Скоро появится Дик. Чувствую его приближение кончиками воспалённых нервов. Дыхание учащается. Шаги… Господи, наконец-то! Над головой скрипнул люк.
— Дик!
— Ждала?
— Да.
Дик улыбается. Осторожно спускается по приставной лестнице. В руках пакет. Он подходит к столу, расстилает белоснежную скатерть, выкладывает в хрустальную вазу фрукты, зажигает свечи. Эстет. Слежу за его ловкими руками. В венах бурлит кипяток.
Ждала…
Открывает бутылку красного вина. Протягивает несколько крохотных таблеток. Вовремя. Месяц без сахаропонижающих для диабетика — очень много. Благодарно киваю. Кладу их в рот. Сегодня можно. Смеюсь:
— Вином лекарство не запивают.
Он оглядывается. Кувшин с питьевой водой пуст. Дик направляется к лестнице. Он готов выполнить любой мой каприз. Кроме одного — свобода. Пьём терпкое вино.
— Я верил — так и будет. Сама же говорила на лекциях — любовью и ненавистью управляют одни отделы головного мозга.
Дик смотрит остановившимися сухими глазами. Взгляд одержимого. Этот взгляд хорошо мне знаком. Он обжигал в аудитории. Сверлил окна моей квартиры. Даже, когда Дик молчал в трубку, казалось, этот взгляд липкой жижей стекал по мне. Не было от него спасения, как от неумолимо надвигающегося смерча. Те же зрачки проводили в небытие. Подъезд. Пропитанная эфиром маска…
— Ты прав, — шепчу, прильнув к своему похитителю. – Только не уходи…
***
Он повалил меня на пол. Ударил. Обладать телом — мало. Дик хотел владеть телом и волей. Во рту разлился ставший привычным за этот месяц металлический вкус. Я стерплю! Я тоже одержима. Он дрожал. По его лбу и спине струился пот. Руки слабели. Гипогликемия…
Я отшвырнула обмякшее тело.
Месяц я собирала таблетки… «Ты был невнимателен, Дик! Влюблённость блокирует крупные отделы коры головного мозга — оценочные и рассудочные суждения. Слышал о безумствах влюблённых? Одержимость же вовсе слепа. Ненависть воздействует на те же отделы — да — но лишь на их часть. Ненависть остаётся рациональной». Месяц я считала. Двести единиц инсулина — кома. Терпкое вино… Слишком терпкое! Я силилась отчеканить это в мутнеющие глаза, но только цедила:
— Не-на-ви-жу…