АСКЕТ

Три женщины сидели…

Я бросила алчный взгляд на накрытый стол, плод моих титанических усилий минувшего часа. Когда я в последний раз так расстаралась? Чтоб яства всех цветов и размеров… Любовно поправила понурившуюся петрушку воткнутую в источающий неземное амбре шпик. Ещё полчаса назад эта самая зелень браво торчала, подобно крепкому пустынному саксаулу в его лучшие дни, а сейчас порастеряла свой первоначальный гусарский задор. Нечеловеческим усилием воли я отвернулась от скатерти-самобранки. Желудок тоскливо взвыл. Ну, где они бродят?! Ещё минут десять и старинные подружки обнаружат мой почивший в бозе хладный трупик, распростёртый прямо у ножек ломящегося изобильного стола. Заметьте, почивший с голодухи… Не выдержав, я воровато цапнула с тарелки кусок буженины. Был он неуклюж, разновелик по краям, но так мил взору и пищеварительной системе… Мой подлый грабёж предотвратил трескучий звонок в дверь. Отвёл Господь от грехопадения чревоугодия чрезвычайного. Я поспешно отшвырнула искусительный ломоть и, стыдливо обтирая пальцы о джинсы, ринулась в прихожую.

— Вы Мойва? — степенно поинтересовалась полная дама с унылым лицом, топчась на моём вытершемся ещё при царе Горохе коврике у входа.

— Э-э-э… — судя по всему, явление как раз и было ни то Плюшкой, ни то Сырком. Только кто-то из этого гастрономического набора советских времён знал мою «партийную кличку», порождённую давным-давно жестоким детским воображением наших одноклассников. Да, тогда я была Мойвой, лупоглазой, вытянуто-обтекаемой формы девицей с первой парты.

— Плюшка, ты?! — я глазам своим не верила. Одна из двух моих закадычных товарок была брюнеткой с носом-пуговкой на добром круглом чуть глуповатом лице. А сейчас передо мной рыжая женщина с химической завивкой, опухшими веками и… кажется, у неё поменялся цвет глаз. Как такое могло случиться?

— Сама ты Плюшка! — дама грузно ввалилась в мой зачумлённый ароматом варившейся картошки дом. — Сырок я! Не узнала?!

— Сыркова?! Ну и ну… — в те далёкие времена Машка Сырок напоминала циркуль с почему-то нахлобученной на него копной лежалого сена. У неё как-то «неправильно» росли волосы, поэтому она не могла угомонить их буйство никакими резинками, заколками и бантиками. Во всяком случае, так она сообщала всякому, кто принимался обвинять её в лохматости сверх меры.

— Да я тебя тоже не узнала, — Машка тискала меня за плечи и удивлённо вертела в могучих руках. Точно неизвестную доселе науке бактерию рассматривала. Вдруг зараза какая?

— М-да… — протянула Сырок, философски разглядывая тяжёлое кисло-терпкое пойло на свет — на улице встретила, не узнала бы.

— Я тебя тоже, — подтявкнула я смиренно, уж больно солидно смотрелась моя былая подружка сейчас. — Здорово, что на Mail такую штуку придумали, «Найди одноклассников». Разве нашлись бы, если бы не их выдумки?

— Точно! — кивнула Сырок. — И здорово, что Васька мой компьютерщик такой. Я-то в этом.. во, — она гулко постучала пухлыми суставами пальцев о подлокотник дивана. Я опасливо покосилась, а ну как развалится старичок от её богатырского пасса.

— Сын? — тактично поинтересовалась я. Машка явно хотела прихвастнуть достижениями отпрыска.

— Старший, — кивнула она и на лицо наплыла вселенская скорбь всех матерей. — Сидит и сидит за этой шарманкой! Семнадцать лет парню, а ни девушки, ни друзей… И разговаривает как-то… Тут слышу, по телефону болтает. Убил, говорит, ночью «мать». А на новую денег нет. Я чуть там же не кончилась. Ворвалась, зашибу, думала! А потом выяснилось, «железо» это какое-то.

— Какое такое железо? — логика взаимосвязей криминала, материнства и металлов от меня ускользнула.

— Да они, компьютерщики эти, «матерью» детальку называют, — вздохнула мать натуральная, обыкновенная и обиженно поджала губы. — Сломалась эта самая деталька. Ага…

— Плюха! — радостно подскочила я, в надежде, что веселушка Нюрка сейчас внесёт в наш вялотекущий разговор о подрастающем поколении живую нотку.

— Ой, девчонки! — Монро томно махнула в нашу сторону изящной окольцованной по всем пальцам лапкой — С ума сойти!

— Нет, Куршавель это неслыханная скукотища! — Плюха покачивала стройной ножкой, затянутой в шелковистый чулок. — Одни и те же каждый сезон. Ужас!

— Гм… — я опустила нос в пузатый бокал. Последнее, где я была, сумасшедший, несущийся куда-то вскачь деловой Франкфурт-на-Майне. Именно там проходил симпозиум по вопросам новых исследований в области вирусологии.

— Нам бы ваши проблемы! — Машка свирепо фыркнула. — Тут ребёнка в школу не в чем отправить.

— Ему же семнадцать… — попыталась перевести я тему в более мирное для Сырка русло. Но промахнулась.

— Это ты со своими микробами от жизни оторвалась! А у меня, помимо Васи, ещё Любочка и Игорь! И все есть хотят!

— Не с микробами, а вирусами… — сделала я попытку защитить святое. — Угодно тебе знать, мои вирусы…

— Девочки, не ссорьтесь! — взвизгнула Плюшка, более похожая ныне на дорогой торт со взбитыми сливками.

— Помолчала бы! — хором рявкнули мы, ибо красная гадость уже давала себя знать, и наши эмоции принялись фонтанировать не на шутку.

— Не отрывайся я со своими, как ты выражаешься, микробами, сейчас бы, может, пол-Европы не было! — орала я, заходясь от обиды.

— Если бы все бабы с микробами всю жизнь сидели, всей Европы давно бы не было! — центнерной массой надвигалась на меня Сырок. — На дом свой глянь! Ты тут микробов разводишь своих что ли?! Грязища! Противно пить из твоих рюмок, там же пыль столетней давности!!!

— Что ты вопишь-то?! — не выдержала Плюха. — На себя посмотри! Два часа сидим, у тебя одни разговоры, где что подешевле купить, да как алименты у мужика выбить.

— Зато у тебя мужиков по пять на день! — взвилась Машка. — Кукла ты силиконовая!

— И горжусь этим! — разъярилась Плюшка. — Я слежу за собой, в отличие от вас! Одна в инкубатор превратилась, другая в сушёного книжного червя! Жизни в вас ни на грош! Аж скулы сводит. Вместо вина — чернила, вместо мужиков — стиральная машина и микробы!

— Что вы к моим микробам пристали! — меня понесло. — Я без пяти минут доктор наук! На мои работы ссылаются ведущие вирусологи, а вы что?! Толстосумами своими трясёшь? Пятым размером дирижаблей дутых?! А толку?!

— Толку во мне много! Я… я Женщина! А ты свои микробоустойчивые джинсы когда последний раз стирала?! — Машка вскочила и хватанула меня за брючину. Штанина задралась, предоставив на обозрение миру мою бледную лодыжку. — Ха! Да у тебя и щетина на ногах, как у бомжа!

— Зато IQ 150!

— …и полный дом грязи! — победно подвела итог Сырок.

— …и стрижка овечьими ножницами системы «Ощипанная в темноте»! — злорадно захохотала Плюшка.

— Я сама только чёлку!!! — овечьи ножницы меня добили. — Некогда мне по салонам шастать!

— Точно-точно! — внезапно приняла мою сторону Сырок. — Некогда нам! И не на что! Нас мужики разные не спонсируют.

— От вас не то что мужики, микробы разбегутся, — проворчала Нюрка.

— Они и так разбегутся. Хоть хороводы вокруг води, — как-то обмякла Сырок. — Вот что им надо?! Мой-то… Обед всегда на столе, дети ухожены… Убёг! А я по гарнизонам за ним… дура, — Машка загрустила.

— И тупые все. Я своему половину кандидатской сделала. Свои результаты исследований за просто так… Валенок vulgaris! Но амбиций! И что думаете? Кандидатский минимум сдал и поминай, как звали. Блондинку, небось, нашёл… с вакуумом промеж ушей.

— При чём тут блондинки? — Плюшка тряхнула вытравленными дорогими осветлителями волосами. — У нас, считаете, всё в шоколаде? Последний мой… ныл всё, чтоб я рот сделала, — она почмокала пухлыми губками, гордость пластического хирурга. — Сделала. Ой, девчонки, физиономию вот так разбарабанило! — Нюра развела руки, демонстрируя нереальные размеры личины после операции. — Думала, оркестр уж заказывать…

— Ну? — мы сочувственно уставились на подругу.

— Гну! — она понурилась. — Пока в клинике лежала, нашёл какую-то… Ей лет-то, как моему коту!

— Во-во… — снова вздохнула Сырок. — Говорю же!

— А Борюську помните? — вдруг романтически закатила посоловелые очи Плюша. — Он, наверно, не такой…

— Да ладно, не такой! — отмахнулась я. — Такой в точности! Бегал за мной хвостом, все контрольные на моём горбу. А потом прихожу к Машке, он у неё сидит и пироги трескает…

— Конечно, трескает, — насторожилась Сырок. — А потому что у тебя, кроме контрольных, да Кафки твоего, и взять нечего было.

— Ага, — гнусно заулыбалась Нюрка — а потом ты резко Кафку на Коха поменяла. То есть, палочку его…

— Фу, ну ты и пошлячка! Как и была! — отпрянула от Плюхи Машка.

— Ты о чём?! — меня скрутило в смеховых конвульсиях — палочка Коха это… короче, возбудитель туберкулёза это, если проще!

— А я не обязана… — надулась Сырок. — У меня поважнее дела есть!

— Угу, тем более, Борюсика ты пирогами не больно-то прельстила. Подрос и к Нюрке переметнулся.

— Хе, — Плюшка лукаво прищурилась. — Путь к сердцу мужчины лежит, конечно, через желудок, полный пирогами, но я нашла короче! Потому что… пошлячка я.

— Ну, ты и язва! Ладно, кто старое помянет… Здорово было! И без борюсиков всяких. Помните, как зажигали? Синий синий иней лёг на провода-а-а…

— … в небе тёмно-синем синяя звезда!!! — подхватили мы дурными голосами и повскакивали с мест.

— Классно Mail придумал всё же, правда, девчонки?

— Да, вообще, супер! — Нюрка валялась на диване, дрыгая в такт музыке изящной ножкой.

— Брови что ли, правда, выщипать… — я продолжала рассматривать своё, точно впервые увиденное, отражение в зазеркалье.

— А я пироги вас печь научу, хотите? — Машка широко улыбнулась.