Княжич Юра V. Человек Дождя

Глава 31

— Так и не вмешаешься? — спросил высокий светловолосый мужчина с короткой «военной» стрижкой, ухоженной «северной» бородой и глазами, голубыми настолько, что они казались крутым киношным спецэффектом, но никак не настоящими глазами живого реального человека.

Одет он был в тёмные штаны, тёмно-зелёную футболку без принта и подбитую белым овечьим мехом куртку. На ногах его были кожаные полуботинки, а возле бедра со специальной перевязи свисал прямой «северный» меч в простых видавших виды кожаных ножнах.

Стоял мужчина на краю небольшого горного плато, с которого открывался совершенно сюрреалистично-потрясающий вид на гору… какой-то невероятной силой опрокинутую набок. Словно, детская игрушка-пирамидка или конус, которую, вместо того чтобы позволить спокойно стоять на основании вершинкой вверх, к небу, свалили на одну из граней, и теперь её подошва торчит вверх, открытая удивлённым взглядам наблюдателей. Только размер у этой пирамидки совсем не детский. Или же «ребёнок», сотворивший с горой такое, должен был быть просто исполином. В любом случае, смотрелось это совершенно противоестественно и дико, ведь в природе нет, не бывает и не может быть процессов, которые смогли бы сотворить такое: не умеют горы падать! Не умеют опрокидываться… оставаясь целыми.

— Нет, — легко и равнодушно ответила блондину на этот вопрос женщина, сидевшая на капоте красной дорогущей спортивной машины в нескольких метрах позади него и подравнивающая пилкой ноготок. Высокая, почти-что неприлично, красивая женщина, одетая в тёмный брючный костюм и тёплую кожаную куртку, тоже подбитую мехом. А что вы хотели — горы, в горах прохладно даже самым жарким летом не то, что поздней весной, как сейчас. Женщина же была стройна, ухожена, держалась уверенно, расслаблено и даже вольготно, словно, происходящее её никак не напрягало и не касалось.

При этом, никакого оружия у неё при себе не имелось. Ни на поясе, ни в каких-либо «скрытых» кобурах или креплениях. Не считать же оружием ту самую пилочку, которой она лениво подправляла свой ноготок? — Я учитель ему, а не нянька.

— Видимо, мы с тобой очень по-разному понимаем долг и задачу Учителя, Катья, — хмыкнул другой мужчина, который расположился в раскладном «дачном» или «кемпинговом» кресле на том же плато на несколько метров левее от здоровяка-блондина и самоуверенной красотки, сидящей на капоте машины. Мужчина с выраженными азиатскими чертами лица и мечом «Дзянь» в ножнах, прислонённым к подлокотнику кресла.

— И это исключительно твои собственные проблемы, Ли, — хмыкнула женщина. — И прекрати уже коверкать моё имя — раздражает.

— Продолжаем, — прервал грозившую начаться пикировку ещё один мужчина: не высокого роста, но коренастый и широкоплечий, черноволосый, бровастый, хмурый и бородатый, стоявший правее высокого голубоглазого блондина, сложив руки на навершии рукояти своего меча, не извлечённого из ножен и упёртого острым концом в землю. Меч был двуручным, тяжёлым, длинным и широким. Настолько длинным, что сложенные на его навершии руки коренастого покоились прямо под его подбородком, который он на них опустил сверху, слегка примяв свою колючую чёрную бороду. Притом, что мужчина не сутулился и не наклонял голову. — Не отвлекайтесь! Дело ещё не закончено.

— Не душни, Душан, — лениво бросил тот, кого назвали Ли. — Но, всё ж, Катья, — намеренно продолжил коверкать имя женщины он. — Если помогать ты ему не собираешься, то, может, поможешь нам?

— Ещё чего, — фыркнула она. — Я — девушка! Существо нежное. Я создана для любви, а не для работы!.. — после чего добавила уже нормальным тоном. — Сами справляйтесь. Зря, что ли, вы аж впятером на одного несчастного Витязя навалились? Да ещё и исподтишка, из засады.

— Парень доказал, что к нему нельзя относиться несерьёзно, — прозвучал глубокий мужской голос сзади. Оттуда, где на возвышающемся камне, в неестественно ярких лучах солнца, прямо на этом камне, сидел ещё один представитель «сильного пола». Высокий, внушительный, одетый в жёлтый, отливающий золотом деловой костюм и с непонятного вида замысловатой золотой то ли короной, то ли тиарой на голове.

Ещё один мужчина, что стоял рядом с камнем и хмурился, промолчал и только сильнее поджал губы, глядя в сторону опрокинутой горы. Этот был одет, как классический испанский Гранд и вооружён рапирой с затейливой гардой-рукоятью, в завитушках и изгибах которой угадывалась скрытая до времени дага, парная ей.

— Вот и трудитесь, мальчики, — ухмыльнулась женщина. — А я посмотрю. Полюбуюсь работой «Великих».

— Почему Долгорукий не здесь? Или Борятинский? — хмуро спросил черноволосый «гном». — Мы одни, что ли, должны работать⁈

— А хо-хо тебе не хе-хе, Душан? — хмыкнула та, которую азиат называл «Катья». — Отец тебе сам должен родного сына закапывать? Или тесть?

— Но решение…

— Скажи спасибо, что Пётр хотя бы в сторону отойти согласился и не мешать, — бросил светловолосый, не поворачиваясь. — А то сейчас бы не ты на него, а он на тебя гору переворачивал.

— Нет, ну а что? — не сдался черноволосый. — Ему же двух младших сыновей оставили? Оставили — мог бы и поработать в благодарность…

— Хорош болтать, дави давай! — недовольно проговорил азиат со своего раскладного кресла.

— Давлю-давлю, — проворчал «гном». — Сам тоже дави! А то разлёгся тут, раскомандывался…

И, словно только и дожидалась этих слов, та самая гора с глухим, противным, пробирающим до костей скрипом-гулом, начала… проваливаться, складываться внутрь себя, как складывается алюминиевая банка в атмосфере, из которой начали выкачивать воздух. Уплотняться, спрессовываться… давить. Зрелище было пугающее.

Правда, на людей, собравшихся на этом плато, оно не произвело никакого впечатления.

— Как он там? Не выполз ещё? — поинтересовался блондин.

— Откуда мне знать? — поморщился Ли. — Он, по-твоему, единственное крупное живое существо на этой горе… был? Это ж ГОРА! Сам бы попробовал в грозовом фронте отдельный маленький воздушный шарик найти и почувствовать.

— Да куда он денется? — хмыкнул Душан. — У меня и мышь не проскочит!

— Мышь… а вода? — уточнил блондин.

— Не волнуйся, мы помним, — успокоил его азиат. — Ни ручей, ни лёд, ни даже отдельные капли и пар не пройдут через толщу прессованной, уплотнённой породы. Не просочится. Не успеет.

— Внимательнее будьте: пацан умеет удивлять, — не остался доволен таким ответом блондин. — Увеличьте площадь воздействия.

— А как же согласованные размеры будущего водохранилища? — уточнил Ли.

— Пересогласуют, — уверенно ответил ему блондин. — Действуйте.

— Ла-адно, — не слишком довольно протянул Душан. — Удваиваем.

— Ла-адно, — передразнил его азиат, и тут же, после этого, «давиться» и проседать начали ещё и окружавшие злополучную гору скальные массивы, делая картину ещё более страшной и сюрреалистичной.

— Альфонсо, пора, — обратился блондин к мужчине с рапирой. Тот кивнул сначала ему в ответ, затем повернулся к обладателю золотой «короны», дождался ответного кивка, и они уже вместе повернулись в сторону поваленной и расплющенной горы.

Солнце, медленно плывшее по совершенно безоблачному небу, как раз подходившее к своему зениту, стало, вдруг, из радостного и весёлого злым. Та часть его лучей, что падала на раздавленную гору и всю «сплющенную» часть местности вокруг него, стали… видимыми. Или так просто казалось из-за той дикой интенсивности, с которой они начали не светить, а бить по поверхности. Более того, казалось, что над всей остальной окружающей территорией свет померк и стал тусклым. Тем ярче выделялась «точка» концентрации лучей. Словно бы от горизонта и до горизонта протянулась огромная линза, сфокусировавшая весь свет в своём центре.

Гора под атакой этого излучения стала очень быстро нагреваться, раскаляться, сиять, а затем и плыть. В этом высокотемпературном аду, то тут, то там, начали промелькивать языки пламени самых разных, подчас и весьма неожиданных цветов. Их становилось больше. Появлялись чаще. Задерживались дольше… постепенно сливаясь между собой.

Минуты не прошло, как на месте, где когда-то была раньше гора, стало плескаться идеально круглое озеро света и пламени, настолько ярких и сильных, что на них безоружным взглядом было даже смотреть невыносимо больно.

Все собравшиеся на плато люди, кроме носителя «короны» не сговариваясь, но практически синхронно, достали из карманов одежды солнцезащитные очки и водрузили их на положенные места.

Теперь, когда затемнённые стёкла дорогих качественных аксессуаров, сравнимых по эффективности с лучшими и самыми современными масками сварщика, убрали от них лишний блеск и световой шум, стало заметно, что пламя движется не хаотично. Нет, оно закручивалось и свивалось в огромный «водоворот», ведь сверху, над всем этим огненно-световым адом угадывались очертания сильного воздушного вихря, который стягивал и «закачивал», подводил вниз, к «озеру» новый и новый богатый кислородом воздух, усиливая процессы горения и ещё больше поднимая температуру.

Камень под всей этой согласованной силищей плыл, горел и плавился. Он тёк и плескался. А самое главное — таял. То есть, гора, и так уже сильно поплющенная, становилась всё ниже, ниже и меньше. Камень испарялся. И озеро постепенно опускалось вниз, проваливалось.

Одарённые, устроившие это светопреставление, не ограничились только тем, что нарели и расплавили гору. Нет! Они, используя свои согласованные усилия, прожигали в земле дыру-котлован с диаметром не меньше десяти километров… и столько же километров вниз, в глубину, в массив и породу, как любопытный ребёнок прожигает увеличительным стеклом дырку в подобранной им деревяшке.

— Роскошные у парня похороны, — хмыкнул Ли.

— И памятник получится великолепный, — добавил Душан. — Сам бы от такого не отказался… когда-нибудь потом, в будущем. Далёком-далёком будущем, — тут же поправился он, уже предвидя подколки товарищей… или подельников.

— Думаю, Шахиншах не откажется назвать будущее водохранилище в его честь? — повернулся Ли к напряжённо вглядывающемуся в образовавшийся провал блондину. — Надо же польстить и подсластить пилюлю Петру. Он же любит красивые жесты…

— Не отвлекайтесь, — отозвался тот. — Контролируйте давление. Продолжайте давить. Ни у кого же из нас нет желания ещё раз собираться и переделывать недоведённую до конца работу… бесплатно? Нет? Ну, так я и думал. Ещё километр вниз!

— Перестраховываешься? — хмыкнула «Катья».

— Ты против? — уточни он.

— Ни в коем случае, — отозвалась она. — Это ведь не мне, а тебе разбираться с экологическими последствиями настолько масштабного воздействия для региона и для планеты в целом. Сколько там тепла выделилось? Куда отводить будешь? В Арктику или Антарктику? Какое побережье тебе лишнее: Европейское с Африканским или Австралийское с Американским? Но, хоть с пеплом и дымом справляться научились… — задумчиво добавила женщина, внимательно разглядывая удивительно светлое пространство над огненным озером и тот вихрь, который над этим озером крутился, его структуру и градацию изменений цвета. — Молодцы… — уже без издёвки добавила она.

— Не беспокойся, — ответил блондин только на первую часть замечания «Катьи». Правда, было достаточно очевидно, что и вторую часть он мимо внимания не пропустил, и эта часть, а особенно тон, которым она была произнесена, ему польстили. — Потопа не будет. Отфильтрованный теплый воздух будет равномерно распределён по всей атмосфере. Детали уже согласованы и отработаны. Нас страхуют.

— По всей… — повторила женщина, восседавшая на капоте спортивного автомобиля. Помолчала пару секунд, что-то обдумывая. Затем саркастично хмыкнула. — Замечательно. Плюс ещё пара градусов к средней температуре по планете. Что б уж точно никто больше не сомневался в этой вашей теории «Глобального потепления». Умно.

— Не ёрничай, — поморщился блондин. — Акция согласована. Расчёты проведены…

— Для пяти километров, — улыбнулась «Катья». — Не для десятка… — затем беспечно подняла глаза к небу. — Хотя? Я-то чего переживаю? Лишние пара градусов среднегодовой температуры для территории Империи только плюсом пойдут — климат мягче станет, для сельского хозяйства благоприятнее, Сибирь и Дальний Восток осваивать проще… А ещё и Северный морской путь быстрее очистится, меньше ледоколов держать придётся… Это в Европе проблемы будут. Но мне-то что стой Европы, правда? — и улыбнулась.

Блондин поморщился, как от зубной боли, но отвечать не стал. А, спустя ещё секунд пять-шесть, громко скомандовал.

— Заканчиваем! — и, вроде бы, сам решил, вроде бы слова и подначки «Катьи» не причём. Вроде бы не придерёшься… Однако, ухмылки на лицах Душана и Ли промелькнули. А вот на лицах Гранда, названного ранее Альфонсо, и его соседа с «короной», наоборот, появились мрачность и озабоченные выражения.

Вихрь над, и огненный ад на дне глубоченной огромной ямы постепенно начали стихать. Потом стихли совсем. Ли встал и сложил за собой своё туристическое кресло. Повесил на пояс ножны с мечом, небрежно закинул сложенное кресло на спину, козырнул всем и что-то весело насвистывая, ушёл с плато. Следом за ним ушёл и Душан.

Ещё чуть позже, села в свою машину и укатила женщина. За ней покинули плато и Гранд с «корононосцем». А блондин… блондин остался на плато: его работа только начиналась…

Не знаю, что это было. Не могу объяснить. И даже предположений никаких нет… ну, кроме, разве что, какого-то странного, нестандартного эффекта от развития Дара Разума? Хотя, про такие его возможности я раньше и не слышал даже. Не встречал никаких упоминаний про то, что можно видеть что-то, находящееся так далеко от тебя, не используя полный «кукольный» контроль над кем-то. Что, такое вообще возможно. С «куклой»: там — да, там, насколько я понимаю (сам не пробовал), можно видеть и слышать всё, что видит и слышит «кукла». Но, для этого требуется довольно длительная и сложная подготовка «материала». «Куклу» из человека быстро не сделаешь.

Но, пусть, даже и «кукла»! Точнее какой-то спонтанный эффект близкий к подобной технике, пусть. Но для «куклы» требуется, как минимум, материал! То есть — Бездарь! Из Одарённого «куклу» не сделаешь при всём желании. Не реально это. Одарённому и внушить-то хоть что-то уже проблематично: его голова — крепость. Почти неприступная. Даже просто взгляд «отвести» такому — уже «задачка со звёздочкой», с которой кто-то Рангом ниже Ратника никак не справится… Или даже Витязя. Но, в том-то и дело, что на том плато не было ни одного Бездаря! Только Одарённые! И только Седьмой ступени! Повлиять на кого-то из них без допинга — это уже за гранью реальности. Это — Эпический Подвиг!

Однако же — вот оно! Видение… Пусть будет «видение», пока не смогу придумать более подходящего термина… Хотя? Писатель я или не писатель? Писатель! Пусть и только в одном мире. Не важно — писатель!

А у писателей есть своя терминология. И в ней, то, что я только-что видел-чувствовал — описывается простым словом — «интерлюдия»! Так, его и буду использовать для обозначения в рассуждениях с самим собой… и читателями.

«Интерлюдия», которую может наблюдать главный герой — чит. Ещё один, блин, чит в мою читерскую копилку. Не настолько крутой, как «регрессия» и «петли», но тоже — огонь!

Однако, не о том речь.

Я не умер! Опять не умер. Даже обидно как-то становится. Столько труда — и всё мимо кассы. В прямом и переносном смысле! Сколько уже Алина на всех этих неудавшихся покушениях недозаработала? Миллионы?

Однако, вот так взять и умереть, когда так всё интересно становится… когда, такие красочные «приходы» идут — кощунство!

В общем, как дело было? На меня упала гора. Вот просто взяла, оторвалась от основания и завалилась набок, накрыв меня собой целиком. Но я об этом, вроде бы, уже говорил и достаточно подробно. Не буду повторяться.

Итак: меня накрыло и вмяло, так как я не успел смыться. Плотность и прочность моей «покровной» оболочки оказалась выше плотности накрывшей меня породы, так что меня не расплющило, не раздавило, не перемололо в кашу — я умудрился пережить эту секунду. А дальше: меня накрыло. И не только в прямом смысле. В переносном тоже: я увидел что-то невообразимое. Хотя, как можно было вообще хоть что-то увидеть в полной, абсолютной темноте, которая царит под более, чем километровым слоем камня? Никакой свет сюда ведь не проникает, что автоматически означает, что он не отражается и не может попадать на светочувствительные рецепторы моих глаз. Не из чего мозгу в зрительном центре формировать изображение! Просто, не из чего!

Если только… я сам не излучаю свет, который мог бы отразиться от окружающей среды и дать какую-то картинку… Но это уже на грани бреда. Даже, если б я его излучал, камень окружающей породы был слишком близко к моему телу, чтобы что-то видеть в этом свечении. А я видел не просто невнятную шершавую поверхность в сантиметре от глаз, я видел небо!

Я видел горы. Я видел то самое плато и тех самых людей. Видел, слышал, мог разглядеть и запомнить каждого из них. При этом, у меня самого какой-то определённой точки нахождения в пространстве не было. Как и угла обзора либо слепых зон. «Изображение» не двигалось и не перемещалось. Моё внимание было, словно бы рассеяно по всему плато сразу, я воспринимал там одновременно всех. Не требовалось перемещаться или настраивать «зрение»…

И одномоментно с тем, я чувствовал своё тело, всё ещё находящееся под той гадской горой. Чувствовал давление окружающей среды, которое становилось с каждой секундой больше и больше. Чувствовал, что, если останусь на месте, то довольно скоро моя «скорлупа» лопнет, и меня раздавит, сплющит, выжмет, как промышленный пресс давит и выжимает попавший под него переспелый лимон. И я… возможно даже погибну от этого, не сумев удержать сознание в том мокром месте, которое от меня останется… достаточно долгое время, чтобы успеть после восстановить из него тело.

А значит: «перезагрузка» и здравствуй новый день, «петля»… прощай «интерлюдия», которую я так и не посмотрел толком. А это было совсем не то, чего я хотел! Я ещё не насмотрелся! Не понял, не разобрался.

Значит, чтобы продлить явление, надо было что-то делать не в «интерлюдии» (хм, интересно, а мог я там в принципе хоть что-то сделать?), а здесь, в реальности. Как-то спасаться. Как-то выходить из-под удара. Как-то выживать.

Первый порыв: вверх! К солнцу, к свету, к воздуху, от недостатка которого уже нестерпимо начинало жечь сдавленные лёгкие. Естественный порыв. И я именно туда бы и стал прорываться, благо сила тяжести совершенно чётко указывала нужное направление, не ошибёшься… если бы не информация, уже почерпнутая из «интерлюдии». Информация о том, что сверху — прессуют сильнее! А ещё ждут пять внимательных и готовых к атаке Одарённых Седьмой ступени — только высунься! Все основные Стихии присутствуют! Не отобьёшься и не укроешься.

Второй порыв: прорываться горизонтально, в сторону. В любую сторону. Выйти, выскочить из-под удара вбок. Выскочить и затаиться, спрятаться, продолжив «наблюдать» за действиями «охотников».

Вот только, опять же «интерлюдия» давала достаточно чёткое представление о том, НАСКОЛЬКО велика зона поражения! Десять километров в диаметре! Я — центр. То есть, от меня до любого края — не меньше пяти километров буриться. Пять километров сквозь камень!

Может, я бы и сумел это сделать, как-то прокопаться или просочиться такое расстояние… в спокойном состоянии, при наличии неограниченного запаса времени. Здесь же такого запаса у меня нет. Зона поражения накрыта ВСЯ. Весь круг десятиметрового диаметра. Давление постоянно растёт, порода прессуется, трещит и трескается. Да и остальные охотники на том плато явно не для красоты.

И, кстати! Если надо мной — гора, её серединка, километры камня, то с краёв — почти ничего нет. То есть, от поверхности и того, что по этой поверхности долбит, и ещё будет долбить: практически ничего не прикрывает. И получается, что края даже опаснее серединки. Может, на то и расчёт был? На то, чтобы не дать выскочить? Не зря же «гном» об этом упоминал?

А, когда сверху ещё и начал бушевать огонь, на всём том круге, который, кстати, так и не перестал сплющиваться, это понимание приобрело окончательную очевидность — из огненного кольца не выскочишь… ни вверх, ни в сторону.

В результате, оставался только один вариант: вниз.

Дурацкий, нелогичный, тупиковый… но, что я теряю, кроме сил и времени? Жизнь? Ну, помру в крайнем случае — и что? Начну день заново. Зато, эти выигранные минуты мучений дадут возможность подольше побыть в «интерлюдии», понаблюдать за действиями охотников. Может, даже, удастся услышать ещё что-то полезное из их пикировок. Одно-то уже узнал: Матвея и Владимира отец как-то из-под удара умудрился вывести. Отбить, выторговать, спасти… Не знаю, как. Не представляю, чего это ему стоило, каких усилий, расходов или уступок, но, если принять, что «интерлюдия» не глюк страдающего от кислородного голодания мозга, то — это хорошо! За братьев можно больше не беспокоиться. А Алина… пройдёт простейшее медицинское обследование, и тоже избавится от мишени, нарисованной на своём лбу.

Вот я и полез. Извернулся глистом и полез вниз. Принялся бурить, копать, резать и разрывать породу под собой, постепенно уходя глубже и глубже.

В первые моменты было трудно. И, как именно эффективнее всего двигаться непонятно, и положение «вверх ногами» непривычное. И ориентироваться на одну только силу тяжести сложно. А больше всего мешало удушье. Недостаток воздуха, который, на такой глубине взять было попросту неоткуда.

И это была проблема. Настоящая, серьёзная проблема, к решению которой я даже не представлял, как подступиться. Даже сознание потерял на какое-то время.

Не скажу, насколько: не знаю. Но потерял — точно. Уж симптомы «отлёта к звёздам» я знаю хорошо. И даже лучше, чем хотелось бы.

А потом… просто и тупо стал перебирать всё, что уже умею, всё, чему успел научиться у Катерины или придумать сам. И, в какой-то момент, понял: ведь жил же я как-то с разрубленными, повреждёнными лёгкими! И даже с отрезанной головой умудрялся функционировать. А уж просачивание сквозь прутья решётки, установленной возле моего санузла в трейлере, которое я практиковал в обязательном порядке перед и после каждого посещения этого уголка. Там же о нормальной работе лёгких и речи не шло, но я жил. И даже не испытывал какого-то слишком сильного дискомфорта. Как так?

А что, если всё тело сразу, сознательно, самостоятельно перевести из формы именно тела, структурированного и упорядоченного, в форму… раствора. Насыщенного, максимально уплотнённого, даже сжатого и спрессованного ВОДНОГО раствора всех необходимых мне для дальнейшего построения тела веществ и элементов? И управлять им дальше уже не как телом — за счёт нервных импульсов и мышечных усилий, а напрямую, волей — так, как я управляю подвластной мне водой? Ведь я это уже умею. Вся разница-то только в том, что делал раньше это только после критических повреждений, нанесённых моему телу извне, а не тогда, когда переводил себя в подобную форму сознательно…

Так в чём вопрос? Надо превратить моё тело в мелкодисперсный «фарш»? Да говно-вопрос! Всего-то: убрать на секунду Стихийный и волевой «покровы». Окружающая среда всё тут же сделает за меня сама! Не забываем: вокруг огромное давление, которое ещё и всё время растёт!

Хлюп… и нет моего тела. Есть тот самый совершенно неаппетитный раствор, который я, слава всем богам, не вижу со стороны. Иначе стошнило бы. Если б было чем и из чего тошнить.

Мгновение, и… Раствор уплотняется, вновь принимая форму моего тела. Только гораздо меньше — уплотнение же со сжатием произошло. Форму, которой я мог управлять, в которой не было нервной системы, и в которой я не чувствовал ни боли, ни жжения от недостатка кислорода.

Форму, которая была крепче и плотнее окружающего камня, настолько, что могла проламываться сквозь него. И я начал грести. Активно грести, проталкивая себя всё ниже и ниже. И вовремя, кстати! Так как сверху начинало отчётливо припекать, а в «интерлюдии» я имел возможность наблюдать формирование того огненно-светового ада, что устроили охотники на месте той злополучной горы, которой сегодня… не повезло.