Княжич Юра V. Человек Дождя

Глава 11

Никакого разгона. Никакой подготовки. Никаких приветственных речей и обращений к собравшимся зрителям. Ничего.

Сразу. Лишь только занавес начал отрываться от специальных креплений арки, наш клавишник уже затянул быстрые, разгонные такты первой песни на своём синтезаторе. Вторя ему, по глазам толпы начал бить мерцающий, сбивающий с толку свет ламп. Заставляющий безотчётно тревожиться и пытаться ловить взглядом в его вспышках хоть что-то.

И, пока занавес медленно падал под сцену, в месеве бликов, теней и вспышек, все мы стояли на своих местах неподвижно, словно не люди, а манекены или составные части декораций. Двигались только пальцы клавишника. Да и то, их движений никто бы не смог заметить, если бы специально наведённая камера не показывала их крупно, выводя на главный экран, установленный за сценой. Ткань упала. И на какой-то миг, замерли даже эти пальцы. Миг пронзительной тишины, картинка на экране сменилась, и Захар со всей своей пролетарской злостью вломил палочками по составляющим ударной установки. Тут же подключились гитары. В том числе, и моя.

Быстрые, мощные согласованные удары по барабанам и по струнам, своим звуком принялись долбить по ушам собравшейся толпы, словно, не музыканты тут собрались, а кузнецы, и не играют они, а по пылающей заготовке долбят, пытаясь успеть максимально придать ей форму, до того, как она остынет и потеряет пластичность.

Быстро, сильно, ритмично, будоражаще, мощно. Не жалея ни барабанов, ни струн, ни пальцев, ни голов, которыми трясли-кивали все находившиеся на сцене в такт ударам.

Резко стихают удары. Остаются лишь едва-заметные голоса бэк-вокалисток, рисующих лёгкими штрихами фон для чего-то, что должно вот-вот начаться… И, наконец…

— Du!.. du hast!.. du hast mich!.. — врезался в вечерний Берлинский воздух мой голос, максимально, насколько это вообще, в принципе возможно, копирующий голос и манеру исполнения оригинального Тиля… А камера, передающая изображение на большой экран, фиксируется, наконец, на мне, а не на общем плане происходящего на сцене бедлама.

Раньше-то, разобрать что-то достаточно отчётливо, было невозможно, я ведь тряс башкой и изображал плечом удары молота вместе со всеми. Понятно, что одновременно петь и играть на гитаре довольно непросто. И в самом начале я чуть было не решился отказаться от этого элемента выступления совсем — когда только начинал планирование и проводил первые пробы-репетиции. Непросто, но не невозможно. Требует только достаточных часов тренировки и наработки. Я эти часы в своём расписании нашёл, и данному элементу уделил, так что, сейчас, к моменту начала концерта, я уже не обращал на эту сложность никакого внимания. Она уже и сложностью-то не воспринималась. Дело привычки и подготовки.

Экран показал крупным планом застывшего и «запевшего» меня. Точнее, будет корректнее сказать, не «запевшего», а «начавшего скандировать», так как эти отдельные, почти односложные выкрики пением пока что назвать нельзя. Несправедливо это будет к пению.

Экран показал, а толпа внизу-впереди… застыла. В шоке, или изумлении, или непонимании — не так важно, что это было. Важно, что именно в этот момент все глаза, всех кто присутствовал здесь, всех, кто пришёл на эту площадь, были направлены на меня. И только на меня! А в голове у них образовался миг звенящей пустоты — я их поймал! Поймал их всех!

По идее, все, кто сюда пришёл сегодня, должны были уже быть морально готовы к тому, что сейчас увидели — ведь не только сами песни были выпущены в ротацию на радио, но и клипы, отснятые к ним. Люди, их посмотревшие, должны были уже понимать, ЧТО это за концерт. Какого плана и направления.

Но, или видео были недостаточно провокационными, или клипы были выпущены в показ слишком поздно, не все успели их посмотреть, а те, кто успел, не до конца проникнуться тем, что там увидели, осознать и смириться с тем, что Одарённый Княжич может в принципе выглядеть ТАК!

В любом случае, шок толпы был физически ощутим мной. Чистый, незамутнённый, звенящий…

А так-то: ничего особенного, на самом деле, я не придумывал и не изобретал, всё было максимально канонично и полностью соответствовало стилю Линдемана.

Кожаные штаны, тяжёлые черные ботинки-говнодавы, крупная металлическая бляха ремня и широкие подтяжки. На голове «недоирокез». «Недо» — потому что чуток длины для нормального «ирокеза» не хватало, не успели волосы достаточно отрасти за время подготовки к концерту. Но, ничего — итак достаточно агрессивно, странно и вызывающе. Широкие чёрные подтяжки, придающие брутальности голому торсу… А, точно! В клипах-то я до такой степени не обнажался. Всегда, во всех сценах (клипы были сюжетные, близкие к оригинальным Раммовским), я оставался или в рубашке, или в зелёно-коричневой майке, или в хламиде какой, или в грязи. Ну так — телевиденье же. Мне Алина настоятельно порекомендовала «границу не переходить», чтобы с каналами или временем показа проблем не было. Границу определяла для меня она. Но, это телевиденье, клипы. А здесь концерт, на который, по умолчанию, только «восемнадцать плюс» зрители допускались, так что…

Однако, всё равно — шок.

Княжич! Человек власти! Публично! Полуголый! Показанный на большом экране крупным планом, самозабвенно, с прикрытыми глазами, терзающий струны гитары. А чуть дальше три красавицы рядком перед стойками микрофонов в классическом «панк-рокерском» женском прикиде из мира писателя. Хотя… можно и без уточнения — в этом мире данная субкультура тоже существовала.

Да — такое и должно вызывать шок у толпы. Да и… именно на такую реакцию и надеялся. Именно она мне была нужна!

Секунда полного непонимания, когнитивного диссонанса, гулкой звенящей пустоты в направленных на меня тысячах взглядов — всех взглядов, всех людей на площади! Я их поймал! Да!

Если, мне казалось, что на красной дорожке Зимнего или на его малой сцене в большом зале, я испытывал кайф, то — нет! Не кайф то был, а тень кайфа, намёк на кайф, отзвук кайфа! В сравнении с тем, что я испытал в эту секунду. Меня, словно бесконечно прочный воздушный шарик на газовый баллон натянули, у которого сорвало кран. Или… скорее, как панель мощнейшей солнечной батареи, которую всё время её существования хранили в темноте, а сейчас, в жаркой пустыне, разом сдёрнули сразу со всей поверхности плотное покрывало — во мне вскипела и взбурлила такая сила, такая энергия, такая мощь! Что я еле удержался от того, чтобы выплеснуть её сразу в какое-нибудь яркое безумство-проявление. Пока удержался.

И только голос мой окреп. Он и так-то слабым или тихим не был, но теперь просто грохотал.

— Du, du hast, du hast mich!

Du, du hast, du hast mich!

Du, du hast, du hast mich!

Du, du hast, du hast mich!

Du hast mich

Du hast mich gefragt… — постепенно, с каждым повторением фразы, с каждым новым аккордом, толпа на площади оживала. Шок проходил. Но их теперь захватывала сама музыка, жутковатые непонятные слова гениально-загадочного произведения Рамштайна.

И именно теперь, начали подключаться мастера по эффектам и пиротехники. От края сцены вверх, в небо потянулись резкие, отрывистые огненные струи.

Огонь — не моя Стихия. Моя Стихия — Вода. Но эта музыка, эти слова… не мыслимы без огня! Рамштайн без пиротехники — не Рамштайн.

Огонь — не моя Стихия, но… сейчас, на этой сцене, я чувствовал его органичность, его естественность, я чувствовал… его.

Огонь, в конце концов, это что? Это реакция, в которую вступают определённые вещества с кислородом, органические вещества. Реакция, в результате которой образуется CO2 и H2O, плюс всякие примеси, сажа, высвобожденные металлы, зола и прочее, прочее, прочее… Реакция, которая создаёт Воду!

Огонь — это Рождение Воды!!!

Эта мысль была настолько неожиданной и грандиозной, что поразила меня, подобно вспышке молнии. Я замер и позабыл обо всём. Даже перестал петь, благо, был проигрыш в музыке, и от меня голоса не требовалось, а струны на гитаре руки перебирали сами, без какой бы то ни было осознанности, на полном автомате — не зря же я столько репетировал, тренировался и зазубривал свои партии.

Я остановившимися и круглыми от шока, глазами смотрел на струи пламени в воздухе…

Огонь не убивает Воду, он рождает её! Потрясающая мысль. Такая мощная, огромная и угловато-громоздкая, что никак не желала укладываться в моей голове.

А музыка, между тем позвала, и я запел снова. Причём, люди на площади начали мне подпевать.

— Du…

— du hast…

— du hast mich…

Простые, но заразительные повторяющиеся слова, под заводящую музыку. И зритель начинал заводиться. Всё озеро зрителей начинало заводиться. И я заводился. Сильнее и сильнее. Никто же не отменял того кайфа, который я испытывал от их внимания. Я упивался этим вниманием.

Даже та грандиозная мысль, так поразившая меня, начала постепенно тускнеть под напором потока этого внимания. Тускнеть… уступая место вопросу, ничуть не менее фундаментальному и грандиозно-парадоксальному: А может ли Вода рождать Огонь? Или она его только убивает?

До самого конца этой песни я не мог себе ответить на него. Но, честно говоря, не слишком и старался. Я пел! И играл. Я купался во внимании зрителей.

Песня закончилась. Музыка смолкла. Свет погас. Сразу и весь, погрузив площадь с людьми, чьи глаза привыкли к ярким вспышкам и отвыкли от темноты, в непроглядный мрак.

Который, однако, не продлился долго. Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы подготовиться к следующей песне.

И у нас в программе под номером два стоял: «Engel». Более медленная и более «тяжёлая» песня.

Сам Тиль, для исполнения её со сцены, на концерте, выходил со здоровенными металлически-механическими крыльями на спине, к которым тянулись шланги с газом и провода с электричеством. Здоровенными и тяжёлыми настолько, что сам Тиль еле-еле мог двигаться с ними и был всё время наклонён вперёд.

Это создавала дополнительную драматичность и надрыв. А уродливость этой конструкции подчёркивала мрачную «тяжесть» песни.

Я… мог бы полностью повторить этот его трюк. Собрать на заказ такие крылья за время подготовки к концерту, не было большой проблемы — мастеров хватало, денег — тоже. Да и физической силы с выносливостью держать нечто подобное на спине в течении исполнения одного трека — мне бы хватило. Я и петь бы с ними смог.

Петь. Но не играть. Гитару пришлось бы отставить в сторону. А я этого не захотел. Да и вообще: я ж не обязан плагиатить всё полностью! Можно же и творчески переработать взятую красивую идею, используя те возможности, силы и средства, которые есть под рукой… и которых не было у Линдемана.

В данном случае — Воду.

Кто мне помешает создать такие же крылья, и даже больше — из Воды? Ответ: никто. Почему, вообще кто-то должен мешать или запрещать? Я — Одарённый, я — Право имею. Дар — суть моя!

Вот я и сделал.

За сценой, специально для меня был установлен здоровенный резервуар с водой, из которого, за время «тёмной паузы», я успел эту воду вытянуть и сформировать из неё крылья за своей спиной. Сложенные, сомкнутые крылья. Такие, как были у Тиля. Только… больше. Намного больше. Меня же не ограничивал вес конструкции — Вода подчинялась мне, и сама держалась в воздухе, совершенно не давя на плечи. А также не останавливала и не мешала крыша над сценой… которой не было. Я мог позволить себе любой размер этого аксессуара. Хоть сразу со всю площадь!

Я остановился на двенадцати метрах в высоту, в «сложенном» состоянии.

Восхищённый слаженный вздох толпы.

Мелодично-загадочный пронзительный свист, его стартовые переливы — синтезатор. Удары по клавишам — снова синтезатор. Снова ударные. Снова гитары. Моя партия…

— Wer zu Lebzeit gut auf Erden

wird nach dem Tod ein Engel werden

den Blick gen Himmel fragst du dann

warum man sie nicht sehen kann…

Дальше в дело вступают нежные голоса девушек, которые оттеняют мою грубость и брутальность. Нежные, мелодичные, вкрадчивые, словно в душу тебе нашёптывающие…

— Erst wenn die Wolken schlafengehn

kann man uns am Himmel sehn

wir haben Angst und sind allein

И снова грубый мощный мой:

— Gott weiss ich will kein Engel sein…

Всё это в сопровождении игры света, теней, вспышек и переключения главного экрана между мной и поющими девушками…

А в голове моей всё тот же вопрос: может ли Вода рождать Огонь? И ответ, снова пробивший, словно молния — да запросто! Вода — это кислород и водород. Газы! Если их разделить — газы. Электролизом или каким иным способом, не важно. Если воду разорвать на кислород и водород, то это уже горючая смесь газов! Для воспламенения которой достаточно и малейшей искры. Или, даже и искра может не потребоваться — реакция способна начаться сама.

То есть, достаточно разорвать часть Воды, чтобы она родила Огонь!.. который тут же, в процессе горения, снова родит Воду, соединив эти газы в её молекулы…

Часть молекул воды разорвать, схватив другими молекулами воды, теми, что стоят рядом. И, ведь это возможно! Физики утверждают, что такой процесс происходит постоянно: молекулы воды ведь электрически нейтральны только в целом, но не геометрически. Так-то у них один конец «положительный», другой «отрицательный», поэтому она так и активна, что является «универсальным растворителем», она облепляет всё, и рвёт любые связи… даже собственные молекулы, если больше рвать нечего…

Круговорот… Противоположности, плавно перетекающие друг в друга. Не конфликтующие, а дополняющие. «Инь-янь», блин!

Мысль настолько меня поразила и захватила, что, находясь на сильнейшем эмоциональном допинге из всеобщего внимания, я не смог сдержаться. Я решил тут же попробовать эту мысль в жизнь воплотить. Тем более, что у Тиля на концерте, из концов его крыльев били факелы горящего газа. Так, чем я хуже⁈

И… у меня получилось!

Как раз, в тот момент, когда я по сценарию, должен был распахнуть свои крылья, я их и распахнул! Так распахнул, что они полностью закрыли стоящее за моей спиной здание концертного зала. Здание и экран. Все видели теперь только меня, и больше никого. Всё внимание было полностью моим! Я снова поймал всех.

Ну, подумаешь, что для создания такого эффекта, мне пришлось немного сжульничать, и добавить к исходному, «расчётному» объёму крыльев ещё немножко воды из воздуха? Совсем немножко… икс два или три… ну, может, четыре… Какая разница, когда её вокруг столько, что можно новое море наполнить, достаточно только захотеть и потянуть её на себя — в воздушном океане воды много.

Так вот, я распахнул свои огромные, подсвеченные прожекторами водяные, искрящиеся и переливающиеся крылья, уже заставив этим всех задохнуться от восхищения. Но! Прошло две секунды, которые я дал всем на то, чтобы осознать и проникнуться тем, что они видят, а после… из водяных крыльев забили струи пламени.

Только не из одних лишь концов, а по всей кромке «маховых перьев», создав ещё одни крылья вокруг тех. Огненные и ещё более огромные, чем исходные!

Настолько большие, что, наверное, их было видно чуть ли не из любой точки города…

Но мне было плевать — я кайфовал в тех прожекторах и потоках внимания, которое ловил на себе. Мне сносило крышу от него. Я пел!

— Gott weiss ich will kein Engel sein!

Gott weiss ich will kein Engel sein…

Я опустил взгляд вниз, в тёмное озеро зрителей на площади под моими ногами. Победный взгляд… и он буквально упёрся в глаза Катерины. В до предела распахнутые в немом изумлении глаза Екатерины Васильевны!!! В глаза, в которых плясали отражённые огни. В которых отражались мои огненные крылья. По маленькой яркой копии моих крыльев в каждом глазу…

Плевать! Я пел!

Песня заканчивалась. Я медленно гасил и уменьшал свои крылья. Потом, когда огонь кончился, сложил их за спиной. И под пронзительный электронный свист синтезатора свет снова медленно погас…