Арлекин снимает маску

Глава 15 Труп моего врага

Алекс находится на барже, плывущей посреди широченной реки. С первого взгляда может показаться, что это Обь — водная царица Сибири. Но встающий на горизонте скалистый хребет в обрамлении снежных корон говорит, что так быть не может.

Баржа тоже необычна. Может, это и не баржа вовсе, но четырёхлетний Бельмондо не способен представить иного речного судна, на котором может с такой лёгкостью уместиться настоящий парк развлечений — с колесом обозрения, каруселями и даже американскими горками. Аттракционы безлюдны, но ажурное колесо медленно проворачивается, покачивая скорлупками пустых кабинок.

В гулких недрах помещений играет механическая музыка, неживая, навязчивая и однообразная. Мальчик бредёт среди павильонов и запертых билетных будок, ногами ощущая размеренное дыхание палубы. Он потерян и чувствует нарастающий страх. Он точно знает, что не мог оказаться в таком необычном месте без родителей, но никак не может их найти.

Со всей беспощадной парадоксальностью сновидения Алекс понимает, что одновременно является и крохой-дошкольником, и взрослым феромимом, под завязку накачанным экстрактами. Его цель-клиент где-то здесь, совсем неподалёку. Но привычная работа вызывает у Бела не ощущения радости и комфорта, а боязнь ошибки и глубокую тревогу.

В конце концов, он замечает их — молодых отца и мать, стоящих к нему спиной. Мужчина и женщина, оба стройные, грациозные, словно танцоры самбы, в обнимку ждут его возле комнаты кривых зеркал. И пусть Алекс видит лишь спины и затылки, он точно знает, что оба улыбаются. Рука отца скользит по маминой талии, опускается ниже и ласково прихватывает за ягодицу.

Бельмондо, которому ещё только предстоит прожить полтора десятка лет, прежде чем обрести это странное прозвище, испытывает несказанное облегчение. Ускоряя шаг, он направляется к родителям, и уже открывает рот, чтобы радостно позвать обоих, но тут отец поворачивается.

В отличие от прошлого сна, baba одет не в традиционную китайскую одежду, а в утеплённую униформу вахтенного рабочего; тёмно-синюю и грубую настолько, что о ткань можно затачивать ножи. Из левого нагрудного кармана выглядывает жёлтый силиценовый листок с россыпью государственных электронных маркеров, и маленький Лёша обмирает.

Он почти не помнит эту бумажку. Но точно знает, что это важный документ, подтверждающий законное право отца на квотированное место работы на северных вахтах. Бумага, разбившая сердце его матери. Обмирая, Бель останавливается. В ту же секунду взрослый Бельмондо, беспокойно спящий в своей норе посреди Посада, охваченного ужасами гражданских волнений, стонет и покрывается плёнкой пота…

Мужчина замечает мальчишку. Улыбается неуверенно и робко, машет свободной рукой, но Алекс не спешит приближаться. Разумеется, он понимает, что дети не несут ответственности за поступки своих родителей. И за решения, пусть даже самые рисковые, тоже не несут. Но вдруг ему кажется, что если сейчас он заговорит с папой… если попробует с помощью экстрактов и гипноза убедить его, что поездка не принесёт семье радости и денег… если рискнёт достучаться до запутанного сознания взрослого человека… то сможет всё изменить. Вернуть прошлое. Вернуть жизнь, какой она могла бы быть. Превратить самого себя в инженера, строителя, врача, но никак не в арлекина, приносящего дурные вести.

Но мальчик не может заставить себя произнести ни слова. И с ужасом понимает, что задушевного разговора с отцом не случится. И волшебного внушения тоже не будет. Что тот уедет из Ново-Николаевска, чтобы через пару месяцев вернуться домой страховочным чеком и урной праха — небогатым наследием техногенной катастрофы. И жизнь Алекса не будет иной.

Ощущая на ледяных щеках горячие слёзы, Бельмондо всё же находит в себе силы, чтобы пробормотать:

— Поговори со мной…

Но тут женщина в объятьях отца оборачивается, и мальчик-мужчина, малыш-феромим замечает, что это вовсе не его мать. Вместо лица у неё блестящий череп, тонкое запястье потеряло плоть и сверкает белизной хрупких косточек. Из-под длинного цветастого платья виднеются берцовые кости, исчезающие в лёгких летних сапожках. Челюсть отвисает в ослепительном оскале, и Алекс с тяжестью в душе понимает, что baba уже нашёл новую суженую, и крохотный сын не в силах изменить его судьбы.

Мальчик кричит и пятится. В тот же момент сон — корабль с парком развлечений, заснеженные горы вдали, речная гладь и неизменный фатум, — всё это рушится под гнётом пробуждения…

Несколько минут Алекс лежит на спине, жадно и по возможности бесшумно втягивая воздух широко открытым ртом. Ощущает запах чужого человека, въевшийся в его простынь; слышит сопение друга, спящего на другом краю большой кровати. И пытается понять, сумел ли простить отца? Ответа нет, потому что нет на свете ничего более запутанного и сложного, чем отношения отпрысков и их родителей…

Сбросив ноги на пол, Бельмондо выбирается из-под одеяла и встаёт. Взгляд его падает на объёмный, обтянутый тёмно-коричневой искусственной кожей кофр, способный трансформироваться в переносную лабораторию феромонного колдовства.

— Вставай! — отчётливо проговаривает Алекс, не взглянув на Зерно.

Тот мычит, ворочается. Сначала натягивает одеяло до ушей, словно ребёнок, которого будят в школу. Но уже через секунду с недовольством выныривает и сонно осматривается.

— Как жаль, что это всё не сон…

— Жаль, — соглашается Бель, стягивая пижаму и переодеваясь в стерильную одежду.

Открывает жалюзи, всматривается в ещё тёмный двор за окном.

Трясёт головой, будто хочет избавиться от последних осколков ускользающего кошмара, и бредёт в гостиную, где спит Вышегородский. Почти не удивляется, обнаружив того проснувшимся. Капитан сидит на диване, где и провёл бо́льшую часть минувшего вечера, уже погрузившись в недра инфоспатиума. Заметив хозяина квартиры, он саркастически усмехается, но кивает всё же приветливо.

— Извини, — с порога говорит ему мим, почёсывая щёку. — Знаю, мы потеряли кучу времени, но так было нужно. Кроме того, теперь мы в расчёте.

— В расчёте, — признаёт Максим, обеими ладонями растирая бледное лицо. Он по-прежнему обнажён до пояса, но сегодня повязка на груди выглядит куда свежее и чище. К виску подключён кабель, но шлемосферой на этот раз мужчина решил не пользоваться. — Но кое-чего нам удалось добиться даже во сне.

И расплёскивает изображение с компьютерного дисплея на настенный слайдекс, с которого вчера им троим вещал покойный Дубинин. Алекс проходит глубже в комнату, разворачивается на пятках и сосредоточенно читает сводки, бегущими строками семенящие по экранам пяти мемотических каналов.

— Правительство Посада, МЧС и служба бактериологической защиты выступили с заявлениями, что ситуация в Марусинской слободе взята под контроль, — комментирует Макс, не дожидаясь, пока Бель самостоятельно вникнет в курс дела. — Про вирус пока открыто не говорят, но власти бросили несколько пробных шаров, что в зоне операции возможно введение карантина. Дескать, из тюремного блока сбежала группа заразных заключённых, ха. Жнецы отступили. Не знаю, какова в этом роль твоего приятеля Орктоса, но их активность внутри Стены значительно снизилась. В слободу введены миротворческие силы из полиции и волонтёров, военные почти не вмешиваются.

— А что с противоядием? — спрашивает курьер.

— Его заканчивают синтезировать прямо в эти минуты, — негромко, но с плохо скрываемым ликованием говорит Вышка. — Химики Корпуса бились всю ночь, но… Слушай, Алекс, у тебя найдётся лишняя футболка?

Тот возвращается в спальню. Зерно уже исчез в ванной, вновь разоряя хозяина норы на горячую воду. Порывшись в платяном шкафу, Бельмондо находит несколько вещей, ему самому великоватых, и несёт их капитану.

— У «Анти-Синтагмы» оказался не самый сложный химический состав, — натягивая футболку с логотипом Ново-Николаевской футбольной команды, продолжает Максим. Морщится, расправляя складки на груди. — Вероятно, именно поэтому Дубинин и решился доверить её секрет первому встречному…

— Они будут страдать, — тихо произносит Алекс, ещё не отошедший ото сна, в котором снова видел молодого и улыбчивого отца. Он пялится на слайдекс, где мелькают свежие кадры пожаров, разбитых машин и занесённых песком улиц. — Марусинцы, которых удастся дезинфицировать.

— Будут, — кивает оперативник.

На первый взгляд кивает равнодушно, жестоко. Но если присмотреться, то мужчина делает это с намеренным эмоциональным дистанцированием от объекта обсуждения, что присуще любому профессиональному военному. Или патологоанатому. Или феромиму.

— Удаление паразитических наростов «Синтагмы» придётся и вовсе производить хирургическим путём. Говоря проще — выкорчёвывать новообразования из людей. Но прогрессирование прекратится. И в Корпусе выразили надежду, что кого-то даже спасут… Подключим Красный Ромб, волонтёров из национальных общин, откроем пункты вакцинации. А для начала и вовсе зальём Марусино с неба, используя весь пожарный флот Посада.

— Что там Орлов?

— Пока не комментирует. В его штабе ограничиваются сообщениями, что военные продолжают держать руку на пульсе ситуации и войска не выведут до полной стабилизации обстановки.

— Удалось что-то нарыть про Гардт?

— Немного, но удалось. Досье на терминале, изучай… Сам ещё толком не вникал. Но даже беглый просмотр позволяет сделать вывод, что у тётки чугунные яйца, и вскрывать её советую самыми ударными мужскими зельями. Кстати, наши аналитики предполагают, что если Гардт решится бежать, то это произойдёт в течение ближайших двадцати часов.

— Мы успеем, — с уверенностью говорит Алекс.

Сдвигает в сторону мятый плед и усаживается на диван, ещё хранящий тепло спавшего на нём капитана. Приглушает на слайдексе звук, но оставляет изображение. В комнате появляется Зерно, с остервенением вытирающий волосы любимым полотенцем Бельмондо. Зуммер наконец-то переоделся в свои собственные вещи, бросив пижаму в корзину с грязным бельём.

— Кофе всем? — весьма бодро интересуется он. — Может, пожрать закажем?

— Кофе свари побольше, — недовольно нахмурившись, но удержав раздражение, отвечает Бель. — А вот заказывать ничего не нужно, пошарь в холодильнике. Что найдёшь, над тем и шамань…

Куликов удаляется хозяйничать на кухне. Хлопает дверца холодильника, Лёня недовольно бормочет, гремит посудой, включает кофемашину. Максим же вынимает из таджикской сумки невесомые детали бронекостюма, рассматривая многочисленные сколы и пулевые отверстия.

Отстранившись от происходящего в квартире — присутствие чужаков всё сильнее раздражает его, но парень старается не подавать виду, — Бельмондо штудирует данные, собранные Корпусом на Марианну Гардт. Пальцы его левой руки непроизвольно постукивают по краю журнального столика, по лицу то и дело пробегает тень.

Едва взглянув на первый шот, протокольный, запечатлевший корпоративную воротилу en face в три четверти, Алекс успевает порадоваться, что не успел ничего съесть. Блестят две пары глаз, выдавая открытый вызов и врождённое стремление к провокации. Не лишённая оригинальности причёска скрывает непростой рельеф черепа. Вышка, конечно, предупреждал о паразитарных краниопагах… Да и сам мим повидал немало Ускользающих, чтобы до сих пор воротить нос. Но трансформация, произошедшая с Марианной Олеговной, всё равно вызывает в нём дрожь. Пугает. Отвращает.

Курьер пытается понять, каково это — вести переговоры с таким человеком? Испытывать неумолимое желание стыдливо отвести взгляд. Бояться и радоваться, что подобного не случилось с тобой. С точки зрения Бела, мрачное пристрастие касты богачей и политиков покушается на подмену несокрушимых, непререкаемых базисов: в генетической памяти пещерного человека, каковым тот остался даже на борту космической станции «Небьюла», существа с изъянами не могут править другими. Им уготовано лишь забвение, дозированная жалость и милосердие общества. Но никак не твёрдость характера и отточенный ум, способные продвинуть уродца на вершину экономического Олимпа…

Подавляя отвращение, Алекс заставляет себя воспринимать Марианну Гардт безоценочно и профессионально, как был обучен. И уже готов с головой нырнуть в коллекцию неприглядных снимков и биографических сведений, как замечает, что его личный кабинет инфоспатиума пестрит ворохом информационных сообщений. И одно из них оповещает, что Бела вызывают. По закрытому, известному лишь немногим каналу. Прямо сейчас…

— Максим? — произносит он, заставив капитана с тревогой поднять голову. — У меня тут личный вызов… Отправитель заблокирован, но я предполагаю, что это или из цеха, или полиция… Мне ответить?

Он думает, что оперативник запретит ему. Но вместо этого Вышегородский лишь подсаживается ближе. Не выпуская из рук набедренник, подбородком указывает на лежащий на столике шлем.

— Прими, — советует тот вдруг. — Но осторожно, не выдавая ни местоположения, ни деталей своих вчерашних похождений. Дай знать, что ты в порядке и обязательно выйдешь на связь уже завтра утром. Меня, разумеется, ты никогда не видел…

Алекс кивает и притягивает к себе сферу «Менгджинг», всё ещё подключённую к терминалу пучком ребристых шнуров. Надевает, с недовольством заметив, что Вышка хоть и разлогинился из персональных вирт-кабинетов, окна сетевых операторов не закрыл. Почистив дисплей, Бель опускает забрало и погружается в цифровое пространство личного виртуального царства.

В отличие от сверстников, привыкших обставлять кабинеты самой яркой, помпезной и вычурной мебелью, какую только можно сгенерировать в инфоспатиуме, сетевое хранилище мима больше напоминает его же лабораторию в реальном мире. Стерильность, прохладная белизна и минимализм наполняют зал, за нарисованным окном которого шумит нарисованный высокогорный водопад.

Повертевшись, Алекс замечает, что левая стена комнаты пестрит иконками пропущенных вызовов и сообщений. Серое пространство пульсирует, и парень насчитывает 48 сигналов на семи каналах, зашифрованных от минимального, до самого параноидального уровня. Сердце ёкает — вызов, поступающий ему в эту самую минуту, приходит на предельно защищённый и секретный.

Значит, его точно возжелали в профсоюзе. И не исключено, что сейчас Бельмондо увидит привлекательное лицо автоматической секретарши, приятным голосом сообщающей ему об увольнении и лишении всех цеховых преференций в сфере юридической защиты и социального обеспечения…

Стараясь не выдать волнения, он поднимает левую руку в проекционный сегмент шлема, и тут же видит собственные пальцы внутри цифровой комнаты. Взмахом приглушив шум водопада, молодой человек прочищает горло коротким кашлем и решительно отвечает на вызов.

— Алекс, ты цел? — вместо приветствия спрашивает она.

Бельмондо едва удерживается от ошеломлённого вскрика.

В голосе женщины такое неподдельное соучастие и забота, что ладони покрываются липкой плёнкой, а в пояснице щёлкает, грозя заклинить курьера в психосоматическом припадке старческого ревматизма. Подавив опасную реакцию, Бель дрожащим пальцем разворачивает экран видеовызова на всю стену цифрового убежища, в очередной раз поражаясь, до чего же Динельт красива.

— Привет, Татьяна… — Он хочет произнести это внятно и чётко, чтобы услышал капитан Вышегородский, но с губ срывается вялый лепет. Как у первокурсника, с которым заговорила молодая и чертовски привлекательная выпускница. — Не ожидал…

Краем уха Алекс всё же слышит, как на пол гостиной падает что-то стеклянное. Гулко, грозя разбиться, но без характерного хруста. Уцелевшая кофейная чашка медленно катится под диван, дребезжа и подскакивая, и феромим понимает, что в гостиную вернулся Зерно. Звук мягких, пружинистых шагов сообщает ему, что Максим бросился к окну.

— Прости, что не вышла на связь вчера… — Татьяна выглядит уставшей, позволяя камерам шлема до мелочей считывать свою подлинную мимику, цвет лица и морщинки в углах глаз. Если не считать налёта подавленности, в остальном она блистательна: одета в лёгкую майку и голубой джинсовый комбинезон на подтяжках, сидящий на ней с невероятно-сексуальной небрежностью. — У нас тут такое творится… Жнецы вконец обезумели, Алекс, в Марусино началась настоящая катастрофа. Военные приступили к операции спасения, но городские чиновники до сих пор пытаются связать им руки, можешь поверить?

— Могу, — как можно спокойнее и проще отвечает Бельмондо.

Он поражается её игрой. Поражается её выдержкой и умением владеть собой. Он восхищён, ослеплён и подавлен, размышляя, что так — напоследок, — должно быть, ощущали себя древние греки, взглянувшие в глаза Медузе Горгоне…

— Ты в порядке?

— В полном…

— Слава Богу! — Татьяна покусывает алую губу и качает головой. — Как я понимаю, Алекс, тебя отпустили? Если нет, подай мне знак, и я сделаю всё, что…

— Меня отпустили.

— Прекрасно! Кто это был? Ублюдки, что живут на крышах, угадала? Это их почерк, маленьких анархических засранцев, способных лишь на то, чтобы обворовывать честных… — Внезапно она обрывает сама себя, словно не желая упускать суть разговора. — Алекс, чего они хотели? Похитив, тебя увели за Стену? Зачем? Что ты им рассказал? Какие требования они выдвигали?

— Нет, Татьяна… — металлическим голосом говорит Алекс.

Говорит без боязливой дрожи и блеянья, только теперь сумев совладать с той частью себя, что легко подчиняется давлению похоти, страха или азарта. Для этого ему приходится отвернуть виртуального аватара лицом к окну и уставиться на бриллиантовый водопад. Но краем глаза он всё равно видит на стене огромное лицо девушки, глядящей на него с ожиданием и тревогой.

— Что ты имеешь в виду?

— Никто меня не отпускал, — добавляет Бель, игнорируя предупредительное шипение Вышки. Ногой он чувствует прикосновение Зерна, полезшего под диван за укатившейся кружкой, и от этого едва не вздрагивает. — Не отпускал, потому что никто и в плен не брал. Кроме тебя, Татьяна, да Жнецов, которые на тебя работают…

— Что это должно означать? — изящные брови Динельт ползут вверх. Она всё пытается ухватить его взгляд своим, но мим продолжает смотреть на беззвучный водопад, в котором пляшут миллионы уникальных бликов, сгенерированных программой. — Я не совсем тебя понима…

— Майор Динельт, нет смысла притворяться, — с кривой усмешкой обрывает её Алекс, потирая подбородок. Аватар копирует его жест, но парень этого не замечает. — Или, быть может, вас лучше называть бывшим майором?

В комнатах — виртуальной, хромированно-серой, и настоящей, где стараются беззвучно дышать сразу двое свидетелей Алексовского монолога, — наступает тишина. Бельмондо очень хочет, чтобы Вышегородский слышал не только его реплики, но подключение дополнительных устройств и даже неосторожный жест могут спугнуть предательницу, и он по-прежнему остаётся неподвижен.

— Вот, значит, как? — с искренней улыбкой уточняет Татьяна Динельт после минутного раздумья. Кивает, будто находит ситуацию как минимум забавной. Посматривает на собеседника искоса, словно заигрывая. — Видимо, Максимка всё же успел продуть тебе ушки… Он рядом?

На мгновение Алекс сбивает дыхание, надеясь, что дешёвые сканеры «Менгджинга» не оцифруют его дрогнувшую бровь. А затем равнодушно пожимает плечом и намеренно кривит губу:

— Ты сама пустила в него пулю, Таня.

— Правда? — с шумным выдохом интересуется та и раздувает ноздри. — Ах, ведь уже и запамятовала… Ладно, пусть не он, но я делаю вывод, что моему маленькому арлекинчику кто-то помог. Не подскажешь фамилию?

Бель молчит, истекая пронзительным, отвратительного запаха потом. На диван опирается Максим, пытаясь придвинуться как можно ближе, но хозяин обеих квартир знает, что это бесполезно и капитан не разберёт ни слова. Татьяна же проводит рукой по шикарным волосам, подаётся вперёд и капризно поджимает сочные губы.

— Ладно, Алекс. Тогда давай заново, — предлагает-настаивает она, обворожительно улыбнувшись. — Привет, мой сладкий мим. Прости, что тревожу в столь ранний час, но я и правда не могла прийти за тобой вчера. Знаешь ли, у нас тут на самом деле скопилась куча дел. А ещё я предположила, что утром ты станешь чуточку сговорчивее. Посчитала, что нам обоим нужно отдохнуть, ведь так много навалилось… Ты же выспался, Алекс?

— Дорога из Посада была нелёгкой, — более не запинаясь, и даже обнаружив в себе силы открыто взглянуть оперативнице в глаза, кивает Бельмондо. Он окончательно владеет собой, готовый одурачить не только красавицу-майора, но даже самого Иисуса-Карающего. — Но я нашёл возможность заполучить отдельное купе и выспался. Спасибо за заботу. У тебя что-то ещё?

— Ой, — она улыбается, кокетливо прикрывая рот пальчиками. — Какая милая ложь, Алекс…

— Я не лгу.

— Слушай, зайка, — всё ещё сюсюкая, она чуть прищуривается, да только теперь в её зрачках проскальзывает опасное и смертоносное. Как краешек бомбы, вшитой в очаровательную мягкую игрушку, — вообще-то у меня к тебе дело. Хочу решить всё миром, знаешь ли. Тихонечко. Соседей твоих опять же не тревожить, не давать почвы для слухов. А ведь я могу. И раз мы больше не друзья, ты должен предполагать, что именно я могу…

— Для начала тебе придётся меня догнать, Танюша, — склонив голову набок, усмехается Алекс, при этом сотрясаемый от неуёмной дрожи в мышцах спины. — Или станешь взрывать поезда? Все подряд или только на западном направлении?

Татьяна замолкает. Вздыхает, как человек, уставший битый час объяснять очевидную вещь. Совершенно мальчишеским, хулиганским жестом лохматит волосы обеими руками, мотает головой и хмурится. Бель машинально отмечает, что майор пользуется не глухим стационарным шлемом, а каркасным, облегчённым, оставляющим доступ к причёске…

— Слушай, Алекс, — вновь просит бывшая «кофейница», и на этот раз в голосе нет ни намёка на томность или игру, — давай-ка заканчивать балаган. Я отлично знаю, что ты в своей квартире на Вертковской…

Внутри у Бельмондо что-то крошится, и сразу начинают болеть рёбра, по которым вчера ударил Максим. Мим широко разводит руки, стараясь вывести их за ограниченные рамки сканеров шлема, и лихорадочно жестикулирует кистями. Ему остаётся лишь молиться в надежде, что Вышка и Зерно правильно его поймут. Хотя бы отчасти…

Динельт же продолжает. Если она и заметила на лице собеседника патину поражения, то виду не подала:

— Отметь мой такт, Алекс Вэньхуа по прозвищу Бельмондо — я дала тебе выспаться. — Майор что-то бросает в рот, и в следующий миг в её руке материализуется пластиковая бутылочка с минеральной водой. Запив таблетку, девушка продолжает: — Впрочем, всё сказанное выше ничуть не меняет дела. За исключением одного: ты идёшь со мной. По доброй воле или нет — решай сам. Если с тобой твой рахитный приятель, его тоже прихвати…

— Чего тебе от меня нужно? — спрашивает Бель, ощутив, как пересохло в горле при виде питья.

— О, Господи, Алекс, ну сколько ж можно спотыкаться об это идиотское «правило второго вопроса»? — морщится майор, в неподдельном гневе становясь ещё краше. — Ты, конечно! Мне нужен ты! Помнишь, я говорила, что не хочу твоей смерти? Так ведь я и не врала. Поверь, «пахучечка», со мной ты будешь в полной безопасности.

— Сомневаюсь…

— А зря!

Татьяна хохочет с бравадой, подстёгнутой приёмом мощного нейростима.

— Знаешь, ведь у меня готов к эфиру ролик, в котором доказывается твоё бегство в Марусино. В нём авторитетные эксперты на полном серьёзе обсуждают, что, расправившись с Дубининым, таким образом ты решил примкнуть к своим. К «колготкам», если ты не понял и готов опять засы́пать меня дурацкими вопросами… Так вот: ты решил сбежать и вступить в ряды Вольной Слободы, которую радикальные националисты собрались основать внутри своей ненаглядной Стенки. Ох, Алекс, жуткое это дело — связываться с заговорщиками, уж шибко недобро все они кончают… Итак, Алексей Фаневич, я прямо сейчас могу дать этому ролику зелёный свет. Запятнать твоё имя так, что тебе не то, что посмертные почести светить не будут, так на могилу очередь выстроится, чтобы плюнуть или струю пустить… Но это, — она пожимает плечами, откладывая бутылку за край кадра и мигом дематериализовав её в цифровой Вселенной, — случится только в том случае, если ты откажешься сотрудничать.

Бельмондо молчит, с отвращением втягивая спёртый воздух гостиной сквозь стиснутые зубы. Он уже не ощущает рядом присутствия Вышегородского. И дыхания Куликова он тоже не слышит. Мим вообще потерял связь с реальным миром, оставшись навеки запертым в инфоспатиумной Бастилии один на один со своим палачом и мучителем.

Из горла вырывается невнятный сип, и Алексу приходится повторить, чтобы Динельт расслышала:

— Ты блефуешь.

Та медленно кивает. Так, будто только этого ответа и ждала. А затем окончательно меняет тон на командный, уже знакомый парню по их первой встрече; отрывисто, словно зачитывает приказ по армии, майор выстреливает в его виртуальное лицо градом инструкций.

— Слушай внимательно и не перебивай. Сейчас к тебе поднимется Гарри, ты его помнишь, — она кивает в сторону, и Бель осознаёт, что это сигнал к действию. — Он будет один, чтобы, как я и говорила, не привлекать внимания и не шуметь. Он сопроводит тебя к моей машине. Поверь, так и будет, и мне наплевать, что там тебе стало известно… Не смей глупить. Если так будет нужно для дела, Гарри расстреляет тебя прямо на лестничной клетке, а я выставлю это, словно ты был главным террористом Посада. Тогда крышка опустится не только на твой гроб, но и на гробы всей твоей немногочисленной родни…

Проговорив это, Татьяна резко обрубает связь и оставляет Алекса в одиночестве.

Несколько секунд тот смотрит в стену-слайдекс своей виртуальной квартиры, а затем лихорадочно стягивает сферу «Менгджинг». Всасывает воздух, будто вынырнул из вязкой, заполненной илом озёрной глубины. В глазах его дрожат слёзы.

— Она здесь… — выдавливает курьер. — Внизу, в машине. Сюда поднимается её человек. Чтобы забрать меня и Зерно…

Обернувшись, феромим замечает, что его спутники времени зря не теряли. Максим застёгивает на руке последний элемент бронекостюма. Куликов держит в руках измятую куртку. Зуммер взволнован, хоть и старается держаться бодрячком. Однако его глаза гневно сверкают, призывая на голову друга все смертные кары, что, впрочем, вполне справедливо… У дверей квартиры притулились саквояж и кофр, скрытые наброшенным на них корсетным пальто самого Бельмондо.

— Она знает, что я здесь? — спрашивает Макс, проверяя пистолет.

— Нет.

— Сколько их идёт?

— Она сказала, один.

— Так, ясно… — Вышка сосредоточен и собран, вновь вживаясь в шкуру командира. Вертит в руках тактический шлем, но надевать не спешит, откладывает в сторонку. — Алекс, впустишь его. Пусть пройдёт внутрь, понял? Сам отступи в гостиную и не вмешивайся. Лёня — ты сиди тихо и бойся.

— Чтоб ты знал, — с резиновой улыбкой бросает ему Куликов, отходя в угол комнаты и натягивая куртку, — мне даже притворяться не нужно.

— Алекс, одевайся! — Теперь Вышегородский юлой крутится по коридору, выискивая наиболее удачное место для засады. — Как только я закончу, мы сразу бежим.

Дрожащими руками Бель надевает свитер. Набрасывает пальто, перекидывает ремень кофра через плечо. Он замечает, что его ноги предательски дрожат. А ещё с наивной обидой понимает, что не успел даже умыться и выпить кофе.

Он клянёт свою неудачливость. Быть в шаге от реализации мощного, выверенного до мелочей плана, и вдруг так лажануть! Этого просто не может быть. Но это происходит, происходит hicet nunc[1], и «колготка» по имени Гарри уже наверняка проник в подъезд.

Впрочем, одёргивает сам себя Алекс, могло быть и хуже. То, что Динельт не запустила в окно его норы управляемую ракету, уже является плюсом само по себе. Это, в свою очередь, подтверждает, что он нужен лже-майору живым…

Бель едва успевает натянуть пыльные ботинки, как дверной звонок взрывается переливом птичьей трели. Феромим вздрагивает, испытав к привычному доселе звуку приступ ярко-алой, как венозная кровь, ненависти. Идёт в пустую прихожую, приникает к настенному дисплею и активирует интерком.

На площадке перед дверью действительно стоит Гарри. Неподвижный, будто бездушный голем, руки опущены вдоль тела. С момента их прошлой встречи мужчина переоделся — теперь на нём не армейский камуфляж и лёгкая броня, а вполне повседневная одежда, удобная и неприметная одновременно. Однако короткая демисезонная куртка расстёгнута и Алекс готов спорить, что под ней прячется оружие.

— Тук-тук, «пахучка», — словно каким-то волшебным образом узнав, что внешняя камера активирована, негромко басит Гарри в микрофон. — Не заставляй меня шуметь…

[1] Здесь и сейчас (лат.).