Арлекин снимает маску

Глава 8 Свободное падение (часть 2)

Мародёр мгновение смотрит в глаза строптивца. Будто взвешивая шансы в забрезжившей схватке. Но Кожа вдруг щёлкает пальцами, и налётчик мигом теряет к парню всякий интерес.

— А ведь я тебя знаю, земеля, — прищурившись, говорит Кожедуб, по всей видимости, командующий рейдом.

Входит под тент, отчего ткань смешно опутывает его голову. Он чертыхается, отбиваясь от маскировочной сетки, срывает полотно с ближайших растяжек. Только после этого подбирает сигареты Гарри, оставленные на столе, и непринуждённо закуривает. Морщится, читает марку и состав, после чего брезгливо отбрасывает едва прикуренную сигарету.

— Ты Дубинина грохнул, верно, земеля?

— Вы, мать вашу, издеваетесь? — сквозь закипающую злость рычит Бельмондо, прижимая саквояж к груди.

Собирается добавить ещё что-то хлёсткое, обидное, пусть даже способное спровоцировать драку. Лишь бы не стоять столбом, наблюдая, как воздушные пираты грабят базу майора КФБ. Но не успевает, потому что справа приближается ещё один мужчина — высокий, но более плечистый, чем Кожедуб.

— А что, если это точно он? — наполовину подтверждает, наполовину вопрошает подошедший. Кивает сам себе. — Зуб даю, это Бельмондо. Ты Бельмондо, братишка?

Голова его тоже выбрита, а под кожу имплантировано несколько тончайших сенсорных экранов. От этого бледная лысина напоминает полупрозрачный шар, под матовой мембраной которого живут разноцветные огоньки и рыбки. Он одет в длинный плащ с пелериной старинного покроя, при этом усовершенствованный так, чтобы не мешало носить сбрую для езды по тросам.

— Нет! — сплёвывает Алекс, опьянённый злостью. — Я президент Шахматного Клуба!

— Что, если, — важно и доверительно сообщает мужик с мембраной под лысиной.

Щипает себя за мочку уха, этим миролюбивым жестом окончательно поразив феромима.

— Чего? — Бель таращит глаза, ощущая, что реальность стремительно уплывает, словно под воздействием наркотиков.

— Что-Если, — чуть более старательно и неспешно повторяет здоровяк справа. — Зовут меня так. А ты, братишка, всё-таки Бельмондо.

— Не вьюжи, земеля, — Кожа возвращается в беседу, вынимая из нагрудного кармана собственные сигареты и прикуривая. До Алекса долетает сладковатый аромат таббабинола. — Знаем мы всё о судьбинушке твоей нелёгкой. Помочь хотим, ага, чесслово!

— С какого ещё перепуга⁈

Алекс оборачивается к Куликову, только сейчас обнаружив, что зуммер стоит в том же месте и той же позе, в какой парнишку застало нападение на федералов. Колени его подрагивают, выдавая готовность Лёни в любой момент рухнуть без сил.

— Вы напали на агентов КФБ в попытке мне помочь⁈

Курьер издаёт звук, который только с очень большой натяжкой можно назвать смешком, но Кожа и Что-Если улыбаются, будто услышали добротную шутку. Пятеро остальных мародёров продолжают потрошить аэроцикл, бота-кентавра и армейские ящики без маркировки.

— Ну, земеля, — смущённо говорит Кожедуб, потирая кончик носа отворотом перчатки с обрезанными пальцами, — я бы на твоём месте в этом так уверен не был.

— Что, если мутные они, братишка? — вторит ему плечистый с цветными мембранами в голове.

— Это ещё почему я им не должен верить? — спрашивает Алекс.

Он перебирает в памяти примеры наиболее абсурдных диалогов в истории мирового кинематографа. И уже начинает полагать, что этот бы занял почётное высшее место…

— Да потому что вообще нельзя никому верить, кто на службе государевой… — обиженно, будто вынужденный объяснять очевидное, отвечает Кожа. — В общем, земеля, смотри, каков расклад: мы закончим минут через пять. Захочешь, заберём с собой. Не захочешь, ждёт тебя дорога в казённый дом. Наглухо.

— Ха! — всё ещё сотрясаясь от страха и гнева, выплёвывает Бельмондо. — С чего вы взяли, что всё знаете? И вообще, что вы сделали с Жуком и… другим «кофейником» вы что сделали⁈ Убили? Может, это ты, Кожа, путаешь чего, и казённый дом не меня ждёт? И статья расстрельная, а⁈

Зерно трёт лицо, как если бы его только что разбудили. Тянется к пачке, и Бель только теперь осознаёт, что его друг — завзятый курильщик, — уже часов десять не притрагивался к сигаретам. Трясущимися руками пиксельхантер достаёт одну, прикуривает и жадно, в несколько затяжек, приканчивает, тут же запалив следующую. Кожа и Что-Если, одобрительно покивав, переглядываются между собой.

— Нет, земеля, — наконец отвечает Алексу Кожедуб, — не убили. Вон, видишь на бедре у Ланса? Это портативная СВЧ-пушка. Модель для спецов, в «Пересвете» разработали, но мы внесли в неё некоторые модификации… Пощёчина частотой в сотню гигагерц: бамс! Вода, содержащаяся в коже этого бедолаги, — он лениво кивает на связанного Гарри, — нагрелась… почти вскипела, если хочешь. И, как ты сам мог видеть, ему внезапно сделалось не до пальбы по нам, ага…

— Что, если бы и вскипела? — равнодушно вторит ему напарник. — Второго вырубили липким газом, это уже целиком наша разработка… В общем, Бельмондо, время тикает… Хочешь, оставайся, потолкуешь со своими приятелями наедине. С пристрастием, если духа хватит. Тогда, может, и поймёшь, что творится вокруг…

— А что творится вокруг? — неожиданно спрашивает Зерно, добивая вторую сигарету.

Кожа отвечает одним словом, старинным, не исконно-русским, которым однако же на Руси уже много лет характеризуют всеобщий хаос, бардак и крушение надежд. Что-Если хмыкает, аквариумы в его башке меняют цвет. К нему подходит ещё один мародёр — тот самый Ланс, на боку которого висит нелетальное высокочастотное ружьё.

— Мы почти закончили, — отчитывается тот, окатив мима коротким взглядом. — Бота берём? Почти целый…

— А что, если не унесём? — отвечает Что-Если. — Отстегни заднюю левую лапу, я помню, Мазутный просил… И блок управления возьми, если не поцарапан. Всё, братья, пора отступать.

Налётчики слаженно кивают, отходят к краю крыши. Их сумки и рюкзаки определённо потяжелели, на лицах видны улыбки. Алекс смотрит на них — обветренных, загорелых, усыпанных татухами, пирсингом и другими видами украшений, — и не верит глазам.

— Вы же себе приговор подписываете, — бормочет он, качая головой.

— Слушай, земеля… — В голосе Кожи усталость и нотки раздражения. — А с чего ты вообще взял, что это федералы, а?

— Я видел значок, — отвечает Бельмондо, совершенно предательски не чувствуя в своих словах должной силы. Сумка в руках кажется тяжеленной, килограммов под сто. — Майора КФБ, вам такого хватит?

— А что, если у этих парней значков нет? — с усмешкой интересуется Что-Если, уже прилаживая ремни и подвижные блоки на одну из металлизированных растяжек, убегающих с крыши паркинга.

— А что, если они под прикрытием? — в тон ему отвечает Бель, не удержавшись от желчной шпильки.

Смотрит, как недовольно вытягивается лицо плечистого мародёра, и внезапно испытывает приступ стыда. Мужчина с цветными мембранами хмурится, отворачивается и продолжает пристёгивать себя к тросу.

— Мы это обязательно выясним, — вдруг обещает Кожедуб, выбрасывая окурок за край крыши. — Пенетратор у нас есть, причём толковый. Технику вскроем и всё поймём. Если нахамили, вернём в целости и с извинениями… Ну так что, земеля, вы идёте?

И замирает, глядя то на Алекса, то на зуммера.

— Нет, — отвечает Бельмондо, переживая странное чувство — будто падает в пропасть.

— Зря, земеля, — с неподдельной грустью вздыхает Кожа. Защёлкивает страховочный карабин на одном из канатов, и вдруг оборачивается, возмущённый и словно взъерошенный: — Ты что, дурень, думаешь, ты на этой крыше первый гость⁈ Тут, чтоб ты знал, вчера вечером и скинов хватало! Много, разных… ага?

Алекс глотает комок, пытаясь представить, что радикальным националистам могло понадобиться в ставке агентов КФБ. И почему, в таком случае, на бетоне нет кровавых разводов? Он на 200% убеждён, что мужик с чубом-косичкой врёт ему в лицо, и лишь не понимает, зачем…

— Петруха, подай! — тем временем командует Кожа, и один из мародёров что-то ему бросает.

Уже когда предмет ложится в ладонь долговязого, Бель узнаёт его. И почти не удивляется, когда Кожедуб демонстративно раскрывает перед лицом знаменитый «скребок», гордость и отличительный знак любого бритоголового.

— Вон у того нашли, — терпеливо поясняет воздушный пират, оглядываясь на Гарри. При этом не прекращая крепить нательный подвес на ещё один трос двумя шагами левее напарника. — Держи, себе оставишь…

Складывает нож и перебрасывает его Алексу.

Сперва тому кажется, что рука не послушается и сейчас он уронит и нож, и саквояж, оконфузившись под унизительный хохот мародёров… но пальцы смыкаются на холодной костяной рукояти. Теперь сомнений нет — это именно «скребок». Столь же однозначный символ принадлежности, как катана самурая, митра священнослужителя или жестяная звезда шерифа из вестернов…

— Это ещё ничего не доказывает, — сипит Бельмондо, разглядывая оружие. Мелькает мысль — сколько невинных было убито или изуродовано этим клинком? — Это может быть трофей! Не задумывался?

Однако, уже спросив Кожу, он и сам не очень-то верит. Червь сомнений, выбравшийся из костяной рукояти, успел проникнуть под его смуглую кожу, забурился во взбаламученную душу и теперь подтачивает уверенность мима, грозя нарастающей паникой.

— Последний шанс, земеля, — напоминает ему Кожедуб, перехватывая нерешительность молодого человека с той же лёгкостью, с какой тот читает пульс и настроение своих богатых клиентов. — Тут тебе оставаться опасно, ты же самого Дубинина… в общем, даже если ты не со зла…

Куликов вдруг шагает вперёд. Так порывисто и резко, что Алекс почти роняет нож. Смешно привставая на носках, зуммер подходит к краю, где налётчики готовы к отступлению и лишь ожидают сигнала старших напарников.

— Вы доставите меня домой? — вдруг спрашивает Лёня, и Бель едва сдерживает стон.

— Доставим, — негромко отвечает ему Кожа, обменявшись с Что-Если короткими взглядами. — Но не сразу, ты уж пойми, земеля, дела имеются…

Тогда пиксельхантер оборачивается к другу и говорит так просто, будто просит закурить:

— Я уйду с ними, Алекс…

— Ты с ума сошёл, Ленька… — шепчет в ответ тот. — Ты хоть понимаешь, чем это чревато?

— Понимаю, — вздыхает Куликов, осматривая крышу: двух неподвижных, лишённых сознания бойцов; разобранного «Хирона»; выпотрошенный аэроцикл и разграбленный тент. — Но больше удачу испытывать не желаю, ты уж прости…

— Причём тут?.. — начинает было Бельмондо, но зуммер вскидывает тощую руку, в которой снова зажата прикуренная сигарета.

— Это, Алекс, софистика, — поясняет он. — Что вообще считать удачей? Когда тебя бросает в самое пекло, ты проклинаешь судьбу и думаешь, что тебе чертовски не повезло. Но когда возвращаешься из пекла живым, хех, то благодаришь судьбу и свято уверен, что удача на твоей стороне. Я соскакиваю, Алекс. Пока не поздно. Если «кофейникам» будет нужно меня отыскать, они это сделают, но все эти гонки и перестрелки…

Лёня резко обрывает фразу, дальнейшее ясно и без слов.

Плечи Бела поникают, и он машинально убирает нацистский нож в карман пальто. Парень прекрасно понимает, что от нескольких дальнейших секунд зависит — ни много, ни мало, — его жизнь, и…

— Ладно, я с вами, — лепечет курьер, перехватывая тяжеленный саквояж. Бормочет под нос, отчасти даже надеясь, что его расслышат: — Ублюдки-воздухоплаватели! Нашлись мне тут корсары Ново-Николаевского неба, и чего не сиделось… Куда цепляться?

И пока Кожа с улыбкой прилаживает на него подвес, чеканит со всей возможной строгостью:

— Потом, Ленечка, сукин ты сын, не говори, что я не предупреждал…

Мим невольно втягивает исходящие от пирата запахи таббабинола, смазки, пота и искусственной кожи. А ещё нечто сладковато-мускусное, не совсем приличное, замешанное на бесстрашии, пропотевшем белье, ощущении собственного превосходства, оружейном масле, азарте и тестостероне. Нечто, наставником Три-Поллитры именуемое «нимбом дикаря», презревшего коварные дары цивилизации, а значит, почти невосприимчивого к феровзлому…

Бель добавляет, повернувшись к Кожедубу:

— Хоть мне это очень не нравится, но меня вы домой тоже доставите.

— Без проблем, земеля…

— А что, если ты добавишь «пожалуйста»? — усмехается за его спиной Что-Если.

Но Алекс лишь стискивает зубы и молчит, ожидая конца процедуры.

Его обвязывают, подстёгивают и опутывают. Причём делают это так небрежно и умело, что Бель почти не испытывает ужаса перед предстоящим полётом. Теперь он смотрит на паутину растяжек меж высотных зданий совсем другими глазами. Теперь он понимает, что и за её кружевом стоит причина. Точнее, несколько причин — Кожа, Что-Если и подчинённые им налётчики.

Подвернув полы Алексовского пальто, Кожедуб продевает шнурок в ручку саквояжа, привешивая, чтобы не мешал. Бельмондо терпит, покорно поднимает то одну руку, то другую, и с ужасом раздумывает, что произойдёт, если транспорт КФБ вкатится на крышу парковки именно сейчас…

— Готово, земеля… — сообщает ему Кожа.

Отступает на шаг, любуясь работой. Боковым зрением Бельмондо видит, как подручные долговязого пристегнули к тросам и зуммера. Зерно бледен, его качает, но он полон решимости прямо сейчас и прямо таким способом покинуть общество оглушённых федералов.

Кожедуб, порывшись в курточном кармане, извлекает мягкую компактную гарнитуру, и мим только сейчас обращает внимание, что все рейдеры носят наушники, имплантаты и ларингофоны, подключённые к примитивному подобию армейского комспата. Он натягивает предложенную гарнитуру, синхронизируя с собственным динамиком в голове и заметив, что тем же занят и Куликов.

— Слышно меня? — раздаётся за ухом голос Кожи. Парень кивает. — Ну, всё! Аркан не раскачивать, к тросу не прикасаться, если пальцев лишних нет. Этот клапан позволит сбросить скорость, но его не дёргай, я за тобой лично присмотрю. Кнопку видишь? Это мотор, если угол трассы слишком мал и начинаешь останавливаться… Нажимай мягко, чтоб не ебалоздило, он сам нужный разгон задаст. Вещей вниз не швырять, хотя если захочешь сблевнуть, это не запрещено. Постарайся не отрубиться, иначе на том конце можно и зубами затормозить…

Он помогает феромиму вскарабкаться на широкий выщербленный парапет, за которым раскинулась бездна утреннего города. В лицо бьёт холодный ветер, тучи кажутся близкими, как никогда.

— И ещё, земеля: чур, не орать, а то отключу от общего канала. — И добавляет уже остальным: — Петруха, забирай своих соколов, и на базу. Вернёмся ещё до темноты, так что не расслабляться там! Остальные со мной… Ну, с Богом, пташки вы мои перелётные!

И не успевает Алекс спросить, чего ещё можно и чего нельзя делать в полёте, его мягко, но решительно сталкивают с крыши. Сердце замирает, ударившись о рёбра и, кажется, впятеро увеличившись в размере. Мочевой пузырь едва не расслабляется, уши закладывает, и Бельмондо чудом удерживается от дичайшего вопля.

Он падает.

Прямо на улицы родного Посада, на машины, людей, бродячих животных, мусор, общественный транспорт, полицейских и рекламные щиты. Уже в следующее мгновение упругая сила подхватывает его, ремни врезаются в пах и подмышки, и молодой человек скользит, набирая скорость. Скользит в сторону от паркинга, чуть вниз, едва закручиваясь против часовой стрелки, не веря себе от ошеломляюще-сладкого страха.

— Земеля, хватит подвывать! — негромко, не в общем эфире, а на личной волне, просит его Кожа. Алекс понимает, что уже несколько секунд беспрерывно стонет сквозь стиснутые зубы. — У меня дочурка по трассам в четыре шагать начала, а ты — взрослый мужик, возьми себя в руки…

Бель закрывает глаза, но так становится лишь хуже.

Впрочем, мир уже не столь рьяно раскачивается вокруг, да и скорость падения-скольжения по размышлению выглядит не такой уж сумасшедшей. С опаской задрав голову, мим замечает на тросе тормозную систему и прочные проводки, убегающие за спину, где в паре метров от него катится Кожедуб.

Его напарник Что-Если в это время страхует Зерно, скользя параллельным курсом. Зуммер сжался в комок, совершенно неподвижен, лишь чуть подворачивается вокруг своей оси, и только губы раз за разом повторяют непрерывное: «Господигосподигосподи…».

— Наверное, Бельмондо, ты сейчас терзаешься вопросом, кто мы вообще такие? — спрашивает Кожа, по-прежнему сохраняя приватность диалога.

Вероятнее всего, таким образом он пытается отвлечь феромима от непростых переживаний первого перемещения на растяжках. Чтобы, например, не закричал или не запаниковал, ненароком расстегнув карабин и шмякнувшись на асфальт с высоты в четыре десятка метров. И пусть озвученный вопрос действительно мучает «пахучку», сейчас он — далеко не самый приоритетный. Куда важнее тому кажется не сорваться в бездну и в целости добраться до крыши жилого дома, плавно надвигающегося навстречу.

— Ну, и кто же вы такие? — шумно дыша, выдавливает Алекс.

— Мы называем себя хирундо, — охотно откликается долговязый, чувствующий себя на подвесе также комфортно, как сам Бель — в кресле перед слайдексом. — Это от латинского слова «ласточка», если тебе интересно. Обывателям же привычнее называть нас «перелётными» или даже «аэропанками».

— Панки? — переспрашивает Бельмондо, стараясь не задерживать дыхание. — Значит, вы плюёте на устои общества и государственности?

Кожа тихо смеётся, будто Алекс сказал что-то забавное.

— Почти, земеля, почти… но сам термин претерпел трансформацию, как и многие понятия прошлого века… Понимаешь в чём дело: это раньше философия свободы от рабских оков правительства и искусственных общественных норм была прикована к улицам и подземке. А что нынче твои улицы? Мёртвые ущелья. Пересохшие русла рек, по которым бежит жидкая кровь Посадов. Нет там больше ничего интересного, зараза одна, испарения, смог. Бездомные, что на нижних ярусах обитают, через пару лет бродяжничества уже лёгкие выблёвывают и кровью ссут.

Кожа на лице Алекса болезненно натягивается, от ветра сушит губы, уже растрескавшиеся. При этом парень не испытывает холода. Весь его организм работает на пределе сил, и горячая лава в буквальном смысле слова пульсирует в висках.

Он необычайно рад, что ему выдали гарнитуру — вести беседу обычным способом на таком ветру невозможно, а в полной тишине было бы стократ страшнее.

— Нет, земеля, нам нужны только небеса, только воздух… — продолжает Кожедуб.

Крыша соседнего здания медленно приближается, и Бель лишь сейчас понимает, что к ней стремятся только шесть фигур — они с Зерном, да четверо хирундо. Остальные, отягощённые добычей, укатывают направо, на восток, уже едва заметные на фоне зеркальной облицовки высотных домов.

— … Забыл человечек, что такое — к небу стремиться… Нет, конечно, летает он высоко, над самой планетой, и на другие уже шагнуть успел. Да только всё это фикция, самообман. Основное стадо при этом носа из смарткомов не вынимает, плевать ему на достижения космонавтики. У нас же, земеля, резоны иные… Так, прервёмся ненадолго…

Алекс чувствует, что его притормаживают. Крыша, где закреплены пунктиры небесных трасс, надвигается, заслоняя всё вокруг. Ему советуют подтянуть ноги и приготовиться последние метры пробежать по бетону. Так он и делает, ещё не до конца уверовав, что пережил отступление с вершины паркинга.