Лёка позвонила, как всегда, в самый неудобоваримый момент: домкрат на максимуме, мои руки по локоть в мазуте, железный «коняга» беспомощно сучит в воздухе парой колёс. У неё несомненный талант! На вызов благоверной мобила отзывалась неизменным «Из-за острова на стрежень…». Я чертыхнулся и заелозил лопатками и ягодицами по брезентухе. Вместе с подстилкой мы неуклюже выехали на свет божий из-под грязного брюха авто. «На переднем Стенька Разин, обнявшись, сидит с княжной…» — заливался сотовый. Кое-как обтерев чёрные от механической «крови» руки всё о ту же брезентушку, я схватил телефон.
— Рядовой Хабибуллин на проводе! — рявкнул я. Безвкусные «алло» в нашей чудо-семейке не в чести. Так нам жить веселей.
— Слушай мою команду, боец! — Отец Лёки ушёл в отставку в чине подполковника, поэтому милитаристский лексикон не был ей внове. — Химчистку «Эдельвейс» помнишь?
— Так точно… — я насторожился.
— Там дислоцируется моя шуба.
— Ну?
— Баранки гну! — фыркнула Лёка. — Намёк-то понял?
Намёк-то я понял, но путешествие за две остановки по пурге, когда дома меня ожидает сытный ужин и уютное кресло… Бр-р-р!
— Поздно уже, — попытался отвертеться я от трудовой повинности — не успею.
— Они до девяти работают.
Лёка оставалась непреклонной. Она учла все тонкости намечающейся операции. Ей бы войсками командовать, а не одним-единственным рядовым Хабибуллиным.
— Я, как чёрт, грязный, — заныл я.
— Не конкурс красоты, и так сойдёшь.
— А квитанция?! — воспрял я духом от внезапно пришедшей в голову очередной отмазки.
— В нагрудном кармане куртки, — сказала трубка Лёкиным голосом и, как мне показалось, расплылась в ехидной улыбке.
Мои крылья окончательно опали.
— Ладно, — буркнул я смиренно и вздохнул.
— Благодарю за службу!
— Рад стараться, вашбродь! — Переупрямить моего генералиссимуса в юбке возможным не представлялось. Впрочем, за верное служение, я имел право потребовать себе всяческих благ, а потому сильно не сопротивлялся. — Встретимся у полевой кухни!
— Есть!
Я нажал «отбой» и порылся в нагрудном кармане моей растерзанной в пух и перья кожаной косухи. Её я берёг конкретно для гаражных трудов. Вид она имела соответствующий. Любимейшая когда-то кожанка теперь переквалифицировалась в удобную, хоть и изрядно облезлую робу. А в чём ещё прикажете валяться под колёсами старенькой «девятки»?
В кармане, действительно, обнаружилась аккуратно сложенная вдвое бумажка. Мина замедленного действия, приведённая в состояние финального отсчёта Лёкиным звонком. «И за бо-о-орт её бросает в набежа-а-авшую волну!» — провыл я утробно и полез обратно под брюхо «девятки».
В «Эдельвейс» я ворвался, подобно коннице недоброй памяти Чингисхана. Распугал своей облезшей в боях за рок-н-ролл косухой стайку юных тружениц химчистки. Полинявшая бандана, которой я защищался от машинных нечистот, капающих в процессе ремонта на мои пока не состоявшиеся седины, окончательно добила законопослушных леди. Понимаю, я страшен в своём прикиде. Но, позвольте, сударыни, с корабля на бал-с!
Шлёпнув квитанцией о псевдомраморную стойку, я выжидательно воззрился на кругленькую тётеньку по ту сторону.
— Минутку, — пискнула она и растворилась в загадочном пространстве мира пятновыводителей, вешалок и хитроумных агрегатов.
Вынырнула она очень скоро. Видимо, её терзало желание побыстрее избавить свой пропахший химическими составами мирок от моей неблаговидной персоны. Это правильно. У них чистота и эдельвейсы, а тут этот… с не отмытыми от мазута ручищами, лихо торчащим из-под банданы хвостиком и в пугающей приличных людей обшарпанной косухе. Срам один.
— Ваша? — усомнилась она, разворачивая перед моими очами Лёкину песцовую шубку.
— Наша, — кивнул я, и мой хвостик воинственно задрался вверх.
Шубка была надёжно упакована в целлофановый чехол. Это радовало, поскольку в гараже нашлась только одна сумка достойных размеров. Сравнялось ей лет десять. Выглядела она ничуть не лучше косухи, свидетельницы моего личностного становления ещё в пубертатный период. Я скрутил шубку в рулон и осторожно натянул на неё сумку. Получился изрядный баул. Заслуженный, потёртый в походах, пропахший пылью столетий.
Расшаркавшись с приёмщицей, мы с баулом выкатились в ночь.
Летом девять вечера — самое детское время. А вот зимой, в пургу, да ещё в наших спальных трущобах… Разве только волки не воют. Я трусил, согнувшись под ветром, закинув ношу на спину. Почему ветер неизменно дует мне в физиономию? Так было всю жизнь. Наверно, у меня встроенная система навигации. Мой организм автоматически ловит воздушный поток. Но почему-то всегда только встречный. Странный я тип. Вероятно, ходить против ветра — моя карма.
В таких философских исканиях я брёл минут пятнадцать. Вот уж и мой дом подмигнул путнику тёплыми глазами окон…
— А ну стой!
Как ошалевший суслик, я встал столбиком, ослеплённый яркими фарами. Бандана сползла на глаза и сейчас больше напоминала платочек на голове трудолюбивой колхозницы. Выглянув из-под него раскосым оком, я обнаружил, что преградившие мой светлый путь люди облачены в форменную одежду. Я облегчённо вздохнул. Грабить сегодня не будут.
— Куда и чего тащим? — подозрительно поинтересовался тот что помоложе.
— Шубу. Домой, — отрапортовал я.
— Ну-ка покажи! — Тот что постарше потянул мой баул на себя.
Я благодушно распахнул сумку. Сержант безапелляционно проковырял в целлофане дырочку и сунул палец в недра мехов.
— Шуба-то женская… — он прищурился и оглядел меня с ног до головы.
— Ясное дело, не мужская, — хохотнул я. — Не те широты, где бы это было целесообразно.
— Ты тут не умничай, — набычился старший. — Где взял?
Я начал понимать: драная косуха, облезлая косынка «a la колхозница», мазут под ногтями, боевито торчащий хвостик… Негармоничное обрамление снобистской Лёкиной шубки.
— Да жены это моей! — Я попытался сразить наповал бдительных стражей порядка чистотой взгляда. Не вышло.
— Документики показываем… — Ребята почуяли добычу. У них интуиция. Документов при себе у меня, и впрямь, не было.
— Да вот же дом мой! — Я вцепился в баул.
Стражи вцепились в меня.
— Разберёмся! Давай его в отделение.
— Я по мобиле могу позвонить жене, она подтвердит!
Я судорожно принялся рыться в карманах куртки и, о ужас, сотовый отсутствовал. Похоже, я оставил лежать его на полке в гараже. Факт отсутствия телефона привёл радетелей правопорядка в предельный градус служебного рвения. Вероятно, за поимку подозрительных типов странной наружности с шубами им полагался отгул. Или какое другое поощрение по службе. Меня запихнули в машину к парочке бедолаг, отловленных по каким-то своим критериям.
— Спёр? — понимающе кивнул на баул один из присутствующих.
— В химчистке взял, — надулся я и отвернулся к окну. Наверно, Лёка уже накрыла на стол. В животе уныло булькнуло.
—А-а-а… — понимающе протянул мой сосед. — Вася.
— Ренат, — я пожал протянутую руку с наколкой, дублирующей вербальный ряд, ВАСЯ.
— Я, помню, тоже у одной лохини шубу «взял», — интимно поделился былым Вася. — Замели сволочи! Пару кварталов только и прошёл.
Второй сосед ничего не сказал по причине крайней степени алкогольного опьянения.
Сонный лейтенант равнодушно посмотрел на нас с баулом.
— Откуда дровишки? — вопросил он и окатил меня бесцветным взглядом.
— Из химчистки. Жена попросила забрать. — Теперь я предусмотрительно описывал всю ситуацию.
— Фамилия?
— Хабибуллин.
— Документы?
— Дома. В гараже был, на кой мне там документы?
— А вот хамить не надо, — в глазах лейтенанта сверкнула искра. Я струхнул.
— Лейтенант, да это всё за секунду на месте решается! Позвоните жене!
— Указывать мне не надо. — Трудяга закона оживился ещё больше. Ему было скучно этой ночью. Душа требовала общения.
Я отёр пот со лба, расстегнул косуху.
— Моя это шуба. Звони давай.
Лейтенант снова запечалился. Никто-то не понимает его грусти, никто не хочет разделить компанию. Он нехотя набрал номер. После коротких переговоров с Лёкой, он вяло повторил:
— А вот хамить, гражданочка, не надо. Сейчас отпустим. — Я раздулся, как павлин. Знай наших! За несвоевременную доставку супруга Лёка могла вызвать на дуэль весь ОМОН. — Хабибуллин, свободен!
Я расписался в каких-то документах и вывалился из отделения.
Теперь мне было необходимо проделать путь куда больший, чем от химчистки до дома. Эдельвейс — цветок крайне трудный для добычи. Это свойство прекрасного горного растения передалось, видно, и одноимённой химчистке. Сгибаясь под порывами ветра, я тащился по ночному городу со своим баулом и размышлял об эдельвейсах, вкусном ужине и отважной Лёке.
— Гражданин!
До вожделенного тепла, еды и любви оставалось не более пяти минут хода. Я остановился.
— Что у нас в сумочке?
Ещё один бдительный патруль…
— Шуба жены. Взял в химчистке. В отделении уже был. Лейтенант подтвердит. — Я вывалил всю информацию разом, но это не возымело действия. Нас с баулом покатили по заснеженным улицам для вторичного выяснения личности.
На этот раз в машине, в качестве задержанного, я был в полном одиночестве и никто не мешал мне изрыгать проклятия на всех известных мне языках.
— Слышь? — молоденький мент доброжелательно прищурился — А чё ты так нервничаешь? Если за тобой всё чисто, чё воздух сотрясаешь? Ща вот за оскорбления при исполнении как дам!
Всё тот же лейтенант смотрел на меня, как на бумеранг, прилетевший ему в лоб.
— Хабибуллин?
— А я так изменился за сорок минут? — огрызнулся я.
— И опять с шубой? — Сквозь скуку на лице старого знакомого начали пробиваться смешинки.
— С ней, родимой! — подтвердил я и похлопал по баулу.
— Ты б хоть такси что ли взял. — Лейтенант уже не скрывал улыбки.
— Я в гараж всю наличность с собой таскаю? — Мне было голодно, холодно и за державу обидно.
— Иди ты отсюда, — дружески порекомендовал мой ночной собеседник. Он явно проникся к моей личности, поскольку я немного развеял его тоску. — Ты по улицам-то не вышагивай. Там наши патрулируют с особой… рейд у нас, короче. Закоулками как-нибудь нырни.
Я юркнул в тёмную подворотню и прокрался, точно тать в нощи, по двум дворам. В третьем меня ослепили фары…
Знакомая до боли дверь отделения милиции радушно скрипнула. Мы с баулом вворотились в узенький тусклый коридор. Меня била смеховая истерика, когда я подходил к порогу дежурки. Ещё не нажав на ручку двери, я заорал:
— Это Хабибуллин с шубой!
Ответ не заставил себя долго ждать.
— Нафиг Хабибуллина с шубой!!! — В голосе лейтенанта слышался экзистенциальный ужас. Похоже, Хабибуллин с шубой и неотвратимость фатума слились для несчастного воедино.
Стараниями лейтенанта нас с баулом доставили с почестями до самой парадной. Я обнаглел настолько, что выпрашивал включить сигнальные маячки. Уж очень хотелось въехать в свой двор с помпой и покуражиться перед Лёкой. Но мне посоветовали заткнуться, поскольку по моей милости за эту ночь угробили и так немало бензина. И мы с баулом благоразумно примолкли. А то, знаете, люди всё же, при исполнении…