Глава 17 Профессионал

С капитаном КФБ Максимом Вышегородским ему позволяют встретиться только через сутки.

Происходит это в современной больнице для ветеранов войн и локальных конфликтов. И, конечно же, под обязательным присмотром детектива Лютца, того самого, что носит неохумовскую сбрую — в их предыдущую встречу Алекс не угадал и всё же перепутал фамилии следователей. Полицейский молчалив, подозрителен и угрюм, но распоряжение свыше исполняет добросовестно и честно.

Максим худ и бледен, утопая в койке, словно закутанная в вату новогодняя стеклянная сосулька. Лишь болезненно светятся серо-голубые глаза, да сквозь дрёму непрерывно кривятся тонкие губы, выдавая то усмешку, то недовольный оскал. Будто «кофейник» ещё не закончил тактическую операцию — не дострелял, не догнал, не допросил всех, кого следовало…

Вышку всё-таки поймали.

Как стало известно Бельмондо тем же вечером, безопасники «Грани» загнали оперативника в подвал, где тот израсходовал все боеприпасы и предпочёл сдаться. Если сверить часы, это произошло в ту самую минуту, когда Мария и Алекс покидали кабинет двуликой.

Несмотря на добровольную сдачу в плен, капитана жестоко избили. Даже не избили — отмутузили, отутюжили и вывернули наизнанку, причём так ощутимо, что из делового центра «Алмазная грань» тот отправился напрямую в операционную…

Всё лицо его теперь представляет собой один огромный синяк, на месте выбитых зубов до сих пор чернеют бреши, а грудная клетка и левая рука затянуты конструкциями регенерирующих корсетов. Разбитый порт из левого виска извлечён, на его месте пока красуется заглушка.

После драки с майором Динельт, да ещё и пулевого ранения в грудь Макс едва не отправляется на тот свет. Но всё же удерживается на этом, и эта новость вызывает у Алекса непроизвольный и весьма искренний возглас радости.

Правда, едва придя в себя, Вышка пробует сделать то, чего от раненого капитана не ожидает никто, кроме Бельмондо — он пытается самовольно покинуть госпиталь. Чтобы поехать к армянам, как позже поясняет сам, всё же раскрыв местоположение предательницы. Тогда врачи вгоняют Вышегородскому лошадиную дозу успокоительного, перед сном клятвенно заверив, что его коллеги разберутся с Тангиком Арушановичем и Татьяной Динельт со всем возможным тактом…

Алекс входит в палату, рассчитывая оставить прилипчивого Лютца в коридоре.

Но тот успевает подставить ногу и не позволяет закрыть створку. Стоит в пороге, внимательно изучая подследственного с уникальным статусом, и — Бель готов спорить, — пишет происходящее на имплантированное в себя оборудование. Почти как сам мим пару дней назад записывал бессвязную исповедь припёртой к стене бхикшу…

— Привет, Вышка! — говорит парень. — Ну, ты как?

Проходит вглубь одиночной палаты, вежливо прикасается к мочке уха и останавливается у изголовья высокой медицинской кровати. Максим хмыкает — едва слышно, чтобы не потревожить измученное тело, но всем видом давая понять, насколько забавляет его риторический вопрос «пахучки».

— Фудесно, Алекс, просто фудесно… Только фто танфевал фокстрот, а до этого ходил по канату и скакал на батуте, — с улыбкой отвечает капитан. — Сейфас вот полефу ефе минут пять, и вернусь на беговую дорофку.

— Смешно, — копируя его звук, хмыкает и Алекс.

Но непроизвольно краснеет и вспоминает «правило второго вопроса».

— Надеюсь, сегодня ты без своих фаманских фтучек?

— Никаких экстрактов. И даже парфюма.

— То-то от тебя попахивает… — Максим снова издаёт клокочущий хохоток. — Сам-то как, луфше расскафи? — просит он, не поворачивая головы. Смотрит на копа-наседку, иронизируя открыто и беззастенчиво, как позволяют себе приговорённые к казни или смертельно-больные: — Вифу, нафел себе зверуфку. Как назовефь?

Если Лютц и слышит юродства федерала, предпочитает пропустить их мимо ушей.

— Бывали и получше деньки, — честно отвечает Бельмондо.

При этом непроизвольно морщится и потирает шею под воротником жёлтой куртки, наконец-то пришедшей на смену драному корсетному пальто.

— С профсоюзом полная жопа… с огромной вероятностью меня выгоняют из цеха. Впрочем, от мечтающих защищать меня адвокатов отбоя нет и без поддержки профсоюза. Я же звезда!

Последнюю фразу он произносит как можно более шутливо. Но от Максима не укрывается кокетливое тщеславие, спрятанное за мишурой слов. Капитан едва заметно кивает.

— Сигаретки, слуфайно, не завалялось?

— Бросил. Теперь уже совсем.

— Молодец. Кстати, Сова утром заходил, тебе привет. До сих пор убивается, фто не успел выбраться из-за Стены раньфе и помофь с отвлекаюфим манёвром…

— Я рад, что он остался цел… А что там с Кожей? Ты поможешь ему, как обещал?

Макс бросает короткий взгляд на Лютца, недовольно кривится и понижает голос.

— Я фе слово давал… Всё стереть не выйдет, но обелить его послуфной список поспособствую… Кстати, как там антифанат музыки мёртвых людей?

— Дома Зерно, — отвечает Алекс, смещаясь так, чтобы камеры детектива не улавливали их с Максимом лиц. — Наконец-то. Ему даже обеспечивают вооружённую охрану по программе защиты свидетелей. Тоже звезда, кстати, на всех каналах торчит. Медиалисты к нему в очередь выстраиваются, чтобы деньги за эксклюзивное интервью предложить. И знаешь, Вышка, мне кажется, вся эта шумиха ему даже по нраву…

Он замолкает, в очередной раз осознав, что говорит о себе самом. Это вновь не ускользает от офицера КФБ, но тот предпочитает не комментировать. С жужжанием приподняв койку в положение «полулёжа», он признаёт:

— Забавный парнифка.

— Ага, забавный, — невпопад бормочет Бель, и наконец задаёт куда более серьёзный вопрос: — Ты знаешь, что случилось с Орловым?

— Коллеги поделились, — Вышегородский устало прикрывает глаза. Миму даже кажется, что капитан решил вновь отдаться забытью снотворного, но раненый добавляет, будто пророчествуя в дрёме: — Сбефал наф Титановый. Да, Алекс, фестно скафу, мне офень бы хотелось, фтобы твой блеф в кабинете у Гардт оказался правдой… — Он мимолётно морщит нос, будто отведал кислого. — Но, видимо, героифеский генерал не нафел в себе сил достойно смыть позор…

Некоторое время Алекс молчит. Обдумывает услышанное и готовится к следующему вопросу. Косится на детектива Лютца, неподвижно застывшего за приоткрытой дверью. И в конце концов решается:

— А с Гардт что?

Максим вздрагивает и открывает глаза. В них плещется сонный азарт, затухающие огни огромного сигнального костра, и Бель в очередной раз поражается внутренней силе полуживого оперативника.

— В реанимации, — отвечает Вышка. — Футь ли не в этом фе здании… Стрелялась ферез левый висок, в правой-то клешне у неё стакан с вискариком нафли… Знаефь, Леха, если бы не этот мерзкий нарост на её бафке, уфла бы в холодные. А так, только представь — фива! Хоть и в коме.

Бельмондо сглатывает гадкий колючий комок. Но тут же приказывает себе не сметь даже думать о возможных угрызениях совести. Он помнит про Стену. И про Жнецов с их «скребками» он помнит. И про залитые кровью улицы Марусино тоже…

— Выкарабкается? — одними губами спрашивает парень.

— Кто знает? — вопросом на вопрос отвечает Макс. Пытается сесть поудобнее, но лишь причиняет себе боль, поджимает губу и остаётся в прежней позе. — Годков-то бабульке немало. Впрофем, такие умеют выплывать из самых холодных прорубей…

Они молчат, заново переживая лихорадку последних дней.

— Мария улетела? — через пару минут спрашивает Бель, отстранённо изучая медицинское оборудование вокруг капитанской койки.

— Да, — почти незаметно кивает Вышка. — Ефе вфера. Кстати, перед рейсом навестила, веферком. Не могу сказать, фто она осталась в восторге от содеянного, в которое ты её втянул… И фто эта история не оставит фрама на её дуфе, тофе сказать не могу. Но тофно знаю две вефи — она больфе никогда не прибегнет к услугам феромимов, это раз. И второе — она просила поблагодарить тебя за храбрость.

Алекс стремительно краснеет. Поэтому отворачивается и даже делает шаг к окну, чтобы исчезнуть из поля зрения Максима. Ему тягостно и приятно. И всё же он находит в себе силы, чтобы покачать головой и признать, пусть и не очень убедительно для Лютца и Вышегородского.

— Какая тут храбрость, Макс? Я ведь в бронежилете был…

На это Вышка реагирует новым странным звуком. Настолько неестественным, что мим с тревогой возвращается к кровати и смотрит на показатели мониторов. Лишь затем, чтобы выяснить — капитан пытается смеяться.

— Ох, братифка, — наконец выдыхает тот сквозь спазмы, — есть тут храбрость, и немало. А сам не обольфайся больфе. Такие как Марианна Гардт обыфно стреляют в лицо. — И вдруг каменеет, избавившись от малейших признаков весёлости. — Ты поступил офень смело.

— Спасибо, — осторожно парирует Алекс и машинально поправляет подушку под затылком долговязого офицера. Как когда-то давным-давно, лет пятьсот назад на диване собственной гостиной. — Но всё же это была не храбрость, а наиболее эффективный способ решить стоящую перед нами проблему.

— Ага-ага, конефно, — проведя свободной рукой по лицу, бормочет Вышка.

Бель хмурится.

— У тебя есть сомнения?

И когда оперативник не отвечает, парень угрюмо суёт руки в карманы куртки; качается на пятках и говорит, почти не смущаясь и будто бы забыв о существовании детектива, шпионящего за каждым его шагом:

— Знаешь, Макс… Феромим, прошедший все четыре ступени нейропластики, может заставить сознание человека танцевать на тончайшей грани между галлюцинацией и альтернативной реальностью. В теории, он даже может довести клиента до последней черты. Чтобы ты знал, своим ремеслом мим может зарабатывать хорошие деньги!

Бельмондо демонстративно поднимает к белому потолку тонкий указательный палец, а затем позволяет себе улыбку и добавляет так тихо, чтобы не услышал полицейский:

— А ещё иногда этим ремеслом он может спасать мир.

Макс косится на курьера. Улыбается в ответ.

— Да, Алекс, — сдерживая кашель, признаёт капитан и протягивает ему правую кисть, жилистую и сильную, словно деталь заводского станка. — Теперь я в этом соверфенно не сомневаюсь.

Подмигнув раненому «кофейнику», феромим крепко пожимает руку Максима Вышегородского устаревшим, но оттого не менее сакральным жестом.

Загрузка...