Удара спиной о камни я уже не почувствовал — странно было бы, будь иначе. Падал-то я с активным «водным покровом» на теле. Да и падение это — больше игра на публику. Красивое падение плашмя спиной вперёд, как некоторые на собственную мягкую кровать падают.
Мне не стало плохо, я не потерял сознание — просто отпустил то напряжение, в котором пребывал те бесконечно длинные и эмоционально наполненные минуты, в которые пел, в которые устраивал это шоу… Я просто расслабился. Просто выдохнул, удовлетворённый тем, как всё получилось. Только сделал это пафосно, красиво и картинно — как красивое завершение этого шоу, как финальный его элемент.
Ну и силы, конечно… перенапряжение было нешуточным.
Эх! Не хватало аплодисментов. Но здесь не концертный зал, и люди не знают о том, что надо аплодировать. Они вообще не знали, что происходит. Что и зачем я делал. Они пребывали в шоке.
Разлёживаться долго я не планировал. Поэтому, уже секунд через десять открыл глаза… чтобы увидеть огромный камень, падающий на меня сверху. Огромный, тяжёлый и уже в паре метров надо мной. Всего в паре метров — не успеть, не встать, не увернуться, не закрыться…
А дальше был «Хлюп!». Или «Чпок!». За долю секунды перед тем, как раздался грохот удара этого камня о каменное дно канала.
Пыль. Мелкий щебень, брызнувший во все стороны, как шрапнель от разрыва гранаты, красные брызги…
Хотя, «огромным» этот камень был, пожалуй, только в моём собственном восприятии. В масштабах этого рукотворного каньона он был совсем маленьким — хорошо, если десяток метров в поперечнике. И он был один. Так что, пожалуй, это действительно был… «Хлюп!». Как пакет томатного сока, по которому саданули сверху здоровенной кувалдой… Или, как тапок в руке хозяйки размазывает по столу таракана.
И всё это в гробовом молчании зрителей. Никто не крикнул. Никто не сорвался с места. Все стояли на своих местах, словно не люди, а каменные пустые изваяния… Стояли и смотрели. Стояли. Смотрели…
На то, как красная жижа-жидкость медленно выползает из-под камня и каменного крошева, собираясь в одну единую лужу.
А потом эта лужа набухает, увеличивается в объёме, наливается, растёт, поднимается и вытягивается в подобие человеческой фигуры. Стоит и постепенно наливается другими цветами, превращается в органы, кости, мышцы, кровеносные сосуды, а после закрывается кожей. Даже волосы вернулись на своё законное место, сформировав слегка растрепавшуюся, но вполне узнаваемую причёску.
— Бу-э-э-э… — прозвучало аккомпанементом к завершению процесса — нескольких непривычных и особенно чувствительных зрителей вырвало от наблюдения за столь неаппетитным, противоестественным и шокирующим зрелищем. И я бы не стал их осуждать — со стороны процесс должен был быть действительно преотвратнейшим. Даже хорошо, что сам я его не видел — не чем было смотреть, пока заново не сформировались глаза.
Зато я мог хорошо рассмотреть бледность на лицах зрителей и… заинтересованные взгляды девочек-Аристократок, устремлённые на моё тело, скользящие по направлению сверху вниз, примерно к его середине. Точнее, немного ниже.
Нельзя сказать, что такое внимание мне не польстило. Но и напрягло оно ничуть не меньше.
Стоять и дальше, изображая из себя манекен или анатомическое медицинское пособие, было глупо. Поэтому, заставив собранную из воздуха воду расшвырять каменное крошево и подать мне извлечённый из-под него стилет в ножнах, я не глядя принял его из сформировавшегося водяного щупальца, вложившего его в мою ладонь, и пошёл к своей группе.
И ничего не глупо: Аристократ, публично оставшийся без оружия — больший позор, чем без одежды. Так что, эта деталь была важной.
Когда я подошёл к группе, люди уже начали «отмирать» и шевелиться. Первой ко мне, как ни странно (или закономерно?), подошла Катерина. Она развязала пояс и скинула со своих плеч светлый модный плащ, в котором до того стояла (в вечной тени этого рукотворного каньона было довольно прохладно, а Катерина себя никогда ношением формы не утруждала, предпочитая гражданскую одежду, подчёркивающую её фигуру) и накинула его на плечи мои. И я благодарно кивнул ей в ответ. После чего, запахнул ткань и перетянул её поясом, за который заткнул стилет в ножнах.
Пробуждение было приятным. Медленным, но приятным. Ведь открыл свои глаза я в кровати своего трейлера. Да — для строителей этого «Трансперсидского» чуда инженерной мысли был создан прямо в нём, на дне тоннеля, целый передвижной трейлерный городок, выделенный для их, то есть, теперь нашего, проживания.
У Аристократов, естественно, трейлер был у каждого свой. Понятное дело — оборудованный и оформленный по самому высшему классу. С ванной, отдельной спальней и гостиной. Каждый такой ОВП домик на колёсах занимал целый кузов большой большегрузной фуры и обслуживался специальными людьми, отвечавшими за его техническое состояние и порядок внутри.
Так же, к каждому Одарённому ещё денщик и пара слуг приставлены были. В том числе и ко мне. От них можно было отказаться и заменить своими людьми, что большинство и сделало. А я… у меня своих собственных людей всё ещё не было. Так что, и разницы особой я не видел в том, чтобы менять этих, уже знакомых с местной спецификой, на отцовских, которых ещё из Москвы дождаться надо будет.
Параноить и бояться отравления или похищения каких-то данных… ну, да, пожалуй, какой-то резон есть. Но… не особо большой. Чтобы действительно меня упокоить квалификации обычных Бездарей нынче уже маловато стало. А шпионаж… я, пока, не готов к тому, чтобы всерьёз считать важной ту информацию, которую можно вытащить из моего грязного белья или личных вещей. Ноутбук и телефон я давно уже, ещё в Берлинской Академической лаборатории в Артефакты превратил — их теперь легче уничтожить, чем получить «несанкционированный доступ». Да и уничтожить… совсем не легко. К примеру, от падения того камня, что расплескал меня самого по дну канала, телефон, лежавший в моём кармане, даже не поцарапался.
Откуда я об этом знаю? Ну так в кресле напротив моей не по формату трейлеров роскошной кровати, которую я бы скорее «траходромом» назвал, чем простой кроватью, сидела, закинув ногу на ногу Катерина и крутила вышеозначенный аппарат между пальцев.
— С пробуждением, соня, — с улыбкой поприветствовала меня он. — Умеешь же ты шоу устроить.
— Это профессиональное, — сладко потянувшись, ответил ей я. — Спасибо.
— На, не теряй больше, — кинула она мне мой телефончик.
— Спасибо, — искренне ответил я.
— Надо бы тебе что-нибудь с одеждой себе придумать для подобных ситуаций. Не каждый же раз голым хоботом перед обществом размахивать. Не солидно как-то.
— Мне стесняться нечего — всё при всём, — ухмыльнулся я. Хотел ещё бровями поиграть или подмигнуть, но… решил не рисковать, вспомнив об особенной целомудренности, которой данная, сидящая передо мной девица отличалась. Лучше не провоцировать. А то: вот он — траходром-то рядом. А дверь трейлера изнутри замечательно запирается.
— Ты прав, — не стала спорить или высмеивать-принижать мои физические достоинства Катерина. — Но, всё равно — не солидно.
— Есть идеи? — уточнил с интересом. Я ведь приветствую всяческий конструктив, да и ситуация с одеждой, действительно, начинала напрягать.
— Кожа, — ответила Катерина. — Если ты в состоянии воссоздать свою собственную кожу, то, что мешает сформировать второй, не связанный с первым, слой? «Живой» или «не живой» — особого значения не имеет. Свойства и форму задать можно любую — дело лишь тренировки. А так: даже пуговицы, пряжки и прочую фурнитуру можно из кости сделать. При должной наработке навыка, костюмчик может получиться достаточно солидным, чтобы даже на Балу не опозориться.
— Со знанием дела говоришь, — хмыкнул я.
— Пришлось, в своё время, приобрести и такой опыт, — пожала плечами она.
— Долго я спал? — разблокировав телефон, спросил я. После становления Артефактом, у него, кстати, пропала всякая надобность в зарядке. Удобно.
Так-то, можно было бы и не спрашивать — число и время светились на активировавшемся экране. Вот только, то, что там было написано, вызывала некий ступор и лёгкое непонимание.
— Два дня, — с удовольствием подтвердила мои опасения Катерина. — Перенапрягся, видимо, всё-таки… или просто решил полентяйничать. Откосить от всех приветственных церемоний и вечеринок.
— О? Удачно получилось, — улыбнулся я.
— Вот только, я не совсем поняла, к чему ты вообще это всё устроил? — посмотрела прямо на меня она.
— Не знаю, — беспечно пожал плечами я. — Вдохновение нашло, «поток» поймал, под впечатление попал… что-то в этом роде. Но, скорее всего, просто засиделся без дела и тренировок в этой дюралевой консервной банке, на которой мы сюда летели. Размяться захотелось.
— «Засиделся», значит, — хмыкнула она. — Что ж, поздравляю, — кинула она мне какую-то пластиковую коробочку с прозрачной верхней крышкой. — «Размялся» ты на славу. Навёл шороху в этом сонном царстве.
— Что это? — сдвинув брови, принялся рассматривать я пойманный предмет с неподдельным интересом. Правда, некая ленивая заторможенность после приятного долгого сна ещё оставалась, поэтому, я никак не мог сообразить, что же это такое: в коробочке за прозрачной пластиковой крышкой на бархатной подложке был значок, похожий на тот, который я носил в Берлине на своей груди. Только этот был шире. И на нём, кроме знакомой уже руны «Лагуз» была ещё какая-то закорючка. Да и точек красных было больше. Не четыре, как у меня, а пять. — Что за закорючка, не пойму…
— Руна «Кеназ», — пояснила Катерина с выражением лица, которое я не знал, как трактовать. Вроде бы и удовлетворение, и гордость, но и некоторое напряжение тоже. — Огонь, Юрочка, Огонь. «Лагуз» и «Кеназ» — двойной Дар.
— Оу? — недоуменно взлетели мои брови. — Серьёзно, что ли? И такое есть?
— Редко, — ответила она. — Очень редко, но есть. Обладатели двойного Дара априори считаются Гениями. И ты теперь среди них.
— Я? В смысле? — всё ещё подтупливая, удивился я. — Какое это ко мне имеет отношение-то? Я ж Водник.
— Ты, дорогой Юрочка, теперь совершенно официально Витязь Воды и Огня. Привыкай. Если раньше ты вниманием обделён не был, то теперь ты в нём вовсе купаться будешь.
— В смысле «Витязь»? В смысле «Огня»? — продолжал безбожно тупить я. В голове совершенно отказывалось укладываться всё сказанное. Ведь вчера… ну, пусть, два дня назад, когда Катерина сопроводила меня к выделенному мне трейлеру, не забыв забрать назад свой, одолженный мне плащик, ничего подобного ещё в помине не было. И даже намёков никаких не имелось. — Чёт ты какими-то загадками говоришь. Ничего не понимаю.
— Да уж… долго же ты просыпаешься, — притворно вздохнула Катерина. Ей, судя по всему, доставляло это всё, точнее, моя реакция на это всё, видимое удовольствие. Хотя, могу её понять: мне бы тоже понравилось так раком мозги человеку ставить. Жаль, у меня такой возможности, скорее всего, никогда не будет. — Повторяю для недогоняющих: Ты. Теперь. Официально. Витязь двух Стихий. Воды и Огня.
— Я не тупой, повторять не надо, — поморщился я от её преувеличенно медленного изложения. — Я отлично расслышал с первого раза. Но, какое это ко мне отношение имеет? Как я мог стать Витязем? А экзамен?
— Твою выходку, как раз, за экзамен и зачли. Все формальные условия были соблюдены: личное физическое присутствие минимум трёх Одарённых Седьмой Ступени освоения Дара, экзаменационное действие выполнялось тобой одним, без предварительной подготовки, с одного захода, без пауз и перерывов, экзаменационное действие было признано каждым из Одарённых Седьмой Ступени соответствующим критериям Ранга, и с экзаменационного поля ты ушёл сам, на своих ногах, — пожала плечами она. — С формальной точки зрения придраться не к чему.
— Трое… А кто — трое? — не понял я. — Ну, ты — раз, а остальные двое?
— Я? — удивилась Катерина. — Я тут вообще ни причём. Первый — Координатор всего проекта Шашавар Бахтавар Бухари. Второй — Координатор проекта от Российской Империи Богатырь Илья Зубатый. Третий — Наблюдатель от Совета Бессмертный Ли Бингвэн. Все они собрались тут для встречи новой группы. Так что, выбрать момент удачнее ты бы и специально не смог, даже, если бы очень постарался.
— Но… что я там такого особенного показал-то? Ну, выпендрился, малешек, но Витязь⁈
— То есть, снос целой горы — обычное дело для Ратника? — приподняла одну бровь Катерина.
— На концерте в Берлине я ни такое показывал, и ничего, — пожал плечами я. — Могли же просто пожать плечами и разойтись. Зачем эти сложности с экзаменом-то? Или есть какое-то правило, по которому они обязаны любой чих рассматривать, как «экзаменационное действие»?
— Тут ты прав, — вздохнула Катерина. — Не обязаны. И в первый день ничего такого никто и не собирался оформлять. Вот только, в Петербурге какой-то неизвестный пока «доброжелатель» выложил в Сеть, и пустил в эфир телевиденья новый клип на твою немецкую песню. Да и некоторые кадры с концерта, не смотря на все старания Вильгельма, тоже утекли. Так что, нельзя уже было игнорировать и замалчивать — в дело политика вмешалась. Разъехавшихся Бухари и Ли догнали, опросили, их решение, как положено, оформили, Борис решение утвердил. Так что, ты теперь Витязь — привыкай, — улыбнулась Катерина. Вот только, улыбка мне её, почему-то, совсем не понравилась…