охранки» я не лезу. О наличии или отсутствии негласной охраны тебя, или Княжны, или ещё кого-то из делегации, меня в известность не ставили.

— «Но»? — поднажал на него я.

— Вспомни: кто тебя в Петрограде «Учеником» назвал? — хмыкнул Сатурмин и так многозначительно посмотрел, приподняв бровь.

— Оу… — даже не нашёлся, что на это ответить я.

— Да и голову Гранда, брошенную к ногам Императора твоим отцом, ещё никто не забыл.

— Хм… как-то я даже не задумывался, что… кхм… Так, стоп! А я тут, вообще, причём⁈ С какого перепугу этому Авкапхуру с, язык сломаешь, каким именем, мог понадобиться я⁈ Мы же даже не знакомы!

— Авкапхуру Куачтемока был главой той Южно-Американской делегации, в которой состояли Гранд Осирио, Гранд Пачеко и Баталодор Кардона, — многозначительно ответил Сатурмин. — Голову Пачеко твой отец бросил под ноги Императору. Осирио пропал без вести в Петрограде на следующий день после Бала в Зимнем, а Кардону ты лично сам спустил в левневую канализацию во время своего «экзамена» на Ранг Ратника.

— Хм… не, ну некоторая закономерность прослеживается… — пришлось признать мне. — Но… в госпитале же, по вашим словам, никого не нашли?

— Не нашли, — подтвердил Ректор, к которому я снова повернулся.

— ЮАИ-рцы протест или претензии не заявляли?

— Не заявляли.

— А я ничего не помню, — появилась на лице моём улыбка. — И стоять на этом буду, пока меня официально не обвинят в чём-то. С доказательствами. А сейчас: нет тела — нет дела! Ничего не знаю — ничем не могу помочь!

— Вы настаиваете на этом? — уточнил Ректор.

— Настаиваю! — подтвердил я.

— И обвинений в похищении и попытке убийства выдвигать не станете?

— Пока меня самого не обвинят, — подтвердил я.

— В чём? — уточнил Ректор.

— В нападении и убийстве… этого Куа… Куа-чего-то там, его сыновей и учеников, — пожал я плечами. — Если следовать вашей логике, Herr Рейсс.

— Что ж, — проговорил Ректор и повернулся к Сатурмину.

— Российский Император, пока не уполномочивал меня подавать протест или выдвигать обвинение, ни Германскому Кайзеру, ни Великому Магистру, ни Американскому Императору, — спокойно ответил Граф. — Пока.

— Пока…

— Пока кто-то из них не начнёт выдвигать обвинения ему, — усмехнулся Сатурмин. — «Нет тела — нет дала», значит? — повернулся ко мне Граф. — Интересная присказка. Надо запомнить.

* * *
Загрузка...