Арлекин снимает маску

Глава 10 Кто есть кто (часть 2)

Бельмондо становится не по себе. И от самой истории Максима, и от того, что тот столь подробно излагает факты случайным бритоголовым. Миму очень хочется верить, что капитан делает это для того, чтобы заслужить доверие Жнецов и не допустить кровопролития, а не просто забалтывает зубы, чтобы в нужный момент открыть огонь.

Как бы то ни было, Орктоса его рассказ заинтересовывает, и воевода скинов окончательно опускает винтовку.

— Ты точно бредишь, — наконец произносит нацист с разноцветными татуировками на всём теле, хотя уверенности в его упрёке почти нет. — Опыты на людях, испытания в полевых условиях, заговор военных… такое бывает только в интерактивках.

— Верить или нет — дело твоё, — откликается Макс, и Белу передаётся его усталость. Он вспоминает, что оперативник, как никак, был тяжело ранен, и это тоже приносит свои горькие плоды. — Убери оружие, прикажи своим отойти и пропустить нас, и больше никогда не встретимся. Идёт?

— И чего, по-твоему, хочет Орёл? — спрашивает Орктос, демонстративно проигнорировав предложение.

Он напоминает бандитского барона, встретившего на своих землях отряд, истинной силы которого пока не разгадал. Вот и пытается прощупать — атаковать или дать дорогу?

— Зачем ему ключи от Посада? Чтобы бросить солдат на истребление заражённых?

— А сам ты как думаешь? — вопросом на вопрос отвечает ему Вышка, покачнувшись.

Кажется, пояснение ситуации отняло у него сил больше, чем скоротечная схватка с обитателями слободы. Алексу же на ум внезапно вновь приходят непрошенные ассоциации с Древним Римом. И его диктаторами: избранными сенатом временными лидерами с безоговорочной властью, наделёнными возможностями править так, чтобы спасти страну. Например, от мятежа. А ещё парень вспоминает, к чему несколько раз приводил неосторожный выбор кандидатуры на эту всемогущую роль…

Пока «колготки» совещаются, Максим чуть склоняет голову, обращаясь к перелётным. Будто желает оценить, как именно бывшие товарищи отреагировали на историю и какие выводы намерены делать.

— Ну, Кожа, а ты что думаешь? — негромко спрашивает он.

— А что, если мы вообще ничего об этом не думаем? — вместо лидера панков отвечает его напарник с разноцветным черепом.

— Действительно? — Иронию капитана слышно даже через динамики шлема, искажающие тон. — А как же умение ласточек чуять грозу? Как же: «это наш город и мы за него отвечаем»? А, Кожа, что скажешь?

— Ничего не скажу, Вышка, — не глядя на предателя и всё ещё держа бритоголовых под прицелом, отрезает Кожедуб. Но Алекс всё равно различает сожаление и скрытую вину. — Нет нам дела до ваших игрищ в политику, понял? И до вирусов нет. И до государственных переворотов. Уговор сдержим, а другого тебе знать не положено. Мы тебя провожаем — ты мне с супружницей досье трёшь…

«Циклоп» склоняется в лёгком кивке. Как если бы и не ожидал другого ответа. Или полностью удовлетворён позицией людей, которых только что весьма обидно уязвил за громкое пустословие прошлых дней.

Тон разговора «колготок» тем временем становится всё выше.

— Это ж чего, батя, получается? — До остальных доносится недовольный голос одного из бойцов Орктоса. — Нас же за наши деньги же и режут, аки свиней? *** какая-то выходит, не находишь?

Вожак поджимает губу. Ему не очень хочется выносить собственный вердикт и давать оценку происходящему, опираясь лишь на информацию от классового врага, да ещё и перед чужаками. Но Бельмондо видит по глазам — тот поверил, как если бы на него подействовали экстрактом.

Да вот только никакие зелья не нужны перед лицом правды. Ну, или полуправды, потому что Алекс и сам не до конца доверяет Вышегородскому. Предпочитает оперировать лишь данными, которые можно проверить. Например, опираясь на вчерашние находки пиксельхантера…

— Так что, разойдёмся? — выждав, уточняет Вышегородский у бритоголовых.

Но уже в следующий миг Бель убеждается, что бесконечный безумный день с его сюрпризами и не планирует подходить к финалу. Потому что Сова вдруг вскидывается, реагируя на сигнал с височных окуляров, и сквозь динамики «циклопа» вырывается единственное слово:

— Тревога!

Дальнейшее поражает Алекса. И как гражданского, с войной столкнувшегося лишь вчера. И как доморощенного психолога, умеющего читать настроения клиентов.

Поражает, во-первых, скоростью случившегося после крика Совы. Трое хирундо, трое Жнецов и двое военных действуют с такой слаженной стремительностью, что любо-дорого взглянуть. Едва зафиксировав источник новой угрозы, рассыпаются по укрытиям и поднимают опущенное оружие.

На краткий, но бесконечно-страшный миг Бельмондо кажется, что сейчас они, не до конца разобравшись, начнут-таки палить друг в друга… но опасения напрасны. Потому что, и это — во-вторых, — встретившиеся на крыше молла люди, принадлежащие самым разным социальным слоям и субкультурам, внезапно демонстрируют поразительное единение. Будто не было минуту назад настороженных взглядов и угрожающих поз.

Алекс и Зерно прыгают за бетонную надстройку, но мим всё же успевает заметить, на кого теперь нацелены все восемь стволов. Через крышу, пригибаясь и хромая, бегут трое. На дальнем конце здоровенной площадки, метрах в пятидесяти от края крыши. И даже краткого взгляда достаточно, чтобы определить, что это не копы, не военные, не бритоголовые и, уж конечно, не аэропанки.

— Гаси ублюдков! — выкрикивает один из Жнецов, привставая и прижимаясь щекой к прикладу.

Но Вышка реагирует быстрее. Скользит вдоль укрытия, возникает за плечом нациста и мягко приопускает его ствол до того, как упоротый Жнец успевает нажать на спуск. Тот взрывается в гневе, тянется к ножу на поясе, но Макс уже отступает, примирительно поднимая руки.

— Это не заражённые! — сдержанно говорит он, и оборачивается к Орктосу в поисках поддержки: — Мне казалось, разговор свернул в русло здравого смысла, и не хотелось бы что-то менять!

Орктос милостиво кивает, призывая собрата смириться и опустить оружие. Не замечая, что стволы Совы и Кожи в этот момент целят в его блестящий затылок.

— Это гражданские, — твёрдо сообщает «Пирагмон», один из вспомогательных окуляров которого начинает с тихим жужжанием менять фокусировку. — Двое мужчин, женщина и ребёнок. Судя по виду, беженцы.

Будто услышав его негромкую речь, бегущие через крышу замечают десяток фигур на краю. Один из них машет руками. Радостно, но в то же время жалко, как будто вовсе не умеет этого делать. А затем троица устремляется к ним.

Ланс бормочет что-то недружелюбное, Что-Если и Кожа негромко советуются. Обмениваются короткими рваными фразами и «колготки», но винтовки их смотрят вниз, и Алекс переводит дух. Мим выбирается из-за солнечного накопителя и внимательно разглядывает смешно бегущую троицу.

Все они — и Бель ловит себя на недопустимости столь расистских мыслей, — жители Маленького Чуркменистана. Вероятнее всего, выходцы с таджикских территорий Исламского Ядерного Халифата. Лица круглые, широкие, скуластые и смуглые, с пористой кожей болезненно-песочного цвета.

Одеты в самое дешёвое и неброское тряпьё, какое только можно отыскать на развалах Посада. Обуты не лучше, дешёвый кожзаменитель трещит по швам и расползается вдоль подошв. На головах мужчин круглые чёрные шапочки определённо религиозного характера, почти бесполезные в приближающиеся морозы. Единственная женщина закутана в хиджаб. В руках сумки из клетчатого полипропилена, но полупустые, лёгкие.

Старшему из мужчин лет восемьдесят. Может, и меньше, но в глазах Бела он выглядит сгорбленным морщинистым стариком. Второму — чуть за сорок, хотя усики над верхней губой пробиваются редкие, откровенно подростковые. Его брови практически слились на переносице, образовав единую изогнутую поросль. Возраст женщины определить ещё сложнее, и если не заглядывать в её документы, то можно с равным шансом предположить, что ей и двадцать, и сорок пять. На её груди пузатый свёрток из наношерстяных платков, в котором угадывается маленький ребёнок.

Ведёт беженцев второй из мужчин, прикрывая собой и старика, и женщину. Он же даёт знак остановиться, разглядев в руках встречающих оружие. Глаза его распахиваются, щёки начинают дрожать.

— Не ситреляйте, ради Аллаха! — кричит он, затравленно глядя на Орктоса и остальных бритоголовых. Машет руками, показывая морщинистые ладони. — Пожалуйста, не ситреляйте!

По-русски он говорит с акцентом, делая рокочущее ударение на последних слогах слов, но довольно сносно. Может быть, уже не первый год живёт в Посаде, перебежав границу в поисках заработка и жизни без неусыпного пригляда полиции нравов. Может быть, является выходцем из рода, в котором ещё не забыли о советском прошлом. Как бы то ни было, на «колготок» его появление действует, как окровавленный кусок вырезки на убеждённого вегетарианца.

— Черномазый ублюдок! — выплёвывает Орктос, поднимая винтовку.

Но Максим тут же оказывается между ним и таджиками, предупредительно вскидывая «Свиристель» в сторону нацистов. Те мешкают и затравлено озираются, ожидая приказа свыше. Теперь, после объявления тревоги, так быстро объединившей все три группы, они оказались зажаты между Совой, Что-Если и Лансом.

— Никто вас не тронет, пока я здесь! — громко и отчётливо говорит Вышегородский. Обращается к беженцам, но фронтальную линзу при этом повернув на Жнецов. — Сейчас вы под защитой капитана КФБ, ясно? Всем ясно⁈

— Когда щенок вырастет, — злобно бросает ему один из скинов, впрочем, больше не пытаясь прицелиться в таджиков. Тычет пальцем в хнычущий свёрток на груди женщины, — уже в шесть лет научится разбирать АК-2040, а в шестнадцать отрежет голову твоему внуку! Ради того самого Аллаха, о котором сейчас лепечет этот выродок!

— Молчать! — веско просит Макс, причём почти не повысив голоса. И добавляет вслух, намеренно не пользуясь волной комспата: — Сова, если хоть один из наших наголо стриженных приятелей попробует причинить вред этим людям, мы расценим это, как нарушение перемирия!

Сова кивает, глядя куда-то вдаль, но контролируя «колготок» с помощью боковых визоров на шлеме. Что-Если опускает оружие, но на взъевшегося бритого косится с откровенной брезгливостью.

— Помогите нам! — просит вдруг мужчина, прикладывая правую руку к впалой груди. Видны грязные изломанные ногти. — Я — Саймумин. Это, — он почтительно указывает на пожилого спутника с седой щетиной на щеках и подбородке, — мой отец Эшонкул. Это Дилсуз, жена моего покойного сына Зарруха, на всё воля Аллаха! Мой внук Илияс, он ещё совсем маленький. Пожалуйста, помогите…

— С вами ещё кто-то есть? — с вкрадчивостью профессионального дознавателя интересуется Макс.

Он надвигается на троицу беженцев, и вид его грозного бронекостюма определённо вызывает у тех суеверный ужас. Дилсуз закрывает ребёнка собой и отворачивается; старик Эшонкул бормочет, глядя под ноги. Саймумин, справляться со страхом которому помогает ответственность за семью, всё же находит силы ответить. Хотя при этом раненым телёнком всё равно косит на Жнецов, которых, наверняка, уже видел «в деле» минувшей ночью.

— Одни мы, господин капитан! Беда пиришла, господин капитан! — говорит он, дёргая кадыком на тощей шее. — Аллах лишил разума моих близких! Бират встал на бирата, моего ситаршего сына убил родной дядя, а потом его — собственный сосед! Большая болезнь пиришла, пусть помилует нас Аллах! Младшего убили…

Он словно собирается обличить палачей, но слезливый взгляд упирается в окаменевшего от ярости Орктоса, и Саймумин не решается.

— Убили его утиром… со смены домой возвиращался, его и застирелили, пирямо на улице, возле булочной. А возвиращаться теперь некуда, в людей шайтан вселился, как звери ситали!

— Вы всегда и были зверьём! — пьяно усмехаясь, сквозь зубы выцеживает третий Жнец, и у Орктоса дёргается нижнее веко. — *** черножопые ***! Не звал вас никто в наш город. Мало вам досталось…

— Помолчи, — хрипло просит воевода со шрамом на скуле, всё ещё глядя во фронтальную линзу «Пирагмона». — Не расстраивай господина капитана.

Однако подручный Орктоса вдруг проявляет неподчинение. То ли взбудораженный наркотиками, то ли присутствием существ, которых и за людей-то не считает.

— А чего я молчать должен, — визгливо вскрикивает он, рванув на груди ворот алой куртки, — когда этот чурбан на меня своими бактериями воняет⁈ Он же заразный «Скиптагмой» вашей, как пить дать! Завалить обезьян, и валим отсель!

Саймумин и его семья вздрагивают, словно не три отдельных человека, а единый организм. У старика подгибаются ноги, а женщина начинает плакать. Сам лидер беженцев выступает вперёд, будто его худое тело сможет надолго закрыть родных от пуль.

— Молчать! — рычит Максим, с откровенной угрозой поднимая автомат. — Я тебя, паскуда, сейчас самого в расход пущу по законам военного времени!

— Опять закон насаждаешь, начальник? — скалится младший Жнец, не замечая, как багровеет его командир. Пятится, будто гиена перед львом, но слюнявых зубов прятать не спешит. — Сказали ж тебе, где закон твой видели! Сам распинался про болезнь! Эти уроды как пить дать заразные! Стрелять их нужно, Господом Богом клянусь!

Вышегородский исчезает с места, на котором стоял, с прытью развернувшейся пружины. Сбивает нациста с ног, без труда выхватывая новенькую винтовку, и мощным ударом кулака ломает ему нос. Жнец заваливается на спину, не успев даже вскрикнуть.

Орктос реагирует быстро. Не так быстро, как капитан, но уже через секунду он нависает над Максом, прицелившись тому в левый бок, точно меж пластин кирасы. Но Сова мгновенно приставляет короткий ствол компактной «Свиристели» к его бритому виску. Второго федерала берёт на прицел последний Жнец, но и ему в нос уже тычут пушками Кожа и Ланс.

Алекс обмирает; застывают в ужасе и таджики. Зерно охает, готовый упасть в обморок.

— Так, хватит, — вдруг признаёт Вышка.

Обыденным тоном, будто они заигрались в бой подушками и случайно разбили вазу, а вовсе не собрались повышибать друг другу мозги. Повышибать поочерёдно, волнообразно, как падающие кости домино, составленные длинной дорожкой.

— Всем успокоиться и опустить оружие. Вокруг творится самый настоящий ад, а мы собрались тратить патроны на ерунду…

Не смущаясь винтовки Орктоса, он протягивает лежащему «колготке» левую руку и помогает подняться. Тот сопит, размазывая кровь по подбородку, но больше выступать не торопится.

— Уводи своих, Орктос. Молча уходи, словно не встречались, понял? Но уясни — увижу, что продолжаешь резать местных, порешу без суда и следствия.

Тот не отвечает. Но оружие отводит, через плечо наблюдая, как это делают Сова и остальные. Потирает шрам, дёргает серьгу. Морщится, что в отсутствие бровей выглядит весьма дико. И что-то говорит Вышегородскому. Что-то тихое, едва различимое, но определённо угрожающее.

Макс выслушивает спокойно. Во всяком случае, если судить по позе. Кивает.

Почти минуту все молчат.

Перед Алексом и Куликовым собрались представители сразу четырёх слоёв общества, не просто далёких друг от друга, но и враждебных к чужакам извне. Аэропанки молча переваривают слова Вышки, и Бель видит, что Кожа колеблется — не отказать ли в уговоре, раз в него включились новые переменные?

Нацисты откровенно напуганы. Им хочется побыстрее убраться за Стену, но вступать в конфликт с капитаном КФБ и его напарником ради троих таджиков они явно не расположены. Те же вообще не понимают, кого им угораздило встретить на крыше недостроенного молла.

Наконец Максим отходит в сторону, невидимой чертой разграничивая Жнецов и всех остальных. Поднимает руку, собираясь что-то сказать… и через миг Бельмондо получает ещё одно доказательство стадности человеческой натуры перед лицом общей угрозы. Потому что на крышу — в том самом месте, где это сделала семья Саймумина, — вдруг вырывается толпа.

Алекс смотрел немало инфоспатиумных интерактивов про зомби. И про сказочных гоблинов, предпочитающих брать врага числом. Но когда он второй раз за день видит это вживую, средь бела дня, на закате XXI века, то просто не верит глазам…

Инфицированных «Синтагмой» не меньше тридцати. Преобладают мужчины, но заметны и несколько женских фигур. Все как один — нерусские с точки зрения любого из головорезов Орктоса. Половина вооружена дубьём и ножами, но мим с тоской замечает мелькающие стволы винтовок. Впрочем, обезумевшие нацмены размахивают ими, как палицами, и Алекс вспоминает про деградацию интеллекта, упомянутую Вышегородским.

— В укрытие! — рычит тот, одним широким жестом сгребая троих таджиков и ребёнка. — Огонь на поражение!

На ум Белу приходят строчки из учебника истории, прочитанного ещё в колледже. Что-то про генерала Бонапарта и его поход в жаркий Египет. Подвергаясь беспрерывным атакам местных племён, полководец навеки впечатал в историю крылатую фразу «ослов и учёных в середину!», таким образом уберегая внутри каре обоз и всех гражданских, имевших неосторожность оказаться при его армии…

Сейчас, падая на колени за бетонным раструбом вентиляционной шахты, парень пытается понять, кем является в их крохотном, но таком разношёрстном отряде. «Учёным», которого важно уберечь? Или тягловым «ослом», которого используют в своих непонятных играх Вышегородский, майор Динельт и кто бы там ни стоял за их плечами?

Рядом надрывно дышит старый Эшонкул. Причитает над ребёнком Дилсуз, потерявшая мужа в погроме Жнецов. Мечется, причитая, обезумевший от страха Саймумин.

Стрекочут автоматы и винтовки — не сговариваясь, все восемь бойцов поворачивают оружие против наступающей волны; забыв о разногласиях, идеологической несовместимости, разных сторонах баррикад закона и сломанном носе.

Сова бросает гранату, и наступающие отвечают злобным рёвом. Ланс ведёт через толпу длинным импульсом, и феромим убеждается, что на инфицированных микроволновое воздействие тоже оказывает крайне неприятный эффект. Однако пушка в руках хирундо нагревается на глазах и уже через несколько секунд от неё начинает валить пар, будто она вот-вот взорвётся.

Макс и Сова маневрируют слаженной парой, заходя атакующим во фланг. Что-Если и Кожа стреляют из ружья и пистолета. Рядом с ними отстреливаются бритоголовые, но по их неуверенным жестам, дрожащим рукам и выпадающим из пальцев запасным магазинам Алекс убеждается, что они привыкли резать и бить, нежели давать упорядоченный отпор.

Один из них без умолку поддерживает себя воплями, скомканными и экспрессивными, будто припадок.

— В щи с колена! Получайте, мрази! Прямо в рожу! Давай, тварь, подавись! — рычит он и клацает зубами, в то время как другие отстреливаются с молчаливым остервенением и угрюмой сосредоточенностью.

На второго из Жнецов — того, что самый неприметный и малоречивый, — наваливаются в упор. Парнишка не успевает перезарядить оружие, и вот уже улепётывает от заражённых, вопя во всю глотку. Его догоняют огромными прыжками, совсем не вяжущимися в понимании Бельмондо с человеческой анатомией. Через миг над телом сбитого с ног нациста уже буйствуют не меньше шести противников, шинкующих его с такой яростью, что кровь с клинков буквально взлетает струями.

Орктос издаёт долгий боевой клич, исполненный злобы. Вместе с болтливым «чулком» они переносят огонь на место гибели товарища, мстительно полосуя толпу очередями.

— Сдохните, твари! *** тебе на всю харю, мразь! Умри! — вопит последний подручный воеводы.

Им помогает Ланс, чьё ружьё выведено из строя, и теперь панк пользуется самодельным револьвером.

Надрывно плачет ребёнок. Женщина тоже продолжает подвывать, но Алекс обнаруживает, что это вовсе не Дилсуз, а Зерно. Забившись под бетонную плиту, зуммер воет на такой высокой ноте, что у Бела начинают болеть зубы…

Один из нападавших подбирается к Кожедубу со спины. И даже вцепляется в его аркан, раскручивая так, будто собрался зашвырнуть долговязого с крыши. Но на помощь хирундо приходит Орктос, тремя молниеносными уколами «скребка» в шею повалив заражённого навзничь. Тот, однако, не умирает, продолжая биться в агонии и пытаясь дотянуться до ноги аэропанка.

Ещё один казах с лицом асфальтового цвета набрасывается на второго Жнеца. Алекс успевает разглядеть серые прожилки, будто вены проступившие на его щёках и висках, замечает налитые кровью глаза, вздувшиеся лимфатические узлы на шее. И когда кажется, что сейчас в горло бритого вонзятся оскаленные зубы инфицированного, из-за шахты выскакивает Саймумин.

С воплем, в котором кроется больше страха и отчаянья, чем храбрости и решимости, он хватает нападавшего за плечи и умудряется оторвать от «колготки». Все трое падают, будто кегли, но теперь внимание заражённого привлекает таджик. Клацнув зубами так, что начисто отхватывает себе половину нижней губы, дитя эксперимента бросается на Саймумина. И тут же падает с простреленной головой, выплёвывая бесформенный ошмёток…

Мимо, похожий на пыльный вихрь, проносится капитан Вышегородский. «Свиристель» безвольно покачивается на боку, лишившись последних патронов; в руках Макса пистолет, прижатый к солнечному сплетению.

Словно юла, оперативник начинает вертеться среди атакующих, уже перебравшихся в ближний бой, и меткими одиночными пробивает одну голову за другой. Экономно, умело. За ним следует Сова, прикрывающий тыл командира. Через бессчётное для Алекса количество секунд и выстрелов оба бойца замирают, оглядывая поле внезапного боя…

Вместо того, чтобы испытать страх или отвращение к алым лужам вокруг, Бельмондо чувствует горькую волну злости. Он — профессионал! Настоящий ас своего дела, Кожедуб среди феромимов Ново-Николаевска! Признанный мастер, чемпион сложнейших зачётов и личное божество поражённых до глубины души клиентов. Он привык быть первым, привык ориентироваться в ситуации и сам принимать решение. И вовсе не мечтал оказаться на крышах в компании людей, готовых порвать друг друга в лоскуты, да ещё и в зоне заражения, превращающего инфицированных в агрессивных неуправляемых зверей!

Да, он не всегда был хорошим мальчиком… И с законом у него были проблемы, и девчонок он кидал играючи, и приятелям-коллегам был не всегда верен. Но за что, Господь-Карающий, ему досталась такая судьба⁈

Над телом порезанного собрата рыдает бритоголовый. То ли «колготка» действительно страдает по ушедшему другу, то ли сказывается действие наркотика. Но плач неподдельный, горестный и протяжный. Орктос шипит сквозь зубы. При этом не забывая чистить оружейные подсумки павшего Жнеца и брезгливо разглядывать пигментированную серыми побегами кожу убитых чурок. После лекции Вышегородского он смотрит на тех совсем иными глазами. Будто пытается найти доказательства или опровержения услышанным ранее словам.

Аэропанки же, напротив, хлопают друг друга по плечам и попеременно глотают из фляги. Кажется, мужчины не могут поверить, что уцелели, и остальное пока отступает на задний план. Впрочем, когда дело доходит до подсчёта оставшихся боеприпасов, их лица удручённо вытягиваются и улыбки меркнут.

Сова тоже складывает «Свиристель» до компактного переносного состояния и закрепляет пустое оружие на спине бронекостюма. Старается сделать это в сторонке, но от Бела не укрывается, что патроны кончились и у «кофейников».

Мим склоняется над узким бетонным карманом, протягивает руку и помогает Зерну выбраться наружу. Тот дышит прерывисто, как астматик, и сразу лезет за сигаретами.

Неподалёку на коленях сотрясается Саймумин. Его колотит после нападения на обезумевшего казаха, а в глазах пляшет искорка подступающего сумасшествия. Старик выговаривает сыну, негромко, на родном рыкающе-быркающем языке, что заставляет Орктоса морщиться и плевать под ноги.

Алекс не понимает ни слова, но и без того догадывается, что Эшонкул отчитывает мужчину за безрассудное геройство, едва не стоившее тому жизни. Или заражения, если Макс обманул, и мутация Дубинина передаётся через попадание в кровь. А ещё, и это наверняка, он ругает Саймумина за спасение Жнеца. Одного из тех, кто среди ночи пришёл в их дом. Построил Стену. Натянул над улицами невидимые экраны, выводящие из строя двигатели полицейских соратобу. И начал резать всех от мала до велика…

— Уходим, срочно! — командует Максим.

Его автомат тоже закреплён на спине, а пистолетную кобуру он теперь перецепляет на грудь, чтобы было удобнее выхватывать. Без особой надежды проверяет винтовки, которыми дрались инфицированные, но тут же отбрасывает прочь, как бесполезный хлам.

— А как же они? — спрашивает его Бельмондо, останавливаясь рядом с таджикским семейством.

— Будут замедлять, мне обуза ни к чему, — без сантиментов отрубает Вышка. И обращается к Саймумину, постепенно приходящему в себя: — Найдите безопасное место. Прямо сейчас. Желательно с единственным выходом, который можно надёжно забаррикадировать. До прихода военных, медиков или полицейских ни с кем не контактируйте, ни с кем не разговаривайте. Увидите людей — сразу бегите. И постарайтесь ничего не есть и не пить. Доступно?

Саймумин хлопает глазами. Не очень ясно, понял он «господина капитана» или всё ещё витает в багровых облаках миновавшей битвы. Эшонкул же кусает губу и горестно кивает, помогая сыну подняться на ноги. Алекс шагает к ним, вдыхая кисловатые запахи несвежей одежды и специй, которыми пропитана кожа беженцев.

— Они пойдут с нами, — говорит он, заставив Максима удивлённо открыть забрало «Пирагмона».

— Что ты сказал, Алекс?

— Я сказал, что никуда не уйду без них, — спокойно отвечает тот, выдернув рукав из пальцев Зерна. — Разумеется, я понимаю, что они могут стать обузой. Но меня никогда не учили бросать людей на произвол судьбы, доступно? И сейчас, Вышка, ты не сможешь сделать мне укол или подсыпать чего в кофе. Так что финальное решение принимаю я. Бегите, мы попробуем выбраться сами.

Макс молча смотрит в лицо феромима. Вероятно, он не готов к такому повороту событий, но демонстрировать этого не намерен. Хирундо тоже молчат, ожидая капитанского решения. Примолк даже Жнец, страдавший над телом друга, а Орктос стиснул зубы так, что от скул отлила кровь.

— Идёмте со мной, — медленно, будто детям, говорит Бельмондо Саймумину и его родным. — Я выведу вас в безопасное место. Обещаю.

— Ладно, стоп! — Вышка поднимает руку. — Нашёлся мне тут герой-проводник… Хорошо, Алекс. Мы возьмём эту семью с собой. Кожа, арканов хватит?

— Не проверял, — негромко и осторожно отвечает тот.

— Ладно, — повторяет Вышегородский. — Если сбруй на всех не хватит, мы найдём для них укромное место и спрячем. Такой вариант тебя устроит?

Алекс кивает. Он вдруг чувствует непрошенную гордость, рождённую этой маленькой, почти ничего не значащей победой над людьми, уже сутки вертящими им, будто марионеткой. Перехватив саквояж, курьер вздёргивает подбородок и отступает к перелётным. Куликов за его спиной разрождается невесёлым вздохом.

— Всё, отправляй трусы на стирку! Идём через молл в направлении вон тех высоток-близнецов. — Вышка недоволен принятым компромиссом, но умело это скрывает. Становится деловит и немногословен. — Там перебираемся, поднимаемся и стартуем вовне. Мы с Совой впереди, Кожа прикрывает тыл. Остальным держаться посерёдке, желательно кучнее. Вы с нами?

Теперь он обращается к Орктосу, чьи стволы могли бы помочь отряду в случае нового нападения буйных заражённых Марусино. Тот отходит к последнему уцелевшему напарнику, они о чём-то шепчутся. Затем воевода уточняет:

— А эти чудики, значит, те самые эльфы с крыш, которые вжж-вжж по балконам и лифчики женские с сушилок тырят?

Ему кивают сразу трое. Что-Если открывает рот, чтобы колкостью ответить на «чудиков» и «лифчики», но Кожедуб утихомиривает его жестом.

— Хорошо, мы с вами, — с ленцой объявляет безбровый вожак «Ячейки-32». Но добавляет, не скрывая глухой ненависти: — Только от этой нечисти подальше, понял?

Максим кивает, а Саймумин даже не сразу понимает, что речь шла о его семье. Вытянувшись цепью, отряд начинает движение через крышу. Бель слышит, как на ходу таджик в чём-то негромко убеждает женщину и старика. Те недовольны, испуганно косятся на бритоголовых, но топают покорно и быстро.

Алекс, в свою очередь, наблюдает и за теми, и за другими. Никак не умещая в голову мысли, как вообще можно источать столь нестерпимое расовое презрение. Неужели люди вроде Орктоса на самом деле ненавидят другие расы, как кто-то может ненавидеть, скажем, вшей или клопов? Неподдельно, не наигранно, всей душой полагая, что тем не место не только в Посаде, но и во всём белом свете?

Чудовищность такого откровения, подкреплённого кровью, заставляет душу Бельмондо бурлить, будто грязевой поток после ливня в горах. Но он обучен держать эмоции при себе. А потому смиренно следует за Вышегородским и наблюдает, как бы беженцы и Жнецы не оказались в опасной близости друг от друга…

Орктос, впрочем, на Саймумина и его родню внимания не обращает. От укрытия к укрытию перемещается ловко, пригибаясь, лёгким шагом физически-крепкого человека. В какой-то момент он сближается с Максом, и до Алекса долетает обрывок его вопроса:

— … планируешь со всем этим дерьмом делать?

Сначала миму кажется, что речь идёт о таджиках, включённых в состав группы. Но затем он понимает, что «колготку» интересует заговор, в котором капитан старался их всех убедить.

— Оторвать Орлову башку, — угрюмо огрызается Максим, — и на кол насадить.

— Если ты прав, «кофейник», то наши желания совпадают, — кровожадно усмехается бритый. — Но не дай-то Бог ты запудрил нам мозги, и тогда…

— Нужно выбраться за Стену, — проигнорировав угрозу, говорит Вышка. На собеседника за плечом не смотрит, полагаясь на системы шлема, а руку держит на пистолетной кобуре. — Уберечь «пахучку», его показания очень важны для удара по заговорщикам. Затем нужно изучить басурман. Убедиться, что инфекция не передаётся здоровым людям. Убедиться, что она в самом деле действует лишь на определённый генотип. Не допустить распространения заражённых по другим слободам города. А ещё утихомирить тех, кому уже помочь нельзя…

На этих словах — Алекс видит это сбоку, — Орктос скалится сытым котом. От цинизма, прозвучавшего в словах капитана, веет холодом и болью. Бельмондо задумывается, что тот и Жнец весьма похожи — двое фанатиков, привыкших решать вопросы с грацией бульдозеров.

Чем Вышка собрался утихомиривать Марусино? Огнемётами? Смогут ли его люди отличить инфицированных от здоровых? Или тех, кто агрессивно противостоит погрому скинов? Или тех, кто перебрал с алкоголем, вседозволенностью и отсутствием копов, и тоже решил пограбить магазины? Их тоже станут усыплять без суда и следствия?

От разнообразия оттенков коричневого и серого клонит в сон. Потемневший бетон напоминает о могильных плитах. Наспех крашенные трубы и вентиляционные кожухи облезли, отчего кажутся проржавевшими насквозь.

В недрах слободы всё ещё вопят сирены Гражданской Обороны, словно этим могут хоть как-то помочь заражённым или избежавшим воздействия «Синтагмы». Далеко на западе вспыхивает дом — настоящий офисный небоскрёб, не меньше шестидесяти этажей. Причём вспыхивает свечой, словно облитый бензином от шпиля до фундамента. Зрелище завораживает и вызывает тошноту…

Отряд достигает края крыши.

Расстояние до соседнего здания оказывается совсем небольшим, разделяющий их проезд для служебного транспорта больше напоминает бетонный коридор. Аэропанки тут же принимаются мастерить мост, используя обшивку шахт, детали гелионакопителей и другой подручный хлам.

Саймумин и Эшонкул помогают. Федералы прикрывают, держа под прицелами пистолетов выходы на крышу. Бритоголовые курят в сторонке. Алекс и Зерно тоже дымят, наконец-то избавившись от пачки, прихваченной с парковки.

Когда переправа готова, хирундо первыми проходят по ней на внешнюю пожарную лестницу соседнего дома. Убеждаются в надёжности конструкции, дают знак. За ними переправляют беженцев, следом Куликова и феромима, после идут Жнецы и оперативники.

Когда все одиннадцать мужчин, женщина и ребёнок оказываются на широкой железной лестнице и начинают зигзагообразный подъём, Сова рушит мост, сбрасывая его в переулок.