Княжич Юра V. Человек Дождя

Глава 35

Что ж, это было эмоционально. И… опустошительно. Очень мощный выплеск, после которого надо бы как-то передохнуть, что ли, дыхание перевести. Но! Это отнюдь не означает, что концерт на этом окончен! Пять песен — это не концерт! Это — ни о чём. Это лишь затравочка. Концерт должен быть никак не короче альбома.

Да я, если честно, и не думал ещё останавливаться. И в мыслях такого не было! Передохнуть — да. Сбавить темп и накал — да. Спеть что-то медленное и лирическое — однозначно. Но, останавливаться — ни в коем случае!

Так что, немного подержав паузу, которую я картинно потратил на то, чтобы попить из поданной мне одной из девчонок бутылки с водой, потом чуть-чуть покопаться в ладах и колышках, вроде как, проверяя настройку гитары. А потом начать медленно, неторопливо и, как уже говорилось, лирично.

— 'Так напевает ветер мелодии без слов

Давай подбросим в пламя ещё немного дров

Из наших окон виден такой прекрасный сад

Там видно солнце в небе, и облака летят

Я пью свой джин

Я всё ещё жив

Я пью свой джин

Я ещё жив…'

Сплин. По-моему, самое оно для передышки и успокоения растревоженных «Грязью» и вложенными в неё эмоциями эмоций. Да и контекстно к моему сегодняшнему дню вполне себе подходит: я ведь действительно — ещё жив. И только-что что-то такое пил. Пусть не джин, а простую негазированную воду, но не будем так уж придираться — главное ведь, настроение.

А настроение припев этой песни передавал неплохо. Да и остальные слова в куплетах достаточно нейтральные, создающие лёгкие, не сильно цепляющие, почти не запоминающиеся образы. Да и, что может быть естественнее, чем петь про сад в городе садов?

Так что, за моей спиной, в «мире иллюзий» не происходило ничего шокирующего. Ничего, что отвлекало бы от довольно простой и незатейливой мелодии. Как уже говорилось: лёгкие, приятные и ненапрягающие образы. Как солнце в небе светит, и облака летят… забавно было, наверное, в этот момент смотреть со зрительских мест: два солнца в небе — настоящее, которое ещё не успело сильно перевалить за полдень, и нарисованное моей фантазией и капельками воды в воздухе. Причём, какое получилось натуральнее, ещё можно было поспорить.

Потом: сад… и опять же, в саду.

Затем ещё: спина художника перед мольбертом, бегущий за трамваем мальчуган, опять солнце, только не застывшее в небе, а быстро по нему убегающее к «горизонту». Ну и так далее — песня длинная, неторопливая, не напрягающая.

Вполне достаточная для передышки. Перед тем, как снова начать поднимать градус эмоционального накала.

— «Беги, моя жизнь, обгоняй, я бегу за тобой…» — начал после очередной паузой между песнями разбегаться мой голос раньше даже, чем появилась мелодия.

Да — опять Сплин. И даже песня с того же самого альбома, что предыдущая. Ну, а, почему бы и нет?

— «То поднимаясь в гору…»… — в этот момент снова оживился пустовавший до того «мир иллюзий». Который, кстати, за время двух пауз между песнями и прошлого «разминочного» трека, вырос. Стал больше и гуще. Значительно больше! Пожалуй, если раньше он был высотой примерно с девятиэтажку, то теперь — во всём городе не нашлось бы здания, равного этому облаку по высоте. А город-то отнюдь не маленький! Столица Сатрапии — это, минимум, город миллионник! А ещё деловой и культурный центр. То есть, тут хватало небоскрёбов.

«Мир иллюзий» ожил. И показал гору. Ну а чего вы ожидали под такую строчку? Да: гору. От подножия к вершине. Большую и знакомую гору. Ракурс и вид на неё не оставляли сомнений, что смотрит человек, стоящий у подножия. Точнее, поднимающийся по ней вверх. Изобразить такое для меня не составляло проблемы, ведь, за последние месяцы я успел налюбоваться на горы во всех видах. Они мне уже осточертеть, честно говоря, успели.

— «… а то падая вместе с горой» — закончил строчку я, а у всех зрителей на площади, а, может быть, и во всём городе, перехватило дыхание. И было от чего! Ведь, как я уже говорил, «Мир иллюзий» вырос и поднялся. И гора, которую он изобразил, была ничуть не менее внушительной, чем настоящая гора, что внезапно появилась в центре мегаполиса и… резко рухнула вниз на зрителей.

Ну а что? Не одному же мне оху… обалдевать от такого вот удовольствия? Нельзя же такой эксклюзив скрывать от широкой аудитории?

Ещё спасибо скажите, что я грохот, в реальности сопровождавший такое падение, не стал воспроизводить — она молча рухнула. Но звуковое сопровождение было бы точно лишним — никто и ничто не должно было мешать моей музыке и моему пению.

А «гора», так же быстро, как упала, исчезла.

— 'То двигаясь широким проспектом, а то — узкой тропой

То действуя опять в одиночку, а то вместе с толпой…' — широкие улицы и узкие горные тропы уже не впечатляли после прошлого «спецэффекта», но я добросовестно показал и их. И толпу, и «одиночество в толпе». И начал, наконец, уверенно и энергично бить по струнам, выдавливая из них настойчивый, несколько даже агрессивный ритм.

А с иллюзиями я и не думал останавливаться — тормоза-то слетели ещё на позапрошлой песне. Так что…

— 'Здесь самое время использовать лопату и штык

Здесь самое время взять языков и развязать им язык…' — а экран «иллюзорного мира» показал поочерёдно лица… те самые лица, тех самых людей, которые совсем недавно пытались избавить от меня эту реальность. Безуспешно пытались!

Всех показал! Никого не забыл. Разве что, Катерину не стал — но она от меня и так никуда не денется. Уж она-то, уверен, даже и не подумает сбегать и прятаться. Да и в покушении она вроде бы не участвовала… напрямую, по крайней мере.

— 'Здесь самое время потуже затянуть свой ремень

Здесь самое время на всех уроках ждать перемен

Беги, моя жизнь, обгоняй, я бегу за тобой

То поднимаясь в гору, а то падая вместе с горой

То двигаясь широким проспектом, а то — узкой тропой

То действуя опять в одиночку, а то вместе с толпой…' — второй раз фокус с падающей горой уже не был настолько шокирующим, как в первый, но ноги в коленочках дрогнули у многих. Практически у всех. У кое-кого, даже и подогнулись. Но не у всех — были и крепкие духом люди.

— 'Здесь самое время для тех, кто под гребенку обрит

Здесь самое время глазам вылезать из орбит

Здесь самое время навечно объявить карантин

Здесь самое время для виселиц и гильотин…' — а между тем, продолжали сменять друг друга те же самые лица. Только, теперь уже, обритые и с лезущими из орбит глазами. Да — ни в реальности, ни в своих «галлюцинациях» я их такими не видел, но это, разве, проблема? Фантазия-то у меня довольно богатая… пусть и несколько мрачная. Но тут уж, профессия накладывает некоторый след — написание низкопробного фэнтази без «кровь-кишки-распи****сило» невозможно. Его же читать не будут!! А, «если долго вглядываться в Бездну, то Бездна начнёт вглядываться в тебя».

Так что, чему удивляться: в «Мире иллюзий» начали щёлкать своими здоровенными ножами классические французские конструкции, авторства Месье Де Гильотена. А в корзины, установленные под ними, принялись падать те самые обритые головы с выпученными глазами. Виселицы я решил не визуализировать — не зачем. Нагромождать лишние образы — вызывать кашу в восприятии и обесценивать каждый из них.

— 'Беги, моя жизнь, обгоняй, я бегу за тобой

То поднимаясь в гору, а то падая вместе с горой

То двигаясь широким проспектом, а то — узкой тропой

То действуя опять в одиночку, а то вместе с толпой

Здесь самое время взять и показать, кто тут крут

Здесь самое время поднять все флаги и лечь на грунт

Здесь самое время сравнить цвет крови с цветом знамен

Здесь самое время остановить ход времен

Беги, моя жизнь, обгоняй, я бегу за тобой

То поднимаясь в гору, а то падая вместе с горой

То двигаясь широким проспектом, а то — узкой тропой

То действуя опять в одиночку, а то вместе с толпой…' — и снова падающие горы, снова проспекты и тропки, толпа и одиночество в толпе. А потом я.

Да — я. Тот самый «я», который лишь недавно восседал на троне из черепов. И да — на том же самом троне. С той же женщиной, стоящей у правого плеча с пустующим местом возле левого. К чему мне там кто-то? Я сам в состоянии «нашептать себе гадких мыслей». Так «нашептать», что любая нечисть обзавидуется.

Резкий взмах руки этого страшного меня, и на весь «Иллюзорный мир» распахивается знамя. Не важно какое — я сам не знаю, какое оно должно было быть изначально. Думаю, и никто из зрителей не успел заметить, что там было нарисовано. Да и было ли вообще что-то? Это ведь было просто знамя, некое абстрактное и обобщённое. Не важно!

Ведь, в следующий же миг, практически без паузы, на него плеснуло ярко алым, не оставляющим сомнения в том, чем именно. Так плеснуло, что весь штандарт разом накрыло и окрасило. Ни клочка чистого места не оставило.

Так, что даже зрители дёрнулись, словно это не на тряпку, а лично им в лица брызнуло.

А затем мир замер. Сразу и весь. Вот уж действительно: «ход времён остановился». Длилось это не долго: пару-тройку мгновений всего. Но и того оказалось достаточно, чтобы оставить впечатление. Пробрать до нутра весь город.

Откуда я знаю? Ментал же — я чувствовал обратную связь со своими зрителями. Мог читать и ощущать всем собой их реакцию. И именно это было тем самым «наркотиком», который тянул и тянул меня каждый раз обратно на сцену. Снова и снова.

Мир отмер, и тут же снова заставил подогнуться колени даже у самых стойких и крепких зрителей очередной удар падающей горы.

Ну и проспект с тропкой и толпой на закуску. Ну, чтобы чуть-чуть сгладить гнетущее впечатление.

Ну а что? С чего я должен был сегодня быть «мягким, белым, пушистым и приятным»? У меня поводы для этого были? Меня тут главы этого мира, самые крутые, сильные и влиятельные, к смерти приговорили! И их приговор никто даже близко не собирался отменять или пересматривать. Я — смертник. И, если бы не мой «петельный чит», меня бы уже сколько раз стёрли бы? Пять? Шесть? Десять?

Так, с чего мне сегодня быть мягким? С чего я должен был сдерживать своё раздражение⁈

Вот я и не сдерживал. Выплеснул наотмашь, как ту кровь на полотнище флага.

И… знаете, что? Мне полегчало.

Это странно, но — действительно полегчало.

И следующую песню я начал уже спокойно. Почти без злости. Однако, на том же душевном подъёме. Не могло не быть «подъёма» на таком-то «допинге», как внимание сотен и сотен глаз зрителей.

А может, уже и не сотен? Что-то внутри мне подсказывало, а логика подтверждала, что такой громадный экран, возникший в центре города не мог не привлечь к себе взгляды всех жителей этого города. А музыка… ну, с «усилителем» можно играть не только в вертикальном его положении. Если расположить мембрану горизонтально, сверху — то эффект будет заметно лучше. Звук чище и распространяется дальше. Чем выше и шире она будет, тем большую площадь накроет эффектом.

А я… без тормозов — не забыли? То есть, от появления мысли в голове до её экспериментального воплощения в реальности — промежутка практически никакого. А я хотел внимания! Больше внимания! Ещё больше…

Однако, обиду, грязь и агрессию я уже выплеснул. Сбросил. И теперь душа рвалась ввысь, к небу. И песня в голове всплыл как раз под стать!

— 'Время идёт, я не могу сидеть на месте.

Сколько молчать я должен? Чёрт бы всё подрал.

Рушатся стены от моей безумной песни,

Но и себя я по кусочкам собирал.

И знаю я, что не найти пути иного,

Чем рваться ввысь, сшибать преграды на пути.

Страшно прожить в молчанье, не сказав ни слова.

Громче звучи, мой голос, дальше лети!..' — довольно свежая песенка от Андрея Князева, нынче больше известного по названию группы «КняZz», а ранее по «КиШу».

И она не требовала образов к своему визуальному сопровождению. Достаточно было меня самого… на весь «Иллюзорный мир». Меня поющего, становящегося постепенно больше. Ещё больше. И больше…

Поющего и бросившего гитару висеть на ремне, чтобы протянуть свои руки к небу.

А мембрана поднималась выше, становилась шире, голос мой звучал сильнее, проникал дальше, дальше и дальше.

Хорошая песня. Душа в ней чувствуется…

И всю песню в «Иллюзорном мире» я только пел, воздевал руки к небу и рос. А в конце… оторвался от земли и полетел.

— 'Я руки к небу подниму.

Дай, солнце, силы мне,

Чтоб громче петь.

И я себя найти смогу.

Лететь, а не стоять на месте.

Лететь, а не стоять на месте.

Лететь, лететь…'

И улетел.

Музыка стихла. А облако «Иллюзорного мира» стало полностью прозрачным. Словно бы его и нет вовсе. И не было.

Остались лишь фонтан, музыканты и маленький обыкновенный я перед этим фонтаном в лучах дневного солнца.

Аплодисменты зрителей приятно согрели мою душу. Я раскланялся и дал-таки всем снова немного передохнуть. Опять покопался в настройках гитарных струн. Снова попил водички. Даже пополоскал горло и потряс воздетыми над головой руками, сцепленными в замок. В общем, тянул время, позволяя себе и зрителям выдохнуть. Погалдеть, поделиться эмоциями и немного успокоиться. Я ждал.

Я ждал… сладкого слова: «Ещё!». «Ещё! Бис!!» — начали, наконец, раздаваться выкрики в собравшейся передо мной толпе.

Ну, как можно такому отказать? Как наркоман может отказаться, когда его буквально уговаривают, упрашивают «вмазаться» ещё одной «дозой»?

Я и не отказался.

— «Не утонет… Не утонет… Не утонет…» — зазвучали над площадью и над городом первые «вводные» слова новой песни. Довольно попсовой, но от того, нравящейся мне ничуть не меньше произведений тех же «Арии», «Пикника», «Кино» или «Наутилуса».

Да, Рома «Зверь» не считается «классикой рока», но он заводной, энергичный. Его песни пронимают. И, повторюсь, некоторые из них, особенно ранние, мне нравятся.

— 'Не заплачу, не грузи —

Не утонет в речке мячик.

От Версачи эксклюзив

Больше ничего не значит.

Тук тук, здравствуй, это я.

Потерялся ключ в кармане.

Губы тают на губах.

Не обманет, не обманет…' — кстати, забавный фактик: в этом мире тоже был Дом Версачи. И тоже занимался модой. Естественно, тут его главы, основавшая Семья, были Одарёнными. И занимались не только модой — они держали под собой целую область в Италии, владели ей. Но особой силой или властью они на общем фоне других Семей не отличались. Главное, что составляло их известность — всё-таки, именно мода и предметы роскоши «люкс-класса». Так что, не пришлось даже менять слово в песне. Хотя, не будь их тут, я всё равно бы не стал — не то состояние духа, чтобы в каждое слово вдумываться и пытаться просчитывать последствия.

Я пел.

Я пел так, словно бы сам был Ромой «Зверем», будто бы был одержим его духом. Буд-то бы не я, а он сейчас скакал перед фонтаном, бил по струнам и «скриммил» в микрофон, который словно бы сам собой соткался из воды и раствора пыли в моей руке.

Песня захватывала. Вспоминался клип. И то, как по лицу певца текли струи дождевой воды.

Дождь. Там весь клип лил проливной дождь.

Наверняка, их там во-всю поливали из шлангов на съёмках. Но мне-то «шланги» не требовались!

Ещё на первых вводных строчках, небо, ещё минуту назад яркое, солнечное, летнее, начали застилать образующиеся прямо из ничего дождевые тучи, которые становились шире и больше, разбегались своими краями над городом во все стороны. Это могло бы вызвать в городе шок и панику, если бы… всё внимание итак не было поглощено мной.

Так что, дождь, начавшийся на словах:

— 'Любовь зарядила дожди-пистолеты.

Любовь зарядила холодное лето.

Не жалко, не жалко. Летит твоё лето.

Щелчок зажигалки, дожди-пистолеты…' — никто не удивился тому, что с неба действительно ударили водные струи летнего тёплого ливня. Тёплого, оживляющего и освежающего, от которого не хотелось прятаться.

— 'Нам с тобой грустить нельзя,

Паровоз мой на верёвках.

Здравствуй, лето без тебя

На стеклянных остановках

Разлетаются, звеня,

Мимо сердца, мимо, мимо

Капли летнего дождя

По витринам, по витринам.

Любовь зарядила дожди-пистолеты,

Любовь зарядила холодное лето.

Не жалко, не жалко — летит твое лето;

Щелчок зажигалки, дожди-пистолеты…' — я бесновался на площади, перед фонтаном. А с неба били струи дождя.

В этот раз уже не было никакого «Иллюзорного мира». Только я, микрофон, гитара, группа и ливень. И этого хватало.

Зрители тянули вверх руки. Улыбались. Особо впечатлительные импульсивные и эмоциональные ещё визжали, как настоящие фанаты на концерте. Всем было весело.

И мне тоже.

Нет, ну правда ведь: я не злой. У меня бывает: находит. Бывает, что накапливается. Бывает, что злюсь и гневаюсь. Бывают и настоящие срывы, как тогда в Берлине… бывают. Ну, теперь, после Берлина, точно бывают — раньше-то не было. Но, в целом, я не злой. И даже почти не злопамятный. Гнев выплеснул, скинул и можно теперь дальше любить жизнь, мир, небо и всех вокруг.

Вот я и любил. Дарил окружающим восторг и радость, сам получая от этого не меньшее удовольствие.

Жаль только, что песня быстро кончилась. Так-то она коротенькая.

А дождь… не кончился. Дождь лил.

И это вызвало новую ассоциацию. Пробудило в памяти другую песню. Медленную и торжественную, сильную и полную внутренней силы. Тоже про дождь.

Правда, она была под женский голос… но, когда меня такие мелочи останавливали? С моими нынешними-то голосовыми складками и их возможностями…

— 'Снова снился мне сон-

Ожиданье сбылось,

Голубь ветку принёс,

И закончился дождь;

А проснулась, опять,

Засверкала гроза,

И слезами война

Затопила глаза…' — затянул я голосом «Маши» из группы «Маша и Медведи». Не чистым голосом, а со всеми теми наложенными на него для альбомной записи звуковыми эффектами — я мог себе это позволить. Были возможности.

Я пел.

Ко мне на руку слетел белый голубь с веточкой. Отыскать такого в городе садов — не сложно. А лёгкая Ментальная команда, и вот — он уже послушно слетает ко мне на подставленное запястье. И дождь прекращается…

Но на следующей же строчке голубь, роняя веточку лаврового дерева, заполошно улетает, а дождь возобновляется с новой силой.

Да ещё и молния с громом шандарахнули, заставив зрителей вспомнить, как у них подгибаются колени.

— 'На осколках ковчега

я скажу тебе,

здравствуй, Арарат!

Мне привиделось это —

мой извечный дом, яблоневый сад…

На пороге рассвета в небе,

в небе звёзды так горят!

Слышно «Многая Лета»

где-то, где-то Здравствуй,Арарат!

Здравствуй, Арарат!

Здравствуй, Арарат!..' — дождь лил. Но, даже самый сильный и мощный ливень не смог бы дать мне нужного для полноты впечатлений эффекта. Он просто не успел бы! В конце концов, Всемирный Потоп, по преданиям, длился не одну неделю, а тут: сколько та песня длится? Пять минут, шесть? Если дать сброситься такому объёму воды за такое короткое время, то город не погрузится в воду, а будет смыт ей! Вбит в грязь. Камня на камне не останется!

Но… все уже забыли о моём «Мире иллюзий». Так как он стал прозрачным, все решили, что он исчез… а он остался! И только разросся за последние песни. И теперь, я взял и опустил всю эту высоченную массу горизонтально, накрыв ей сразу весь город. И был это уже не «экран», это был «3D» с полным погружением! Даже «5D»!

— 'А внизу тёмный лес,

Всё смешалось на дне,

Вавилонскую высь

Строит Сверхчеловек!

Пусть умели летать

Атлантиды сыны,

Но не спас третий глаз

Их от силы Воды!..' — каждый человек на этой площади, в этом городе, перестал видеть то, что происходит на самом деле. Каждый видел только себя, одного, стоящего на чём-то, не важно на чём, покачивающемся на поверхности воды. Огромного океана прозрачной воды, сквозь толщу которой видно на дне тёмные леса, горы, города и целые континенты, уходящие в тёмную глубину… под непрекращающимся, идущим сверху дождём.

И это не было Ментальным внушением. Эта была только иллюзия, созданная водой, светом и его преломлением.

Даже те, кто был в зданиях и машинах, видели примерно то же самое. С поправкой на то, что те, кто в транспорте, наблюдали себя над этим океаном в транспорте, а те, кто в зданиях: поверхность воды прямо возле своего окна… на каком бы этаже они не были.

— 'На осколках ковчега

я скажу тебе,

здравствуй, Арарат!

Мне привиделось это —

мой извечный дом, яблоневый сад…

На пороге рассвета в небе,

в небе звёзды так горят!

Слышно «Многая Лета»

где-то, где-то Здравствуй,Арарат!

Здравствуй, Арарат!

Здравствуй, Арарат!..' — продолжал в этом апокалиптичном мире звучать с небес мой голос и музыка, исполняемая музыкантами, плывущими на бортике фонтана по океану.

Мой голос звучал. Он становился сильнее и выше.

— Здравствуй, Арарат!

Здравствуй, Арарат!.. — повторял я снова и снова. А сам чувствовал, что чего-то не хватает. Чего-то не хватает мучительно. Чего-то, какой-то последней маленькой детали… Маленького штриха, чтобы картина стала полной, завершённой…

Горы! Точно! Я приветствую Арарат, а его-то и нет! Кого я приветствую? Что я зову?

И прямо из воды тут же полезла, пробивая её поверхность скальная порода. Полезла гора, поднимая меня и фонтан, и музыкантов вверх, над площадью…

И дождь прекратился. И тучи прорвались, рассеялись. Вышло яркое умытое солнце, чьи лучи засверкали на каплях, стенах, дорогах и тротуарах умытого города.

Музыка прекратилась. Я и музыканты встали, отставили инструменты и раскланялись.

Зрители рукоплескали…

А я… начал чесать репу, соображая, как теперь слезать вниз. С этой непонятно откуда взявшейся вполне реальной, плотной и материальной каменюки…