Руки и ноги мгновенно наливаются такой болезненной тяжестью, что Алексу кажется — стоит сделать шаг, и сухожилия порвутся гнилыми нитками, швырнув его в котёл агонии. Рот переполняет сухая горечь, в виски возвращается пульсирующий ритм.
— Что происходит? — выдавливает он, искренне надеясь, что со стороны выглядит не так паршиво, как ощущает себя. — Кто нас обнаружил?
— Помолчи! — коротко бросает Макс, вихрем проносясь мимо.
Ныряет за отстёгивающуюся дверь, и миму не остаётся ничего иного, как поспешить следом. Спотыкаясь, путаясь в ногах и с трудом соображая от панической волны, набирающей обороты.
Потому что голос Максима перестаёт быть негромким и вкрадчивым. Из него, будто из разбитого нейронного модуля, мигом вытекает вся приторно-вязкая биоклейковина, обнажая холодные позолоченные элементы — суть автоматчика, его ледяную основу. Стержень человека, привыкшего отдавать приказы.
Плотная полиэтиленовая завеса хлещет парня по лицу, едва не выбив испуганный вскрик. Внутри назревает суета, и она сразу не нравится Белу. Он невольно вспоминает игрушку — стеклянный купол, под которым домик, вода и мелкая крошка белого пластика. Стоит потрясти игрушку в руке, как на домик обрушивается снегопад. Сейчас курьеру кажется, что полупрозрачный купол Макса и его людей — тот самый сувенир, и кто-то решил его как следует встряхнуть…
— Доклад! — командует Максим, подхватывая с верстака увесистую сферу «Пирагмона» и снова превращаясь в безликого циклопа.
— Сектора три и четыре, полное падение систем внешнего наблюдения! — тревожной скороговоркой выплёвывает в ответ один из его подчинённых. Говорит в полный голос, не прибегая к скрытым каналам коммуницирования. — Приборы засекли как минимум шесть «ледышек», вброшены дистанционно…
— План Б! — Макс реагирует молниеносно, пугая Бельмондо армейской напористостью и беспрекословной чёткостью. Искажённый динамиками голос бьёт по самым болевым точкам страха. Обтекаемый шлем поворачивается к миму: — Собирайтесь, мы немедленно уходим!
Алекс бросается к спальному месту, торопливо нахлобучивая пальто и никак не попадая в рукава. Подхватывает саквояж. Зерно, ещё сонный и опухший, бомбардирует его испуганными вопросами. Дрожащими руками пиксельхантер натягивает кроссовки, путается в спальнике, едва не падает с койки.
Хозяева мобильного штаба панике не подвержены — двигаются быстро, но без сумятицы, как элементы хорошо отлаженного механизма. Бель видит, как один за другим вырубаются рабочие терминалы, выжигаемые специальными микро-зарядами. То, что можно унести, перекочёвывает в ранцы военных. Те бойцы, что ещё секунду назад мирно спали на раскладушках, уже находятся на ногах — подтягивают броню, цепляют оружие, снимают его с предохранителей.
— Макс! — кричит Алекс сквозь куполообразный зал, надеясь, что их с Зерном при эвакуации не забудут и не бросят на произвол судьбы. — Что нам делать⁈
— Пойдёте со мной! — не отвлекаясь от уничтожения штабной техники, отрывисто отвечает ему командир. — Спускаемся к машинам… если начнётся пальба, старайтесь не поднимать голов, как вчера, на скла…
Он не завершает фразы, потому что тут же начинается та самая пальба.
С протяжным шуршанием в стену купола бьёт снаряд — Алексу даже кажется, что он успевает рассмотреть продолговатый цилиндр ракеты, её оперение и носовую насадку, украшенную кольцом прожигателя.
Пробив стену, словно та изготовлена из бумаги, ракета врезается в шкаф, и тут же воздух вокруг неё мутнеет, как нагретое стекло. Мим ожидает палящего взрыва, но вместо этого снаряд издаёт пронзительный звук и все, успевшие надеть шлемы, как по команде хватаются за виски. По куполу прокатывается невидимый импульс, круша протоколы внутренней связи и окончательно добивая системы электронной защиты.
С липким звуком на повреждённый свод падают светящиеся овалы. Как в сказках про рыцарей со световыми мечами, способными проплавлять железо. Или как если бы кто-то нарисовал на внешней поверхности три алых круга из балончиков-пульверизаторов. Устройства с треском оставляют на сетчатке Алекса цепочку призрачных фосфенов, заставляя зажмуриться.
Макс прыгает к миму, целясь ухватить за плечо и увлечь подальше от пробитого периметра, а выжженные овалы опадают на пол увядшими листьями.
— Беги! — вопит «Пирагмон», чуть-чуть не дотянувшись до парня.
А затем в его грудь лупит что-то крохотное, злое, пробивное, разбрызгивая мелкую красную взвесь. Высокий автоматчик заваливается на спину, не успев вскинуть оружие, а его напарники тут же открывают огонь, едва не оглушив гражданских стрекотанием «Свиристелей».
Лёня, сидящий на корточках, орёт так, словно его режут живьём. Бельмондо понимает, что его собственный страх отступил на задний план, будто звучащая фоном музыка. Мысли прозрачны и прохладны, а время замедлилось, позволяя раздумывать над самыми непростыми решениями.
— За мной! — рычит он в ухо зуммеру, рывком поднимая того на ноги. — К машинам, вниз!
— Но Макс!..
— Макс убит!
Занимая круговую оборону, автоматчики павшего командира ведут огонь по пробоинам в куполе. Они всё ещё трясут головами, не до конца придя в себя после безумств сожжённой электроники. За дырами в стенах мелькают размытые силуэты. А в крайний правый овал вдруг протискивается что-то здоровенное, поблёскивающее мышастым пластиком сегментарной брони.
Сначала Белу кажется, что он видит огромного паука — чехарду бронированных лап, суетливо перебирающих по колоннам и потолку, лихорадочное смещение чешуй, успевающих прикрыть начинку бота за миг до укуса пули. Но затем феромим понимает, что ворвавшийся в купол механизм больше напоминает кентавра — у него четыре опорные ноги и шарообразный нарост, из которого торчат подобия рук. Ещё позже приходит осознание, что в купол проник устаревший полицейский бот, сконструированный для тактических уличных операций и разгона несанкционированных митингов.
Серое чудище втекает в штаб, словно капля ртути, умело уходя от прицельной стрельбы. Из предплечий его выдвигаются два сопла, и оно открывает ответный огонь. Воздух наполняется сгустками ярко-жёлтой слизи, двумя веерами разбрасываемой по куполу. Там, где заряды полицейского «соплежуя» касаются мебели или людей, тут же взбухают твердеющие комки, похожие на засохшую строительную пену.
Один из автоматчиков сбит с ног, наполовину опутанный весёленького цвета слизью. Его «Свиристель» намертво прикипает к нагруднику, тягучие паутинки цепляют и шлем, схватывая его с наплечником. Мужчина падает на бок, барахтаясь и пытаясь высвободить хоть одну руку, тянется к ножу на бедре.
Смещаясь, бот продолжает стрелять, теперь не так часто, и вскоре плевок находит второго бойца, накрывая того с головой.
Боевики Максима сосредотачивают огонь на штурмовом механизме, покрывая его бронированное тело искрами попаданий. Машина уходит за колонну, плазменным резаком вскрывает крышу купола, ныряет наружу в брешь, чтобы уже через мгновение проплавить купол пятью метрами левее и снова броситься в бой…
Пригибаясь, Алекс тянет друга за собой. Перед глазами дверь на нижний этаж, через которую они могут попасть на стоянку соратобу. Такая бесконечно далёкая дверь, до которой не дойти.
Визжат пули, и феромим понимает, что в нападении участвует не только полицейский кентавр. Третий автоматчик заваливается на живот, по бетону хлещет кровь. Зажимая рану, оперативник переносит огонь на соседний прорыв в стене, но там уже враг — угловатая, но чертовски подвижная фигура в чёрно-серых тактических доспехах. Выпустив в раненого ещё одну очередь, та бросается в сторону, укрываясь за полевой кухней и системами вентиляции.
Двое обороняющихся — последние, оставшиеся в строю, — отступают в угол из несущих стен, где занимают глухую оборону. С оглушительным рёвом лопаются две шумовые гранаты, лишив Алекса возможности не только слышать, но и здраво соображать. Вся его ледяная сосредоточенность испаряется, словно роса в жаркий день, и мим падает на колено…
Бот-кентавр прилипает к потолку этажа, пробив мембрану телескопическими лапами. Его верхние предплечья удлиняются, затем расщепляются на продольные части, одна из которых проворачивается на 180 градусов. Когда оружие завершает трансформацию, с лязгом укорачиваясь до привычной длины, бот становится вооружён двумя короткоствольными огнемётами.
Алекс понимает, что уцелевших бойцов Макса сейчас сожгут. Заживо…
Но боевая машина не намерена расправляться с остальными противниками — выпустив две полыхающие струи, кентавр ставит поперёк купола огненную стену, дымом и температурой отсекая обороняющихся от других штурмовиков. Один из них тут же появляется внутри, оказывается рядом с Алексом и Куликовым, и вот уже курьер ошарашено всматривается в лицо ангела…
Подняв автомат на плечо, девушка в доспехах что-то торопливо говорит. Может быть, даже кричит, но после взрыва гранаты Бель может лишь пытаться читать по губам. В отличие от напарника, прикрывающего её спину, забрало на девичьем шлеме распахнуто, хотя в остальном её доспехи столь же глухи и мертвенно-красивы.
Убедившись, что парень не слышит, она вцепляется в рукав корсетного пальто. Поднимает его с невероятной силой, чуть не порвав одежду, перехватывает за плечо, и Алекс в полной мере познаёт на себе силу экзоскелетной кисти. Девчонка рывком толкает Бельмондо к двери, той самой, заветной, уже не тратя время на беззвучные приказы. Зерно вскидывает руки, будто прикосновение воительницы способно его убить, и безропотно следует за товарищем, даже не пытаясь спорить или сопротивляться.
Порванный купол наполняет дым, едкий и чёрный. Его пронзают пули и плевки «соплежуя», бесшумно переворачивается разгромленная мебель. Кухонный комбайн, в котором Максим какие-то полчаса назад готовил кофе, взрывается и рассыпает искры…
Они бегут по лестнице. Точнее, скатываются по ней двумя бесформенными тюками, за которыми следует автоматчица. Слух начинает возвращаться, и Алекс снова разбирает пальбу — это за их спинами бойцы Макса пытаются уничтожить бота, отсекающего их пламенем и залпами «соплежуя».
— Какого чёрта происходит⁈ — надрывая связки, кричит Бель. Он очень надеется, что вопль, в его собственных ушах звучащий сипло и негромко, покажется незнакомке грозным и злым. — Куда вы нас тащите⁈
Спустив обоих с лестницы, та вцепляется миму в плечо. Вздёргивает, притягивая так близко, что оказывается с ним нос к носу. И тоже кричит, сверкая карими глазами:
— Хочешь жить — пойдёшь со мной!
Слышно плохо. Но экспрессия, с которой Бельмондо получает в лицо это нехитрое уравнение, не оставляет никаких сомнений в его искренности. Несмотря на неуместность, Алекс замечает, что от девушки приятно пахнет. Оружейной смазкой, пылью, но ещё кремом и, едва уловимо, земляничными духами.
— Как же вы меня достали… — стонет он, едва не обмякнув в её руке.
— Соберись! — рычит на него кареглазая, и с каждым новым произнесённым слогом слух всё больше повинуется молодому человеку. — Ты под угрозой, нужно немедленно уходить!
Она волочёт его по этажу, оглядываясь на лестницу и держа компактный автомат наготове. Следом, будто прикованный цепью, семенит Зерно. Парнишка мотает головой и что-то бормочет, как новобранец, угодивший под дебютный артобстрел. Свою куртку он несёт в руках, отчего похож на беженку, баюкающую на груди младенца.
Троица минует стоянку соратобу, на одном из которых Максим ночью доставил Алекса в штаб. Обе машины лежат на бетоне — массивные, облезлые, когда-то грозные, но теперь беспомощные и неподвижные. Даже такому дилетанту, как Бель, заметно, что их реактивные компоненты раскурочены миниатюрными взрывными зарядами направленного действия.
— Почему я должен тебе верить⁈ — вспыхивает он, предприняв безуспешную попытку вырваться из захвата. И скорее чувствует, чем слышит, как трещат швы пальто. — Кто вы вообще такие⁈ За что вы убили Макса⁈
Этажом выше кентавр продолжает зачищать штаб, не позволяя остаткам оперативной группы броситься на защиту ночных гостей. Гостей, теперь, похоже, снова ставших пленниками…
— Он ведь просил время, прежде чем сможет доставить тебя домой? — спрашивает девушка, вновь подтянув феромима прямо в облако земляничного аромата. Так близко, что Алекс видит слипшиеся от пота тёмные пряди коротких волос, трещинки на пухлых губах, длинные блестящие ресницы. — Я угадала⁈ Ну, давай, вспомни, было такое?
— Было… — бормочет Бельмондо, ощущая себя марионеткой на упругой леске кукловода.
— Тогда соберись! — прищурившись, выпаливает валькирия ему в лицо. Словно робкий ответ безоговорочно доказывает её правоту, и дальнейших объяснений не будет. — И быстро за мной!
Она отпускает плечо «пахучки», и тот разом морщится от охватившей сустав боли. Но теперь бежит за кареглазой сам, без принуждения. Зерно, всхлипывая на каждом шаге, старается не отставать. Наверху ещё стрекочет…
— Это что, аэроциклы?
Когда все трое огибают ряд широких колонн, Бель замирает на месте, недоверчиво косясь на автоматчицу. Та сдвигает оружие на бок, презрительно фыркнув.
— Нет, Лешенька, это цирковые бегемоты! Сесть! — И делает короткий повелительный жест, указывая на узкое место позади водительского. Замечает его смятение. С недовольством — время утекает, как сухой песок, — поясняет: — Да успокойся ты… Так мобильнее. И экранирование на них поставить проще, чтобы под радаром пройти… Так ты едешь?
И втискивается в седло, больше не оборачиваясь.
Аэроциклы по-своему изящны, и в той же степени страшны. Элегантные, обтекаемые, они похожи на продолговатые черепашьи панцири, в которых виднеются эргономические углубления для пилотов и приборные панели. Машин три и все они мерцают, выкрашенные хамелеоновой краской, умеющей подстраиваться под освещение.
— А я? — вдруг жалобно крякает Зерно, даже подпрыгнув на месте.
Девушка, едва не опустив забрало, поворачивается на голос. Смотрит, будто только сейчас заметив, что из штаба-купола они отступили втроём. Её тёмные брови сходятся на переносице, что делает и без того привлекательное лицо ещё краше.
— Ты ещё кто такой? — спрашивает она, а над головами что-то взрывается.
Лёня и Алекс машинально пригибаются, а на лице девушки при этом не дрожит ни один мускул. Наконец Куликов делает шаг вперёд, всё так же тиская в руках несчастную куртку.
— Я с ним! — отчаянно сипит он. — Меня нельзя бросать!
— Хорошо! — На принятие решения у автоматчицы-аэроциклистки уходит не больше секунды. — Жди, тебя заберёт мой человек… — И тут же добавляет в пустоту, связавшись с бойцами через комспат: — Жук, на стоянке гражданский, прихвати. Гарри, сворачиваемся! Уводи «Хирона», и за нами, встреча на стартовой точке! Ну же, чего застыл⁈
Последняя фраза, брошенная злобно и нетерпеливо, обращена уже к Алексу. Тот вздрагивает, бросаясь к аэроциклу, и неловко вползает в нишу-седло. Саквояж мешается, но мим плотно прижимает его к груди, борясь с искушением крепко обхватить девушку за талию и прижаться щекой к бронированной спине.
— Готов? — через плечо интересуется та.
А затем забрало её шлема с шипением запечатывает личину, и автоматчица, не дожидаясь ответа, заводит машину. Активированный аэроцикл вздрагивает и выходит из спящего режима. На полметра поднимается над серым бетоном, разворачивается и, без прелюдий или разгона, ныряет с шестого этажа.
Бельмондо вопит. Громко, бесстыдно, на пределе сил…
Последнее, что он видит, это Зерно, бросившегося к ним с протянутыми руками.
Земля, траншеи, склад стройматериалов и компактно-сложенный подъёмный кран надвигаются, грозя катастрофой. Но через несколько метров транспорт обретает необходимую мощь, и девушка вытягивает его вверх. За кормой остаётся шлейф сухих листьев и промышленного мусора.
Под ногами Алекса гудит двигатель, его вибрация передаётся парню, заставляя зубы стучать. Он напуган, взволнован дальнейшей судьбой Зерна и совершенно потерян в мыслях — что за люди напали на Макса и его бойцов? Почему? Неужели и эти пришли в недостроенное здание неспроста, а за ним, обычным, пусть и высококлассным феромимом?
Аэроцикл несётся над стройплощадкой. Перемахивает через забор так лихо, что Бельмондо чуть не откусывает язык. В лицо бьёт пыльный ветер, глаза слезятся, в груди пустота. Машина минует стройку, проносится над железнодорожными путями, оставляет по правую руку складской терминал, выруливает во двор жилого микрорайона.
Местность Белу незнакомая, пугающая. Редкие прохожие поднимают головы, кто-то ругается на воздушный транспорт, нарушающий все законы надуличного движения. Автоматчица не обращает на скандалистов никакого внимания, выжимая из железного Пегаса всё, на что тот способен.
Вдали, где-то слева, грохочет несколько раз, словно одна за другой взрываются бомбы. Раскатам вторит трескотня, в которой Алекс теперь безошибочно узнаёт автоматные очереди. Сирены — нескончаемый фон последних суток, — снова воют, теперь повсюду, будто окружая.
Парень хочет поговорить. Получить ответы. В конце концов, даже припереть девчонку к стене — ведь если бы та желала ему зла, не стала бы выводить живым. Но аэроцикл — не соратобу, он не предполагает диалога, а потому Бельмондо терпеливо ждёт, стараясь не сблевнуть кофейной желчью. Второй вариант — спрыгнуть на ходу, прямо на газон или детскую площадку. Но падение с пяти-семи метров не входит в планы мима, и он ещё крепче вцепляется в специальные пассажирские поручни.
Проскочив жилмассив, аэроцикл устремляется к роще высотных парковок, похожих на шесть исполинских свечей. Закладывает вираж, ныряя к подножью второй справа, сбрасывает скорость и начинает подниматься по винтовой планер-рампе. Параллельный пандус пуст, никто не попадается навстречу, хотя большинство ячеек занято. Вероятно, сегодня жители Посада решили больше гулять пешком. Либо, что вероятнее, вообще сидят по норам, через инфоспатиум наблюдая за полыхающей слободой.
Скорость машины падает, и Алекс наконец-то кричит, подавшись вперёд:
— Почему не лифт?
Голова в сером тактическом шлеме поворачивается к нему, в матовом забрале Бель видит своё вытянутое отражение. Затем из динамиков доносится голос девушки, мягкий, почти не искажённый начинкой устройства:
— В этих районах электричество могут вырубить в любой момент, — говорит аэроциклистка. — Тебе оно надо, застрять на платформе в тридцати метрах над землёй?..
Алексу это не надо, а потому он покорно сносит спиральный подъём. Этаж за этажом, словно на огромной карусели. У него всё сильнее кружится голова, вестибулярный аппарат готов вот-вот окончательно взбунтоваться, но мим лишь глотает слюну и ждёт, когда пытка подойдёт к финалу.
Финишной точкой путешествия оказывается самая верхняя, открытая всем ветрам площадка стояночной высотки. Пустая, если не считать трёх ржавеющих, не первый год брошенных машин в дальнем углу. Девушка глушит моторы, ещё несколько метров катит по инерции, и лишь затем плавно паркует Пегаса, почти без стука опуская его на прорезиненный бетон эстакадной дорожки.
Ловко выбирается из седла, открывает забрало шлема.
Бельмондо за ней не спешит. Его крутит так, что стоит ступить на твёрдую землю, и он точно упадёт. Однако муть в голове и желудке не мешают ему бросить взгляд за край «свечки», убедившись, что они сместились на север. На несколько километров ближе к реке, то и дело мелькающей среди урбанистических зиккуратов, и к той самой слободе, где творится страшное…
— Прибыли, — с кривой улыбкой информирует его девушка, меняя автоматный магазин и убирая отработанный в специальное отделение подвижного бронекостюма. — Можно перевести дух…
Кружение в голове Алекса постепенно сходит на нет, в глазах почти не двоится.
И тогда он замечает, что крыша безлюдной парковки тоже оборудована под оперативный штаб быстрого развёртывания. Не вся, лишь пятак площадью десять на десять метров. И не такой комфортабельный, конечно, как у долговязого Макса, упокой Иисус-Милосердный его душу… но вполне современный и оснащённый всем необходимым. Например, для шпионажа и координации боевых действий…
Под лёгким маскировочным тентом разместились пять раскладных столов, вдвое больше стульев, короба с терминалами и передвижные ящики, напичканные электроникой, о назначении которой можно только гадать. Во все стороны торчат современные уловители и радары.
Кроме этого, множество устройств заарканены к коммуникациям, соединяющим комплекс с соседними высотками. Несколько окрестных домов ростом чуть ниже паркинга, но большинство нависают, подавляя пятидесятиметровой статью. К россыпям кабелей и растяжек, соединяющих здания кружевом бесформенной паутины, и подключены приборы штаба. Несколько терминальных проводов ведут к блоку бесперебойного питания таких габаритов, что Бель, пожалуй, даже не сдвинет его с места.
— Захочешь почистить желудок, — негромко и с сочувствием говорит девушка, наблюдая за лицом Бельмондо, — биотуалет вон там, возле спускового пандуса. Но лучше перетерпи, ощущения не будут долгими…
Алекс мелко кивает, умоляя себя держаться и не позориться. Дышит глубоко и редко, не глядя за край здания, чтобы избежать новых приступов головокружения.
Потому и замечает, как из дальнего угла крыши, где притаились лифтовые шахты и аварийные лестницы, на серый утренний свет выбирается фигура. Судя по походке, мужчина, но точнее курьер определить не может — дозорный облачён в такой же, как у аэроциклистки, бронекостюм и шлемофон, марку которого мим не знает. Придерживая на груди длиннющую штурмовую винтовку, фигура приветливо машет прибывшим, и лишь после этого удаляется на прежний сторожевой пост.
При воспоминаниях о Максиме у феромима щемит сердце.
Да, тот так и не раскрыл парню свою настоящую личность. Был неизвестно кем. Говорил многим меньше, чем знал. Да и познакомились они считанные часы назад. Но при всей таинственности и недосказанности Макс показался Бельмондо вполне симпатичным человеком, и вот… и вот он мёртв…
Почувствовав, что уже может ходить, Бель неумело выбирается из седла и почти соскальзывает с покатого аэроциклетного панциря. Пару раз приседает, используя саквояж в качестве противовеса, и только тогда позволяет себе посмотреть на юг, откуда они прибыли. И почти не удивляется, заметив в паре километров от парковки, едва различимую среди соседских зданий, серую коробку недостроя, в которой прятался Максим и его люди.
Вероятно, отсюда девчонка и её подчинённые — а в том, что группой командует именно она, сомнений нет, — и следили за вражеским отрядом. И его, Алекса, разглядели тоже отсюда.
Он искоса, стараясь делать это как можно непринуждённее, осматривает оборудование. Армейское, тут к пенетраторам-ищейкам не ходи. Но без маркировок и отличительных знаков. Как и экипировка девчонки, продолжающей изучать его со смесью любопытства и нетерпения. Бель размышляет, что в условиях современной войны и схожей амуниции практически невозможно отличить хороших парней от плохишей, играющих на другой стороне…
— Что вам от меня нужно? — наконец решается он.
Девушка, на ходу стягивая шлем, неспешно шагает под тент. Лениво машет рукой, приглашая следом, и устало падает в одно из раскладных матерчатых кресел. Отстёгивает автомат от системы подвеса, укладывает на колени. Нашивок на её бронекостюме тоже нет, а от бойцов Максима форма отличается лишь наличием электронного камуфляжа. Сейчас мимикрия отключена, позволяя доспехам лаково поблёскивать оригинальным сочно-фиолетовым окрасом.
— И кто вы, мать вашу, вообще такие? — добавляет Бель, тоже входя под маскировочное полотно.
Только сейчас, наконец-то рассмотрев девушку без спешки, лихорадочного бегства и пальбы над ухом, он понимает, до чего же та привлекательна. И даже красива. Настолько, что, находись оба в иной ситуации, парень бы предположил, что его обработали мощными сексуальными экстрактами.
Она определённо старше Бельмондо, но выглядит необычайно свежо и молодо. Тонкий нос чуть вздёрнут, выдавая импульсивность натуры; тёмные, почти чёрные волосы острижены коротко, но элегантно, не до армейского «ежа». Взгляд карих глаз пронзителен и твёрд. Губы сочны настолько, что все предыдущие подружки Алекса вдруг кажутся ему невзрачными колхозницами, на которых и смотреть-то стыдно. А ведь их, подружек, было весьма немало…
А ещё Бель понимает, что уже видел это лицо. Причём совсем недавно.
— Мы — хорошие люди, Алексей, — мягко, с едва различимым упрёком, говорит ему красавица. И тут же поправляется, вероятно, что-то заметив: — Или лучше звать тебя Алексом?
Тот кивает, поражаясь её наблюдательности. Но заставляет себя быть непреклонным:
— Те, в кого вы стреляли… те, кого жёг огнём и оплёвывал пеной ваш бот-паук… — Парень ставит саквояж на участок стола, освобождённый от армейских терминалов. — Те, кто остался лежать во-он в том недостроенном офис-центре… знаешь, они говорили мне то же самое.
— Тебе врали, — совершенно серьёзно и спокойно выносит вердикт аэроциклистка, забирая со стола флягу и присасываясь к горлышку. Жадно напившись, она изгибает бровь и оценивающе осматривает примолкшего феромима: — Знаешь, Алекс, вы — «пахучки», отличные лжецы. Прирождённые, я бы сказала. Но вы совсем не умеете распознавать ложь в других…