Княжич Юра V. Человек Дождя

Глава 18

— Витязь, клип, кадры… — снова нахмурил свои брови. — Кать, я уже ничего не понимаю. Ты можешь толком рассказать, что такого произошло за то время, что я тут продрых? Из-за чего такой кипеш поднялся? Ведь что-то же должно было случиться? Не мой же выпендрёж со скалой и песней так повлиял? Не в жизнь не поверю.

— Случилось… — хмыкнула женщина. — Ты, просто, ещё тот клип не видел. Вот и не понимаешь.

— Клип, — видимо, начал, наконец, просыпаться я, так-как на краю сознания засвербели некоторые смутные подозрения. — А на какую, говоришь, песню?

— «Mein Herz Brennt», — подтвердила эти подозрения она, и сердце тут же тяжело бухнуло куда-то в район живота. Дальше можно было уже не уточнять, но Катерина добавила. — На кадры из той заброшки, куда тебя Куачтемокка утащил… или ты его.

— Камеры… — проворчал я и недовольно потёр переносицу, понимая, что то, чего я так опасался тогда, всё-таки произошло. Сигнал ушёл на сторону.

— Не только камеры. Там ещё и с воздуха кадры были. Очень хорошего качества. Замечательно виден весь ритуал был. Вплоть, до вырезания сердца… и последовавшего затем взрыва. Смерть Авкапхуру «в прямом эфире» — не каждый день такое на телевиденье попадает.

— Бля-я-я… — протянул я, осознавая значение и тяжесть взрыва этой информационной бомбы.

— Хороший клип получился. Яркий. Очень зрителям понравился. Гораздо больше, чем твой оригинальный. Уже за тридцать миллионов просмотров перевалил. В первый же день.

— И, что там ещё было?

— То, что нынче у молодёжи принято «хоррором» называть, — снова хмыкнула Катерина. — В основном, то, как ты развлекался в самом здании, зачищая людей американца. Весьма атмосферненько смотрится. Особенно, когда понимаешь, что это совсем не постановочные кадры, и люди умирают на самом деле, а страх на их лицах — настоящий страх. У тебя прямо талант в этом деле — такие сцены, такие чувства…

— Понятно, — ещё сильнее помрачнел я. — И, что теперь? Следствие, суд, каторга?

— С чего вдруг? — удивилась Катерина. — Скандал, конечно же, знатный вышел, но причём тут суд и каторга?

— Но я же больше сорока человек там… утилизировал.

— Бездари, — брезгливо поморщилась она. — Кто их считает?

— Но…

— А вот то, что ты в одиночку, на чужой территории расправился с Седьмой, Шестой и тремя Пятыми Ступенями, сам, будучи официально только Четвёртой — это уже серьёзный повод для дипломатических разборок. Даже более серьёзный, чем сам факт попытки твоего ритуального убийства на территории принявшей делегацию страны, которая обязана была обеспечить твою безопасность. Императоры с самого момента выхода этого клипа лаются. И ещё долго лаяться будут, ведь там ещё и Великий Магистр подключился: давят на то, что Империя специально скрывала твой настоящий Ранг, уже до того договорились, что Борис чуть ли не покушение на Кайзера с тобой в главной роли готовил… Вот Борька и суетится, спешит догнать твой официальный Ранг хотя бы до Витязя — «ошибку исправляет».

— Бред какой-то, — хмуро проговорил я. Прямые доказательства массового жестокого убийства пускают на телевиденье, виновника, вместо того чтобы судить, повышают в Ранге, а народ вместо возмущения просмотры и лайки под видюшкой считает… просто конченный сюр! Больное общество больного мира…

— Не «бред», а официальные политические позиции, — наставительно поправила Катерина. — Но, это их дела, — посерьёзнела она и взгляд её стал пристальным, испытующим. — Как далеко ты продвинулся в восстановлении тела? Когда ты этому научился? У кого?

— У тебя, — совершенно честно ответил я. Как оно там было: «Правду говорить легко и приятно». Нюансы же… оставим пока в стороне. — Ты показала направление, а я уже сам дальше как-то…

— И насколько далеко ты продвинулся? — продолжила безотрывно смотреть мне в глаза Катерина.

— Ну… в целом, то, что вчера… пару дней назад показал — это и есть мой нынешний предел.

— То есть, полное разрушение структуры тела, органов, костей и мозга… не плохо, — прикинула она. — А материалы, из которых восстанавливаешься?

— Материалы? — не понял я.

— Ты способен восстановиться только из того «бульона», в который было превращено тело, или из любой сторонней жидкости тоже? — уточнила Катерина. А я непроизвольно поёжился. — Если весь объём тела будет, к примеру, мгновенно сожжён, или электролизом разложен на составляющие газы — сможешь собрать себя из соседней лужи? Насколько долго ты способен удерживать сознание в воде, без материального носителя в виде мозга?

— Эм… — побледнел я, а глаза непроизвольно забегали в поисках двери из трейлера или иных путей для возможного отступления. — Не попадал ещё в такую ситуацию, где бы смог это проверить.

— Что ж, проверим, — снова стала её улыбка такой же неприятной, как ранее, после объявления о моём повышении до Витязя. Неприятной для меня — не сулящей ничего хорошего. Предвкушающей.

— Может, не надо? — осторожно спросил я.

— Надо, Юра, — ещё чуть ярче улыбнулась Катерина. — Надо. Преступно останавливаться на пути, к которому у тебя настоящий талант. Такой, который один на тысячу выпадает.

— У меня к песням талант, — предпринял я ещё одну слабую попытку откосить от предстоящего «удовольствия».

— Горлопанов, шутов и скоморохов много, — пренебрежительно поморщилась она. — А вот Мастеров Жизни — единицы… во всей истории. Ты просто не представляешь, НАСКОЛЬКО это большая редкость.

— Ты же говорила, что все Высокоранговые Водники так могут? — с невольной обидой воскликнул я.

— Никогда я такого не говорила, — продолжила довольно, словно сытая кошка, улыбаться она. — Я говорила, что с Высокоранговыми Водниками боятся связываться, так как никогда не знаешь и не можешь быть уверенным, что точно и окончательно убил его. Что он не вернётся.

— Разве это не то же самое?

— Нет, конечно, — ответила Катерина, принявшись накручивать локон своих длинных волос на палец. Не замечал раньше за ней такой привычки. — И, если ты составишь себе труд подумать, то и сам это поймёшь. Ведь достаточно засветиться с такими способностями всего ОДНОМУ Воднику, чтобы никогда больше не иметь уверенности ни в одном другом, что он не способен на что-то похожее. Так что, я тебе не солгала. Но и того, в чём ты меня упрекаешь, я тоже не говорила.

— Вот ты… — не выдержал я и произнёс это вслух. Ну, меня можно понять: я же не железный, а то количество боли и страха, которых мне пришлось натерпеться во время «обучения» от этой женщины, словами просто не передать.

— Ну, — чуть подалась она вперёд, а улыбка её приобрела некий ожидающе-хищный оттенок. — Договаривай.

— … неординарная женщина, — уже успев спохватиться и взять себя в руки, выдохнул я.

— Хм? Не соврал даже. Выкрутился.

— А кто, тогда, мог? — решил побыстрее перевести тему. Во что-то не такое опасное. Не хотелось бы, чтобы мой косяк разросся во что-то неприятное. В том смысле, что ещё более

Неприятное. Оно и так-то, чувствую, аукнется мне ещё и не раз. Но лучше не усугублять. — Кто был тот Водник, который так на всех повлиял?

— Я одного знала, — хмыкнула Катерина, прекрасно понявшая мой манёвр, слишком прозрачен он был. — Про одного слышала.

— И, кто это был? — уже по-настоящему заинтересовался я.

— Батыр Кочу. Он же Кочу-Бей. Кощеем на Руси прозванный. Ты прав был тогда в моей комнате, когда упомянул его. Действительно — Водник. И Мастер Жизни. Вот уж, действительно, кого хрен убьёшь…

— Оу? — округлились мои глаза от таких откровений. — И… и, кто он был? Какой он?

— Батыр Кочу-Бей — Чингизид из рода Бату. Родился где-то в конце 1200-тых — начале 1300-тых по нынешнему летоисчислению. Конкретной даты не знаю. Но, точно, то ли сын, то ли внук Бату-Хана, Царя Батыя, как его на Руси звали. Где-то в середине — второй половине 1300-тых добрался до Пятой Ступени, если по нынешней официальной градации. Поругался с отцом и оставил Улус Джучи. Долго скитался. И в Индии побывал, и в Междуречье. Даже, вроде бы, в Европу заходил. Но, по большей части, конечно, на Дальнем Востоке шатался. Довольно быстро до Седьмой Ступени Воды дошёл. Увлёкся Химерологией. Основал свою собственную Школу. Добился внушительных результатов. Осел в Хаджи-Тархане.

К середине 1400-тых, оказалось, что из Чингизидов, прямых потомков Бату-Хана он один в живых остался. А там грызня за остатки могущества Улуса Джучи и его наследство нешуточная разварачивалась.

Не знаю точно, как он в тогдашней Москве оказался — сам приехал, или зазвали, но там и был он пленён. А Князь Дмитрий от его имени подгрёб под себя все остатки Улуса, за исключением тех, что Поднебесной Империей потом стали. До тех не добрался — далеко слишком. Усмирять неудобно — пока домой, в Киев вернёшься, уже снова ехать воевать надо. Да и сдались ему те горы с пустынями? Своей земли неосвоенной полно, и побогаче и поудобней.

— А что Кощей? — поторопил задумавшуюся Катерину я.

— Кощей?.. — глянула на меня она, вернувшись из своих мыслей. — Когда мы с ним познакомились, он уже лет сто в особом каземате под Кремлём на цепях висел. Мы тогда с братом у Долгоруких гостили. Меня в то время ещё за Владимира, старшего брата отца твоего сватали… жаль, помер он рано… Статный был мужчина!.. — мечтательно возвела глаза к потолку она. — Поэт… лучше б с мечом больше упражнялся, чем с гуслями своими…

— И, что Кощей? — вернул к интересовавшей меня теме её я.

— А что Кощей? Спускалась я к нему в его каземат часто. Через специальное бронированное окошко на него глядела, о жизни да о Даре расспрашивала. Запоминала, что-то применять пыталась… да бестолку. Слишком сложно это для меня тогда было.

— А потом?

— А потом Владимир погиб. Мы с братом обратно в Киев уехали. А Кочу там же, на цепях висеть остался. Потом меня вовсе в Пруссию отправили, за маркграфа тамошнего Георга Фридриха выдали. Так что, мало знаю о том, как там что в Москве разворачивалось. Но, вроде бы, допытали Кочу-Батыра до того, что он, наконец, Ивана усыновил и титул Царя свой ему официально передал. А потом его убили.

— Так он же Бессмертный!

— Да кто ж, тогда знал-то? — хмыкнула Катерина. — Кто ж знал, что после полутора сотен лет пыток, он научится ТАК своим телом и своей Стихией управлять? Но, надо отдать ему должное — лет сто он после этого не высовывался и не отсвечивал. Считался мёртвым. Даже мстить не пытался.

— А потом?

— Потом — это уже другая история, — поморщилась Катерина, явно показывая, что больше о том говорить не намерена. А я не решился настаивать. Может быть, и следовало бы, но, пока отложил до более подходящего случая.

— А второй? — всё ж, решил не упускать возможность я. — Тот, о котором слышала?

— Иешуа Га Ноцри, — хмыкнула Катерина. — Исус из Назарея. Потомок колена Давидова.

— Да ты шутишь! — искренне вылупился на неё я.

— Нет, — пожала плечами она.

— Исус был Водником⁈

— Да я точно-то не знаю, — ещё раз пожала плечами Катерина. — Он же никаких Рангов и Титулов не носил. Да их и не было ещё тогда в том виде, к какому мы нынче привыкли. Но, кем ему ещё быть, коли он «по воде, аки по суху» ходил? Водой «крестился» и Водой «крестил». Лекарством занимался. Ох и намучались римляне, придумывая ему казни… В конце концов, официально объявили, что справились, и умер он, как вор, на кресте. А неофициально пустили слух, что воскрес он на третий день и в Царствие Небесное сам ушёл.

— Зачем? — не понял я.

— Да что б, значит, если он где всплывёт и снова проповедовать примется, что б его, как самозванца народ сам камнями побил и выгнал. У них получилось. Пилат — хитрый был сукин сын! А Павел — ещё хитрее…

— И, что же, Он… жив, получается⁈ До сих пор⁈ — снова вылупился я, поражённый ещё пуще прежнего.

— Да кто ж его знает? — небрежно пожала плечами. — Кто за ним следил-то? Не до него тогда было.

— Но… настолько опасного Одарённого просто так отпустить⁈

— Да он не опасный был, а блажной: с этим своим «не убий», «возлюби ближнего своего, как самого себя», «подставь левую щёку, когда ударили по правой»… Пилат сто раз и сам пожалел потом, что вообще его тронуть решился. Сколько потом Рим с его последователями натерпелся!

— Но, как же… а проповеди?

— Ну, проповеди. И что?

— А чудеса?

— А что «чудеса»? Ты вон и сам по воде ходить можешь и человека из сотни кусочков назад собрать. Обыденность такие «чудеса» в нашем мире, где Одарённые живут и правят. Его и запомнили-то только потому, что Савл подсуетился, да его имя себе «на щит поднял». От его имени секту создал, да «учение» на бумагу записал, а потом растиражировал. Получилось бы у самого Исуса что-нибудь, останься он «живым»? Вряд ли.

Помолчали.

— Так, что же? Никто не знает, куда он делся?

— Ну, слухи до меня какие-то доходили, что он вроде в Индию куда-то ушёл. Или в Тибет… Но только слухи. Больше он уже нигде не «всплывал». Исусом Назареем не назывался. Может, сидит себе, где-нибудь в пещерах и медитирует. Может, живёт где-то тихой простой жизнью. Не отсвечивает, и ладно…

— Офигеть… — пробормотал я и откинулся обратно на подушку, устремив невидящий взгляд свой к потолку. Такие новости, блин, надо ещё переварить…