Потому что на одном из воздухозаборников вдруг появляется знакомая фигура в чёрно-сером бронекостюме и шлеме-«циклопе». Стоящая так, чтобы держать в прицеле «Свиристели» почти всех, находящихся на крыше. Второй «Пирагмон» заметен слева и контролирует дополнительный сектор стрельбы, окончательно замыкающий хирундо и их спутников в простреливаемую коробку.
— Прошу сохранять спокойствие! — громко и чётко командует тот, что слева.
— У нас есть санкция открывать огонь на поражение! — добавляет автоматчик на господствующей высоте. — Все показали руки!
— Не дёргаемся! — вторит ему первый. И вдруг повышает голос: — Что-Если, руки на виду! Я знаю, у тебя под рукавом ствол на выдвижной штанге… Увижу, что ты его хоть примерно в мою сторону навёл, отстрелю пальцы! Понял?
Лицо воздухоплавателя искажается. Вытягивается, идёт морщинами, но уже через секунду панк справляется с собой. Реакция столь мимолётна, что не заметившие её и не подумают, будто Что-Если как-то задел факт, что неизвестный боевик знает его привычки. Но руки он теперь держит строго вверх, в одной всё ещё сжимая монитор.
Ланс переминается с ноги на ногу и поглядывает на вещи, поверх которых покоится СВЧ-ружьё. Но первый «циклоп» уже спускается с шахты. Движением ствола, словно пастуший пёс, загоняет Алекса и Лёню поближе к остальным и занимает позицию над сложенным арсеналом перелётных.
— Вот так, молодцы! — безжизненным голосом робота хвалит панков первый «циклоп», а Бела начинают пощипывать недобрые опасения. — Стойте смирно, и всё закончится очень быстро.
— А ты, земеля, смелый, вдвоём на шестерых нападать, — кривя губы в нервной улыбке, бросает ему Кожа. — Не думал, что мы отпор дадим? Раз ты в курсе, что у Что-Если под рукавом, значит и про остальные стволы догадываешься…
— Догадываюсь, — смирно кивает «Пирагмон». — Но дуэлировать с вами у меня желания никакого нет. Только от глупостей уберечь.
— Так *** тебе вообще нужно⁈ — не выдерживает мускулистый аэропанк с рисунком змеи, имени которого «пахучка» и зуммер до сих пор не знают. Его рука с пультом поднята над головой, и о том, какие манёвры сейчас выписывает неуправляемый зонд, остаётся лишь гадать. — На нацика ты не похож, а?
— Не похож, — миролюбиво соглашается автоматчик. — Сейчас друзей заберу, и разбежимся, как в море шлюпки. Ладушки?
И Бель готов поклясться, что выпуклая линза на шлеме «циклопа» прицеливается точно в него. В следующую секунду боец мимолётно прикасается к запястью и забрало со щелчком сдвигается на затылок. Под глазами Макса темнеют болезненные мешки. Щёки бледные, будто у утопленника, но в зрачках скачут опасные бесята.
— Давай, Алекс, собирай пожитки, мы уходим…
— Максим⁈ — феромим не удерживается от вскрика.
— Вышка⁈ — одновременно с ним восклицают Кожа и Что-Если.
— Салют, Кожа! Салют, Что-Если! — улыбаясь, отвечает Максим Вышегородский, но его «Свиристель» по-прежнему смотрит в лица аэропанков. — Давно не виделись…
— Вы знакомы? — задыхается от возмущения Бельмондо, поворачиваясь к стоящему слева Кожедубу и от неожиданности даже забыв держать руки на весу.
— Ты его знаешь? — в ту же секунду изумляется тот, испепеляя мима взглядом. Его брови ползут всё выше, и Алексу кажется, что сейчас они доберутся до косички-чуба. — Какого лешего тут происходит⁈
И тут же хмыкает. Качает головой, презрительно щурится и переводит взгляд на Вышегородского. Губы его всё ещё кривятся, словно он собирается плюнуть через разделяющие их метры.
— Значит, правду братья говорили! — со злостью и неожиданным пониманием тянет старший хирундо, сжимая вскинутые руки в кулаки, будто фанат на рок-концерте. — Крысой ты был, Вышечка, кофейной крысой! Потому и слился так внезапно, да?
— Прости, Кожица, что не оправдал твоих ожиданий, — совершенно спокойно и без намёка на улыбку отвечает ему Максим, приближаясь на пару острожных шажков. — Максим Вышегородский, капитан КФБ, отдел контроля за социальной стабильностью. Алекс, ты чего, парализованный?
Голова Бельмондо болтается из стороны в сторону, будто у игрушечного болванчика. Что-Если при этом делает то, на что не решился его долговязый напарник — плюёт на бетон под ноги Макса. Но слюну уносит порывом метелицы.
— Много наших на нары бросил, гнида?
— Нет, немного, — не глядя на бывшего приятеля, отвечает Вышка. — Только самых опасных, Что-Если, только самых опасных… Куда, по-твоему, делся долбомудень Нитро? А психопаты Якины куда исчезли вместе с папашкой припадочным? Не благодари, работа у меня такая…
И делает ещё один шаг, чтобы быть поближе к феромонному почтальону.
— Паскудный шпик! — восклицает Кожа, но в голосе кроме злобы сквозит ещё и что-то, напоминающее восхищение. — Ты полтора года был с нами! Стал одним из нас, а всё это время оставался федеральным стукачом!
— Так, Кожа, полегче! — предупреждает Максим, качнув стволом автомата. — У меня непростой день случился, знаешь ли. И ночь была не проще. Так что давай без нервов, ладно? А то пальцы подрагивают, разное случиться может…
Кожа шумно втягивает воздух и замолкает. А вот Алекс вдруг нервно смеётся и делает шаг от Максима. Тот в недоумении замирает, хмурится, но мим спешно поясняет:
— Он не только крыса. Он ещё и предатель, связавшийся с «колготками»! И за всё, что происходит там, — Бельмондо кивает за край крыши, — несёт ответственность наравне со «Жнецами общества»!
— Ты чего, Алекс, спятил? — Вышегородский удивляется так искренне, что на какое-то мгновение даже сбивает его с толку. Но затем быстро берёт себя в руки и с пониманием вздыхает. — Ясно… постаралась Танюша… Ладно, это я объяснить могу. Но позже! Давай, Алекс, пора запрягать. И дружка своего не забудь.
Он похож на недовольного и вечно-спешащего отца, прибывшего в детский сад забрать непоседливого отпрыска. Да вот только вместо воспитателей кругом — вооружённые анархисты, владеющие крышами всего Посада.
Кожа враждебно щурится, Что-Если отводит глаза, терпеливо дожидаясь развязки. Безымянный панк улучает момент и аккуратно паркует зонд где-то там, на территории слободы, облегчённо утирает лоб и лишь затем снова вздёргивает руки в гору.
— Какого чёрта ты тут делаешь? — спрашивает Кожедуб.
Алекс при этом рассматривает дырку от пули, оставленную в груди Вышегородского. Чуть выше сердца. Он вспоминает всё, что рассказывала ему майор Динельт о предательстве коллеги. И делает ещё один шаг к краю. Если потребуется, Бель будет цеплять аркан самостоятельно. Даже под огнём. Но ни за что не пойдёт с Вышкой…
— Говорю же, за мимом пришёл, — отвечает тот. Его напарник тем временем неподвижен, контролируя всех присутствующих и даже не пошевелив автоматным стволом. — Клянусь, трафик и тайники хирундо сейчас волнуют меня не больше, чем филателия или балет.
— Ладно, земеля, это я понял, — терпеливо кивает Кожа. Его руки затекли, и он медленно опускает ладони на затылок и узкую косу. — Да вот только как ты узнал, где его искать?
И через миг все четверо панков уже смотрят на Бельмондо. Так, будто он только что продал Родину, сообщив Злейшему Врагу координаты Самого Ценного Бункера. Удивившись тяжести озлобленных взглядов, молодой человек даже отшатывается и мотает головой.
Он хочет оправдаться, но вовремя вспоминает про кофе с нанометками, и лишь сипит. Пусть лучше всё остаётся недосказанным, чем один из этих перелётных психов решит ему отомстить…
— Я думал, тебя убили, — вместо этого говорит Алекс, заставив себя посмотреть Вышегородскому в глаза.
— Убивалка не отросла, — всё ещё без улыбки отвечает предатель-оперативник. Но морщится, будто вспоминая пулю в груди. — Ты ведь, Бельмондо, уже узнал, кто стоял за нападением на нашу ставку?
— Узнал, — не без злорадства сообщает ему феровзломщик. — Майор Динельт и её люди. Федералы. Настоящие, — последнее слово он выделяет желчной интонацией, — а не такие, как ты. Они и поделились деталями твоей дружбы с нацистами…
— Танюша многое могла сказать, — вскользь комментирует Вышка. Причём его агрессивная интонация лишь подтверждает правдивость обвинений. — Да вот только верить этому нельзя. Эта тварь отправила в могилу двоих блестящих федеральных агентов, а ещё двоих уложила на больничные койки. Не считая попытки грохнуть меня самого…
Алекс собирается возразить. Жарко, с экспрессией и целым набором заготовленных обвинений. Но вдруг боковым зрением замечает, что Зерно пучит глаза. Моргает, мелко сотрясаясь, и будто бы всем своим видом намекает другу, что… Что аэропанки говорили про майора нечто подобное? Что хирундо потому и умыкнули обоих прямо из-под носов Жука и Гарри?
Бельмондо морщится, пытаясь разобраться в мыслях, а Вышегородский припечатывает веским:
— И ты поверил⁈ Твоя Татьяна Динельт сидит на двух стульях, причём давно. Говорят, даже на Шахматный Клуб подрабатывает, как тебе такая версия? Помнишь, как говорил тебе, что погромы — куда большее, чем бунт в одном из районов города? Да, ты помнишь, вижу… Так вот, поверь, я могу рассказать нечто ещё менее приятное. Бельмондо, поверь, меня уже десять лет внедряют в уличные группировки Посада, и я знаю, о чём говорю!
Что-Если фыркает, снова сплюнув на ветер. Кожа невесело качает головой, мерно и плавно, отчего выглядит выполняющим гимнастическое упражнение. Алекс облизывает губы, убедившись, что те жутко истрескались.
— Почему я должен тебе верить? — спрашивает он, нащупывая ремешки аркана.
— Да срать мне, поверишь ты или нет, — с внезапным раздражением отвечает Максим. — Хоть кости тут кидать начни или на гуще кофейной погадай! Динельт хотела выставить тебя убийцей Дубинина и скрыть истоки ручья, грозящего стать потопом. Повторяю в последний раз — я способен тебя вытащить. Другие — нет. Поэтому…
— Слушай, Вышка, — с неожиданной обидой спрашивает его Кожа. Так невзначай, словно они тут не под прицелами автоматов стоят, а комнатные растения обсуждают, — а ты чего, нашими трассами шагал, чтобы сюда попасть?
— Нет, Кожа, — нахмурившись оттого, что ему не дали закончить тему, бросает Максим, но на бывшего командира всё же косится. — Не трогал я ваши трассы, правила чту. Низом прошёл.
— Что, прямо через Стену? — недоверчиво вставляет Что-Если.
— Я тебя умоляю, Папастатопулос, — Макс снова фыркает, раздувая ноздри, — я с пятнадцати лет в войсковой разведке, а ты меня картонной Стеной пугаешь⁈
Плечистый хирундо резко затыкается, словно проглотил язык. То ли от остроты ответа, то ли от публичного оглашения своей настоящей фамилии, но по лицу Что-Если, заметные даже сквозь грубую обветренную кожу, расползаются красные пятна. Мембраны на макушке приобретают клубничный оттенок. Внутри бурлит и кружит, как если бы в подкожном аквариуме варили суп.
Он хочет спорить. Может быть, припечатать обидным словцом, а его собратья за спиной подбираются, если это спровоцирует схватку…
Но тут внимание всех присутствующих привлекает шум. За той самой дверью, что Максим аккуратно вскрыл, чтобы проникнуть на крышу и вдумчиво выбрать наиболее эффективную точку огневого контроля. В недрах здания гремит, дробно трещит, с грохотом падает. Слышен звон разбитого стекла. Затем что-то пластиковое, но тяжёлое, с надрывом разбивается на куски.
Глаза Вышегородского холоднеют.
Он моментально смещается в сторону. Его напарник тоже, оставляя мужчин со вздёрнутыми руками между собой и лифтовыми шахтами. Перелётные же обмениваются взглядами. Встревоженными, что не укрывается от Алекса. Холод ноябрьского дня вновь становится невыносимо-пронизывающим, забираясь под пальто и сковывая мышцы. Бельмондо смотрит на приоткрытую дверь, за которой что-то грохочет. Что-то, нащупывающее себе путь…
— Это твои? — спрашивает у Макса Кожа, украдкой оценивая дистанцию до сложенных в кучу вещей и оружия.
— Нет.
— А что, если ты кого-то притащил на хвосте? — в свойственной ему манере, уже изрядно раздражающей Бела, уточняет Что-Если.
— Издеваешься? — не глядя на панка, огрызается Вышка.
И тут же бормочет в микрофон комспата, отдавая приказ напарнику. Второй автоматчик бегом пересекает площадку. Маневрирует так, чтобы в случае опасности сразу обернуться и прикрыть «капитана». Тот сдвигается ещё ближе к краю, держа на прицеле всех шестерых.
— Спокойно, парни, — советует он. — Шум на лестнице — ещё не повод нервничать. Сейчас Сова проверит, и мы тихо разбежимся. Алекс, так ты решил, на чьей стороне остаёшься? Поверь, тут тебе делать нечего. А когда пройдёшь проверку на полиграфе углублённого гипнотического воздействия, мы точно поймём, с кем…
Бельмондо собирается с мыслями.
Ни черта он не решил!
Мим окончательно запутался и готов отныне не верить никому — ни федеральным агентам, ни восставшим из мёртвых федеральным агентам, ни детективам, ни скинхедам, ни аэропанкам. Его первой реакцией сквозь чернозём сомнений пробиваются яркие ростки раздражения и злости. Которые, однако, так и не успевают прорасти — в дверном проёме появляется боец, которого назвали Совой. Закрывая створку, он наваливается на неё спиной и что-то сообщает Максиму на отрядной волне.
Вышегородский бледнеет сильнее, чем можно было ожидать, окончательно становясь похожим на оживший труп.
— Тревога! — говорит он всем, оружия при этом не опустив. — Вооружённый отряд, не меньше десяти человек, поднимаются на крышу.
— «Колготки»! — выдыхает Что-Если.
— Беспилотник забрать не успеем, — стонет безымянный перелётный.
— На тросы, быстро! — командует Кожа, словно в лицо ему смотрит не автоматный ствол, а простая палка. — Ты, Вышка, как знаешь, а мы сваливаем…
Шум нарастает. Обмершему Бельмондо теперь кажется, что он различает топот ног по бетонным ступеням. Топот множества ног.
— Если прикрою, вместе уйдём? — вдруг реагирует Максим, таким необычным предложением окончательно поразив Алекса. — Поможешь этого вытащить, — небрежный кивок на Бела заставляет парня вспыхнуть от негодования, — я лично твоё досье уничтожу…
Кожа замирает на долю секунды. Затем всё же бросается к вещам и натягивает рюкзак. Остальные, всё ещё опасливо поглядывая на «кофейников», каковыми они им и представляются, тоже начинают спешные сборы.
— Досье, говоришь? — не отвлекаясь от настройки аркана, бормочет Кожедуб. На феромима смотрит так, будто тот — кусок мяса на рынке, стоимостью которого хирундо не совсем доволен. — И Олькино досье тоже, понял?
— Сделаю, — кивает Вышегородский. — Давайте оплётку!
Ланс, схвативший СВЧ-ружьё, переводит задумчивый взгляд с автоматчиков на вожака; с него — на дверь; с двери — снова на федералов. Затем забрасывает оружие за спину и вынимает из рюкзака два дополнительных аркана.
— Уговор, что не ударите, пока отходить из Марусино будем? — спрашивает Макс.
Он вдруг оказывается совсем рядом. Вырывает системы ремней из рук Ланса и вцепляется в предплечье Кожедуба. Тот морщится, словно наступил во что-то липкое и дрянное, но кивает в ответ.
— А что, если с такими нельзя заключать уговоров? — выкрикивает Что-Если, готовясь цепляться к тросам на краю крыши.
— Помолчи, земеля, — негромко просит его Кожа, но тот слышит и недовольно умолкает. — Уговор, Вышка. Выберемся отсюда, и сразу в разбег, ясно? Парнишку своего заберёшь, но ни на день не забывай, кто его от липовых каэфбэшников увёл!
— Не забуду, Кожа. Зачтётся тебе, я пообещал.
— И Ольке с мелкой!
— И их не забуду…
— Помнишь ещё, как пользоваться-то?
Но Максим не отвечает. Сноровисто втискивается в выданные ремни, затем помогает напарнику. Пока Сову обвязывают, тот остаётся неподвижен — замер за одним из вентиляционных колодцев, прижав автомат к груди и сместившись так, что почти незаметен от двери, взятой на прицел. Алекс так заворожён его позой, его нерушимым стремлением встретить опасность, какой бы она ни оказалась, что не слышит, как его зовёт Кожа…
Вздрагивает, лишь когда за драный рукав предмет торга тянут к краю, цепляя на бок опостылевший ледяной саквояж. Подстёгивают, вкладывают в руку блок управления, и чуть ли не пинком заставляют подняться на скользкий скат. Зерно рядом, но ещё не пристёгнут, причём Лёня всё ещё сжимает в руках чужой планшет.
— Ты ему веришь? — дыша тяжело и часто, спрашивает Что-Если, глядя на Кожедуба.
— Ты им веришь? — в тот же момент спрашивает у мима Куликов, боязливо оглядываясь на Вышку, Сову, Кожу и Ланса.
— Ты ему веришь? — ровно мгновение спустя спрашивает «пахучку» и Кожа.
Хватается за ворот пальто, согнув Алекса в поясе и подтянув так близко, что тот чувствует несвежее дыхание панка. Чувствует тяжёлый, приторный запах несвежей кожи, характерный для глубоких стариков, и вдруг с необъяснимой чёткостью понимает, что Кожедуб изнурён болезнью. Страшной, скрытой внутри, одной из тех, с кем научились справляться, да вот только доступно такое лечение лишь избранным…
Гниющий изнутри долговязый требует ответа до того слаженно с остальными, будто парнишку решили разыграть, неоднократно репетировав этот залп однотипных вопросов:
— Веришь своему Максимке?
— Нет, не верю, — как можно спокойнее отзывается Бельмондо. — И вовсе он не мой…
И тут же понимает, что ответ един на все три вопроса. И вовсе не важно, кто задавал и кого имел в виду. Никто никому не верит. Теперь это закон.
Он вздрагивает: этажом ниже, совсем рядом, буквально под крышей что-то с грохотом отлетает от стены и снова звенят осколки.
— Но и здесь оставаться опасно. Меня Жнецы точно не пощадят…
— Куда уходим? — уточняет Вышка, завершив оплётку напарника.
— Туда шагнём, — быстро ориентируется Кожедуб, указав рукой. — Оттуда по хребту молла пройдём во-он до тех близкостоящих, переберёмся и поднимемся на двухголовку, — его палец целит в вышку о двух шпилях, — а уже оттуда двинем за Стену.
— Годится, — закрывая забрало «циклопа», оценивает Макс. — Ну, пошёл дым в хату! Если отвлекусь, прикрой «вонючку»…
На вершине здания становится тесновато от командиров.
При этом Вышка держится уверенно, умело. Кожа, до его появления вполне справлявшийся с обязанностями лидера, теперь выглядит несуразным и диковатым, как пахучий горец на фоне офицера-белоперчаточника. Алекс не хочет, но вновь ощущает к капитану тень симпатии. Приказывает себе очнуться, напоминая, что Максим — хамелеон не хуже его самого, сумевший полтора года шпионить среди хирундо…
В этот момент двери на крышу распахиваются, будто изнутри в них врезаются три гоночные машины. Распахивается створка, взломанная Вышегородским. И ещё одна — соседняя. И третья совсем уж в другом конце площадки. Вздрогнув от грохота, феромим успевает подумать, что атакующие только что показали высочайшую координацию действий…
Бельмондо замечает как минимум тридцать-сорок человек. Размытые на бегу фигуры, машущие руками. Беснующиеся. Размахивающие ножами, палками и железными прутами. Рычащие так, что стынет кровь. И понимает, что это вовсе не Жнецы…
Это выходцы из Средней Азии, и Бель вдруг вспоминает, что так и не научился их различать. Широкие круглые лица, высокие скулы. Густые усы. Тёмные глаза, у многих чуть зауженные. Перед хирундо, военными и гражданскими в основном взрослые мужчины, но также в толпе мелькают несколько женщин и подростков.
Бельмондо скользит на грань вымышленной реальности, как если бы угодил под действие одного из собственных экстрактов. Его профессиональный имплантат в глазу выхватывает детали, без которых мим вполне мог обойтись. Детали, изгоняющие сон и здоровый аппетит: серую, покрытую извилистыми трещинами кожу, выглядящую так, будто её распирает изнутри. Кровоточащие ногти. Вздувшиеся, болезненно-почерневшие вены.
Большая часть атакующих моргает так часто, что Алекс даже не понимает, как они вообще бегут — да ещё столь стремительно, — ни во что при этом не врезаясь. Остальные не моргают вовсе. Их веки точно окаменели; широко распахнутые глаза пересохли; в уголках копятся грязь и слизь, кое у кого текущая отвратительными слезами.
А ещё они быстрые. Чудовищно быстрые, даже против профессиональных спецназовцев, которыми представляются Сова и Вышка. За считанные мгновения странные узбеки или таджики вылетают на крышу, словно поток пенного шампанского из-под выбитой пробки. Растекаются, наползают, заставляя Макса отступить и умолкнуть на середине фразы:
— Приказываю остановиться и сложи!..
«Свиристели» Максима и его напарника начинают стрекотать.
Короткими очередями. В два голоса, поочерёдно, отчего кажется, что пальба беспрерывна. Затем в бегущих влетает и взрывается граната. Осколочная, вовсе не столь безобидная, какими Вышка гасил в ангаре Жнецов. Взрыв разбрасывает семерых, но трое из них тут же пытаются подняться, несмотря на посечённую кожу и страшные рваные раны.
Макс и Сова отступают мелкими шажками. Стреляют, выбирая цели лёгким подворотом корпуса, семенят назад; снова стреляют; снова назад.
Часть атакующих будто начисто забыла об инстинкте самосохранения, падая под пулями. Но большинство всё же стремится за укрытия, подбираясь к автоматчикам хитрыми непредсказуемыми зигзагами.
Алекс понимает, что уже несколько секунд Кожа что-то вопит. Ланс цепляется на трос, даже не проверив надёжность крепежей, и сигает за край. Затем — Бель не успевает даже охнуть, со ската сталкивают феромима и зуммера. Последнее, что Бельмондо успевает заметить перед нырком в бездну, это четвёртый — безымянный хирундо, оставшийся от парапета дальше других.
Парень со змеёй на лице отбивается из двух револьверов, определённо самодельных, распечатанных на станке индивидуального пользования. Калибр у стволов внушительный, но вот то ли масса пуль слишком мала, то ли противники умело игнорируют попадания…
Наконец они добираются до панка, даже истекающие кровью с серыми прожилками, и здоровенный таджик лупит его в челюсть. Снизу вверх, размашисто, тыльной стороной ладони, будто пощёчину даёт. В другой ситуации стрелок бы просто завалился назад, роняя оружие. Но он взмывает в воздух, заставив Алекса охнуть и не поверить глазам, а затем скрывается за краем крыши, пролетая в считанных метрах от феромима…
Бельмондо снова в парении. Куда более страшном, чем его первое путешествие. На этот раз за спиной убивают людей, а канат, которые хирундо называют трассой, прицеплен под нереально острым углом, создавая полнейшее ощущение неконтролируемого падения. Сердце мима вновь поднимается к горлу, а впереди и внизу чернеет гудроновым покрытием широкая крыша торгового центра…
Следом за Куликовым и Алексом с крыши прыгают старшие аэропанки. Бель пытается обернуться и обязательно убедиться в безопасности отхода, но опасно закручивает аркан. Кожа яростно материт его в наушник. Затем парень чувствует правой лопаткой пинок широкой подошвы и понимает, что опасно сократил дистанцию.
Трос гудит и качается, будто намекая, что не прочь лопнуть. А затем проседает ещё сильнее — на него шагает один из автоматчиков-«циклопов». На деле трасса прогибается на считанные сантиметры, но Бельмондо ощущает это, как заправский моряк может почувствовать малейший прирост волны, и ему становится до одури страшно…
Ланс помогает ему припарковаться и шустро перетягивает через ограду новой крыши. Отшвыривает прочь, чтобы Кожа не сбил обоих. Тот, в свою очередь, принимает Сову. Напарник Вышегородского держится уверенно, скользит самостоятельно, и Бель задумывается, что тот, наверное, служил в десантных войсках…
Максим прибывает по соседнему тросу, сразу следом за Что-Если и Зерном. Оборачивается, меняя автоматный магазин, припадает на колено и берёт покинутую площадку в прицел.
— Твою мать! — вопит Что-Если, хватаясь за разноцветную голову. — Эти твари убили Краеведа!
— Скажи спасибо, что не всех нас… — открыв забрало шлема, бормочет Макс.
Фигуры на краю оставленной крыши продолжают бесноваться. Кто-то швыряет на молл с беглецами здоровенный молоток. Инструмент почти долетает, заставив Бела вздрогнуть. Остальные лупят палками по канатам трассы, то ли в попытке обрушить, то ли вымещая злость…
Сова проверяет оружие. Хирундо подавлены и ошарашены внезапной смертью товарища со змеиной татуировкой на лице. Ещё четверть часа назад тот управлял разведывательным зондом, и вот уже лежит на асфальте у основания дома, на котором пряталась группа. Кажется, до Ланса только сейчас доходит, что вылазка на территорию погромов оказалась не такой уж безобидной, каковой виделась командирам отряда. Кожа, бледный и потерянный, отстёгивает флягу и делает большой глоток микстуры.
— Это, ***, что за *** сейчас произошёл? — сипло спрашивает он, обращаясь к Максиму.
Но тот не успевает дать пояснений. Потому что со всех сторон слышатся щелчки винтовочных затворов, и знакомый Алексу голос громко приказывает всем семерым:
— Культяпки на затылок, падлы! Оружие на землю! Кто шевельнётся, завалю без раздумий!