«Лейкоз подкрался незаметно…» — Олег всегда мысленно снабжал любые новости ироничными комментариями. Даже вот такие. Деловитый врач старался всем своим видом показывать деятельное участие и обнадёживающую уверенность.
— Дело, конечно, серьёзное, но… В 21-м веке живём.
— Угу… — по нарочито бравурным интонациям доктора Олег понял, на сей раз увильнуть от судьбы будет трудно.
— В Германии мой коллега делает такие операции очень успешно. Буквально вот на днях…
Пациент не слушал все эти человеколюбивые попытки эскулапа отвлечь, развеять, настроить на победу. Олег давно научился отделять зёрна от плевел. Информация в чистом виде — единственный его шанс дорогостоящая операция за границей. Он нервно барабанил пальцами по столу и судорожно просчитывал, где можно добыть головокружительную сумму, от которой зависело всё.
Марина опять вздохнула и потёрла нос смятым платочком.
— Не было горя, так нет, подай! — обиженно всхлипнула она. — Говорила же, сходи к врачу!
— Ну, сходил… — буркнул Олег и исподлобья посмотрел на постаревшую жену.
— А, может, кредит взять? — Марина умоляюще воззрилась на мужа.
— Не получится, за Васькины учёбы ещё выплачивать и выплачивать.
Васька, их 26-летний сын, всё ещё метался по разным вузам в поисках себя. Первое, куда он подался после школы — именитый кинематографический институт. Лавры «звёзды» не давали ему покоя уже полгода. «Я буду актёром или меня не будет вовсе!» — патетично заявил он тогда и, гордо вскинув голову, удалился в свою комнату. Репетиторство с Народным артистом былой сверхдержавы влетело в копеечку. По сути, репетиторство было некой формой взятки, поскольку седой служитель муз был членом приёмной комиссии на творческом туре. За репетиторские он гарантировал Ваське поступление. И не обманул. Обманулся Васька в своих ожиданиях. Мельпомена оказалась «любовью на одну ночь». Очень быстро он переметнулся на литературную стезю. Она его тоже довольно быстро разочаровала. Какое-то время пометался между археологией и самолётостроением. Наконец, принялся бредить карьерой дипломата. Сейчас он жил где-то в съёмной квартире со своей гражданской женой, которую величал Мымрой. Регулярно, раз месяц, появлялся у родителей за финансовыми вливаниями в свой семейный бюджет.
— Тогда, может быть, у друзей каких займёшь? — Марина не теряла надежду отыскать необходимые деньги вне их общего кошелька.
— Каких друзей-то? — Олег начал злиться. Жена прекрасно знала, что с давних пор работа стала его единственным другом. Во всяком случае, всё растущие запросы мог удовлетворить только этот «приятель» — круглосуточное метание в бизнес– колесе. Времени не хватало даже на сон.
— Да… — жена опять приложила платок к покрасневшим векам.
Повисла тягостная тишина. Олег напряжённо думал, как выговорить то, что вертелось на языке уже давно.
— Мариш… — он понял, что краснеет — может быть, повременить с олеськиной квартирой?
Марина вскинула заплаканные глаза на мужа. Казалось, она не верила своим ушам.
— Олежек! Но мы же обещали! Через четыре месяца родится маленький. Как я ей скажу… Она расстроится, ей нельзя. Это же твой внук!
— Поживём пока вместе. Заодно поможем с ребёнком. А там… может, Михаил ипотеку оформит? Им, как молодой семье, положено.
Марина уткнулась в ладони широким лицом. Зарыдала
— Она так мечтала о собственном уголке…
Олег чувствовал себя преступником. На свадьбе они торжественно объявили молодым, что подарят им квартиру. Девятнадцатилетняя дочка завизжала от восторга, повисла на шее у матери и сделала ответный ход:
— Маленького назовём в вашу честь. Если будет мальчик — Олежкой, если девочка — Мариночкой. Правда, Миша?
Новоиспечённый муж, высокий и нескладный, топтался рядом и глупо улыбался. Он Олегу не нравился, но выбор оставался, естественно, за дочерью.
— Мариш, — внезапно Олег почувствовал, что впадает в панику — поговори с Олеськой! Я очень тебя прошу.
В палате было тихо. Его соседа вчера прооперировали, сейчас он боролся за своё право на существование в недрах реанимации. Олег поёжился. Скоро и он вот так будет лежать где-то, увитый трубками, рядом с попискивающей аппаратурой и ждать приговора. Будет. Если повезёт…
Он поворочался на неудобной койке, налил в чашку яблочный сок, принесённый вчера женой, но пить не стал. Было обидно и страшно.
Марина работала тогда на почте. Он, нищий студент, забегал туда отправлять матери письма. Как-то раз молоденькая хрупкая девушка по ту сторону почтовой стойки светло улыбнулась ему.
— Так часто кому-то пишете…
— Маме, — признался Олег, смутившись. Он давно не находил повода заговорить со светловолосой дюймовочкой, она оказалась куда смелее.
В памяти расцвёл сиренево-розовый летний закат. Скамейка в парке. Они с Мариной сидят, прижавшись крепко друг к другу. Она положила головку ему на угловатое плечо.
— А ты бы ради меня… как декабристка… Смогла бы? — прошептал он прерывающимся голосом.
Марина удивлённо подняла глаза.
— А ты сомневаешься?! — она явно хотела показать, что вопрос оскорбил её.
Через два месяца они поженились.
Когда же он сделал промах?
Васька родился буйным. Орал день и ночь. Соседи по общаге были вечно злы на молодожёнов и выговаривали Олегу за бессонные ночи. Он честно тряс дешёвенькую коляску, бродил с Васькой на руках по комнате, совал ему в беззубый рот соску. Всё впустую. Васька вопил, словно пожарная серена, сутки напролёт.
— Певцом будет, — умилялась Марина.
В тот день она пришла с прогулки темнее предгрозовых небес. Нервно двинула коляску в угол, упала на кровать и заплакала.
— Маришка, ты что?!
Плакала она частенько, но сейчас Олег понял, что слёзы рвутся не из глаз, а из самой потаённой глубины её женского существа.
— Я так больше не могу! — жена резко села и сжала худенькие пальчики побледневшими пальцами. — На меня смотрят, как на нищенку! Сегодня Наташка сказала, что в такой коляске ребёнка возить могут только те, кто очень не любит своё дитя!
— В какой… ТАКОЙ? — Олег испуганно посмотрел на купленный с рук, но вполне пригодный для нежно любимого дитяти транспорт.
— Это же катафалк, а не коляска! Все с немецкими, одна я, как… — Марина снова повалилась лицом в подушку, плечи трагически вздрагивали.
На другой день Олег оформил академку и устроился в порту грузчиком. Платили исправно. Через месяц у Васьки была огромная, похожая на внедорожник, коляска.
Олег поворочался на плоской, как блин, больничной подушке. Неуютно. Он отвык вот так просто валяться, никуда не спешить и ничего не решать. Как он мечтал об этом последние годы! Правду говорят, осторожнее с мечтами, они могут сбыться… Он не подозревал, что желанное ничегонеделание грозит потоком мыслей, воспоминаний и мучительного анализа.
Когда родилась Олеся, у неё сразу появилась не только коляска по последнему слову техники, но и собственная комната и даже няня. На волне бестолковых перестроечных переделов Олег успел ухватить коммерческую удачу за хвост. Целыми днями что-то «перетирал» с быкообразными «братками», кому-то что-то «отстёгивал», с кем-то «дружил» против кого-то, куда-то постоянно летел на сверхзвуковой скорости… Марина и Васька были счастливы. Любое их пожелание выполнялось мгновенно, по одному телефонному звонку. Олеся, видимо, тоже. Присутствия младенца в доме Олег практически не замечал. Или это было потому, что он почти не бывал дома?
Когда же он допустил ошибку?
Болезненные раздумья прервал звонок сотового.
— Папа? — звонил Васька. Последний его звонок Олег с трудом вспоминал. Очень уж редко наследник баловал отца ими. Раньше Олег не отмечал этого. Здесь же, в безликих больничных стенах, время тянулось вязкой смолой. Любой визитёр, каждый поход в больничную столовую был событием, скрашивающим временной вакуум. Олег сжал трубку.
— Сын!
— Привет… — в мобильнике что-то потрескивало. Васька подыскивал слова.
— Как ты?
— Нормально… — снова молчание. На заднем плане шипящий голос Марины: «Спроси, как он себя чувствует. Господи, самому не догадаться что ли!». — Как ты себя чувствуешь? — послушно повторила трубка.
— Нормально, — в груди засвербело. Васькин звонок был явно сфабрикован матерью. Сам бы не позвонил.
— Ладно. Пока, пап. Поправляйся! — трубка облегчённо загудела.
Олег машинально взял в руку чашку с соком. Глотнул. Ком медикаментозной тошноты сковал глотку. Приступ был очень кстати. Физические муки отлично купировали навязчивые и ещё более мучительные мысли.
Когда же он допустил ошибку? Может быть, когда перестал чмокать перед уходом жену в щёку?
В тягучую тишину клиники ворвалась Олеся. Высокая, красивая женщина с золотыми, как когда-то у матери, волосами.
— Привет! — радостно воскликнула она.
«Все делают вид, что всё отлично, — неприязненно подумал Олег. — Поддержать, наверно, пытаются».
— Я тебе яблочек принесла. Тебе можно яблоки?
— Ага, — вяло кивнул отец. За девятнадцать лет дочь так и не узнала, что он терпеть не может яблоки. Впрочем… А что терпеть не может она? Олег задумался.
— Тебе лучше? — Олеся уселась на больничный стул, по-королевски взмахнув мантию белого халата, накинутого поверх модного костюма. У неё всегда всё было самое модное. Олег залюбовался. Красавица выросла…
— Ничего, вроде. Скрепим, — отмахнулся он от неприятного вопроса. Нельзя ведь беспокоить беременную женщину рассказами о том, как его мутит от вала лекарств. Как темнеет в глазах. Как больно бывает дышать. Как хочется жить.
— Ну и молодец! А чего такой кислый?
— Да нет…
В голове стучал трусливый вопрос — что сказала Олеся матери о невозможности покупки квартиры. Олег слушал и не слушал дочь. Смотрел в одну точку, сконцентрировав взгляд на её округлившемся животе.
— Эй! — Олеся заглянула отцу в глаза. — Ты где?!
—Что?
— Новости, говорю, хорошие!
— Да? Какие?
Олеся расхохоталась.
— Мой папа стал мечтателем! Повторяю для особо романтичных, мы с Мишей нашли квартиру! В самом центре. Парк рядом. С маленьким гулять будем там. И не дорого. Хозяева на ПМЖ куда-то уезжают. Им быстрее надо продать. Просто шик, а не квартирка! Я даже и мечтать не могла…
Олег сидел на краю кровати, чувствуя, что внутри него падает лифт. С адским, искрящим, скрежетом он летит вниз. От этого человека внутри кабины расплющивает о потолок.
И почему-то было очень жаль Мишу.